От Моисея до постмодернизма. Движение идеи

Опубликована издательством “Феникс”, г. Киев, 1999 г. Публикуется с разрешения автора.

Предисловие

Идея этой книги зародилась, когда я читал курс лекций по религиеведению и философии иудаизма в Международном Соломоновом Университете в 1996-97 гг., и окончательно созрела при чтении небольшого цикла в киевском обществе Бней Брит на тему “От Моисея до Магомета”. Но это внешнее, так сказать, надпочвенное произрастание. Где-то там “под землей”, невидимо, идея начала созревать гораздо раньше, с тех пор, как я вообще стал интересоваться философией. И еще раньше, в период моей диссидентской и сионистской деятельности, а если подумать, то и еще раньше, по мере того, как жизнь чувственным образом, испытывая меня своими ударами на прочность, начала ставить передо мной свои вечные вопросы и я начал над ними задумываться и искать ответа на них. Вопросы эти и поиск ответа на них пронизывает всю историю человеческого духа сквозь все эпохи, цивилизации и культуры, связывал их в некое единое осмысленное целое, обозреть которое мне показалось очень важным и интересным.

Вечность вечных вопросов обусловлена глубинной природой человека и общества, неизменной с тех пор как этот вид возник. Поэтому начинать можно было и не с Моисея, а гораздо раньше с древнейших цивилизаций. Но масштаб взгляда, охвата зависит от поставленной задачи. Я решил ограничиться рассмотрением того ствола в общечеловеческом древе движения идей, который привел достаточно непосредственно к современной западной культуре и системе ценностей. И даже эту задачу я решил сузить, оставив в стороне (по крайней мере на время) такую важную ветвь или, точнее, корень западной цивилизации, как античная культура. В стороне остались, естественно, всевозможные восточные, прежде всего индийские и китайские ветви движения идеи, тем более, что на этих ветвях в сегодняшнем мире произрастают другие, отличные от западной цивилизации плоды, хотя и на Запад они оказывали и оказывают влияние, и в свете вышесказанного о вечных вопросах можно рассматривать и такой ширины и масштаба проекцию. Можно, но это будет уже другая цель и другая книга. Что же касается этой, то и так поставленная задача выглядит неохватной и возникает вопрос, как же я собираюсь ее охватить? Ну, как говорил Ницше устами его Заратустры: “В горах кратчайший путь – с вершины на вершину. Но для этого надо иметь длинные ноги”.

И все таки еще раз, почему с Моисея , а не с древних греков? Если бросить на чаши весов с одной стороны христианство, а с другой стороны – эллинскую культуру, дабы взвесить чье влияние больше в современном западном обществе, то чаши весов заколебались бы. Но какое бы влияние не перевесило, исследование исторического или культурологического характера, базирующиеся только на одной из этих компонент пришлось бы признать не корректным. Ведь даже, если мы отыщем какие-либо элементы демократии в иудео-христианском учении (а мы их отыщем), то нет сомнения, что современная демократия все таки – наследница эллинской, а не тех корней. И таких примеров найдется еще не мало. Но цель книги – не всестороннее историческое или культурологическое исследование. Цель ее, как сказано, движение идеи в ответах на вечные вопросы человечества. И с этой целью начинать нужно только с Моисея, или точнее с “Бытия” – первой книги “Пятикнижия Моисеева”. Не раньше, не позже и не сбоку.

Это связано с особыми качествами книги именуемой Библия. Не зря евреев называют народом Книги. Не книжным народом, книголюбами, книжниками, а народом Книги, имея в виду одну эту Книгу. (Точнее ту ее часть, которая называется “Ветхий завет”, а на иврите “Танах”). Она одна выразила и одновременно сформировала духовность древних евреев, в то время как, скажем, противостоящая ей духовность древних греков была рассредоточена по множеству книг, способных составить целую библиотеку. В многокнижии есть свои преимущества, но не с точки зрения вечных вопросов и ответов на них. Не только в античной, но в любой письменной культуре, мы найдем обсуждение отдельных из этих вопросов и попытки ответа на них. Но везде, кроме Библии, все это идет вразброс: там коснутся одного вопроса, там другого. И ответы на них изменяются от книги к книге по крайней мере на первый взгляд, весьма хаотично. Конечно, за этим хаосом скрыт свой порядок, свой внутренний смысл, динамика движения идеи и я как раз хочу проследить и прояснить ее. Но задача эта вообще не простая. Тем более, если начинать с произвольного места и особенно если сразу с современности, когда сейчас, в наш век плюрализма , все идеи переплелись и перепутались в какой-то невообразимый клубок. Настоль запутанный, что рядовой человек уже и не пытается в нем разобраться. (И это создает, кстати, благодатную почву для нечистоплотных манипуляторов общественным мнением, рядятся ли они в тогу представителей ортодоксальных религий или новоявленных гуру, ученых, философов, журналистов, политиков или кого угодно).

Библия же вся выстроена на этих вопросах и ответах на них и лучше всего это отражено в ивритском названии “Пятикнижия Моисеева”. “Тора” – называется оно на иврите, что дословно переводится – “Учение”. Но и история еврейского народа, изложенная в дальнейших частях Танаха (Ветхого завета), и жизнеописание Иисуса Христа в Евангелиях посвящены этим же вопросам и ответам на них, хоть и в другом уже стиле. История в Танахе, это не история, типа изложенной в школьном или университетском учебнике или научной монографии, а жизнеописание Иисуса Христа в Евангелиях – это не один из томов ЖЗЛ. И то и другое (и Танах и Евангелия) подано под углом зрения иллюстрации к ответам на вечные вопросы. Более того, танаховская история еврейского народа есть не что иное, как осмысление ответов (сформулированных в “Пятикнижии Моисеевом”) в процессе жизни или истории евреев, с одновременной эволюцией этого осмысления. А жизнеописание Иисуса Христа – это радикальное переосмысление этих ответов, данное самой его жизнью и смертью.

Уже по одному этому Библия является удобной отправной точкой для предпринимаемого исследования. Но есть и другие причины. Можно еще много говорить о том, почему начинать нужно с Моисея. Но это многое скажется само после того, как мы с него, Моисеева Учения, и начнем.

Часть I

От Моисея до Иисуса Христа

1. О науке, учениях и учении

Итак, чему, собственно, учит Библия, и прежде всего ее первая часть “Пятикнижие Моисеево”, Тора, Учение? Казалось бы чего проще, бери Тору и излагай конспективно ее содержание. Ан нет! Видать не просто и даже очень не просто извлечь из писанного этого Учения его содержание, если за три с лишним тысячи лет с тех пор, как оно написано, исписаны еще горы бумаги, не сравнимые по объему ни с какой другой ветвью человеческого знания, горы в которых трактуется и трактуется, осмысливается и переосмысливается оно. Здесь и еврейские дохристианские толкования, начиная с самого Танаха (части, следующие за Торой: Судьи, Цари, Пророки и другие), затем Гмара, Агада, девяносто с лишним томный Талмуд и т.д. Затем Христианство, как таковое, своим исходным Учением, т.е. Евангелиями, затем вся мощнейшая христианская духовная литература. И параллельно продолжающиеся еврейские толкования: Раши, Рамбам, Рамбан, Бааль Шем Тов, породивший новую ветвь иудаизма – хасидизм, бесконечные Рабби, вроде Любавичевекого и цадики и так до наших дней и поныне пишут и трактуют.

И главное трактуют по разному до противоположности, со спорами, приводящими к расколу и ветвлению исходной религии, со следующей за расколом непримиримой враждой, преследованием “еретиков” и религиозными войнами между сторонниками ветвей одной и той же религии, прежде всего Христианства (достаточно вспомнить только войны между католиками и протестантами). Само Христианство явилось новой революционной трактовкой Учения и откололось, ответвилось от иудаизма. Но и оно затем ветвилось и разделялось. Сначала на мощные, могучие ветви: католицизм, православие, протестантизм. Затем на более мелкие: мормоны, баптисты, пятидесятники, субботники и прочие. Затем уже на секты, которые в изобилии возникают и сегодня, отклоняясь иногда настоль далеко от основного ствола и скрещиваясь уже с другой, обычно восточной породы, религиями, что их родные мама с папой не могут узнать (Хотя в основе каждой из них найдем мы те же вечные вопросы и свои ответы на них). И иудаизм оставленный христианством, продолжал ветвиться. Тут и упомянутый уже хасидизм и Хабад, и Бней Акива, и Натурей Карта, и иудаизм консервативный, и реформистский и т.д. И это только те расхождения в толкованиях, которые привели к расколам и ветвлениям. А сколько было и поныне есть расхождений не приведших к расколу, хоть от этого и не менее важных и существенных иногда. Помянем лишь древнейшие: школу Гиллеля и школу Шамайи, саддукеев и фарисеев, ивритское название последних – “перушим”, так и переводится на русский – толкователи, никонианцы и арианцы у христиан и т.д.

