Техника, техноценоз, техническая реальность

Из уст философов все чаще звучит мнение, что философия – это не наука, а мировоззрение. Трудности становления философии техники легко объяснимы, если философия – это наука. Тогда в философии слишком много человеческого (сплошной антропоцентризм), чтобы объяснять нечто, находящееся настолько вне и выше человека, что мы уже говорим о том, что человек лишь предтеча чего-то большего, неких гипербионтов, обитающих в техносфере будущего. Шаг, сделанный ныне от примитивных капповских представлений, принципиально ничего не меняет. Техника уже в значительной степени вне человека. Если философия – мировоззрение, то сам факт подобного осмысления технической реальности уже много значит (мировоззрение меняется, мы изживаем из своего сознания антропоцентризм не формально, а по сути). В любом случае, техника как феномен требует нового более пристального рассмотрения.

Зададимся простым, на первый взгляд, вопросом: что такое техника? Некоторые предпочитают вкладывать в это понятие очень ограниченный смысл и понимают под техникой машины, которые создаются и используются человеком (машинная техника). Другие идут дальше и говорят, что техника – это все то, что создано человеком, т.е. “находится между человеком и природой”. C точки зрения формальных правил русского языка, вполне правомерно под техникой понимать умения человека (техника танца, техника хоккеиста, техника живописи). Последняя точка зрения во многом унаследована из античности, когда нынешнего понимания техники вообще не было. У Аристотеля мы находим ограниченное понятие “технэ”, соответствующее искусству ремесленника, умению что-то сделать (при этом подобное искусство делания руками считалось чем-то гораздо более низким и примитивным по сравнению с умением размышлять).

Отбросим как заведомо неприемлемые для нас первую и третью точки зрения и остановимся на второй. Она как будто бы неплоха, и все же не удовлетворяет нас. Ведь если понимать под техникой все, что создано человекам, то куда девать технологию (условно говоря, информацию о том, как создавать технические изделия)? Есть и другой вопрос: произведение искусства, сотворенное человеком, тоже является техникой. Отнюдь. А куда в этом случае отнести изделия, произведенные самой техникой без участия человека? Таковых уже сейчас очень много, а дальше будет еще больше. Эти, а также множество других вопросов никак не укладываются в рамки традиционного мышления. Во-первых, в узком смысле нет точного определения техники именно как феномена окружающего мира. Во-вторых, в широком смысле техника не рассматривается как техносфера и тем более – как техническая реальность, равнозначная реальностям неживой и биологической. Попробуем разобраться с этим.

Главным тезисом устаревшего капповского осмысления технической реальности является понимание техники исключительно как продолжения органов чувств человека. Сегодняшнее определенное изменение позиции заключается лишь в некоторой объективизации техники. При этом она рассматривается как нечто, находящееся между природой и культурой. Подобная постановка вопроса антидиалектична. Остается антропоцентрический подход, суть которого заключается в том, что техника рассматривается как результат творчества человека. Она всегда удовлетворяет его потребности. Кроме того, человек в конечном итоге всегда управляет техникой. Рассмотрим эти весьма спорные положения более подробно.

Во-первых, любое современное техническое устройство или изделие (даже топор, молоток или гвоздь) является результатом творчества не человека, а некой социокультурно-технической сферы (от ЕСКД и ГОСТов до эстетических и даже социально-политических представлений). По мере развития техники процесс изготовления тех или иных образцов (даже самых сложных) все больше автоматизируется, интеллектуализируется и осуществляется без участия конкретного отдельно взятого человека. Уже имеются технологии, в которых участие человека (с его психомоторной ограниченностью и метаболизмом) принципиально запрещено или ограничено. Как представляется, в дальнейшем эта тенденция будет нарастать.

Во-вторых, техническая реальность уже в значительной степени обеспечивает не потребности человека, а свои собственные. Причем та часть технической реальности, которая “работает на себя”, нарастает и интеллектуализируется гораздо более высокими темпами, чем та, которая “работает на человека”. В-третьих, и это самое очевидное, роль человека в управлении техникой явно снижается, особенно если сопоставить темпы изменения требований к человеку-оператору с темпами изменения возможностей техники. Сегодня человек зачастую выступает ограничителем, не позволяющим раскрыть все возможности, заложенные в техническом изделии, которым он управляет. Так, современный истребитель обладает гораздо большими возможностями по скорости и маневренности, чем может выдержать пилот. Если рассмотреть работу космонавтов на орбитальных космических станциях “Мир” или “Альфа” (видимо, это одни из самых совершенных изделий технической реальности, если не считать компьютер, обыгравший Каспарова), то можно заметить, что все основные технические поломки и проблемы там происходят по вине экипажа.

Техническая реальность есть то, что значительно оторвало человека от природы (если понимать природу в узком смысле, как неживую и биологическую реальности). Ныне человек не ранжируется в ряду биологических видов. Но он также и не существует отдельно от техники. Его предназначение видится в создании предпосылок для саморазвития технической реальности. Пока мы ее не мыслим без человека (он носитель, производитель и оценщик информации, документа). Но так будет не всегда. В системе “человек – техника” собственно человек играет все меньшую роль. И это несмотря на то, что, отрываясь от биологической природы, человек всегда воплощал свой интеллект в технической реальности. А, учитывая опыт человечества, можно заключить, что развитие цивилизации, скорее всего, немыслимо вне развития технической реальности.

Одной из основных задач в осмыслении технической реальности видится переход к подлинному диалектическому подходу. Трудности подобного шага очевидны и аналогичны тем, что сопровождали соответствующий переход в области социальных явлений. Потребовалось две тысячи лет развития идеализма и материализма, чтобы построить органичную систему гегелевской диалектики. Однако распространить ее на область социальных явлений удалось лишь тогда, когда был выделен и осмыслен по-настоящему системно объект исследования – человеческое общество. При этом была определена стратификационная структура классового общества, выявлены движущие силы его поступательного развития, сделаны попытки (правда, не всегда удачные) заглянуть в будущее.

Как представляется, аналогичный процесс происходит в настоящее время в осмыслении технической реальности. Мы связываем его прежде всего с именем Б.И. Кудрина, который впервые решил три фундаментальные задачи. Во-первых, ввел и обосновал базовое понятие “техноценоз”, во-вторых, сформулировал закон информационного отбора с целым рядом важных следствий, и, в-третьих, определил, по сути, новую парадигму исследования технической реальности. Данная парадигма основывается на положениях и методологии третьей научной картины мира Кудрина, которая рассматривается как естественное продолжение первой – детерминистской (Лапласа – Ньютона – Максвелла), а также второй – вероятностно-статистической (Больцмана – Эйнштейна – Колмогорова).

В соответствии с классическим определением, под техноценозом понимается ограниченная в пространстве и времени взаимосвязанная совокупность далее неделимых технических изделий-особей, объединенных слабыми связями. Связи в техноценозе носят особый характер, определяемый конструктивной, а зачастую и технологической независимостью отдельных технических изделий и многообразием решаемых задач. Взаимосвязанность техноценоза определяется единством конечной цели, достигаемой с помощью общих систем управления, обеспечения и др.

