Сорок самых важных архиереев и настоятелей главнейших монастырей сидели в напряженном ожидании. Из многих, кто съехался на церковный собор 1580 года, именно этим сорока царь указал быть до общего, соборного заседания. Что это, честь или?..
Они хорошо знали и жестокость царя, и большую начитанность его в священном писании, знание преданий церкви. Страшным намеком тревожило собранных иереев это их число – сорок. Случайно ли? Царь Иван был не только жесток, он был умен, по – жестокому остроумен, умел и любил придать привычной символике трагический и кровавый смысл. Ровно сорок было севастийских мучеников за веру, чтимых православной церковью. Все они были, по церковным преданиям, утоплены. Сподобиться мученических венцов, „иже во Севастии”, присутствующие не желали. И мысль эту гнали от себя.
Царь начал стремительно, без предисловий. Речь его была импровизацией, страстной и короткой, но, как всегда бывало у Грозного, импровизацией, хорошо подготовленной. За каждым словом стояло характерное явление церковной действительности, ряд фактов типичных и неопровержимых. Сила обвинений и гнев царя нарастали с каждой фразой.
„Дворянство и народ, – начал он, – вопиет к нам со своими жалобами, что вы для поддержания своей иерархии присвоили себе все сокровища страны, торгуете всякого рода товарами, налагаете и берете мыта с проезжих всякого звания людей. Пользуясь привилегиями, вы не платите нашему престолу ни пошлин, ни военных издержек; застращали робкую совесть благороднейшего, лучшего и полезнейшего класса наших подданных и захватили себе в собственность третью часть, как оказывается, городов, посадов и деревень нашего государства вашею хитростью, волшебством и знахарством. Вы покупаете и продаете души нашего народа. Вы ведете жизнь самую праздную, утопаете в удовольствиях и наслаждениях, дозволяете себе ужасные грехи, вымогательства, взяточничество и непомерные росты. Ваша жизнь изобилует кровавыми и вопиющими грехами: грабительством, обжорством, праздностью, содомским грехом. Вы хуже, гораздо хуже скотов. Ваши молитвы не могут быть полезны ни мне, ни моему народу!..”
Прервем здесь речь Грозного. Чем больше распалялся царь, тем больше успокаивались собранные им иерархи – Пусть гневен, пусть грозен, да кому же, не известно, что все сказанное им справедливо, что в массе своей монашество, как нельзя лучше соответствует словам царя? А раз так, то какой смысл искать виновного среди присутствующих? Кто лично может отвечать за систему в целом? Она веками складывалась так и никоим образом не могла сложиться иначе.