Почему так много толкований и расхождений и в чем трудность осмысления Учения? Ведь вот есть же немало мудреннейших наук, есть такие, что рядовому человеку и в голову не придет пытаться разобраться в них, в какой-нибудь “Теории пар-конгруенций” или в “Основаниях математики” Гильберта, даже если он, вообще, слышал о них. Они не его ума дело, в то время как Библия то предназначена для всех. И в то же время ни об одной научной теории нет споров и расхождений даже в малой степени способных приблизиться по объему к тем, что по поводу понимания Книги. А причина в том, что Учение – это не наука. Причем не только Учение, о котором речь идет, а любое учение, будь то другая религия или нерелигиозное учение, например, марксизм, который сам то о себе очень любил проговаривать, что он единственное в мире научное учение. Но заблуждался и в корне. Ибо, коль скоро учение, то – не наука. Кого конкретнее интересует вопрос о степени научности Марксизма, отсылаю к брошюре, написанной мной совместно с В. Бедненко под названием “Побритие бороды Карла Маркса или научен ли научный коммунизм” (Киев, 1997). Здесь же остановлюсь на разнице между наукой и учением вообще. Вульгаризируя предмет можно применить сюда, перефразировав, известное выражение и сказать, что наука – это та, которая знает все ни о чем, а учение – это то, которое знает ничего обо всем. Если точнее, то наука идет от частного к общему, от частного малого, но понятного, очевидного, знание о котором не вызывает, сомнения. Отсюда достоверность и надежность науки, за которую мы ее и ценим. Но с другой стороны она сама же о себе не устает свидетельствовать, что познание бесконечно и во всем объеме окружающий мир и самих себя мы не познаем никогда. Поэтому в отличие от учения наука и не пытается учить нас как жить. Как жить в широком смысле слова. Она может научить нас, как построить самолет, телевизор, атомную бомбу. Может научить и некоторым частным вещам, касающимся и отношений людей, разным там психологическим трюкам, например. Но в целом как жить она не может нас научить и не берется за это, т.к. для этого науке в силу ее природы нужна вся полнота знаний о человеке, обществе и мире, чем она никогда не будет располагать и сама это знает. Но именно вопрос как жить и вытекающие из него как раз и является самым волнующим и для каждого человека и для человечества в целом. И поскольку свято место не бывает пусто, то появляются учения. Как именно они пытаются справиться с этим вопросом, это у каждого по своему. Марксизм, как уже сказано, немножко обманул нас, а прежде самого себя, заявляя, что он чисто научно пришел к выводу, что жить нужно по правилам “научного” коммунизма. Религиозные же учения и в частности Учение, о котором мы говорим, учат нас как жить, авторитетом Бога, которому дана вся полнота знания обо всем и потому (хотя и не только) и право учить нас.

Ну и что? – спросит в этом месте читатель – какая разница, кем создано или чьим авторитетом утверждает себя учение? Есть учение, излагай. И почему должны быть бесконечные противоречия в толковании?

Представь себе, читатель, что ты – не Господь Бог, но достаточно умный и образованный современный человек и ты попал в общество дикарей, никогда еще не видавших представителя цивилизации, и ты пытаешься научить их жить по понятиям современного Запада (демократия, плюрализм, гражданское общество и т.д.). Допустим, для простоты, что самому тебе эти понятия кажутся однозначно ясными, непротиворечивыми, истинными и убедительными. Несмотря на всю твою убежденность и в предположении, что ты отлично знаешь язык дикарей, ты затруднишься в своей задаче по причинам совершенно объективным. Дело в том, что уровень сложности того, что ты попытаешся объяснить им, будет выше потолка их понимания и тебе придется по необходимости упрощать, а следовательно и искажать твое учение. Теперь представь себе, что дикари, с которыми ты имеешь дело, не с нашей планеты, а с отдаленной галактики и ты прилетел к ним в качестве астронавта на некоторое время и после того, как ты покинешь их, им еще много поколений не видать представителя цивилизации. И ты хочешь оставить им в качестве учения, что-то такое, что с одной стороны было бы полезно им сразу и впечатлило их достаточно, чтобы они сохранили твое учение, и сдвинулись хоть немного в лучшую сторону в их жизни. Но понимая, что много им при их примитивном уровне не объяснить, ты зашифровываешь в тексте информацию, которая станет понятной лишь их развившимся потомкам. Причем часть – более ранним потомкам, более сложная часть – более поздним потомкам и т.д.

Но и это еще не все. Представь себе, что твое учение не было записано сразу с твоих слов, а в течение долгих лет после твоего убытия передавалась устно, пока, наконец, в силу его возросшей популярности, его не догадались, наконец, записать. Естественно, по памяти и не обязательно даже со слов тех, кто слышал тебя непосредственно. Представь, как сильно исказится твой текст людьми, которые с трудом понимали лишь верхний слой заложенного тобой туда знания и передают все это по памяти. И представь, каково будет вылавливать из полученного таким образом текста его содержание отдаленным потомкам тех дикарей. И когда ты все это представишь, ты получишь некоторое представление о том, что значит толковать Библию.

Конечно, я не хочу сказать, что Библия, точнее ее Учение дано посланцами из космоса. Я, вообще, не хочу ничего утверждать относительно ее происхождения, а свое мнение на этот счет оставляю при себе. Я хочу исходить только из текста Книги, а он, независимо от того, кто является подлинным творцом Учения, носит именно такой характер. И доказательства этого для меня не в тех мистических толкованиях, в которых упражнялись еще кабалисты, и не в новейших компьютерных прочтениях Библии с заду наперед, по диагонали, через букву или 50 букв, которые осуществляются сейчас в Израиле и в которых удалось получить связные тексты, не лишенные смысла. Для меня достаточно обычного, но пристального прочтения текста.

И вот что видно там невооруженным глазом. Во первых и в случае Торы и в случае Евангелий Учение дается от лица Бога или Божьего Сына. Ну это, как говорится, на веру. Но что не вызывает сомнений, это что дается оно в обоих случаях людям весьма примитивным даже для своей эпохи. В первом случае пастушескому племени к тому же 400 лет пребывавшему перед этим в рабстве и буквально только что освободившемуся. Во втором, непосредственно слушавшие Христа, а также записавшие его учение были простыми рыбаками, нищими и в лучшем случае один был сборщиком податей (мытарем).

Далее, записано учение в обоих случаях не сразу, а много лет спустя по памяти. Учение, задиктованное Богом Моисею, записано по приказанию Иисуса Навина и с его слов уже после смерти Моисея (см. “Иисус Навин” гл. 8, 30 – 35). Также и Евангелия записаны евангелистами много времени спустя после распятия Иисуса Христа, да к тому же из 4х евангелистов лишь один Иоан был из учеников-апостолов, слышавших слова самого Иисуса.

Что касается информации, которая не могла быть доступна пониманию тогдашних евреев и не только евреев, но и вообще землян, то вот лишь один пример. В описании Ноева потопа есть такой момент: Бог велит Ною взять с собой “каждой твари по паре”. Затем указание уточняется и превращается в “семь пар чистых и семь пар нечистых”. Но это выражение не из текста, а из всякого рода литературных вариаций на тему. В тексте же в уточнении сказано буквально так:

“И всякого скота чистого возьми по семи, мужского пола и женского, а из скота нечистого по два, мужского пола и женского. Также и из птиц небесных по семи, мужского пола и женского, чтобы сохранить племя для всей земли”. (Бытие, гл. 7, 2~3).

Но и это цитирование не по оригиналу, а по русскому переводу, в котором допущены здесь удивительные ошибки. В оригинале не семь пар скота чистого и две пары нечистого, а семью семь пар первых и дважды два вторых. И главное, что речь идет не о скоте чистом или нечистом, а в первом случае употреблено слово “б’гема”, что действительно можно перевести и как “скот”, хотя не только чистый или кошерный по еврейски, а любой скот, т.е. млекопитающиеся, а во втором употреблено слово “ремеш”, что как скот вообще не может быть переведено, а означает пресмыкающихся. Ошибка связана прежде всего с тем, что переводчик зацепился за известное разделение евреями мясной пищи на “кошерную” – чистую и “трефную” – нечистую. Но в данном случае решительно не оно имелось в виду. А то, что имелось в виду, не могли понять не только евреи-современники Моисея, но и переводчик, делавший перевод в конце прошлого или начале этого века. Да и сегодня далеко не каждый переводчик поймет, о чем идет речь, а только тот, кто знаком с генетикой и теорией популяций. Только эти современные науки объяснили, что для сохранения популяции высших млекопитающихся необходимо (по генетическим причинам) примерно 50 пар особей (7 х 7=49), а для низших животных, в частности пресмыкающихся достаточно 4 (2 х 2) пары. Впрочем научной строгости для заметим, что сегодня эта информация уточнена и показано, что вышеприведенные цифры верны лишь для среднестатистической выборки особей и для неких нормальных (условно) условий их проживания в дальнейшем. В частном, особом случае и для высших животных может быть достаточно и одной пары для сохранения популяции, если у этой пары окажется особо богатый набор хромосом, охватывающий весь генофонд вида. А с другой стороны и для низших животных может не хватить 4х пар, если эти пары окажутся с идентичным набором хромосом, скажем, в результате клонирования. Но поскольку Ной не мог заниматься ни выборкой, ни клонированием, то на наши выводы это не влияет. И теперь только становятся понятными заключительные слова в выше цитированном указании Бога: “чтобы сохранить племя для всей земли”, слова, которые не могут иметь никакого отношения к “кошеру”.

Но и это еще не вся причина трудности толкования Учения. Главная трудность в необычайной сложности той задачи, которую ставит перед собой творец Учения. Это мы увидим, когда приступим к самому Учению.