Понятие техники неразрывно связано с понятием техноценоза, однако для того чтобы двигаться дальше, оставим на время технику и обсудим такое явление, как информация. Понятие информации (от латинского “informatio” – разъяснение, изложение) имеет три различных толкования. В узком смысле под ней понимают вообще любое сообщение о чем-либо. В наиболее широком смысле под информацией понимают количественную меру устранения неопределенности. Первое толкование нас не устраивает, ибо сужает рамки данного понятия до обиходного, не фиксируемого методологически уровня. Второе излишне обще (аналог энтропии) и не отражает необходимой нам сути. Здесь наиболее приемлемо следующее определение, предложенное нами ранее. Информация – это объективно существующая и закрепленная на определенном материальном носителе формализованная прескриптивная система воспроизводства реальностей. При этом прескриптивная понимается как предписываемая, обязательная, априорно установленная, но не за счет какой-либо субъективной воли, а объективно, как результат предшествующей естественной эволюции.

Рассмотрим место информации в реальностях окружающего мира. В неживой материи информация непосредственна и отражает действие фундаментальных физических законов, суть которых, как утверждают многие, может быть сведена к принципу наименьшего действия Мопертюи – Эйлера – Лагранжа – Гамильтона. Физические тела неживого материального мира передвигаются и изменяют свое состояние наиболее экономичным образом. Очевидно, что природа в данном случае реализует принцип “минимакса”. Например, если мы приложим силу к какому-либо телу, т.е. передадим ему механическую энергию, то тело будет перемещаться по траектории, которая обеспечит максимальное его перемещение при минимальных затратах энергии. Аналогично происходит нагрев или охлаждение тел, их электризация и другие процессы. Объекты неживого мира заключают в себе информацию о совокупности своих свойств, в соответствии с которой осуществляется их движение в пространстве и времени. При этом речь не идет о специфическом носителе информации и ее передаче. В известном смысле, носителем информации является Вселенная в целом.

Попробуем теперь осмыслить суть информации в биологической материи. Чем же принципиально она отличается от неживой? Оказывается, в биологической реальности появляется устойчивый материальный носитель информации – ген (набор генов живого организма называется генотипом). Мы знаем, что любой биологический организм состоит из клеток, каждая из которых содержит ядро с макромолекулой ДНК. Участок ДНК есть ген, а полный набор генов, т.е. ДНК в целом, содержит в себе исчерпывающую информацию об организме. Не будем углубляться в процесс возникновения биологической материи из неживой (это отдельная история). Заострим внимание лишь на ключевых последствиях этого события.

Во-первых, принципиально усложнилась классификация мира, возникли два уровня, которые в биологии получили название вид и особь. Дело в том, что каждый биологический организм в своем генотипе одновременно несет как общую информацию, характерную для данного вида, определяющего его идеальный, формальный облик (совокупность основных свойств), так и переменную, случайно полученную в процессе воспроизводства и жизнедеятельности. Для нас очевидно различие между волком как биологическим видом и конкретным волком-особью в клетке зоопарка. Во-вторых, появилась возможность в процессе размножения передавать информацию о генотипе особям своего вида (потомству). И здесь прослеживается важнейшая особенность, заключающаяся в способе хранения, изменения, закрепления и передачи генетической информации, а также направленности биологического эволюционного процесса.

Наличие постоянной генетической информации позволяет вести речь о биологических видах (простейших, насекомых, животных и растений). Некоторый набор генов (“стандартная” структура молекулы ДНК) определяет соответствующий вид (к примеру: волк обыкновенный, заяц-русак, саранча азиатская, инфузория-туфелька, эвкалипт белый и др.). Конкретная молекула ДНК, которая достается в наследство конкретному детенышу волка, может незначительно отличаться от “стандарта”. Это определяет индивидуальные особенности данного конкретного волка-особи. В процессе эволюции полезные генетические изменения могут накапливаться, что приводит в определенный момент к возникновению нового вида.

Итак, мы рассмотрели роль информации в биологической реальности. Обратимся к нашим далеким обезьяноподобным предкам, которые только начинали осваивать технику и технологию. Можно утверждать, что каменное рубило, изготовленное питекантропом миллион лет назад, имеет признаки технического изделия, и принципиальным здесь является информация о технологии изготовления. Таким образом, правильнее было бы сказать, что обезьяну в человека превратил не труд (формально трудятся все живые существа и зачастую побольше нашего), а зарождающаяся техническая реальность. Именно знания о технологии изготовления первых орудий труда позволили мутационно изменившейся обезьяне выжить и оставить потомство. Биологическая эволюция привела к возникновению человека разумного (Homo sapiens), и происходило это по все тем же биологическим законам, однако параллельно, как мы уже сказали, начала зарождаться техническая реальность. В чем же принципиальное отличие технической реальности от биологической? Все в той же информации.

Если, как мы уже видели, в биологической природе информация физиологически неотделима от организма, то в технической реальности информация о техническом изделии и правилах его изготовления (технологии) существует отдельно от самих технических изделий. В эпоху питекантропа информация о технических изделиях (своего рода генотип) передавалась от человека к человеку устно (с помощью слов и знаков). С зарождением письменности и наук появляется особая форма хранения информации – документ (описание, чертеж, график, формула и др.). Информация отделяется от человека и существует сама по себе.

Появление информационных документов о технических изделиях стимулирует резкое ускорение техноэволюции по сравнению с биоэволюцией. Ключевым моментом здесь является то, что появляется возможность осуществлять отбор лучших технических решений (по Кудрину: информационный отбор – обобщение естественного отбора) на уровне документов без их обязательного воплощения в жизнь в виде изделий. И если для осуществления элементарного акта отбора в биологической природе уходят многие годы (пока животное вырастет, поживет, а затем умрет, оставив либо не оставив потомство), то в технической реальности решение о качестве проекта может быть принято за считанные минуты (тендерный отбор). Человек, точнее человеческое общество, выступает своего рода катализатором эволюции в современной технической реальности.

Таким образом, рассмотрев ключевое понятие информации, вернемся к главному – собственно разговору о технике. Следуя Б.И. Кудрину и применяя понятие информации к объектам технической реальности, можно заключить, что в прикладном плане инженерного творчества техника – это: 1) исходные продукты (материалы и субстрат, прошедшие первичную обработку и соответствующие стандартам); 2) здания и сооружения (строения, возведенные в соответствии с утвержденными проектами и планами); 3) технические изделия (нефункционирующие простые системы, изготовленные на основе норм и стандартов); 4) технические объекты (функционирующие сложные системы, созданные в соответствии с проектами и стандартами); 5) отходы производства (элементы и поля, соответствующие стандартам и подготовленные к утилизации).

