Знаменитые королевы колдовства, – мать и дочь, носившие одно и то же имя и властвовавшие над Новым Орлеаном в конце XIX века. Считается, что и после смерти они еще продолжают появляться в городе. Жизнь их превратилась в легенду.
Мари Лаво I родилась в Новом Орлеане, предположительно, в 1794 году, и была незаконной дочерью Шарля Лаво и Маргариты Каркантель. Метиска, в чьих жилах смешалась кровь черных, белых и краснокожих предков, она была свободнорожденной, хотя и продолжала считаться “цветной”. В молодости она была высокой, величавой, с вьющимися черными волосами, сверкающими черными глазами, кожей легкого красноватого оттенка и правильными чертами лица, что свидетельствовало о преобладании белой крови. Четвертого августа 1819 года она вышла замуж за квартерона (три четверти белой и одна – черной крови) Жака Пари, -тоже свободного “цветного” с острова Сан-Доминго (ныне о.Гаити). Жили они в доме, расположенном в 1900 квартале по улице Норт-Рампарт-Стрит, который передал им Шарль Лаво как часть приданого своей дочери.
Вскоре после женитьбы Пари исчез, возможно, вернувшись к себе на родину. Мари стала называть себя вдовой Пари. Зарабатывала она на жизнь, причесывая богатых белых дам и креолок в Новом Орлеане. Клиентки делились с Мари самыми задушевными тайнами. Они болтали с ней о своих мужьях, любовниках, о своих плантациях, о любовницах своих мужей, об их коммерческих делах, о страхе перед душевными болезнями и опасениях, что кто-нибудь отыщет у их предков каплю негритянской крови. Вероятно, в это время Мари занялась колдовством. Она скрупулезно записывала все эти признания, а впоследствии использовала их для укрепления своего могущества как королевы колдовства. Спустя лет пять после исчезновения Пари дошло известие о его смерти, хотя и не было никакого письменного подтверждения о его захоронении.
Году в 1826-м Мари стала любовницей Луи Кристофа Дюминьи де Глапьон. Он прожил с ней на Норт-Рампарт до самой своей смерти в 1855 году. Они никогда не вступали в брак, но у них было пятнадцать незаконнорожденных детей. Закрепив свои отношения с Дюминьи де Глапьоном, Мари перестала заниматься прическами и всю свою энергию направила на то, чтобы стать верховной королевой колдовства Нового Орлеана.
Колдовство, которым занимались черные рабы из Африки, представляло собой смесь африканских и карибских ритуалов. Ритуалы эти совершались в глубокой тайне в недоступных местах речной дельты. Ходили слухи, что они поклонялись змее, именуемой Зомби, устраивали дикие пляски, пьянствовали и предавались разврату. Почти треть участников этих оргий были белыми, которые стремились воспользоваться магической силой в своих интересах.
К началу 30-х годов прошлого века в Новом Орлеане было множество королев колдовства, боровшихся между собой за лидерство в воскресных танцах на площади Конго и тайных церемониях, совершавшихся на озере Поншартрен. Мари умело одержала над ними всеми верх. Кое-кто поговаривал, что это случилось с помощью могущественной магии. Истая католичка, она добавила в, и без того, уже сенсационные колдовские шабаши, элементы католического богослужения, такие как святая вода, каждение, статуи святых и христианские совместные моления.
Она превратила ритуалы на озере Поншартрен в грандиозные спектакли. Полиция, пресса, молодые новоорлеанские повесы и прочие искатели острых ощущений, интересующиеся запретными забавами, приглашались к участию, конечно, при условии, что они заплатят вступительный взнос. Мари внесла еще и своеобразную балаганную атмосферу молебнами над черным гробом и принесением в жертву живых петухов. Между тем другие, более потаенные оргии устраивались для белых богачей, интересовавшихся хорошенькими негритянками, мулатками и креолками. Затем Мари добилась контроля и над танцами на площади Конго-Сквер, самой первой изо всех танцующих вступая на огороженное пространство и устраивая для зачарованных зевак представление со своей двадцати футовой змеей.