Но прежде, чем приступить, еще одно замечание. Есть много подходов к толкованию или исследованию Учения и они весьма различны между собой по целям, методам, углам зрения. Прежде всего это подход людей верующих, не сомневающихся в истинности всего, что написано в Учении (что не мешает им, как было сказано, сколь угодно расходиться в толковании этого написанного). Их цель – только правильно понять, их угол зрения – изнутри. Что касается их метода, то он представляет из себя смесь чисто рациональных рассуждений, отличающихся от научных только тем, что за основу берется написанное в Библии, с рассуждениями абсолютно иррациональными, в науке запрещенными. Такими, например, как ссылка на то, что автору “было видение”, и в нем явился к нему ангел и сказал, что такое то место в Библии, нужно понимать так то. И даже более того, без всяких ссылок на Библию ангел изрекает ему всякие новые утверждения, которые затем добавляются к Писанию, как дополнительные аксиомы. Кроме того при этом подходе можно ссылаться не только на свои собственные видения (что в конце концов далеко не каждому позволено) но и на видения и выведенные из них толкования предшествующих и уже признанных авторитетов, некоторые из которых канонизированы религией в целом или той или иной ее ветвью с древнейших времен. Например, знаменитое откровение Иоанна Богослова, известное также, как “Апокалипсис”. Ясно, до чего можно дотолковаться при таком подходе и как далеко можно уйти при этом от исходного смысла. Понятным становится и колоссальное количество толкований и бесконечное ветвление религии.

Другой подход это чисто научный, в котором, естественно, запрещены все иррациональные рассуждения с “видениями”. Но текст Писания даже за вычетом “видений” уже не рассматривается здесь как аксиома, а лишь как утверждения, которые могут быть как истинными, так и ложными. За основу же принимаются доказанные наукой факты и теории. Ну, например, в науке принята и считается доказанной теория эволюции (имеется в виду эволюции как таковой, ибо ее детали и механизм уточняются и переосмысливаются и поныне). И считается доказанным, что человек произошел от обезьяны в процессе эволюции. Следовательно, делается вывод, утверждение Писания о том, что Бог сотворил человека из праха, неверно. Ну и тому подобное, о чем каждый культурный читатель знает, так что нет нужды дополнять.

Казалось бы, что все преимущества за научным методом. Но и он имеет в данном случае свои недостатки. Вытекают они из упомянутого свойства науки идти от частного к общему с заранее известным ограничением, что до самого общего наука никогда не дойдет. Отсюда характерное для научной критики Библии кусочничество, кусание по мелочам. Вот де не могло быть перехода евреями Красного моря по суху, Иисус Христос не мог воскреснуть и т.д. Увлекшись этим мелочным кусанием, до самого главного, до Учения наука даже не доходила. Да и в критике упомянутых “недостатков” Писания, мелочность науки граничила с необъективностью. К написанному в Библии относились как к написанному в научной статье, в которой все должно быть однозначно ясно, недопустимы намеки, зашифрованные смыслы и т.п. При этом не принимались во внимание те особенности Учения, о которых сказано выше и прежде всего иносказательность некоторых мест. В частности, например, картину сотворения мира – столь излюбленную мишень для научной критики в прошлом – совсем не обязательно понимать буквально. Разве можно было примитивным людям, которым никто из критикующих не смог бы объяснить, как работает, скажем, паровоз, растолковать, как действительно произошло Творение. Разве не логично допустить, что им была дана лишь схема, условная картинка, которая, как схема, между прочим, соответствует научной картине геофизической эволюции на Земле и последующей биологической. Т.е. сначала из пылеобразного состояния планеты происходит образование плотной земной коры с конденсировавшейся из паров водой в виде океанов, морей и рек, и прозрачной атмосферы, пропускающей солнечный свет, что для дикарей в Библии изложено упрощенно образно и в то же время впечатляюще поэтично. И только после этого зарождается жизнь, причем животная жизнь зарождается сначала в воде и лишь потом на суше, и появление пресмыкающихся (“ремеш”), т.е. динозавров предшествует появлению млекопитающихся (“б’гема”).

Конечно, можно найти и несоответствия. Например, появление пернатых птиц, происходит одновременно с рыбами. Но если учесть, кто и как записывал, то это вполне можно списать на технический брак (тем более, что даже при переводе добавлялись искажения). Вполне возможно, что слово “пернатые” появилось если не в переводе, то было измышлено записывающими. Дающий же Учения мог иметь в виду летающих ящеров и т.д.

Но главный недостаток научного толкования Библии в прошлом, это, как я уже сказал, то, что наука в данном случае за деревьями не увидела леса, т.е. Учения. Но поскольку именно оно то и есть главное в религии и, более того, на этом поле наука даже не конкурент религии, последняя и пережила все научные походы против нее.

Что же за подход собираюсь применить я? Конечно, будучи автором “Неорационализма”, я не собираюсь применять никаких иррациональных построений, не говоря о ссылках на “видения” мои или чьи-нибудь. Но, учитывая всю важность Учения и его колоссальное влияние на современную западную цивилизацию, я намерен сосредоточиться на нем, а не на классических объектах научной критики в Библии. И для того, чтобы лучше его понять, я даю ему максимум доверия. Т.е. я не отказываюсь от признания выводов, доказанных наукой, но если есть противоречия между какими-нибудь местами в Библии и наукой и их можно объяснить предположениями типа, что здесь исходный текст исказили примитивные записывающие, или это вообще вынужденное упрощение, схема, или нерасшифрованный намек, я такие предположения предполагаю. Короче, я пытаюсь построить чисто рациональный взгляд на Учение, но изнутри Учения, а не извне.

Тут возникает вопрос: в какой мере такой подход допустим и что он дает. Замечу, в связи с этим, что подход этот вполне научен или, по крайней мере, не противоречит научности, несмотря на кажущуюся ненаучность исходной посылки: допущение Божественного происхождения Писания. Дело в том, что в науке, даже в такой строгой, как математика, каждый волен делать какие угодно исходные предположения, но обязан лишь показать, что эти предположения не приводят его к противоречию внутреннему (теории) или с установленными и принятыми в этой области фактами. (И так собственно и строится научная теория). Поскольку, как показал еще Кант, нельзя строго доказать ни существование, ни не существование Бога, то ни в какое противоречие с наукой мой подход изначально не вступает. А вступит ли он дальше, будет видно из результатов и каждый сможет судить об этом сам. Что касается того, что дает такой подход, то это также будет проще увидеть из результатов его применения.

Кроме того для понимания моего подхода я сошлюсь на одно место из “Неорационализма”. Там сказано:

“…нет непреодолимого противоречия между религиозным и рационалистическим мировоззрением. Дело в том, что реальная действительность существует и является объектом нашего познания независимо от того, сотворена она Богом или существует извечно. Вопрос о сотворении для рационалистического мировоззрения не является существенным…

Если старая добрая религия признает ненарушаемость законов объективной действительности, созданной Богом…, а также считает, что Бог не сообщил нам конечную истину, а возложил на нас обязанность искать ее, и если она согласна с тем, что действия наши индивидуальные и коллективные, движимы ли они религиозным или иным чувством, должны подвергаться контролю рассудка, основанному на рациональных моделях, у меня нет с ней никаких расхождений” (“Неорационализм” с.47-48).

Теперь приступим.

2. “Бытие”

“В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою” (Быт. 1.1, 2).

Сотворение мира. Сотворение человека. История изгнания Адама и Евы из Рая. Затем длиннейшая и нудноватая родословная Авраама, все эти Мафусаилы и Енохи, и кто сколько прожил и кто кого родил. И т. д. Даже если отвлечься от язвительных стрел научной и малонаучной атеистической критики всего этого, то остается вопрос: какое все это имеет отношение к предмету нашего исследования. Где здесь Учение, где вечные вопросы? Учение — “не убий”, “не укради”. Это то, что масивно дано в “Исходе” и расширено затем в “Левите”, “Числах” и “Второзаконии”. “Бытие” же, с которого начинается “Пятикнижие Моисеево” (и Библия), можно, казалось бы, опустить.

Но сказано уже, что любое учение не обязательно дается в директивном, назидательном виде: делай то, не делай этого. В бытии в неявной форме, иносказательно, есть и учение. Более того, здесь впервые появляются главнейшие из вечных вопросов. И самое важное, здесь — ключ к пониманию всего дальнейшего.

Да и как может быть иначе. Ведь корень всего в сотворении. Зачем вообще сотворен мир и зачем сотворен человек? В “Бытии” нет прямого ответа на эти вопросы, что и естественно. Даже если бы Бог хотел объяснить людям, зачем Он сотворил мир и их людей, Ему пришлось бы сотворить их не такими, какими они явились на свет. Такие, какими люди были во времена Адама и Евы и такие, какими они являются даже сегодня, люди не могут понять цель Творения! На эти вопросы ответа нет, но упомянутый ключ к пониманию Учения дается именно при описании акта творения. Вот одна из ключевых фраз:

“И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его …” (Быт.1.27).