Однако теперь уже становится понятно, что в попытках онтологического осмысления техники мы вынуждены подниматься до более фундаментального понятия “технической реальности”. Посмотрим на развитие окружающего мира в ряду известных реальностей. Для нас очевидны как минимум две из них: неживая, существующая около 14 млрд. лет (по современным представлениям), и биологическая, возникшая из неживой примерно 4 млрд. лет назад (на планете Земля). Характерно, что большинство людей безоговорочно признают существование этих двух реальностей. При этом им не требуется какой-либо критериальной системы для обоснования данного понимания. Это как бы само собой разумеется, не требует доказательств, воспринимается почти инстинктивно.

Тем не менее, когда вопрос заходит о разграничении неживой и биологической реальностей, начинают возникать трудности методологического характера, порождаемые отсутствием более-менее четких объективных критериев определения реальностей. Чего только не услышишь в попытках объяснить отличие биологического от неживого. И вот де биологическое может двигаться, и может оставлять потомство, и вырабатывать энергию, и многое другое. И все это рассыпается в прах, как только начинаешь рассуждать, например, о пограничных формах самых простейших биологических организмов (мицеллы, аквацеллы, полипептиды, полинуклеотиды, коацерваты, прокариоты). Совершенно очевидно, что найти ключевое различие реальностей невозможно, оставаясь внутри этих реальностей. Необходимо подниматься на более высокий системный уровень, и здесь не обойтись без осмысления еще одной реальности, к настоящему времени уже вполне достойно представленной на планете Земля, – технической.

Говоря о вечном существовании неживой природы, мы отождествляем ее с материей (в смысле субстанции). Это не совсем корректно с точки зрения методологии философии, однако с полной уверенностью можно говорить о существовании неживой реальности с момента возникновения нашей Вселенной (14 млрд. лет назад). А в промежутке времени с момента возникновения Вселенной до зарождения биологической реальности можно корректно говорить о совпадении понятий материи и неживой реальности. Кроме того, представляется очевидным, что возникновение биологической реальности из неживой не отменило последнюю, и с момента зарождения органической жизни они сосуществуют неразделимо, причем биологическая реальность не может существовать без неживой. Если же признать векторизованную направленность развития Вселенной, то можно утверждать о необратимости данного процесса. Другими словами, новая реальность, единожды возникнув, более уже не исчезнет никогда. В противном случае мы вынуждены признать, что процесс развития Вселенной обратим и возможно такое понятие, как “деэволюция”, что равносильно отказу от принципа необратимости времени. Таким образом, для нас (вслед за Анаксимандром) более или менее очевидно совместное существование двух равномощных реальностей: неживой и биологической.

Что же продолжает этот ряд, зарождаясь в нем? Правомерно предположить, что таким продолжением является реальность техническая. Она возникает из неживой и биологической реальностей и существует в них. Это неочевидно, и тут важен первоначальный момент зарождения. Большеголовая безволосая обезьяна, произошедшая от нормальной волосатой в результате генной мутации 3 – 3,5 млн. лет назад по причине повышенного радиационного фона в зоне Олдувайского разлома (Африка), ударив одним камнем о другой, изготовила острое рубило (создала техническое изделие). Более двух миллионов лет понадобилось для того, чтобы обезьяна (превращающаяся в питекантропа) осознала, что это рубило можно не выбрасывать, а сохранить, использовать снова и снова и даже передать своему сородичу и, что еще важнее, с помощью каких-то знаков можно передать свое знание другой обезьяне. Что же такое принципиальное произошло с предками человека миллионы лет назад? Возникла технология (генетическая информация о воспроизводстве технической реальности), а значит техника и техническая реальность (естественно, в самом зачаточном состоянии). В случае с умелым и находчивым австралопитеком, изготовившим рубило, есть все признаки техники: исходный материал (камень как предмет, взятый из неживой реальности); технология (память и умение плюс орудие труда – другой камень); техническое изделие (собственно острое рубило); наконец, отходы (осколки отбитого камня).

Увидеть в каменном рубиле или чоппере техническое изделие, уже само по себе, дело нелегкое. Однако, большинство из тех, кто все же это признает, в конечном итоге остаются на позиции пресловутого капповского осмысления технической реальности с пониманием техники как продолжения органов чувств человека. Сегодняшнее изменение позиции (мы это связываем с такими философами, как Х. Бек, Р. Дарендорф, Г. Йонас, М. Кастельс, Т. Кун, X. Ленк, Л. Мамфорд, Г. Маркузе, К. Митчем, Х. Ортега-и-Гассет, К. Поппер, И.Р. Пригожин, X. Сколимовски, Э. Тоффлер, Ю. Хабермас, А. Хунинг, О. Шпенглер, П.К. Энгельмейер, К. Ясперс и др.) заключается в некоторой объективации техники. При этом она рассматривается как нечто, “находящееся между природой и культурой”. Характерно, что в этой фразе, часто звучащей из уст современных философов, нет ни одного понятия, которое можно было бы считать методологически корректным для объяснения феномена технической реальности.

По своей сути, позиция большинства современных философов недалеко ушла от античного “технэ”, когда наиболее глубокие (категориальные) различия усматривались в бытии техники относительно бытия биологической природы. Так, еще Аристотель писал: “…человек рождается от человека, но не ложе от ложа – потому-то и говорят, что не внешняя фигура [morphe] ложа есть природа, а дерево, ибо если ложе и прорастет, то возникнет не ложе, а дерево”. Однако ныне мы можем говорить, что завод-автомат порождает таки автоматы. Другой вопрос, что в осмыслении бытия техники надо переходить на другой системный уровень и говорить уже о техноценозах. В этом смысле нельзя сравнивать дерево, порождающее другое дерево, с ложем (гвоздем, лопатой, автомобилем, компьютером и т.д.), т.к. ложе – это аналог лишь одной клетки древесной ткани, а уж она, конечно же, существуя отдельно, породить дерево никак не сможет.

Дерево – это функционально законченная биологическая система (особь). Если проводить аналогию с технической реальностью, то дерево необходимо сравнивать также с функционально законченной технической системой, причем соответствующего стратификационного уровня. Как будет показано ниже, такой системой является техноценоз. Естественно, Аристотелю подобная системная неточность простительна, т.к. во времена античности ни о каких техноценозах речь идти не могла. Их просто не было. Однако как могут этого не понимать наши современники, непонятно. Ведь воистину надо быть слепым, чтобы не видеть вокруг себя принципиально новые по своей онтологической сущности объекты, уже давно функционирующие в современной технической реальности.

Обсуждая общность реальностей окружающего мира, рассмотрим первый и второй законы (начала) термодинамики, а также их действие в технической реальности. Первое начало термодинамики представляет собой известный всем закон сохранения энергии (Аристотель: “… ничто прямо не возникает из не-сущего…”). Его выполнение в неживой и биологической реальностях давно уже является каноническим и сомнению не подвергается. Что касается технической реальности, то здесь, кажется, также никто не посягает на закон сохранения энергии. Хотя, по правде говоря, встречаются даже обремененные учеными степенями индивидуумы, которые заявляют, что данный закон выполняется не везде (!). Точнее, они говорят, что признают его всеобщность, однако при этом как бы есть области, где вообще физические законы по какой-то таинственной причине не действуют (не иначе, снова пресловутое расщепление сознания). И тут же добавляют, что такой областью, например, является социальная жизнь. По всей видимости, примерами “нарушения закона сохранения энергии” они всерьез считают речи всякого рода политиков, произносящих повсеместно с самых высоких трибун такие несуразицы, что остается только диву даваться, где эти политики учились, и учились ли вообще.