В конце концов, информация, полученная от ее прежних клиенток, знание довольно большого числа заклинаний, свой особый стиль и своеобразие сделали Мари могущественнейшей женщиной в городе, к которой за волшебными снадобьями и советами обращались как белые, так и черные. Она взимала с белых высокую плату, и мало кто из черных оплачивал ее услуги.
О Мари рассказано множество историй, и большинство из них – сплошные выдумки. Но самые лучшие сочинения, вышли из-под пера Роберта Талланта – Колдовство в Новом Орлеане и Раймона Х. Мархинеса – Загадочная Мари Лаво, королева колдовства.
Примерно в 1830 году отпрыск весьма состоятельной аристократической ньюорлеанской семьи обесчестил юную девушку из более низкого, но уважаемого сословия. Улики против молодого человека были очень вески. Доведенный до крайности отец, а может быть, и сам сын (упоминаются как тот, так и другой), отправился к Мари Лаво, чтобы заручиться ее поддержкой. Отец обещал Мари новый дом, если она сумеет добиться оправдательного приговора для сына.
На заре того дня, когда должен был состояться процесс, Мари пошла помолиться в собор святого Луи, где в течение нескольких часов оставалась у предалтарной решетки с тремя стручочками гвинейского перца во рту. Затем она незаметно проскользнула в Кабильдо, где издавна обреталось Франко-испанское правосудие, и положила эти перчинки под стул судьи. На его пороге Мари положила гри-гри с растертым в пыль кирпичом, а на парадную дверь прикрепила записку, где молодой человек объявлялся невиновным. Более того, она открыто подписалась под этой запиской, уповая на свое могущество и престиж.
Говорили, что судья был назначен из тех же самых молодых повес креольской аристократии, многие из которых совершали то же самое, но никто из них не понес наказания. Окружной прокурор страстно призывал к признанию подсудимого виновным, взывал к христианскому чувству справедливости судьи. Мария спокойно наблюдала за происходящим с галереи. Под конец она сбросила клочок бумаги, куда закатала свой волос, на плечо обвинителя. Присяжные приняли решение: невиновен.
Благодарный отец сдержал свое обещание и подарил Мари новый дом по улице Сент-Энн-Стрит во Французском квартале рядом с Конго-Сквер. Мари со своей семьей, включая и Глапьона, прожила здесь вплоть до своей смерти в 1881 году. Мари любила рассказывать, будто этот домик был одним из старейших в Новом Орлеане и нераздельно принадлежал семье Лаво на протяжении семи поколений. Дом этот стал средоточием колдовства, а небольшие надворные постройки были, вероятно, местом тайных свиданий белых мужчин с их черными любовницами.
Но история на этом не кончается. Признанный невиновным, молодой человек стал посещать церковь, дабы возблагодарить Господа Бога за благоприятный оборот дела. В конце концов, он раскаялся в своем грехе и отрекся от своих беспутных дружков. Он решил жениться на женщине, которую обесчестил, но она ему отказала. И вновь молодой человек обратился к Мари Лаво, которая пообещала ему, что не пройдет и месяца, как девушка выйдет за него замуж. Мари дала этому юноше заговоренный мешочек с “любовным порошком” (тальком), перышками, в прах растертыми яйцами ящерицы и ослиным волосом, которым он должен был перепоясаться. Затем она взяла волосы с разных частей тела молодого человека и рассыпала их по крыльцу у барышни.
Барышня продолжала с презрением отвергать молодого человека, но однажды, к несчастью, они встретились в дверях костела. Она бросилась бежать, упала и растянула лодыжку. Юноша нежно поднял ее, умоляя позволить ему сходить за доктором и доставить ее домой. Пораженная его заботой и внимательностью, она не выдержала, и он поцеловал ее. А на следующий день она вышла за него замуж, прохромав по всему проходу костела между скамьями.