Мы еще не знаем, что значит “по образу Божию” и, полностью не узнаем этого никогда, но чувствуем, тот, в ком есть способность чувствовать, чувствует значимость этой фразы. Я бы сказал, что как в почке лист, как в бутоне цветок, заключено в ней Учение и отвлекаясь от нее, не заметив ее, невозможно правильно понимать и толковать его. Был такой великий еврейский мудрец, пожалуй, величайший из толкователей Библии а древности. Имя его известно каждому религиозному еврею, да и большинству христиан и даже многим нерелигиозным людям. Это уже упомянутый Гилель. А одно его высказывание известно и многим из тех, кто даже имени его не слыхал, и зачастую приписывается оно другим. Так вот, когда его спросили: Раби, не могли бы Вы одной фразой выразить суть Учения, он ответил: “Не сделай другому того, чего не желаешь, чтобы сделали тебе”. Эта фраза стала крылатой и никто до сих пор не пытался оспорить ее. Но я позволю себе это сделать. Не в том, конечно, смысле, что она противоречит Учению. Нет, она блестяще упаковывает в себе значительную часть его. Но не все и немаловажная часть остается за ее пределами. Представим себе человека на необитаемом острове. Там нет тех других людей, которым он может сделать чего-нибудь нехорошее и которые могли бы ему сделать то же самое к его вящему неудовольствию. Так что, нет к такому Робинзону никаких требований в Учении? Если Робинзон станет мучить животных или заниматься онанизмом, будет ли это “по образу и подобию”. Чувствуем, что не будет. Почему? Это станет ясно, когда мы увидим всю эволюцию, все движение и развитие идеи в Учении. Да и не потребуется так долго ждать, ибо целый ряд заповедей уже в “Исходе” не будет укладываться в “не сделай другому того, чего не желаешь, чтоб сделали тебе”, зато легко себе представить, что они и вылепляют “образ и подобие Божие”.

Кстати, Гилель сделал эту редукцию Учения красного словца для. Он то не отрицал тех заповедей, которые не укладываются в его афористическую фразу. Но длинна история, и в позднейшие и даже новейшие времена возникали учения, в которых такая редукция делалась всерьез. Да и только ли такая? Были и гораздо хуже. Главной причиной таких редукций было забвение об “образе и подобии Божием”.

Заметим, что нормы морали – это ответ на вопрос, как жить, а “образ и подобие Божие” – это указание кем быть. А как жить зависит от того, кем быть мы хотим или должны. Вот и мелькнули главнейшие вечные вопросы: “Как жить?” и “Кем быть?”

Другая ключевая фраза пять раз повторена в первой главе “Бытия”, которая все то содержит с пол сотни фраз. И вот как она звучит в вариациях и в контексте:

“И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями. И увидел Бог, что это хорошо”. (Быт.1.10).

“И произвела земля зелень, траву сеющую семя по роду ее, и дерево приносящее плод, в котором семя его на роду его. И увидел Бог, что это хорошо”. (Быт.1.12).

“И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды; и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, и управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы, И увидел Бог, что это хорошо”. (Быт.1.16-18).

“И создал Бог зверей по роду их и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их. И увидел Бог, что это хорошо”. (Быт.1.25).

“И увидел Бог все, что он создал, и вот, хорошо весьма”. (Быт.1.31).

Можно, конечно, не обратить внимания на этот настойчивый повтор. Ну, мол, работает Творец и любуется на дело рук своих, как может любоваться и человек на свое произведение. И какое это имеет отношение к Учению? Но имеет и очень существенное. Ведь вопрос вопросов “как жить” связан не только с тем, кем быть, но и с оценкой действительности, в которой мы живем. Сколько времени все почти западное человечество упивалось восторгом от прогресса. А исходной посылкой для этого было предполагаемое несовершенство мира. “Победим природу, переделаем ее. Она недостаточно дает нам пищи и тепла. Мы выжмем из нее гораздо больше”. И вот те на !- экологический кризис. Да не подумает читатель , что я против всякого прогресса. До выводов мы доберемся еще не скоро. Но осознание уникального совершенства и красоты творения, не нами сотворенного, а полученного нами в дар, начинает доходить сейчас и до многих нерелигиозных людей. Вот один из первых космонавтов отметил удивительную красоту вида Земли из космоса. Если исходить из общепринятого научного представления о происхождении чувства прекрасного у человека, то считается, что оно возникло эволюционно на базе полезности. Приспособилось человечество к окружающей среде: лесам, полям, рекам, стало чувствовать себя уютно среди них и нашло, что это красиво. Но в процессе эволюции люди никогда не взирали на Землю из космоса. Откуда же ощущение удивительной красоты ее у первых космонавтов?

Кстати, недовольство этим миром с вытекающей отсюда проекцией на то, как жить, характерно не только для атеистов. И на ответвлениях ствола самого Учения, даже весьма могучих, процветало признание несовершенства этого мира, или горькие сомнения в нем. Как увидим, терзание этими сомнениями и вытекающие из этого раздумья составляют значительную часть эволюции Учения еще в танаховский период. Христианство же в целом, с его “юдолью мирской”, которую нужно лишь претерпеть достойно и праведно, дабы получить жизнь в действительно прекрасном, но не этом а том, загробном мире, просто больно этой проблемой. Можно сказать, что вопрос “кем быть”, предваряющий “как жить”, сам предваряется вопросом, как относиться к миру, в котором мы живем. Потому и поставлен ответ на него как краеугольный камень в Учении и пять раз повторена мысль, чтобы обратить на нее внимание.

К этому времени у читателя, наверное, аж в горле першит от желания встрять в мой монолог. О каком совершенстве мира может идти речь, мира в котором так много страдания: болезней, голода, холода, несправедливости? И как понимать наличие в человеке “образа и подобия Божия”, если он, человек способен на столь невообразимые подлости, преступления и свинства, которые совершал со времен Каина и по сей день? А уж что говорить про фашизм и сталинские лагеря?

Да, читатель, есть у тебя основания возражать. Тем более, что вопль об этом стоит если не со времен сотворения мира, то человека, точно. Уже Каина уела “несправедливость” Бога, который принял подарки его брата Авеля, а его дар отклонил, хотя он не успел еще сделать к тому времени ничего предосудительного. А последний вопль о несовершенстве этого мира я встретил недавно, читая “Неравную дуэль человека с Богом” Даниила Данина. Тут даже название говорит само за себя, а претензии к Творцу по поводу несовершенства творения носят особо амбициозный характер:

“У человека, как создания Божьего, бесценный дар от него; свободная воля… В ней источник этических возможностей человека – свобода выбора поведения. Но набор вариантов – от долготерпения Иова и тридцати серебренников Иуды до неразумных жестокостей детства и усталого великодушия старости – этот набор запрограммирован у Него. Ничто из практически осуществимого человеком – от самоубийства до людоедства – Он не запретил нулевой вероятностью. Бог с самого начала начал, с Каина и Авеля, дозволил все…

А зачем же строгость заповедей Моисея (“не убий…”) и настоятельность Нагорной проповеди (“возлюби врага своего…”)? Когда бы заповеди и проповеди делали дурное невозможным, Авель уцелел бы, а Хам не сумел бы стать хуже Сима и Яфета. Да и не надо было бы отвращать человека от невозможного: оно и так не могло бы содеяться.

Вот так да! И свободы, включая свободу этического выбора хочет Данин и чтобы не было у него свободы выбрать подлость или преступление. (И после этого за то, что не выбрал того, чего и выбрать не мог, захочет еще и награды, наверно,). Таких требований и Творец не мог обеспечить, по крайней мере в рамках Творения, в котором действуют объективные законы, включая законы логики. А могло ли быть другое творение, нам знать не дано. А в общем, сказано ведь уже, что Учение создано знающим все, а дано не понимающим почти ничего. Отсюда, конечно, не следует делать вывод, что нечего и пытаться понять. Как увидим, само Учение как раз и возлагает на нас обязанность стремиться понять, тем более, что оно же убеждает нас, что мы “по образу и подобию Божию” и в частности, мы знаем и без Учения, что в отличие от зверей у нас есть разум. Но кто сказал, что понимание будет даваться легко и сразу? И почему бы вопящим о несовершенстве этого мира не представить себе такую картину: исчезли в одно прекрасное утро все болезни, страдания и несправедливость на Земле. И что, все станут счастливыми? Вызывает у меня это сильное сомнение. А не допускает ли читатель мысль, что страдание есть необходимая часть гармонии и совершенства этого мира. Да не сделается отсюда вывод, что нужно благодарить людей, приносящих страдание.

Что касается “образа и подобия Божьего”, то, конечно, гитлеровские палачи и сталинские вертухаи не подходят под него. Но не допустить ли нам, что лишь в потенциале, а не в действительности человек создан “по образу и подобию”. И что процесс сотворения человека продолжается и сейчас в виде уже не биологической, а ноосферной эволюции и с участием нас самих. В дальнейшем мы увидим, как много есть аргументов в пользу такого понимания Учения в нем самом. А первый из них уже в самом “Бытии”. Сказано там:

“И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время. И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем. И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов и гадов и птиц небесных истреблю; ибо я Раскаялся, что создал их”. (Бытие 6.5-6).

Что и сделал Господь, напустив потоп и оставив только праведного Ноя и его семейство для произведения от него нового человечества.

Несовершенство человека и дальнейшая работа над ним Творца для доведения его до “образа и подобия”, здесь очевидны и подтверждаются огромным числом мест в Библии в дальнейшем. Но ясно отсюда и даже еще раньше, начиная с истории изгнания из Рая, а затем истории Каина и Авеля, не только, что с появлением человека не закончилось его творение “по образу и подобию”, а что человек с момента его создания – уже не просто объект эксперимента или процесса дальнейшего творения его Всевышним, а сам соучастник доведения своего до “образа и подобия”, причем участник, которому даны и свобода действия и моральная ответственность за выбор пути и содеянное. Бог же направляет этот процесс и своим Учением, и периодическими воздействиями типа изгнания из Рая, наказания Каина, Ноева потопа и т.д.