Теперь о втором начале термодинамики (принципе максимума энтропии), общее толкование которого достаточно ярко выразил Аристотель, когда сказал: “Природа ничего не делает напрасно, а было бы напрасным совершать многим то, что может быть сделано меньшим. Природа проста и не роскошествует излишними причинами вещей”. Еще мы можем сказать, что в любой системе максимальная энтропия достигается в том случае, когда ресурсы равномерно распределены между подсистемами. В диалоге “Горгий” Платон называет это состояние геометрическим равенством. Он по обыкновению образно говорит: “…как много значит и меж богов, и меж людей равенство – я имею в виду геометрическое равенство…”. Чрезвычайно интересным представляется соотнесение “геометрического равенства” Платона со вторым началом термодинамики, в свою очередь напрямую связанным с законом оптимального построения техноценозов. Вопрос этот сложен и до конца не исследован, однако мы позволили себе некоторые умозаключения на эту тему (см. http://gnatukvi.ru/zip_files/article_55.zip).

Как представляется, ключевым в применении принципа максимума энтропии является правильное выделение эволюционирующей системы. Любая попытка “приспособить” второе начало термодинамики к объекту, не отвечающему требованиям системности, может завести в тупик. Наиболее ярким примером в этом смысле являются биологические организмы. Если рассматривать в качестве эволюционирующей системы отдельную особь, мы как будто приходим к согласию со вторым началом. С течением жизни, старением и умиранием организм увеличивает энтропию. Однако если рассматривать биоценоз как сложную систему, то его эволюция связана с усложнением и развитием (несмотря на то, что отдельные особи постоянно умирают). Этот факт очевиден сам по себе, однако совсем непонятно, почему многие эти процессы считают противоречащими второму началу термодинамики? И дело здесь не просто в констатации того факта, что энтропия не является мерой хаоса (как это звучит в работах С.Д. Хайтуна). Ведь никто не отвергает сам принцип максимума энтропии (то, что она в изолированной системе непрерывно возрастает). Причина, скорее всего, заключается еще в одной принципиальной системной ошибке, которую допускают многие современные исследователи.

Например, если рассматривать оптимальное состояние биоценоза, в котором устойчиво сосуществуют несколько слонов, сотня волков, тысяча зайцев и миллионы саранчи, то какой энтропией характеризуется это состояние – максимальной или, наоборот, минимальной? Учитывая, что к этому состоянию система эволюционирует спонтанно, ответ на вопрос носит принципиальный характер. Анализ системы-биоценоза с использованием видовых и ранговых распределений показывает, что если вычислять энтропию, считая каждую отдельную особь полноправным элементом биоценоза, то гомеостатическое состояние системы характеризуется минимальной энтропией. А если таким элементом считать популяцию, то это же состояние будет соответствовать максимальной энтропии. Таким образом, принцип максимума энтропии в биоценозе, безусловно, выполняется, важно лишь правильно определить эволюционирующие системы. В самом деле, разве в биоценозе эволюционирует отдельный волк или заяц? Эволюционирует популяция, т.к. между особями существует генетическая связь, несводимая только к физико-химическим взаимодействиям и имеющая принципиальное значение с точки зрения эволюции.

Рассмотрим, как выполняются начала термодинамики в техноценозах. Суть закона сохранения энергии в применении к техноценозам заключается в том, что суммарные энергетические ресурсы, воплощенные в технические изделия, из которых состоит техноценоз, в совокупности с суммарными энергетическими затратами, необходимыми для обеспечения их эксплуатации, в энергетическом выражении всегда равны совокупному полезному эффекту, который можно извлечь в процессе функционирования данного техноценоза. Принцип максимума энтропии применительно к техноценозам можно изложить следующим образом: энтропия естественно развивающегося техноценоза возрастает и достигает максимума, когда суммарные энергетические ресурсы, воплощенные в технические изделия при их изготовлении, распределены равномерно по популяциям техники, то есть произведение энергетического ресурса, необходимого для изготовления одного изделия, на их количество в техноценозе есть величина постоянная для всех видов технических изделий.

Добавим, что состояние техноценоза с максимальной энтропией, наряду с равномерным распределением энергетических ресурсов по популяциям, одновременно характеризуется максимальной несимметрией их распределения по отдельным особям. Посмотрим, к чему это приводит. Максимальная неравномерность распределения ресурсов по особям дает наибольшее разнообразие технических изделий. Это позволяет добиваться максимальной функциональной гибкости при выполнении разнообразных задач в рамках техноценоза в условиях неожиданных изменений окружающих условий. В свою очередь равномерное распределение ресурсов по популяциям технических изделий создает наиболее благоприятные условия для функционирования обеспечивающей инфраструктуры техноценоза. Дело в том, что системы управления, ремонта, снабжения, подготовки кадров и др. ориентированы на обеспечение именно видов техники. Вот мы и получаем максимальный положительный эффект при минимальных затратах (своего рода “аристотелевский минимакс”).

Разбор начал термодинамики ранее позволил нам впервые сформулировать, математически описать и практически приложить закон оптимального построения техноценозов, который гласит, что оптимальным является техноценоз, в котором имеется такой набор технических изделий-особей, который, с одной стороны, по своим совокупным функциональным показателям обеспечивает выполнение поставленных задач, а с другой – при наибольшем возможном разнообразии видов, характеризуется максимальной энтропией, т.е. суммарные энергетические (параметрические) ресурсы, воплощенные в технические изделия при их изготовлении, распределены равномерно по популяциям всех видов техники.

Закон оптимального построения техноценозов позволяет перейти к констатации взаимосвязи, которая является, одной из важнейших в практическом плане. В ней видится теоретическая основа методологии оптимизации техноценозов. В настоящее время удалось теоретически показать и эмпирически подтвердить объективно существующую фундаментальную взаимосвязь между уровнем параметров технических изделий, с одной стороны, и количеством этих изделий в техноценозе – с другой. Имеются довольно сложные математические конструкции, отражающие эту связь и показывающие, что она обратная. Чем более сложным, дорогим, уникальным, большим является техническое изделие, тем меньшее их количество должно входить в устойчивый техноценоз и наоборот.

Учитывая сформулированную взаимосвязь, нетрудно осознать, что сколь угодное отклонение параметров разрабатываемых или модернизируемых технических изделий от значений, которые задаются степенью массовости этих изделий в техноценозе, неизбежно повлечет за собой адекватные изменения параметров, характеризующих обеспечивающие системы. Попытка внедрения подобного технического решения в инфраструктуру устойчивого техноценоза неотвратимо приведет к его дестабилизации. При этом совершенно неважно, в какую сторону предполагается отклонение параметров. Верно и обратное: техноценоз будет дестабилизирован также и в том случае, если количество технических изделий увеличится сверх нормы, диктуемой их видообразующими параметрами.

