Особенно возмутительным было положение в женских монастырях. А количество их к этому времени сильно увеличилось. В женских монастырях проявилось сильное стремление „к мирскому”. Загнанные, как правило, нуждой в монастырские кельи, девушки мечтали в них о том, что могли бы принести пользу обществу, трудиться на общее народное благо, а не на благо властей обители. Протест подавлялся известными нам методами, и сторонний наблюдатель с грустью видел, как „в 5 – 10 лет в этих обителях гибнут”, замыкаются в себе, чахнут инокини в черных мантиях.
Белошвейки, кружевницы, вышивальщицы, портнихи – работают на сторону, на рынок, выручкой распоряжается мать – игуменья. Описанные в церковной литературе подвиги благочестия состояли вовсе не в многочасовой молитве, а в 14 – 16 – часовом труде, в монастырских мастерских и сущих грошах, которые выделяла инокиням мать – казначея…
А „начальство” в двухэтажных ,,кельях” – виллах со множеством прислуги „спасало душу” всеми возможными способами, по Брянчанинову.
Но чего же требовало монашество в эти последние, грозные предреволюционные годы?
Иночество повсеместно требовало всего лишь иного распределения доходов в обителях. Один из обиженных печатно приводит пример: монастырь имеет 9 тысяч рублей дохода, и доход этот делится по третям – треть игумену, треть иеромонахам монастыря их мало, треть остальной братии – ее много. „Ну, где же тут – божеское распределение?” – вопиет инок. Монашество шло и далее этого.
В 1909 году в обстановке большой секретности состоялся „Первый монашеский съезд” – дело неслыханное. На нем присутствовали выборные от 42 обителей. Но речь шла не о возрождении роли монашества по древним образцам. Черноризцы просто стремились уцелеть в мире, который стремительно терял веру даже не в нравственный идеал монашества – этот идеал был давно ими утерян, – но в религиозные идеалы вообще.
Съезд постановил просить у правительства, кроме денег, отпускаемых на монастыри, твердого казенного жалованья каждому монаху. Постановили просить по 120 рублей на инока в богатых обителях там доход и так большой и по 360 – в бедных, где сборы и доходы, по иноческому разумению, недостаточны. Требовали, клянчили, вымогали и, как признавались наиболее трезвомыслящие монахи, „ничего не давали взамен народу”.
Спустя 400 лет, после Иосифа Волоцкого, – писал журнал „Монастырь” в 1909 году, – „дельный и умный монах”, назначенный в игумены куда – то на север, по примеру Иосифа Волоцкого сперва объехал ряд монастырей в поисках образца и обнаружил, что строгие уставы существуют всего в двух – трех монастырях, но и там братия их не соблюдает, что монашество тунеядствует повсюду, хорошо, если где – то окажется хоть один порядочный инок. Чем же можно было защитить этот изживший себя религиозный институт? И все же монашество продолжало стоять на своем.