То обстоятельство, что человеку даны свобода выбора, разум, дабы отличать добро от зла, и ответственность за выбор пути, следует и из истории с “древом познания добра и зла”, соблазнением и последующим изгнанием из Рая. Истории в высшей степени знаменитой и в не меньшей мере таинственной и неясной. Неясностей тут тьма. Сотворил Бог Адама и Еву физически способными к продлению рода, но не ведающими о таковой возможности, и потому не знающими греха. Но ведь животные, которых никто не учит продлевать род, а они тем не менее знают как это делать и делают, все же безгрешны перед Богом. Так почему же это грех для человека? И имелось ли в виду, что с Адама и Евы продлится человеческий род или на них он должен был и закончиться по первоначальному замыслу, если б они не отведали запретного плода? Напомним, что кроме “древа познания добра и зла” было в раю еще “древо бессмертия”, только поев плоды которого, они могли стать бессмертными, что однако не произошло. Наконец, зачем дана была им сама возможность соблазниться? И т.д. На эти вопросы, я думаю, никогда не будет дан ответ, как и на вопрос о цели сотворения мира и человека. И, вообще, вся эта история носит явно аллегорический характер, что не мешает, однако, — извлечь из нее уроки Учения. Для того она и дана (как и все остальное в Книге). Уроки же эти таковы.

Наиболее очевидный – это требование выполнять волю Бога. Но не менее важный это то, что человеку дано различать между добром и злом. Причем, сказано не просто “древо добра и зла”. Если б так было сказано, то можно было б понять, что дано человеку конечное знание о добре и зле, и всегда и без труда он будет различать между ними. Но сказано “древо познания добра и зла”. Вот оно произнесено тревожное и дразнящее слово “познание”. Что оно дает человеку? Как оно соотносится с действительностью? Как оно добывается? Еще серия вечных вопросов, которые пронизывают историю человеческого духа вплоть до обильнейших и сложнейших современных теорий познания. И начинались они, как сказано, и не с “Бытия”. И поиски ответа на них шли и независимо от Учения (особенно в античной философии). И все это время лучшие умы человечества ломают копья в спорах по этим вопросам. И пишущий эти строки принял в этом участие, создав свою теорию познания. Но эта книга не о теориях познания. Поэтому вернемся к предмету.

Ясно, что из Учения, по крайней мере на этой фазе его развития, не следует, что человеку дано полное знание различия между добром и злом. А лишь знание, что вообще существует добро и существует зло, наметки пути познания их различия. Путь, который ему предстоит еще пройти. Но ответственность за ошибки была возложена сразу. Несправедливо? Ну а разве человеческий закон освобождает от ответственности за незнание?

Итак Учение – это одно из средств продвижения человека к “образу и подобию Божию”. А изгнание из Рая, наказание Каина, Ноев потов – это первые уроки этого Учения, хотя еще не дидактические, но зато весьма чувственные. И такой чувственный способ “обучения” будет продолжаться время от времени и после получения евреями заповедей и Закона, ибо сложно Учение и недостаточно было просто сообщить его людям, чтобы они его восприняли.

Итак “Бытие” помимо ключевых фраз к пониманию Учения содержит и первые пусть и неформальные еще уроки его. Рассмотрим их.

Каин наказан за убийство Авеля. Отсюда простой и, казалось бы, ясный вывод: “Не убий”, который к тому же будет закреплен в одной из заповедей. Но как же быть с истреблением всего человечества в ноевом потопе. Негуманно это по нынешним меркам и вроде противоречит “Не убий”. Последнее, впрочем, зависит от того, как понимать эту заповедь, равно как и другие, и этим мы еще займемся, когда доберемся до них. Сейчас же отметим только, что да, негуманен еврейский Бог Яхве в понимании гуманизма, принятого в 20-м веке, а Учение его не просто.

Но как бы ни понимать “Не убий”, появляется этот запрет уже в “Бытии” (хоть и не дидактическим, а чувственным уроком). Даны здесь и еще некоторые уроки или намеки на них. Не углубляясь, пока лишь зарегистрируем их. Во-первых, при изгнании из Рая сказано человеку, что отныне “в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят…” (Быт.3.13). И женщине сказано: ” к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобой” (Быт.3.16). Во-вторых, наказание ноевым потопом дано людям за то, что они “развратились”. Что именно понимается под развратом в этом месте пока не совсем ясно. Т. е., можно понимать в узком смысле, как понимается это слово сегодня, а можно и в широком, как вообще приверженность ко злу (“что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время”). Есть еще история с Хамом, подглядевшим наготу опьяневшего отца своего Ноя и наказанного за это. Кроме того есть история с Содомом и Гоморрой, наказанными за содомский грех.

Но главный урок “Бытия” (имея в виду непосредственно Учение, а не ключевые фразы к пониманию его) это требование беспрекословного повиновения Богу. Казалось бы нет нужды толковать это требование. Но и тут не так все просто. Эволюционирует это требование по ходу Книги и эволюция эта очень важна для понимания общей направленности Учения. Поэтому остановимся более подробно на том, как именно дано это требование в “Бытии”.

Впервые возникает оно в явном виде при заключении завета между Богом и Авраамом. Обращаясь к Аврааму Бог говорит так: “…И поставлю завет Мой между Мною и тобою и между потомками твоими после тебя в роды их, завет вечный в том, что я буду Богом твоим и потомков твоих после тебя. И дам тебе и потомкам твоим после тебя землю, по которой ты странствуешь, всю землю ханаанскую, во владение вечное, и буду им Богом”. (Быт.17.17-18).

Мы видим, что завет носит характер соглашения (на иврите вместо завет сказано “брит” – что дословно значит союз): ты Авраам и твои потомки признаете Меня Богом, а я награждаю Вас за это землей. О том, какие требования налагает завет на евреев, кроме веры в Бога, здесь ничего не сказано. И это не случайно. Это не результат забывчивости записавших Учение. Как будет видно из дальнейшего, изначально главным и практически единственным требованием Бога к евреям была только нерушимая вера в Него. И действительно, мало того, что другие требования и в частности, данные позже заповеди, не перечисляются пока, но заключившему этот завет Аврааму, а также следующим потомкам, Исааку и Иакову нисколько не вменяется в вину нарушение их. И не потому, что заповеди им еще не даны и они их не знают. Наказан ведь уже Каин за убийство Авеля, хотя “не убий” еще не было произнесено. А потому, что он Авраам и другие праотцы выполняют требование завета, которое единственно пока что и требуется от них: беспрекословная и непоколебимая вера в Бога и послушание Ему, Его непосредственным указаниям.

Вот Авраам, выполняя прямое указание Бога, идет из Харана сначала в Ханаан, а затем в Египет. Здесь опасаясь, что египтяне могут убить его из-за его красавицы жены Сары, он уговаривает ее, чтобы она представила себя его сестрой. И это приводит к тому, что фараон берет ее себе в наложницы. (“И Аврааму хорошо было ради нее” (Быт12.16). Фараон наказан за это, хотя и не ведал, что творил, и был введен в обман и искушение Авраамом. “Господь поразил тяжкими ударами фараона и дом его за Сару, жену Авраамову” (Быт.12.17). Аврааму же хоть бы хны. Правда, Авраам не нарушил формально заповедь “не прелюбодействуй”, но он толкнул на это фараона и свою жену, и ясно, что это противно духу Учения и “образу и подобию Божию”. Но прощается ему. То же повторяется по возвращении в Ханаан с местным царьком Авимелехом, которому Авраам вновь подсовывает свою красивую жену под видом сестры. Опять наказывается царек, Авраам – нет. Затем Иакову прощается обман, с помощью которого добыл он себе первородство от своего старшего брата Исава (за чечевичную похлебку). И своего ослепшего отца Исаака обманул Иаков при получении благословения на первородство, подделавшись под своего брата Исава, и вновь прощен. Обманул он и тестя своего Лавана при окончательном расчете с ним за работу пастухом. (Он пас стада Лавана 14 лет в качестве выкупа за женитьбу на дочерях его Лее и Рахили). Правда, перед этим Лаван обманул его, когда после первых 7 лет дал ему в жены вместо обещанной Рахили, Лею и заставив его за Рахиль проработать еще 7 лет. Но согласно Учению, которое развернется в Исходе и далее, не является это основанием для ответного обмана и даже “око за око, зуб за зуб” не означает обман за обман, а означает предписанное законом наказание обманувшего первым. Так что по Учению виновен Иаков, но опять не наказан, а поощрен он.

Бог постоянно поощряет праотцов, помогает им несмотря на нарушение ими заповедей и духа Учения. У Авраама с Сарой до глубокой старости не было детей и они уже не могли надеяться и не надеялись иметь их. Но Бог обещает Аврааму, что у него родится сын от Сары и выполняет обещание. Успех с Божьей помощью (и это подчеркивается) сопутствует праотцам во всех их делах и предприятиях. Их стада тучнеют и множатся, тогда как у их соседей ходят отощавшие. Они избегают опасностей и благополучно выпутываются из разных трудных ситуаций, таких, например, в которые часто попадал склонный к обманам Иаков. Так, когда он обманул при расчете Лавана, да еще Рахиль украла у своего отца его драгоценные реликвии, тот бросился в погоню за ними и настиг, но Иаков умудряется замириться с ним да еще заключить союз без того, чтобы вернуть добытое обманом. Затем при возвращении домой его ожидает встреча с обманутым им гневливым и сильным Исавом. И здесь выпутывается Иаков и замиряется со своим братом, не вернув ему первородства. И т.д.

