Один из самых знаменитых Домашних кружков XIX века был организован медиумом Д,Д.Хоумом для Роберта и Элизабет Барретт Браунинг. Сеанс спиритизма убедил Элизабет в его неподдельности и одновременно подтолкнул и вдохновил утвердившегося в своем неверии Роберта к написанию поэмы, высмеивающей такие “посиделки”.
В 1855 году Хоум, который в то время жил в Коннектикуте, получил сообщение от духов, что для поправки здоровья ему следует переехать в Англию. Там Хоум сначала остановился у спирита по фамилии Кокс, а потом переселился к мистеру Джону С.Раймеру, богатому юристу.
Супруги Раймеры жили в Илинге – районе Лондона, считавшемся не самым фешенебельным, и поэтому столичный бомонд посчитал, что принимать там гостя, которого Элизабет Браунинг назвала самым интересным человеком Англии того года, было не самым верным шагом. Хоум провел для Раймеров несколько сеансов, в ходе которых позволил им связаться с сыном Уотом, умершим тремя годами ранее.
Перед одним из сеансов, на котором присутствовала и Браунинг, Хоум, находясь среди гостей, елейно ластился к Раймерам, целуя их и называя “папой” и “мамой”. Браунинг нашла медиума “женоподобным”. Четырнадцать гостей уселись вокруг большого стола в темной комнате, освещенной только масляной лампой, стоявшей в центре. Раймер призвал присутствующих держать себя в рамках приличий (впрочем, это предупреждение адресовалось, главным образом, Роберту Браунингу).
Стол начал вибрировать и наклоняться. Послышались стуки, которые, как сообщил Хоум, означали, что малыш Уот Раймер вступил в контакт со скорбящими родителями. После непродолжительного “разговора” дух сына исчез, все проявления его присутствия прекратились. Хоум попросил пятерых из числа присутствовавших гостей покинуть комнату, где проходил сеанс, поскольку те якобы мешали духу. Кружок сузился, возобновились постукивания и покачивания стола. Последнее обстоятельство, кстати говоря, угрожало равновесию масляной лампы, однако та не меняла своего положения, словно была приклеена. Дух сына вновь прикоснулся к Раймерам, потом Элизабет Браунинг почувствовала, что ее платье поднимается, как если бы невидимая рука подталкивала его снизу вверх. Она огляделась по сторонам и удостоверилась, что руки всех гостей находятся на столе.
Потом с помощью постукиваний дух предложил поиграть на аккордеоне и выбрал для этого именно Браунинг. Лампу погасили совсем, и комната лишь слегка освещалась лунным светом, пробивающимся сквозь муслиновые занавески. Элизабет отметила для себя, что можно было как-то различать предметы на фоне окна, но не на столе. Через короткое время на другом конце стола от Браунинг появилась призрачная рука, одетая в материю, напоминавшую муслин. Она начала совершать различные движения, не отрываясь, однако, от края стола. Затем появилась другая рука, намного больше первой. Она начала подталкивать венок из домоноса к Элизабет, сидевшей рядом с Хоумом. В конце концов, рука взяла венок и водрузила его на голову Браунинг, а затем, по ее просьбе, передала его под столом ее мужу Роберту.
Роберт почувствовал несколько прикосновений к коленям и рукам и попросил, в свою очередь, позволения прикоснуться к руке духа. Тот сначала согласился, но потом отказался. Затем Хоум опустил аккордеон под стол. Он держал его одной рукой, пока духи наигрывали несколько мелодий. Появилась еще одна рука, также расположенная близко к краю стола. Некоторое время участники сеанса старались определить имя духа с помощью алфавитного постукивания, и в конце концов Хоум предположил, что это, видимо, какой-то родственник Элизабет. Эта версия не нашла какого-либо правдоподобного подтверждения.
Наконец, Хоум вошел в состояние транса и начал разговаривать с Раймерами, произнося фразы с детскими интонациями, характерными для их сына Уота. Через некоторое время Хоум умолк, и сеанс на этом прекратился.
Элизабет пришла к выводу, что Хоум – совершенно потрясающий медиум. В письме к сестре Генриетте она написала, что руки духов были весьма красивыми. Что же касается Роберта, то он не только остался при своем мнении, но и посчитал весь сеанс неуклюжим представлением, не делающим чести, даже посредственному медиуму. Он заявил, что более чем свободное одеяние Хоума могло скрывать под собой пружины и трубки, обеспечивавшие выполнение тех эффектов, которые наблюдались во время сеанса, и что всего этого можно было достигнуть простой ловкостью рук.
Роберт Браунинг проникся таким отвращением к Хоуму, что использовал его в качестве прототипа для своей поэмы “Мистер Сладж, медиум” (Mr. Sludge, the Medium) (“sludge” по-английски, означает “слякоть, грязь, осадок”), написанной в 1864 году. Две тысячи строк поэмы едко высмеивали всех медиумов вообще, но особенно ядовитым нападкам подвергался Хоум, которого Браунинг публично назвал “Дангболл” (что можно перевести примерно как “Дерьмовый шар” – обыгрывается второе имя Хоума ”Данглас”). Другие эпитеты, использованные Робертом по адресу Хоума, были такие, как “лизоблюд”, “мошенник”, “пиявка”, “хвастун” и “горький пьяница”.
Несогласие по поводу спиритизма в целом и сеанса Хоума в частности стало единственной публичной размолвкой двух больших поэтов. Роберта так сильно нервировала тема спиритических сеансов, что Элизабет, напрочь, зареклась говорить об этом, и, даже, предупредила своих сестер, чтобы они не упоминали запретный предмет в письмах. Журнал “Панч” занял сторону Роберта, поместив на своих страницах рисунок: Элизабет, изображенная в виде гусыни, принимает венок из домоноса из руки явно механического происхождения.
Что же, собственно говоря, вызвало такую ненависть со стороны Роберта? Высказывалась догадка, что это могло быть связано с тем, что именно Элизабет, а не он сам, удостоилась венка, но вряд ли это предположение выдерживает серьезную критику, если учесть, с каким обожанием он относился к своей жене. Более правдоподобным представляется объяснение, заключающееся в том, что Роберту претило женоподобие Хоума. В 1855 году даже подозрение в гомосексуализме могло вызывать грандиозный скандал, а слухи об увлечении Хоума молодыми людьми преследовали медиума даже после двух его браков. Впрочем, как бы там ни было, скандальность лишь способствовала известности Хоума.