Таким образом, под техникой понимается целостность, включающая исходные продукты, здания и сооружения, технические изделия, объекты и отходы производства. Однако, решая задачу онтологического осмысления техники, нельзя оставаться в рамках собственно этого понятия, а надо говорить о технической реальности, под которой понимается стоящая в ряду “неживая – биологическая – техническая”, объективно существующая всеобщая, самоэволюционирующая форма материи, субстанциальными элементами которой являются технические и биологические особи, обладающие существенной особенностью в приспособленности к творческому преобразованию реальностей, сопровождающемуся возникновением новых признаков, а системной формой организации выступают техноценозы, онтологическая сущность которых заключается в наличии между особями взаимосвязи, реализующей информационный отбор и тем самым создающей побудительные предпосылки к преобразованию реальностей.

Отправным принципиальным моментом в технократической парадигме развития Вселенной является осмысление объективности технической реальности. Однако следует согласиться с тем, что констатировать реальность техники и говорить о технической реальности – далеко не одно и то же. В первом случае утверждение о реальности техники (объектов, технических изделий) нам вполне понятно как простое противопоставление нереальному, существующему лишь в нашем сознании. Если же речь идет о технической реальности как полноценной подсистеме, одном из фундаментальных слоев, горизонтов окружающей действительности, то это имеет уже другой – всеобщий метафизический смысл.

Техническую реальность, как и любую другую, невозможно осмысливать лишь в одной плоскости. Для этого требуется исследование сразу нескольких измерений: первое – объективность и существенная особенность простейших элементов технической реальности (технических особей, изделий); второе – реальность ее организованных систем (техноценозов); третье – ее всеобщность в рамках окружающего мира; наконец, четвертое – принципиальная (в настоящее время потенциальная) самостоятельность, самоцельность технической реальности.

Что касается объективности технических изделий, то здесь особых сложностей как будто нет. В понимании существенной особенности технических изделий нам ближе всего определение М. Хайдеггера, рассматривающее их как некий “по-став” (Ge-stel). Однако этот “по-став” интерпретируется не как производящее добывание человеком тех признаков вещей, которые необходимы и полезны ему, а как всеобщее творческое преобразование неживой, биологической и технической реальностей, сопровождающееся рождением новых признаков, полезных вообще, эволюционно. Удивительно, но попытка увидеть особенность техники привела к универсальному определению, снимающему эту особенность содержательно и оставляющему лишь формально. Нетрудно увидеть, что оно принципиально применимо и к биологическим видам, и даже после некоторых телеологических усилий – к неживой реальности в целом.

И здесь вновь возникает проблема преодоления мировоззренческого антропоцентризма. Связано это в данном случае с особой интерпретацией понятия полезности. Как видим, в технократической (более точно – ацентрической) концепции полезность относится к миру в целом, причем миру, будучи взятому вместе с его потенциальными формами. Другими словами, понятие полезности соотносится с конечной целью развития мира. Очевидно, что для тех, кто еще не готов отойти от антропоцентрической точки зрения, подобная постановка просто немыслима.

Вторая, существенно более сложная, плоскость осмысления технической реальности связана с ее организованными системами – техноценозами (впервые это понятие ввел и стал плодотворно использовать Б.И. Кудрин). Для того чтобы усвоить весьма сложное понятие “техноценоз”, обратимся к примерам. Рассмотрим такую техническую систему, как автомобиль. Он состоит из отдельных агрегатов, блоков и деталей, которые объединяются в подсистемы (топливная, смазки, трансмиссия и др.). Между элементами автомобиля имеются связи (механические, электрические, гидравлические, пневматические), описываемые законами Ньютона – Ома – Кирхгофа – Гука. Нам понятна природа этих связей (назовем их сильными). Теперь рассмотрим всю совокупность автомобилей региона, которую, хотя и с большой натяжкой, можно назвать некой транспортной системой. Не вдаваясь в детали, отметим лишь, что какие-то связи между элементами этой системы (отдельными автомобилями) как будто имеются (одно государство, одни климатические условия, законы, правила, один авторынок и многое другое), однако эти связи исчезающе слабы.

Рассмотрим, наконец, промежуточную систему, например, отдельно взятый таксопарк в нашем городе. С одной стороны, он тоже состоит из несвязанных друг с другом автомобилей и в этом смысле похож на разобранную уже нами транспортную систему региона. Однако связи между автомобилями в таксопарке, хотя и не являются сильными (описываемыми законами Ньютона – Ома – Кирхгофа), намного сильнее, чем исчезающе слабые связи между автомобилями в транспортной системе региона (для простоты назовем их формальными). В таксопарке мы находим единую систему управления в лице директора, его аппарата, завязанных в структуру подчиненности; систему всестороннего обеспечения (хранение, техническое обслуживание, ремонт, снабжение, подготовка кадров и др.); общую территорию и сходные условия работы. И, наконец, главное – таксопарк функционирует с общей целью, которую весьма приближенно можно определить как получение наибольшей прибыли от перевозки пассажиров при наименьших затратах на всестороннее обеспечение этого процесса.

Таким образом, существуют системные объекты, отдельные элементы которых, с одной стороны, достаточно независимы и не связаны между собой жестко (механически, электрически, гидравлически и т.д.), а с другой – объединены связями другого типа (слабыми), определяемыми единой системой управления, снабжения, эксплуатации, а также общей целью функционирования. Кроме того, эти объекты ограничены в пространстве и времени. Их мы и называем техноценозами. Если продолжить примеры, то техноценозом можно считать завод, торговую сеть, группировку войск, региональный электротехнический комплекс, космическую станцию, крупное судно и многие другие объекты. Можно сказать, что полноценные техноценозы возникли лишь во второй половине ХХ века, хотя зарождаться стали гораздо раньше. У нас есть основания предполагать, что прообразы техноценозов (так называемые, протоценозы) существовали уже тогда, когда еще формировался вид Homo sapiens, т.е. сотни тысяч лет назад.

Что же принципиальное отличает техноценозы от отдельных технических изделий? Во-первых, это тип связей (в техноценозах – слабые, в технических изделиях – сильные). Во-вторых, количество элементов, из которых состоит изделие, конечно и точно определено конструкторской документацией, а количество элементов техноценоза практически бесконечно (математически – счетно). Это нелегко воспринять, однако для нас очевидно, что если мы начнем последовательно перебирать элементы техноценоза, то не успеем дойти до конца, а начало уже изменится, т.е. мы будем иметь дело уже с другим объектом исследования. В-третьих, границы технического изделия четко определены все той же конструкторской документацией и здравым смыслом, а границы техноценоза для нас нечетки, размыты. Дело в том, что любой техноценоз находится в какой-то инфраструктуре и коренится в ней тысячами связей различного типа (электро-, водо-, газоснабжение, связь, телекоммуникации, управление, кадры, менеджмент, отходы, реализация продукции, медицина, отдых и др.). Аналогично – биоценозы. Ведь нам очень трудно точно определить, где проходит граница пустыни, саванны, леса, болота или луга.