Зато какую веру и послушание Богу демонстрируют они. Бог велит Аврааму покинуть Харон и идти в Ханаан – идет. Велит не женить своих детей на ханаанеянках, а брать им жен только из того места, откуда вышли они, и Авраам посылает своего слугу выбрать жену своему сыну Исааку из города Нахора в Месопотамии. И Иаков, которому покровительствует Бог, отправляется искать себе жену туда же. Для сравнения Исав, лишенный Иаковом первородства обманом (при молчаливом согласии Бога), еще до этого женится на ханаанеянке. Вершиной же и образцом послушания праотцов Богу служит знаменитая история о том, как Авраам готов был принести в жертву испытующему его Богу своего сына Исаака.

Попробуем вмонтировать этот кусок в разворачивающуюся картину Учения. Как мы уже знаем, Бог сотворил человека “по образу и подобию Божию” не в смысле, что выпустил его в виде законченного продукта, удовлетворяющего этому определению, а в смысле потенциальной возможности его достичь этого “образа и подобия”. Дал человеку разум для возможности различения добра и зла, дал свободу выбора между ними и далее предоставил идти процессу жизни человеческого общества и эволюции человека до известной степени независимо, сохраняя за собой возможность вмешиваться в него, когда процесс этот будет заходить слишком далеко не туда, куда надо. И процесс этот с самого начала норовил идти не туда. С самых первых людей, с Каина (если не принимать в расчет Адама и Еву из-за упомянутой аллегоричности истории их согрешения). Затем к моменту ноева потопа процесс зашел слишком далеко от “образа и подобия Божия” и Бог вмешивается. Вмешивается негуманно с точки зрения нашей гуманности, для которой человеческая жизнь – превыше всего. Для сотворившего эту жизнь она не превыше цели творения, о которой мы не знаем ничего кроме того лишь, что человек должен быть “по образу и подобию”. Вмешательство это не похоже на то, что было в истории с Каином. Там это было наказание виновного и урок остальным. Здесь это – селекция типа той, которую осуществляет сам человек, разводя животных или растения. Одноразовая эта селективная мера также не приводит к положительному результату т.е. к окончательному формированию человека “по образу и подобию”, а если сравнивать с селекцией животных и растений человеком, то и не могла (нужна многократная). Но то ли по причине обещания Бога больше не истреблять род человеческий, то ли убедившись в неэффективности пути, а скорее, по причинам нам неведомым, Бог больше не прибегает к подобной радикальной селекции. Он пробует еще наказание массовым (но уже не глобальным) истреблением в Содоме и Гоморре, и будет прибегать к этому способу иногда и в дальнейшем, но начиная с Авраама, Он меняет основную стратегию воздействия. Он затевает создание избранного народа, который будет если и не совсем еще “по образу и подобию”, то существенно ближе к нему, чем остальные люди и послужит им примером, и проложит им путь для всечеловеческого продвижения по нему. “И благословятся в тебе племена земные” сказано Аврааму. Но как заставить этих избранных пойти по этому пути?

Заметим, что к этому моменту человечество почти без исключения состояло из язычников, многобожников, забывших единого Бога, их Создателя. Повлиять на избранный народ можно было только внушив ему предварительно крепкую веру в единого Бога с беспрекословным повиновением ему, и лишь затем, опираясь на это, привить им Учение. Отсюда и вытекают (т.е. так это выглядит, так логично предположить) и обещание Бога праотцам еврейского народа произвести от них великий народ и дать им землю”, текущую молоком и медом”, и опекать их потомков, все это при условии, что они примут Завет, а значит будут верить только в Него и исполнять Его указания. И только, когда народ укрепиться в этой вере, можно будет дать ему Учение. А пока что можно поддерживать праотцов даже, если они нарушают там и сям Учение (но не непосредственные указания Бога), поддерживать их против окружающих язычников даже в тех случаях, когда язычники эти ведут себя благороднее праотцов.

Резюмируя можно сказать, что в “Бытии” вере в Бога и непосредственному послушанию Ему отдано полное предпочтение перед другими требованиями Учения. Но это обусловлено, так сказать, историческим моментом и соответствующей ему тактикой Бога. И нет пока оснований полагать, что такое соотношение является конечной целью Бога и Его Учения.

3. Моисеево Учение

Итак цель поставлена – избран народ, который должен проложить путь всему человечеству к “образу и подобию Божию” и начато выковывание в нем веры в единого Бога, необходимой чтобы хватило ему духу взвалить на себя бремя Учения и пойти по пути его освоения. Ибо, как увидим, нелегка эта ноша и без духа не снести ее. В “Бытии” только начата эта работа и она продолжается в следующей книге “Пятикнижия”, именуемой “Исход”, с нарастающей мощью вплоть до момента дачи Учения еврейскому народу. Причем осуществляется она по грандиозному плану, не только задуманному, но и объявляемому Богом евреям частями наперед. Когда к концу жизни Иакова – Израиля в Ханаане наступает жестокая засуха с последующим голодом, Иосиф, сын Иакова, проданный его родителями в рабство в Египет, и благодаря поддержке Бога ставший там могущественным вельможей при Фараоне, приглашает Иакова и своих братьев поселиться у него. И Бог говорит Иакову: “… не бойся идти в Египет; ибо там я произведу от тебя народ великий. Я пойду с тобой в Египет; Я и выведу тебя обратно”. (Быт.46.3-4). Это пока самая общая наметка плана, плана, по которому евреи засылаются в Египет на 400-летнее рабство для того, чтобы когда изопьют они эту чашу страданий до дна, освободить их могучей десницей Бога, разрушающей непреодолимые для человека препятствия с сотворением по ходу фантастических чудес. Чтобы прошедший через такое горнило испытаний и потрясенный явлениями могущества Божьего, воспламенился народ верой в Него прежде, чем будет дано ему Учение.

И так развиваются события. Сначала, благодаря протекции Иосифа, евреи приняты в Египте с почетом и поселены “в лучшей части земли, в земле Рамсес” (Быт.47.11) как вольные скотоводы. Но после смерти Иосифа и Фараона, к нему благоволившего, новый Фараон превратил их в рабов и всячески отягощал их жизнь непосильной работой. Несмотря на это евреи размножались быстрее коренного населения и тогда очередной Фараон, движимый заботой о безопасности своего государства, издал приказ об умерщвлении каждого новорожденного еврейского младенца мужского пола. Но поскольку события развиваются по задуманному Богом сценарию, то один из этих младенцев чудесным образом спасается. Это был Моисей, избранный Богом на роль вождя еврейского народа, вождя, который с Его помощью выведет евреев из рабства в землю обетованную, и вождя духовного, через которого дано будет евреям Учение.

Моисей, как личность, заслуживает отдельной книги. Но для этой важно лишь Учение, которое Бог через него даст евреям. Поэтому перенесемся сразу к моменту, когда Моисею уже около 80 лет, большинство из которых он провел в пустыне Синая, вдали от своего народа, будучи вынужден бежать из Египта после того, как убил египтянина, избивавшего еврея. Однажды ему является Бог и велит вернуться в Египет: “И сказал Господь: Я увидел страдание народа моего в Египте и услышал вопль его от приставников его …

Итак пойди: Я пошлю тебя к Фараону; и выведи из Египта народ Мой, сынов Израилевых” (Исх.3.7,10).

И далее так:

“Но я знаю, что царь Египетский не позволит вам идти, если не принудить его рукою крепкою. И простру руку Мою и поражу Египет всеми чудесами Моими, которые сделаю среди его и после того он отпустит вас”. (Исх.3.19,20).

Кстати, царь Египетский не сам по себе “не позволит вам идти”, а как говорит Бог: “Я ожесточу сердце его и он не отпустит народа” (Исх.4.21).

Т.е. не предвиденье это событий, а осуществляемая программа.

После того, как объявлена эта очередная часть плана, она начинает осуществляться. Прежде всего Моисей наделяется чудодейственными способностями для того, чтобы мог убедить и евреев и Фараона, что он посланец Бога, причем Бога могущественного, более могущественного, чем боги египтян, помогающие их жрецам сотворить также кой-какие чудеса. Вернувшись в Египет и придя к своему народу “…сделал Моисей знамение перед глазами народа. И поверил народ. И услышали, что Господь посетил сынов Израилевых и увидел страдание их, и преклонились они и поклонились.” (Исх.4.30,31).

Но Фараон на просьбу Моисея отпустить его народ в пустыню якобы для коллективной молитвы Богу (а на самом деле для побега из рабства) только ужесточает условия работы евреев. Ропщет народ на Моисея и Моисей взывает к Богу: “Господи! Для чего ты подвергнул такому бедствию народ сей, для чего послал меня! (Исх.5.22). Взывает, забыв, что ведь сказано было :” Я ожесточу сердце его и он не отпустит народа”. Не отпустит легко и сразу, т.к. тогда евреи не будут видеть могущества Бога и не поверят в Него. И Бог напоминает Моисею план: “Теперь увидишь ты, что я сделаю с Фараоном; по действию руки крепкой он отпустит их; по действию руки крепкой даже выгонит их из земли своей”. (Исх.6.1). И добавляет: “И так скажи сынам Израилевым: Я Господь, и выведу вас от рабства их, и спасу вас мышцею простертою и судами великими”. (Исх.6.6). Но когда Моисей пересказал все это народу, “они не послушали Моисея по малодушию и тяжести работ”. (Исх.6.9). Какая лаконичная точность языка, передающего вечную драму творца, пытающегося увлечь народ и наталкивающегося на глуповато-трусливую инертность массы, противостоящей ему.

