Духовенство с XVIII века в иерархическом смысле встало в шеренгу с государственными чиновниками, бюрократией. Введенная Петром I и действовавшая до Октября 1917 года “Табель о рангах” распространялась не только на военные и гражданские, но и на духовные чины. К 1917 году церковная иерархия приобрела для черного духовенства такой вид; митрополит и архиепископ относились к первым двум классам табели с титулом „высокопреосвященство”. Первый приравнивался к государственному канцлеру, второй – к полному генералу в гражданской службе – действительный тайный советник. Ниже шел епископ. Он считался „особой третьего класса”, приравниваясь к генерал – лейтенанту или тайному советнику в гражданской службе. Настоятели монастырей в сане архимандрита соответствовали генерал – майорам действительные статские советники, а игумены – полковникам или статским советникам. Титуловали же их одинаково: высокопреподобие. Еще ниже по табели шло духовенство белое. Последним, четырнадцатым классом шел, приравненный к прапорщику, дьякон. Это – то же, что коллежский регистратор в гражданской службе. Титула он не имел.
В 1701 году восстановлен Монастырский приказ, который пытается разобраться в запутанном монастырском хозяйстве. В канун 1702 года Петр изъял из ведения монастырей распоряжение их вотчинными доходами, не преминув отметить в указе, что „монахи чужие труды поедают”. В монастырях, как в государственных учреждениях, вводится штатное расписание монашествующих и казенное жалованье – оклад. На штатного „брата” взамен утраченных монастырем доходов выдавалось по 10 рублей деньгами и 10 четвертей хлеба в год. Указом 1705 года денежное довольствие было сокращено вдвое. Еще через 10 лет указано на освобождающиеся штатные места помещать неимущих солдат, отставленных от службы по ранениям. В монастыри полагалось помещать и душевнобольных, и, наконец, административно ссылать „упорствующих в расколе” старообрядцев для „исправления и наставления в истинной вере”.
В 1720 году ряд мелких монастырей был попросту закрыт.
В 1724 году Синод уточняет и расширяет указ 1715 года: на каждых двух – трех монахов помещать одного инвалида или больного – в зависимости от того, „какие трудные болезни”. Лишних монахов использовать в сельском хозяйстве, „дабы опять та же мысль об искоренении тунеядства сами себе хлеб промышляли”. Петровские указы могут показаться крутыми. Они, действительно, не имели подобия в истории русской церкви. Но, все же, это не те указы, которые, по словам Пушкина, кажутся написанными кнутом. Если вспомнить громадное количество податей, подворных и подушных окладов, оброков и налогов, прямых и косвенных, пошлин, сборов и поборов экстренных и сверхокпадных на армию, на флот, на мануфактуры и на горное дело, на учреждения науки и культуры, на просвещение и дороги, на новую столицу Петербург, то вся их тягота легла на плечи крестьянства и в их числе на крестьян монастырских, которых с учреждением Синода вновь вернули в ведение святых отцов. Если вспомнить все это, то меры, принятые в отношении монастырей, обретут свой истинный масштаб.