В другой амурной истории речь шла о богатом старом холостяке, который безумно влюбился в дочь другого богача-креола. Девушка была настолько юной, что годилась ему во внучки, и отвергала его притязания. Однако отец ее, испытывавший финансовые затруднения, пытался убедить дочь в преимуществах такого союза. Она отказала и отцу; тот запер ее в хижине на берегу реки. Каждый вечер старик приходил к хижине в сопровождении отца девушки и пытался ее уговорить, но она продолжала упорствовать. Отец ее упрашивал, угрожал ей и даже избивал, но она стояла на своем и поклялась, что скорее умрет. Девушка уже отдала свое сердце юному смельчаку, искателю приключений. Со дня на день ждали его возвращения из Вест-Индии с новообретенным богатством.
За неимением другого выхода, отец и престарелый поклонник обратились к Мари Лаво, пообещавшей, что свадьба состоится. Она дала отцу любовного порошка, чтобы подмешать его девушке в пищу, а старику дала заговоренный амулет с высушенными яичками черного кота. Он должен был носить этот мешочек обязательно около своих собственных гениталий, чтобы исцелиться от импотенции и вернуть былую мужскую силу. А напоследок Мари посоветовала им набраться терпения и недели две не приставать к девушке со сватовством.
К концу этого срока очень бледная и ослабевшая девушка согласилась выйти замуж за старика. Мужчины были вне себя от радости и решили, что свадьба должна состоятся, немедленно. Спустя две недели на торжественную церемонию в соборе св. Луи собралось все ньюорлеанское общество, сплетничая между собой о прелестной юной невесте, выходящей замуж за старика с кривыми ногами и накладкой из чужих волос на темени. Все были приглашены на грандиозный прием, который в тот вечер устраивался в особняке жениха. Шампанское там лилось рекой, а столы ломились от изысканных деликатесов.
Праздник становился все оживленнее, и гости потребовали, чтобы невеста с женихом начали первый танец. Упоенный победой, жених повел девушку в бальный зал и начал первый тур вальса. В это мгновение он вновь был молод, но вдруг он остановился, лицо его побагровело, и он рухнул на пол. Невеста пронзительно закричала, доктор бросился на помощь, но было уже слишком поздно.
Новобрачная унаследовала все состояние старика, позволявшее ей призвать своего возлюбленного домой из Вест-Индии. По истечении общепринятого годового траура они поженились и, как говорят, жили счастливо. Когда же Мари Лаво спрашивали, какова ее роль во всем этом деле, она обычно отвечала, что обещала лишь то, что “свадьба состоится”.
Хотя любовный бизнес отнимал у Мари Лаво времени больше, чем что-либо другое, она была известна также и своим попечением осужденных. Она всегда являла деяния христианского милосердия, помогая выхаживать больных желтой лихорадкой отцу Антуану, самому любимому священнику Нового Орлеана, который венчал ее с Жаком Пари. К 1850 году она уже имела такое влияние на местные власти, что могла беспрепятственно входить и выходить из тюрьмы, принося заключенным в камеры еду и утешение. Она передала в дар тюремной часовне алтарь, который украсила своими собственными руками. Ни в одно из этих посещений не было и намека на колдовство, только лишь искренне набожное благочестие.
В 1852 году Жан Адам и Энтони Делизл были приговорены к повешению за убийство молодой мулатки по имени Мария, находившейся в услужении у мадам Шевийон; они совершили кражу крупной суммы денег из дома мадам. Мари Лаво ежедневно навещала осужденных, ожидавших приведения приговора в исполнение. Она приносила им еду, говорила и молилась вместе с ними. Утром в день казни она принесла им горшок супа из стручков бамии и оставалась с ними до последней минуты. Затем она смешалась с огромной толпой, сгрудившейся у тюрьмы в ожидании казни (все казни в Новом Орлеане были тогда публичными).