В-четвертых, техническое изделие достаточно полно и однозначно определяется системой параметров (длина, ширина, объем, масса, надежность, ремонтопригодность и др.). Для техноценоза подобной системы параметров не существует и, как следствие, – не существует единой конструкторской документации на техноценоз. Кроме того, о двух изделиях можно говорить, что они одинаковы (во всяком случае, в пределах паспортных характеристик), хотя и возможен разброс параметров, но об этом несколько позже. Техноценоз всегда индивидуален и неповторим (нет двух одинаковых заводов, таксопарков, дивизий, городов). В-пятых, если для техноценоза существует понятие “развития”, как необходимое, существенное, необратимое, содержательное, целенаправленное изменение (движение во времени), то для отдельного изделия такого понятия не существует. И хотя в процессе своего жизненного цикла любое изделие, безусловно, изменяется, однако последнее лишь формально и несущественно (связано, как правило, с процессами износа и старения).

Имеется еще одно отличие техноценоза от отдельного изделия, имеющее чрезвычайно важное методологическое значение. Однако прежде чем говорить о нем, нам необходимо ввести еще ряд понятий. Прежде всего поговорим о том, что такое вид и особь в техноценозе. Возьмем отдельное техническое изделие, например, электродвигатель на металлургическом заводе (последний является техноценозом). При этом будем рассматривать совершенно конкретный двигатель типа A71B2 (заводской номер 7729324, выпуска 2007 г.), который приводит во вращение станок токаря Иванова. Очевидно, что мы имеем дело с изделием-особью, которое индивидуально, неповторимо и существует во Вселенной в единственном экземпляре. Однако, как мы уже заметили, это индивидуальное изделие обозначено определенной маркой, т.е. можно судить, что данный электродвигатель представляет вид A71B2. Таким образом, мы имеем дело уже с определенной классификацией, в которой каждое техническое изделие есть особь и одновременно оно же всегда представляет какой-то вид. Понятие вид восходит к философским категориям содержание и форма, сущность и явление. Можно сказать, что вид есть некоторое идеальное представление, объединяющее определенное количество технических изделий информацией об их конструкции и технологии изготовления (комплектом конструкторско-технологической документации). Важно понимать, что вид техники определяется абсолютно точно документами, однако реальные технические изделия – представители данного вида, будучи выпущены на заводе по соответствующей документации, в своих реализованных параметрах могут несколько отличаться (и всегда отличаются) от идеальных. Это отличие задается достижимой и целесообразной точностью изготовления, возможностями инструментов и самого человека (если он участвует в производственном процессе). При этом мы не говорим о браке (“уродстве”), когда параметры изделия выходят за допустимые видовые рамки.

Время дать точные определения. Особь – выделенный, далее неделимый элемент технической реальности, обладающий индивидуальными особенностями и функционирующий в индивидуальном жизненном цикле. Вид – основная структурная единица в систематике технических изделий, определяющая совокупность качественных и количественных характеристик, отражающих сущность однородной группы изделий, изготовленных по одной конструкторско-технологической документации.

Теперь необходимо вспомнить о том, что не разобрано еще одно важное отличие техноценоза от технического изделия-особи. Для примера рассмотрим крупный магазин. Находим в нем большой отдел, где продаются самые различные ручки (от “Паркера” с золотым пером до пластмассовых шариковых). Перебрав все ручки, мы увидим, что здесь имеется определенное число видов, каждый из которых представлен некоторым количеством ручек-особей. Кстати, совокупность всех технических изделий одного вида из состава конкретного техноценоза называется популяцией. Так вот, популяции ручек-видов в магазине различны, однако об этом несколько позже. Возьмем популяцию одного из видов шариковых ручек. Мы уже знаем, что по своим параметрам (длина, ширина, масса, емкость стержня, надежность пишущего элемента, прочность корпуса и др.) эти ручки близки друг к другу, но несколько различаются. Однако теория вероятностей и математическая статистика говорят, что всегда эмпирически можно определить так называемые среднестатистические параметры. В простейшем случае – это среднее арифметическое значение, вычисляемое для всей совокупности ручек отдельно по каждому параметру.

Вспомним, что до сих пор мы говорим о совокупности ручек одного вида (популяции). Рассмотрим совокупность всех ручек в магазине (семейство ручек техноценоза). Математически определить усредненные параметры для всего семейства ручек никакой сложности не представляет. Однако если в первом случае усреднение давало нам весьма важные обобщающие данные, то во втором – мы получаем совершенно бессмысленные цифры. На самом деле, зачем нам знать среднюю массу ручки? Или, к примеру, среднюю надежность пишущего элемента (учитывая, что рассматривались и очень дорогие “Паркеры”, и дешевая пластмасса)? Никакой полезной информации эти данные не содержат. Но это еще не все. Кто-то может сказать, что ему интересно было бы узнать среднюю стоимость ручки в магазине. Ценность подобной информации весьма сомнительна, но тем не менее. Вычислить среднюю стоимость ручки в любом магазине, конечно же, можно. Следует только учесть, что при расчетах мы должны суммировать стоимость каждой отдельной ручки-особи (если шариковых ручек за пять рублей в магазине тысяча, то мы должны просуммировать тысячу раз по пять и т.д.). Отсюда ясно, что среднее значение, характеризующее этот магазин, никак несопоставимо с любым другим, т.к. набор видов ручек в нем другой, да и количество совсем не то. В пределе гипотетически можно говорить о средней стоимости всех ручек в мире, однако пока вы будете ее подсчитывать, какой-то завод выпустит новую ручку, и расчеты потеряют первоначальный смысл. С другой стороны, можно говорить о средневидовой стоимости ручки в магазине, полученной после усреднения стоимостей, записанных на всех ценниках рядом с ручками на витрине. Однако эта цифра сродни пресловутой “средней температуре по госпиталю” из анекдота и совершенно ни о чем не говорит, т.к. одну и ту же цифру мы можем получить, если имеем, например, в одном магазине два вида ручек, один из которых стоит тысячу, а другой – десять рублей, а в другом – один вид стоимостью пятьсот пять рублей.

И еще один аспект этой проблемы (более важный). Если мы вычислим средний параметр для всех ручек одного вида в одном магазине, а затем прибавим к ним ручки этого же вида из другого, то получим очень близкое значение. Более того, чем больше мы будем увеличивать выборку (совокупность анализируемых ручек), тем ближе среднее значение параметра будет к тому, которое записано в конструкторской документации на данный вид ручек. Если же, вычислив средний параметр всех ручек (всех видов) в магазине, мы начнем увеличивать выборку и снова усреднять, то вскоре с удивлением обнаружим, что среднее значение параметра отнюдь не стремится к какой-то фиксированной величине, а постепенно изменяется. Это еще больше снижает информационную ценность усредненных параметров, вычисленных для ручек всех видов в магазине. Таким образом, привычный аппарат теории вероятностей и математической статистики не пригоден для исследования техноценозов, но при этом остается весьма полезным при рассмотрении совокупности технических изделий одного вида (популяции). Значит, для исследования техноценозов нужен особый подход, методологическим ядром которого является ранговый анализ.

