АНТИХРИСТИАНСТВО

Особый счет у него к догматическому христианству, к официальной церкви, к моральным заповедям христианства… Его «антикапитализм» оборачивается прежде всего как антидогматическое антихристианство. И причин этому две: во-первых, он приписывает свои личные неудачи – разорение, крушение карьеры – тому, что он «наивно доверился» попам с их проповедью моральных заповедей христианства и всей совокупности христианских догм, измышленных на погибель легковерным. Если будешь следовать заповедям, ничего не добьешься: твое добро отольется тебе злом.

Вторая причина – объективная. Обе ведущие христианские церкви капиталистического Запада к этому времени действительно достаточно прочно связали свои судьбы с судьбами капитализма. Протестантская церковь, как известно, уже по самому своему происхождению была буржуазной. Что касается католической церкви, то она, напротив, долго сопротивлялась установлению капитализма, предавала анафеме идеи просветителей, даже самых умеренных, и враждебно встретила французскую революцию. Но после заключения конкордата между папой Пием VII и Наполеоном началось быстрое сближение католицизма с буржуазией, в частности идейное. Ватикан, сначала стыдливо, сквозь зубы, а затем и в полный голос, благословил прибыль, свободное предпринимательство, частную инициативу как богоугодное дело, и евангельская мораль вдруг предстала капиталистической буржуазно-либеральной моралью, а заповеди Христа – кодексом эксплуатации и грабежа. (Это же можно сказать и об англиканской церкви.) И хотя внутри самих этих церквей сразу же стали раздаваться голоса, предупреждающие, что это к добру не приведет (например, голоса христианских социалистов 20-40-х годов XIX века – Ламенне, Бюше, а еще раньше-английских методистов), к ним до поры до времени   не   только    не    прислушивались,   но,    напротив, старались их заглушить, объявляя подобные речи отступничеством, а некоторых, особо строптивых, даже предавали отлучению. Так обе основные и второстепенные христианские церкви Запада возложили свой, апеллировавший к тысячелетиям, авторитет на алтарь буржуазного либерализма. Вот почему крест в глазах многих стал превращаться в символ золотого тельца, в олицетворение маммоны.

Когда в связи с поворотом к империализму язвы общества вдруг стали видны с небывалой до того отчетливостью, для христианских церквей наступил трудный момент. Под угрозой оказалась сама внушающая сила христианства. Пришлось перестраиваться. Христианский социализм не только был реабилитирован, но и положен в основу-новой официальной доктрины католицизма (энциклика папы Льва XIII «Рерум новарум», 1892). Тем не менее, процесс неуклонного падения влияния вероисповедных церквей на массы оказался необратимым. И усомнившихся, широко и гостеприимно раскинув объятия, встречала мистика. Многие чувствовали себя в этих объятиях достаточно уютно и успокаивались.

Находились и такие, которые пытались найти успокоение в науке. Но здесь их ждали новые демоны. Вселенная блетсуорси рушилась и с другого конца…

Блетсуорси были воспитаны в слепом преклонении перед наукой, культ которой стал складываться со времен Ньютона. Но они понятия не имели о самой науке как таковой. Их благоговение перед наукой вызывалось тем, что они привыкли видеть в ней лишь подательницу все возрастающего количества благ. Относились к ней потребительски. За семью печатями были скрыты от них внутренние процессы развития науки. И когда усомнившийся в христианстве блетсуорси начинал искать в науке «успокоения, спасения души», он сталкивался с чем-то совершенно для него непостижимым. У него возникало ощущение, что уж если где-либо и нет ничего прочного, надежного, на что можно положиться, чему можно “довериться, в чем найти «покой душе», так это именно в науке. И не случайно. С одной стороны, он видел, что достижения   науки   все   шире   используются  для   целей истребления и разрушения,- конец XIX века был ознаменован началом неслыханной гонки вооружений, причем самоновейшие орудия истребления базировались на самых последних достижениях науки. Ему, пацифисту, такой поворот казался делом рук самого дьявола.

С другой стороны, с самой наукой в это время происходило нечто такое, что не укладывалось в понимании не только блетсуорси, но и огромного большинства самих ученых.