Но в данном случае творец, это Творец и Моисей по Его приказу вновь идет к Фараону и делает перед ним разные чудеса, но знает уже заранее, что “фараон не послушает вас” (Исх.7.4) и так и происходит. Тогда наступает очередь следующей части плана: “Я положу руку свою на Египет. И выведу воинство Мое, народ Мой, сынов Израилевых из земли Египетской – судами великими”. (Исх.7.4.). И насылаются 10 казней египетских. И перед каждой из них приходит Моисей к Фараону и передает ему слова Бога: отпусти народ Мой, ибо будет то-то и то-то. И только после десятой казни, когда начали умирать все первенцы у египтян, причем, чтобы не было сомнения, что это не случайность, а действие “руки крепкой”, у евреев не умирает ни один младенец, только после этого не выдерживает Фараон и отпускает евреев помолиться в пустыне. Господь же не забывает перед этим напомнить евреям через Моисея: “… не послушал вас Фараон, (до сих пор) чтобы умножились чудеса мои в Земле Египетской”. (Исх.11.9). А чтобы евреи не забыли о чудесном избавлении их Богом из рабства устанавливает для них праздник Пасхи, отмечающий это событие. “И объяви в день тот сыну твоему, говоря: это ради того, что Господь сделал со мною, когда я вышел из Египта”. (Исх.13.8).

Но и этим не заканчивается работа вдохновления евреев. Отпущенные фараоном помолиться в пустыне, они двинулись через нее к Красному морю. “Господь же шел перед ними днем в столпе облачном, показывая им путь, а ночью в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днем и ночью”. (Исх.13.21).

И вновь ожесточает Бог сердце Фараона дабы еще раз и еще сильней продемонстрировать Израилю свое могущество: “Я ожесточу сердце Фараона и он погонится за ними и покажу славу Мою на Фараоне и на всем войске его”. (Исх.14.4). И увидели евреи погоню ” и весьма устрашились и возопили сыны Израилевы к Господу, и сказали Моисею: разве нет гробов в Египте, что ты привел нас умирать в пустыне..? Не это ли самое говорили мы тебе в Египте, сказав: “оставь нас, пусть мы работаем Египтянам”? Ибо лучше быть нам в рабстве у Египтян, нежели умереть в пустыне.” (Исх.14. 10-12). Но Бог делает так, что Красное море расступается перед евреями и они переходят его по суху, египтян же, пытающихся их догнать, накрывает волнами и они погибают. “И увидели Израильтяне руку великую, которую явил Господь над Египтянами, и убоялся народ Господа, и поверил Господу и Моисею, рабу Его”. Наконец-то поверил. Надолго ли, это другое дело, но именно теперь решает Бог дать Его избранному народу Учение, впрочем, добавив еще перед этим пару чудес помельче, которые мы для краткости опустим. Сам акт дачи Учения также обставлен весьма впечатляюще и на деталях этого действа стоит остановиться.

“На третий месяц по исходе сынов Израиля из земли Египетской” Моисей восходит на гору Хорив в Синае и там Господь говорит ему: “Так скажи дому Иаковлеву и возвести сынам Израилевым: Вы видели, что Я сделал Египтянам, и как Я носил вас как бы на орлиных крыльях, и принес вас к Себе. Итак если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим уделом из всех народов: ибо Моя вся земля; а вы будете у меня царством священников и народом святым. Вот слова, которые ты скажешь сынам Израилевым.

И пришел Моисей и созвал старейшин народа и предложил им все сии слова, которые заповедал ему Господь. И весь народ отвечал единогласно, говоря: все, что сказал Господь, исполним. И донес Моисей слова народа Господу.

И сказал Господь Моисею: вот я приду к тебе в густом облаке, дабы слышал народ, как я буду говорить с тобою и поверил тебе навсегда”. (Исх.19. 3-9).

“На третий день при наступлении утра, были громы и молнии, и густое облако над горою, и трубный звук весьма сильный, и встрепенулся весь народ, бывший в стане, и вывел Моисей народ из стана в сретенье Богу, и стали у подошвы Горы. Гора же Синай вся дымилась от того, что Господь сошел на нее в огне; и восходил от нее дым, как дым из печи, и вся гора сильно колебалась. И звук трубный становился сильнее и сильнее. Моисей говорил и Бог отвечал ему голосом”. (Исх.19. 16-19).

Прежде всего мы видим здесь заключительный мощный аккорд вдохновления евреев верой перед принятием ими Учения. Очень важным моментом является также то, что в отличие от прошлого, когда завет заключался с отдельными лицами: Авраамом, Исааком и Иаковом, здесь это коллективный договор между Богом и всем еврейским народом. А Моисей лишь посредничает при заключении этого договора. Это обстоятельство важно как для понимания сути Учения на данном его этапе, так и его эволюции в рамках Танаха и всей дальнейшей истории еврейского народа.

Но приступим, наконец, к тому, что собственно есть в этом Учении. И тут мы немедленно натолкнемся на очередную трудность: что считать Учением в тексте, полученном Моисеем от Бога? Дело в том, что есть в этом тексте “Заповеди” и есть “Закон”. Это с точки зрения религиозного человечества. С рациональной точки зрения там есть указания, регулирующие отношения человека с Богом, регулирующие отношения между людьми, указания ритуальные (о том, что и когда можно или нельзя есть, когда ходить в храм, одежда для священников и т.д.) и даже гигиенические (например, указание, чтобы воинство Израилево кроме оружия носило лопатки для закапывания своих экскрементов ). Указания, регулирующие отношения людей между собой, есть также смысл разделить на мораль и закон, как это принято сегодня, при ясном понимании, что есть связь между этими вещами, но тем не менее, не все что мораль – закон и не все что закон – мораль.

С точки зрения религиозного человека, ортодоксально религиозного, как бы мы не делили Учение, каждое слово в нем свято и каждое указание одинаково важно. Но это далеко не так с точки зрения ответов на вечные вопросы, которые мы пытаемся проследить в этой книге, и тем более с учетом проекции на современную западную цивилизацию. В частности ритуальные указания не вышли за пределы иудаизма, христианство полностью изменило их практически без всякой преемственности, а по мере его ветвления ветвились и ритуалы. Не так это, т.е. не все одинаково значимо в тексте, задиктованном Богом Моисею, и с точки зрения самого Учения, в чем мы убедимся в дальнейшем. Исходя из всего этого мы будем рассматривать лишь заповеди, регулирующие отношение человека к Богу и мораль, данную прежде всего в заповедях и отчасти в законе.

Есть еще вопрос, что считать заповедями в Учении. Дело в том, что были 10 заповедей, записанных на скрижалях рукой самого Бога. И есть немало религиозных и нерелигиозных людей и даже философов, специализирующихся в области морали, которые считают, что 10 заповедей исчерпывают все заповеди. В действительности в Учении в разных его местах, но особенно в “Левите” и “Второзаконии” разбросано еще достаточно много заповедей, которые и в тексте названы заповедями и являются таковыми по смыслу. И мы, естественно, будем их здесь рассматривать. Наконец, в учении есть заповеди, т.е. моральные указания, которые не выражены одной-двумя лаконичными фразами, но тем не менее однозначно извлекаемы из контекста. Поскольку с точки зрения ответов на вечные вопросы и движения идеи не имеет значения содержится ли заповедь в Декалоге или дана как-то иначе, то мы будем рассматривать и эти заповеди.

И здесь, пожалуй, время изложить полный список заповедей дабы получить обозримую картину Учения на этом важном этапе его. Замечу перед этим, что в “Пятикнижии Моисеевом” в силу упомянутого способа записи его (по памяти и людьми простыми и наивными) картина эта как раз плохо обозреваема: заповеди разбросаны по четырем книгам, перемешаны и с указаниями ритуального и прочего характера, и с описаниями событий и даже с чисто поэтическими опусами вроде песни Моисея.

Еще одно замечание. Ясно, что учитывая характер задачи, выборка заповедей может быть сделана не единственным способом и могут найтись желающие добавить к предложенному списку дополнительные заповеди, извлеченные из контекста закона или иным способом. Это вполне нормально, особенно, если вспомнить многослойность Учения и то, что оно предназначено для разного прочтения разными поколениями.

Но вот моя выборка, начиная с десяти заповедей и в моем прочтении (там где я не ограничиваюсь просто цитированием):

1. Требование веры в единого Бога

“Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим”. (Исх.20. 2,3).

2. “Не делай себе кумиров и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли”. (Исх.20.4).

3. “Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно”. (Исх.20.7).

4. “Помни день субботний, чтобы святить его”. (Исх.20.8).

5. “Почитай отца твоего и мать твою”. (Исх.20.12).

6. “Не убивай”. (Исх.20.13).

7. “Не прелюбодействуй”. (Исх.20.14).

8. “Не кради”. (Исх.20.15).

9. Не клевещи.” Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего”. (Исх.20.16).

10. Не завидуй. “Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего”. (Исх.20.17).

Это десять заповедей, именуемые Декалог и написанные на скрижалях завета. Кроме них, есть еще следующие заповеди, либо прямо названные заповедями в тексте, либо являющиеся таковыми по сути:

11. Запрет на гомосексуализм. “Не ложись с мужчиною, как с женщиной. Это мерзость”. (Лев.18.22).

12. Запрет на скотоложество. “И ни с каким скотом не ложись, чтобы излить семя и оскверниться от него; и женщина не должна становиться пред скотом для совокупления с ним. Это гнусно”. (Лев.18.23).

13.” Не лгите и не обманывайте друг друга.” (Лев.19.11).

14.Не притесняй другого человека. “Не обижай ближнего твоего и не грабительствуй. Плата наемнику не должна оставаться у тебя до утра”. (Лев.19.13).