Вспомним, что мы до сих пор, рассматривая специфику техноценозов, говорили лишь о гносеологическом аспекте. Онтологическая же сущность техноценозов видится в наличии взаимосвязи между техническими изделиями, реализующей информационный отбор и тем самым создающей побудительные предпосылки к творческому преобразованию неживой, биологической и технической реальностей. И вновь в своих рассуждениях мы приходим к необходимости соотнесения с целью развития мира. В любом случае, для нас становится очевидным, что техноценозы реальны, т.к. они реальны и содержательно (состоят из реально существующих изделий) и формально (реализуют всеобщие законы). Всеобщность технической реальности в рамках окружающего нас мира также должна быть рассмотрена одновременно с нескольких сторон. Прежде всего заметим, что, применяя к технической реальности категорию всеобщего, мы осознаем большой риск, связанный с очевидными ограничениями технического: во времени (с момента возникновения человека разумного); в пространстве (в границах существующей ныне техносферы); в структуре (от атомарного уровня до ближнего космоса). Однако, как представляется, ограничения технической реальности носят непринципиальный, относительный характер.

Самым важным для нас представляется то, что техническая реальность наделяется самоцельностью. Именно здесь закладываются основы понимания техноэволюции, что позволяет нам усматривать как направление развития (“неживая – биологическая – техническая”), так и основную движущую силу (информационный отбор). Главным видится то, что в неживой природе эволюционирует мир в целом, в биологической развиваются виды, а в технической реальности должны появиться объекты, способные эволюционировать самостоятельно как единичные. При этом происходит поступательное усложнение структуры единично эволюционирующего объекта, объединение в нем все больших таксонов классификации, усиление и расширение взаимосвязи. Одновременно укрупняясь, эволюционирующие единичные начинают объединяться в единое. Не исключено, что Вселенная когда-то вновь начнет эволюционировать в целом, замыкая на более высоком уровне очередной виток изменения мира.

Попытаемся исследовать каждый из уровней развития материи, которую мы рассматриваем в ряду реальностей “неживая – биологическая – техническая”. Причем делать это будем только по наиболее важным основаниям (см. таблицу ниже). Для нас несущественно, какая реальность из какой возникла, в какой момент это произошло, как и по какой причине. Не существенна также и роль человека в данном процессе (имеется в виду, что антропоцентричность мы уже преодолели). Более того, несущественно и то, что, по известным причинам, свое рассмотрение сейчас мы вынуждены ограничивать фактическим материалом планеты Земля.

Первый уровень – неживая реальность отличается простейшей классификацией, в которой мы выделяем мир в целом и особь в частности. Напомним, что онтологический классификационный таксон выделяется прежде всего на основании определения нового уровня использования информации. Так вот, в неживой материи информация присутствует только на уровне мира в целом в виде физических законов. Неживой мир развился одномоментно и спонтанно, разумный агент, если и присутствовал, то лишь в момент создания, когда закладывались физические законы. Подчеркнем здесь отсутствие понятия вид. Иногда ошибочно отождествляют эйдетическое человеческое понятие о предметах окружающего мира (в т.ч. о неживых объектах) с таксономическим понятием “вид”. Последнее неприменимо к неживым объектам потому, что в данном случае отсутствует информация как прескриптивная система воспроизводства, закрепленная на определенном материальном носителе. В этом смысле нельзя говорить, что “камень” есть вид. Это, хотя и обозначенное семиотически, но весьма расплывчатое чисто человеческое понятие об определенном классе объектов окружающей действительности. При этом не наличествует никакой материально закрепленной, устойчивой и объективной информации о камне как виде. Есть лишь чисто человеческое понятие, которое, вполне возможно, было бы совершенно непонятно инопланетянину. Придавать информации о виде субстанциональный характер представляется также неправомерным. Нельзя говорить, что видом является химическое вещество (кислород, водород, железо и др.), а его элементарный состав есть информация о виде. Из веществ, а точнее из комбинаций элементарных частиц собственно и состоит мир – это и есть часть информации о нем.

Если пойти в рассуждениях дальше, то можно заключить, что в неживой природе понятия вида и особи вообще излишни. Все, что нас окружает, взятое помимо биологической и технической реальностей, есть неживой мир в целом. Кроме того, можно предположить, что у неживой реальности когда-то была чисто субстанциальная неформальная стадия (быть может, это было еще до Большого взрыва, породившего Вселенную). Интересными в русле наших рассуждений представляются также и последние исследования структуры субэлементарных частиц. Таким образом, в неживой реальности нет никакой другой онтологически содержательной формы, кроме Вселенной в целом, которая, безусловно, обладает информацией в виде законов, на основе которых она изменяется (см. табл. в конце).

Определив фундаментальную классификацию и уровень использования информации в неживой реальности, охарактеризуем ее эволюцию. Прежде всего отметим на первый взгляд спорный момент. Дело в том, что скорость эволюции неживой реальности локально можно определить как нулевую. Иными словами, наша Вселенная, будучи взята без биологической и технической реальностей, постоянно изменяясь, тем не менее, не эволюционирует. В этом смысле онтологически значимые эволюционные скачки Вселенной связаны лишь с возникновением биологической жизни и позже зарождением технической реальности. Об эволюции неживой материи можно было бы вести речь только в том случае, если предположить множественность вселенных, образующих некую гиперструктуру, которую можно было бы назвать Метавселенной. Следует отметить, что подобные (слабо обоснованные) гипотезы высказываются в последнее время.

Если признать, что неживая реальность эволюционирует, то ее единичным эволюционирующим объектом является Вселенная в целом, что становится понятным в свете вышесказанного. При этом уровень отбора является глобальным в масштабах Метавселенной. Движущей силой является информационный отбор, осуществляющийся на уровне физических законов. Если же считать, что наша Вселенная все-таки едина и бесконечна, то следует констатировать отсутствие эволюционного процесса в неживой реальности, взятой отдельно от других реальностей.

Хотелось бы особо обратить внимание на то, что классификация реальностей, представленная в таблице, осуществляется по определенным достаточно четко сформулированным критериям, составляющим необходимую и достаточную группу (подробное обсуждение критериальной системы можно найти здесь: http://gnatukvi.ru/zip_files/article_53.zip). Дело в том, что зачастую в беседах о технической реальности сталкиваешься с тем, что оппоненты готовы часами напролет без всякой критериальной основы рассуждать о чем угодно. Однако как только предлагаешь им попытаться перевести свои рассуждения в русло естественной человеческой логики и понятной критериальной системы, они сразу начинают махать руками и говорить, что это уже, видите ли, не “утонченная философская рефлексия”, а некое “физикалистское огрубление”. И как хотите.