Когда узников вывели, те были крайне возбуждены, хотя Мари открыто не давала им никаких напитков. Делизл кричал собравшимся, что он не виновен, приглашал всех на свою панихиду и похороны. Затем он начал разглагольствовать, что он француз и хочет умереть только за Францию, а не от руки “варварского” американского правосудия. Делизл поднял руки, взглянул на собирающиеся над виселицей тучи, вскрикнул и упал без чувств.
К тому времени солнечное небо неожиданно заволокло тяжелыми мрачными тучами. Над деревьями пронесся ветер, дети заплакали, а одна женщина, говорят, закричала: “Это же, как распятие Христа!” Но казнь шла своим чередом. Осужденные со связанными руками вошли на помост, головы им накрыли черными капюшонами, а веревки накинули на шеи. Едва лишь палач открыл по знаку шерифа люки под осужденными, как обрушился ливень и со всех сторон засверкали молнии.
Толпа в ужасе замерла. Люди увидели, что осужденные лежат на земле окровавленные, но живые, а веревки измочалены и разорваны. Делизл, всхлипывая, полз на четвереньках, а Адам был без сознания. Толпа хлынула вперед, и полиции пришлось взяться за дубинки, чтобы осадить ее. Тюремщики оттащили Делизла и Адама снова в тюрьму, но выволокли их оттуда минут десять спустя. Казнь повторили. На сей раз успешно. Небо прояснилось, едва отделилась от толпы высокая женщина, в которой узнали Мари Лаво. Все шепотом передавали друг другу об этом.
Газетные отчеты описывали казнь как “тягостное зрелище… чем реже такие казни будут совершаться публично, тем лучше”. Все, кто был там, и каждый, кто слышал рассказ об этом, верили, что это Мари Лаво вызвала бурю и почти спасла жизнь убийц. Вокруг этого была поднята такая шумиха, что Законодательное собрание штата Луизиана навсегда отменило публичные казни.
В 1869 году Мари перевалило за семьдесят и ее приверженцы решили, что ей пора уже на покой. Однако до 1875 года она считалась королевой колдовства.
Мари I скончалась 16 июля 1881 года в своем доме по Сент-Энн-Стрит. В посвященных ей некрологах она описывалась как святая женщина, которая выхаживала больных и непрестанно молилась с недужными и осужденными, а также говорилось, что якобы ее красота не осталась без внимания губернатора Клеборна, французского генерала Эмбера, Аарона Бэрра и даже маркиза де Лафайетта. Далее в некрологах утверждалось, будто она прожила всю свою жизнь в благочестии, как истая католичка, и ни словом не упоминалось о ее колдовской деятельности. Даже одна из ее выживших дочерей, мадам Лежандр, утверждала, что ее благочестивая матушка никогда не занималась колдовством, а напротив, даже презирала этот культ. Однако истинным приверженцам культа виднее.
Роль королевы колдовства, приняла на себя одна из ее дочерей, тоже по имени Мари Лаво. Дочь была поразительно похожа на мать, только кожа у нее была чуть посветлее.
Мари Лаво Глапьон родилась 2 февраля 1827 года. Не известно назначила ли Мари I свою дочь себе в преемницы или Мари II избрала эту роль сама. Мари II явно не хватало того теплого участия которое было у ее матери. Она внушала скорее страх и подобострастие. Как и мать, она начала с причесок, но затем открыла бар, а потом и бордель на Бурбон-Сгрит, соединявшей улицы Тулуз-Стрит и Сент-Питер-Стрит.
Мари II продолжала заниматься сводничеством в “Мезон-Бланш” (Белом Доме) – в доме, который ее мать построила для тайных колдовских собраний и любовных свиданий белых мужчин с негритянками. Полиция смотрела на это сквозь пальцы, боясь вмешаться и покончить с ее “колдовскими штучками”.
