Решающий аргумент Иосиф приберег для заключения: если монастыри будут лишены сел и крестьян, если у них не будет „стяжаний”, против которых выступают некоторые „несмысленые”, то в монастыри перестанут постригаться бояре, перестанут постригаться знатные люди. Если они перестанут постригаться, то откуда церковь и государство! возьмут епископов, архиереев, игуменов? Монастыри наполнятся только черным людом, холопами. Аргумент был неожиданным, и возразить на него было нечего. Нарисованная игуменом картина возможной демократизации церкви страшила всех.
Суровые заволжские постники, скрепя сердце, тоже признали правоту нелюбимого Осифа. Окончательно помрачнев от этого, они бережно оборачивали в холстинки и рогожки десятки дорогих фолиантов, укладывали их в дорожные короба. Поучения религиозных авторитетов оказались не к месту.
Осифляне с неуловимой „монастырской” улыбочкой размашисто, большим крестом благословляли братьев в дальний путь по северным лесам и волокам, так сказать, „во своя вси”…
Старцы с иноческим послушанием склонялись, принимали благословение. И все чувствовали, что дело осталось нерешенным, что смиренно торжествующий – скромнее скромного в ветхой своей ряске – волоцкий игумен и смиренный старец Нил, в ряске столь же ветхой и вдобавок залатанной, готовятся к новой борьбе и что борьба эта не за горами. Победа Иосифа на соборе была скорее блестящей, чем прочной. Государственные интересы требовали иного решения вопроса о землях.
Нестяжатели не понесут свои книги в монастырские ризницы, не сдадут их отцу – хранителю в книжную палату Кириллова монастыря. Дни и ночи, прервав молитвы, будут они вновь и вновь вчитываться в тексты множества „Деяний”, „Посланий”, „Слов” и „Поучений”, капать свечным воском на широкие поля листов – отмечать нужное, переписывать его „на пользу братии”, туда, где нет такой книги. Борьба продолжалась.
В литературе прошлого можно встретить резкое противопоставление осифлян и нестяжателей.
На деле разница между ними не была столь велика. Ни те, ни другие нимало не сомневались в принципиальной необходимости крепостничества, не ставили под сомнение социальные основы феодального общества. 8 этом противники были едины. И те и другие равно стремились укрепить авторитет церкви, идеологическую силу монашества, его влияние на государственные дела, на общественную и частную жизнь всего населения. И те и другие ополчались против низкой нравственности монашества, которая становилась особенно заметной на фоне единиц, строжайше соблюдавших монашеские обеты, хотя и тех и других „греховность” иночества мало смущала. Тревожила их скорее утрата религиозных авторитетов и того идеологического стержня, на который опиралось церковное влияние.
И Нил Сорский и Иосиф Волоцкий одинаково ввели в своих обителях строгие уставы Иосиф весьма одобрял порядки Кириллова монастыря, запрещавшие личную собственность братии. Собственность монастыря – другое дело, ею распоряжается монастырь. Наконец, и среди части нестяжателей существовала мысль, что монастыри могут владеть землями и распоряжаться крещеной собственностью. Нужно лишь, чтобы монастырскими селами управляли не сами монахи, а наемные управители.
Наконец, оба течения одинаково опираются на священное писание, сочинения отцов церкви и т.д.
При всем различии позиций это была их единая идейная база, к ней они относились со священным трепетом. И это не позволяло им вырваться из узкого круга религиозных представлений.