Второй уровень нашей классификации – биологическая реальность (см. табл.). При переходе от неживой к биологической форме существования материи мы констатируем прежде всего фундаментальный сдвиг в классификации реальности. Наряду с миром в целом и особью в частности возникает новый онтологический классификационный уровень – биологический вид. Основным критерием, по которому мы выделяем новый уровень, является наличие у биологического вида информации (в смысле приведенного выше нашего определения), существующей в генотипе физиологически неотделимо от особи. Как известно, это позволяет биологическим видам эволюционировать с низкой скоростью, которая задается “слепым” (без целеполагающей воли) характером межвидового информационного (естественного) отбора. Характер отбора в данном случае определяется отсутствием разумного агента, а его скорость задается неотделимостью генотипа (информации о виде) от особи. Неотделимость информационного носителя от особи имеет, как мы увидим позже, принципиальное значение. То же, что современная биологическая наука научилась отделять молекулу ДНК и манипулировать ею, видится здесь несущественным. Дело в том, что подобная операция возможна лишь с участием технической реальности и в естественной биологической среде принципиально невозможна.

Третий уровень – техническая реальность (см. табл.). Из рассматриваемого ряда сосуществующих реальностей в рамках технократической парадигмы более всего нас интересует техническая, так как, во-первых, она является высшей по тем основаниям, о которых уже сказано, а во-вторых, мы стоим у истоков формирования технической реальности, и наша судьба неразрывно связана с ней. Беспрецедентный сдвиг в классификации сущего, связанный с возникновением технической реальности, заключается в выделении принципиально нового таксона. Наряду с миром в целом, видом и особью возникает ценоз – объект, одновременно сочетающий в себе признаки вида и особи. Как вид он имеет генетическую информацию, которая физически от него отделена и существует в виде документа, а как особь он существует и индивидуально функционирует в окружающей действительности. Техноэволюция выходит на принципиально новый уровень благодаря тому, что, во-первых, появляется разумный агент, осуществляющий отбор (человек и/или техника). Во-вторых, то, что информация физически отделена от особи (в данном случае – ценоза), позволяет осуществлять элементарный акт отбора на уровне документа (на информационном уровне без эмпирического воплощения). В-третьих, отбор в целом становится межорганизменным и целенаправленным.

Каким же видится современный этап развития технической реальности в контексте всего изложенного. В настоящее время в техносфере зарождаются (как когда-то протожизнь из неживой природы) объекты (ценозы, техноценозы), которые в перспективе будут способны сами воздействовать на свой материальный носитель информации с целью развития в условиях конкуренции (трансформировать свой генотип и в этом смысле самоэволюционировать). Однако нынешнее состояние технической реальности можно сравнить лишь с биологической протожизнью (причем, на ранней стадии развития). Основная масса наших технических изделий – это только своего рода аналоги органических макромолекул. Вероятно, лишь отдельные из них уже можно уподобить примитивным одноклеточным (например, космическую станцию “Альфа”), а современный завод или город – это всего лишь “лужа, кишащая технической протожизнью”.

Сегодня очень трудно представить себе продукты долгосрочной эволюции технической реальности, которые можно было бы назвать некими гипербионтами (это когда из “одноклеточных” возникнут “черви”, “лягушки”, “слоны” и, более того, – “мыслящие”). Можно лишь гипотетически судить об их облике и свойствах, хотя в современной фантастической литературе подобный образ иногда узнается. Наиболее яркие примеры: “Рама” А. Кларка, “Реликт” В. Головачева и “Десант на Европу” Я. Верова, И. Минакова. Тем не менее, уже сейчас можно сформулировать отдельные принципиальные соображения, касающиеся гипербионтов. Во-первых, это объекты ценологического типа (в основе своей технические и включающие элементы биологические, в т.ч. человека). Во-вторых, это объекты самоорганизующиеся (что всегда отличало жизнь от протожизни). Наконец, в-третьих (и это самое важное), их принципиальное отличие от биологической реальности заключается в том, что они будут способны воздействовать на свой генотип. Это позволит эволюционировать на уровне единичного, скорость же эволюции при этом существенно возрастет.

Особым образом следует оговорить, хотя бы в самых общих чертах, далекое будущее технической реальности. В таблице приводится характеристика некой гипотетической реальности, следующей после технической. Она названа гипертехнической. Формальная логика развития с учетом принятой критериальной системы позволяет предположить, что ее будет характеризовать появление высших материальных форм, состоящих из совокупности ценозов и называемых здесь гиперценозами. Единичным эволюционирующим объектом при этом становится часть гиперценоза, а отбор – внутриорганизменным. На наш взгляд, это позволит достичь сверхвысокой скорости эволюции. Однако главным видится то, что именно на данном уровне развития материи впервые единичный объект эволюции перестанет отрицаться собственно эволюционным отбором, что в определенном смысле уподобит гиперценозы Вселенной в целом. Остается лишь набраться храбрости, глубоко вздохнуть и предположить, что это и есть цель эволюции нашего мира (в онтологическом смысле).

Таким образом, представляется возможным дать следующее определение, естественно вытекающее из приведенных рассуждений и имеющее большое значение с точки зрения дальнейшего изложения материала. Техническая реальность в рамках технократической парадигмы рассматривается как стоящая в ряду “неживая – биологическая – техническая – гипертехническая”, объективно существующая всеобщая, самоэволюционирующая форма материи, субстанциальными элементами которой являются технические изделия, обладающие существенной особенностью в приспособленности к творческому преобразованию, сопровождающемуся возникновением эволюционно полезных новых признаков, а системной формой организации выступают техноценозы, онтологическая сущность которых заключается в наличии между техническими изделиями взаимосвязи, реализующей информационный отбор и тем самым создающей побудительные предпосылки к творческому преобразованию реальностей.

Характеристика онтологических реальностей окружающего мира

Характеристические параметры Онтологические реальности окружающего мира
Неживая Биологическая Техническая Гипертехническая
Фундаментальная классификация Реальность в целом Реальность в целом – вид – особь Реальность в целом – ценоз – вид – особь Реальность – гиперценоз – ценоз – вид – особь
Детерминант Реальность в целом Популяция Техноценоз Гиперценоз
Уровень использования информации Реальность в целом В генотипе вида неотделимо от особи В генотипе ценоза отдельно как документ В генотипе части гиперценоза
Классификационный уровень эволюции Реальность в целом Вид Ценоз Часть гиперценоза
Классификационный уровень отбора Отсутствует Межвидовой Межорганизменный Внутриорганизменный
Характер отбора Отсутствует Без целеполагающей воли, неуправляемый Целенаправленный, неуправляемый Целенаправленный, управляемый
Скорость эволюции Отсутствует Низкая Высокая Сверхвысокая
Единичный функционал Отсутствует Биологическая особь Техноценоз Гиперценоз
Отношение “единичный функционал – эволюция” Отсутствует Функционал отрицается эволюцией Функционал отрицается эволюцией Функционал не отрицается эволюцией