Одно из важнейших событий ньюорлеанского колдовского календаря приходилось на 23 июня, канун дня св. Иоанна Крестителя, когда праздновалось летнее солнцестояние. Это событие отмечалось колдовскими обрядами в дельте св. Иоанна на озере Поншартрен. Изначально это были религиозные обряды, но Мари I превратила их в балаган. Во времена Мари II исполнением обрядов в празднование кануна дня св. Иоанна Крестителя руководили уже рядовые королевы колдовства, хотя иногда сама Мари II занимала почетное место.
Одна из газет описала празднование кануна дня св. Иоанна 1872 года. Сначала толпа пением приветствовала Мари II, затем соорудила громадный костер под котлом. Котел наполнили водой из пивной бочки. Туда же, сыпали соль, черный перец, опустили черную змею, разрезанную на три куска {что должно было олицетворять Троицу), кошку, черного петуха и различные порошки. Мари приказала всем раздеться, что и было сделано под пение без конца повторяемого рефрена. В полночь все бросились в озеро, чтобы остудить свой пыл, и находились в воде почти полчаса. Когда все вышли на берег, пение и пляски длились еще час. Потом Мари произнесла проповедь и наконец дала разрешение участникам празднества на получасовое “обновление сил”, то есть на соитие.
Позже все перекусили и еще немного попели, пока не был подан сигнал, потушить огонь под котлом. Четыре нагих женщины залили огонь водой, варево было вновь перелито в бочку. Мари приказала всем одеться и произнесла еще одну проповедь. К тому времени уже забрезжил рассвет, и наконец, все разошлись по домам.
Со смертью матери Мари II была предана забвению. Ее настолько отождествляли с матерью, что сама по себе она ничего не значила. Она, продолжала царить на колдовских шабашах у негров, и хозяйствовать в Мезон-Бланш, но ей гак и не удалось снова привлечь к себе внимание прессы. Существует легенда, что во время бури она утонула на озере Поншартрен в 90-х годах прошлого века. Хотя кое-кто утверждает, что встречал ее еще ив 1918 году.
Говорят, что Мари I похоронена в фамильном склепе на первом кладбище св.Луи. Кладбище, совершенно крошечное, но ее гробница появляется как бы ниоткуда, когда идешь к ней меж склепов. На склепе нет ее имени, и принадлежит он, согласно надписи, “Мари Филом Глапьон, скончавшейся 11 июня 1897 года”. И тем не менее эта гробница до сих пор влечет к себе верующих и любопытствующих. Те, кто приходит сюда с какой-нибудь просьбой, оставляют жертвоприношение в виде еды, денег и цветов, а затем, трижды повернувшись вокруг себя и поставив на камне кирпичом красный крест, просят Мари о помощи.
Одна из широко распространенных легенд гласит, что Мари I никогда не умирала, а превратилась в огромную черную ворону, которая до сих пор кружит над кладбищем. Говорят, что взъерошенные перья у нее на голове, похожи на платок, которым Мари покрывала голову, повязав его в семь узлов, концы которых торчали во все стороны.
Считается, что Мари II похоронена на втором кладбище св. Луи, где другой склеп, помеченный именем “Мари Лаво”, исчеркан краснокирпичными крестами и служит “склепом надежды” для молодых женщин в поисках мужа. По другим рассказам, Мари покоится на кладбище либо по улице Жиро-Стрит, либо Луиза-Стрит, либо Хоулт-Стрит.
Говорят, что обе Марии появляются в Новом Орлеане в разных человеческих и животных обличьях. Их видели не только воронами, но и старухами в длинных белых платьях со знакомыми сооружениями из голубых платков на головах, змеями, а также черными ньюфаундлендами. Замечали, как эти привидения плавают взад-вперед по улице Сент-Энн-Стрит. А в канун дня св. Иоанна Мари незаметно пробиралась в дельту св.Иоанна на озере Поншартрен для отправления тайных колдовских обрядов. Живущим на берегу дельты слышится неземное пение и видится призрачная фигура, напоминающая женщину, уцепившуюся за плывущее бревно.