Громадные средства идут на роскошь

История быстрого восхождения  к вершинам церковной и государственной власти патриарха Никона и   еще более стремительного падения  святейшего владыки  с  этой   высоты   выделяется   даже среди водоворота   событий   бурного   и   стремительного XVII века. Иногда полунасмешливо, полусерьезно Никона  называют  „русским  папой”.  Насмешливо потому, что Никон не достиг того беспредельного владычества, которым обладал глава римско – католической церкви. Всерьез же сравнивают русского патриарха  с  римским   папой   потому,  что  Никон решительно и упорно стремился  к безраздельной власти,   и   были,   были   в  середине  того  тревожного   века   годы,  когда на Москве  казалось, что вчерашний новгородский владыка, а недавно еще безвестный соловецкий чернец, достиг своей цели. В документах тех лет можно встретить не только традиционную формулу. „Царь указал, а бояре приговорили”, но и такое: „Патриарх указал, а бояре приговорили…”

Никон активно вмешивается даже во внешнюю политику, вход войны со Швецией, в освободительную борьбу украинского народа, во все внутренние землетрясения и дела государства. Нижегородского мужика   официально   именуют   „великим   государем”  –  так же, как и царя. В традиционном церковном действе, называвшемся „шествием на осляти”, на коне   „осляти”  на Москве не водились   ехал единственный в этой грандиозной процессии всадник  –  патриарх. Коня под уздцы вел царь. Обряд всенародно показывал, что царь  –  лишь слуга патриарха,   да  и сам  Алексей Михайлович,  подергивая золоченые  поводья, должен  был проникаться той же мыслью. Никону проникаться ею было не нужно – в том, что „священство превыше царства”, он был убежден.

Невиданные доселе средства расходуются на патриаршие монастыри  –  разом три, как ни до Никона, ни после него уже не ставил ни один патриарх. В сказочном великолепии вырастает под Москвой “Новый Иерусалим”. Патриарх не жалеет ни рабочей силы, ни звонкой монеты. Громадные средства несчетно идут на роскошь патриаршего двора. Но еще больше поступает в патриаршую казну доходов. С вотчин и торгов, соляных варниц и лесопилок, с огородов, садов и пашен, с десятков тысяч подневольных, закрепощенных церковью крестьянских душ, в виде ростовщических процентов и арендной платы, множества разных сборов, поборов, налогов, мыт и пошлин. Не по дням, а по часам росли богатства честолюбивого седьмого русского патриарха.

Не по дням, а по часам росла его власть. И все рухнуло. Казалось бы, вдруг, случайно, в одночасье, по строптивости нрава, по непомерному властолюбию. И вот уже недавний „великий государь” в грубом подряснике с чужого плеча катит в лыковом возке под крепким караулом в дальний Ферапонтов монастырь. Кто – то, сжалившись, кинул ему в возок шубу…