15. “… не будь лицеприятен к нищему и не угождай лицу великого; по правде суди ближнего твоего”. (Лев.19.15).

16. Не сплетничай. “Не ходи переносчиком в народе твоем”. (Лев.19.16).

17. Требование прямоты и открытости. “Не враждуй на брата твоего в сердце твоем; обличи ближнего твоего и не понесешь за него греха”. (Лев.19.17).

18. Возлюби ближнего своего… “Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя”. (Лев.19.18).

Эту знаменитую и важную заповедь я поместил на столь отдаленном месте в списке не случайно и не по произволу. Как легко видеть , я даю заповеди в том порядке, в каком они появляются в Учении.

19. Запрет на гадание, колдовство, вызывание духов мертвых и прочую мистику и оккультизм.

“… не ворожите и не гадайте”. (Лев.19.26).

“Не обращайтесь к вызывающим мертвых и к волшебникам, не ходите и не доводите себя до осквернения от них”. (Лев.19.31).

Повторение с расширением этих запретов встречаются и дальше, например, во “Второзаконии”. (Втор.18. 10-14).

20. Запрет разврата. “Не оскверняй дочери твоей, допуская ее до блуда, чтобы не блудодействовала земля и не наполнилась земля развратом”. (Лев.19.29).

21. Не бери взяток. “Не извращай закона, не смотри на лица и не бери даров; ибо дары ослепляют глаза мудрых и превращают дело правых”. (Втор.16.19).

22. “Правды , правды ищи, дабы ты был жив”. (Втор.16.20).

Это можно рассматривать и как требование справедливости, но скорее это требование искать истинный путь в жизни и жить по совести.

23. Запрет ростовщичества.

24. Запрет на кровосмесительство. “Проклят, кто ляжет с сестрою своею, с дочерью отца своего или дочерью матери своей!” (Втор.27.22). И расширение этого запрета в других местах.

Это список заповедей, которые либо прямо названы заповедями в Учении, либо даны в форме заповедей, т.е. одним-двумя предложениями в повелительном наклонении в одном месте. Кроме того, как сказано, есть заповеди, которые можно и должно извлечь из контекста, т.е. либо из одного, но довольно объемного куска текста, либо из нескольких кусков текста, разбросанных в разных местах. Для обозримости картины, перечисляя эти заповеди, я буду продолжать начатую выше нумерацию их. Итак первая такая заповедь это

25. Требование справедливости.

Она разбросана в довольно многих местах в тексте. Можно сказать, что идея справедливости пронизывает Учение и является весьма доминантной в нем. Отношение к справедливости и ее трактовка очень важны и для всей дальнейшей эволюции идеи далеко уже за пределами иудаизма и вообще религии. Но в тексте Учения нет ни определения понятия справедливости и не встречается даже само слово это. И это не случайно. Необычайная сложность этого понятия не позволила объяснить его тогдашним евреям. По этой причине также и до сего дня трудно найти двух человек, у которых было бы совершенно идентичное представление о тем, что это такое, и тем более, как это должно осуществляться. И все же, выражаясь суконным языком современной политической публицистики, в Учении задан вектор, нацеливающий евреев на справедливость, на попытку понять, что это такое и осуществить ее.

Ближе всего к заповедной форме выражения этой моральной нормы подходит известное требование “око за око, зуб за зуб”. (Исх.21.24). Но это как бы голая схема справедливости. То, что это именно условная схема, видно из закона, данного тут же в Учении и требующего наказывать за убийство смертной казнью, только если убийство преднамеренное. В других случаях лишь покинуть место, где убийца жил и совершил убийство, и уйти в один из 3 городов-убежищ, предназначенных специально для этого: “Кто ударит человека, так, что он умрет, да будет предан смерти. Но если кто не злоумышлял, а Бог попустил ему попасть под руку его, то Я назначу у тебя место, куда убежать убийце”. (Исх.21.12.13). Т.е. “око за око” не следует понимать буквально. Более того, из контекста этой фразы видно, что ее действие в Учении вообще весьма ограничено. Сказано:

“Когда дерутся люди и ударят беременную женщину, и она выкинет, но не будет другого вреда, то взять с виновного пеню, которую положит на него муж этой женщины, и он должен заплатить оную при посредниках; а если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку” и т.д. Т. е., это правило узкого действия и потому не может выражать идею справедливости в целом. Но большое количество других законов, каждый устанавливающий справедливость в своем конкретном случае, все вместе вылепляют идею справедливости и ее понимание в Учении на этом этапе. Приведу для примера лишь несколько таких законов:

“Кто ударит отца своего или свою мать, того должно предать смерти.

Кто украдет человека и продаст его, или найдется он в руках у него, то должно предать его смерти.

Кто злословит отца своего или свою мать, того должно предать смерти”. (Исх.21.15-17).

“Если кто украдет вола или овцу, и заколет или продаст, то пять волов заплатит за вола и четыре овцы за овцу.

Если кто застанет вора подкапывающего и ударит его так, что он умрет, то кровь не вменится ему.

Но если взошло над ним солнце, то вменится ему кровь. Укравший должен заплатить; а если нечем, то пусть продадут его для уплаты за украденное им”. (Исх.22.1-3 ). И т. д.

Понимание справедливости, вырисовывающееся из приведенных законов, может отпугнуть современников. Слишком часто наказание смертной казнью за прегрешения, которые многими сегодня считаются почти пренебрежимыми, вроде “Кто злословит отца своего или мать свою”. В других случаях наказание, восстанавливающее справедливость, кажется слишком мягким. Сегодня укравшего вола посадили бы в тюрьму на несколько лет, а в Учении он отделывается всего лишь штрафом, пусть и приличным. Это не выглядит справедливым по нашим меркам. Но нужно учитывать, что в то время у евреев, как и у других народов, не было тюрем. Отсутствие тюрем существенно обедняло арсенал средств вершения справедливости. Вместо того, чтобы отмерить укравшему срок отсидки с точностью не только до количества лет, но и месяцев или даже дней, приходилось выбирать между смертной казнью, продажей в рабство и штрафом. Есть еще причины такой трактовки справедливости в Учении, но с ними мы еще будет иметь дело в дальнейшем. Главное же, что все эти законы вместе взятые убеждали евреев, что осуществление справедливости возложено на них самих и есть их моральный долг. Отсюда и вытекает введенная здесь под номером 25 заповедь.

Но этим еще не исчерпывается все, что относится к справедливости в Учении. В главе 20-й “Исхода”, в которой даны 10 заповедей, в строках между второй и третьей заповедями есть такие слова:

“Я Господь твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои”. (Исх.20. 5.6).

А во “Второзаконии” сказано:

“Ходите по тому пути, по которому поведет вас Господь, Бог ваш, дабы вы были живы и хорошо было вам, и прожили много времени на той земле, которую получите во владение”. (Втор.5.33).

По видимости и с учетом договорного характера завета, закрепляющего отношения евреев с Богом, эти и подобные им места выглядят как провозглашение справедливости в отношениях евреев с Богом. А именно, если еврей выполняет заповеди, ему должно быть хорошо. Не выполняет – плохо. И все это как бы независимо от судьбы, удачи, таланта и затрачиваемых усилий. Так, во всяком случае, это поняли тогдашние евреи. Что получилось из этого их понимания и как оно эволюционировало в Танахе и далее в Христианстве, мы увидим в дальнейшем.

Аналогично требованию справедливости извлекается из контекста и

26. Требование милосердия.

Вот несколько мест, которые прорисовывают, вылепляют его:

” И виноградника твоего не обирай до чиста, и попадавших ягод не подбирай; оставь это бедному и пришельцу. Я Господь, Бог ваш”. (Лев. 19.10).

“Не обижай наемника, бедного и нищего из братьев твоих или из пришельцев твоих, которые в земле твоей, в жилищах твоих”. (Втор.24.14).

“Не суди превратно пришельца и сироту; и у вдовы не бери одежды в залог”. (Втор.24.17).

“Когда будешь жать на поле твоем и забудешь сноп на поле, то не возвращайся взять его; пусть он остается пришельцу, сироте и вдове, чтобы Господь Бог твой благословил тебя во всех делах рук твоих”. (Втор.24.19).

“Когда будешь оббивать маслину твою, то не пересматривай за собой ветвей, пусть остается пришельцу, сироте и вдове”. (Втор.24.20).

И т.д.

Что можно сказать по поводу вырисовывающегося здесь милосердия. Прежде всего то, что еврейское милосердие нигде не вторгается в область действия справедливости. Да, нужно заботиться о людях обиженных и гонимых судьбой: сиротах, вдовах, просто бедных и пришельцах, но не за счет нарушения в их пользу справедливости. Специально подчеркнуто: ” Не будь лицеприятен к нищему и не угождай лицу великого; по правде суди ближнего твоего”. Не положено в еврейском законе смягчать наказание за провинность со ссылкой на “трудное детство” (равно как и “угождать лицу великого”). Закон и справедливость едины для всех и сферы их действия не пересекаются с милосердием. Можно сказать также, что справедливости отдается предпочтение перед милосердием на этом этапе Учения (назовем его для удобства Моисеевым Учением). Но в дальнейшем движении идеи особенно за пределами иудаизма мы увидим сильную эволюцию в этом пункте.

Это список заповедей, извлеченных из Учения в узком смысле слова, т.е. из того Учения, которое было дано евреям через Моисея в Синае и которое мы выше назвали для простоты Моисеевым Учением. Но поскольку, как было показано, Учение в широком смысле и не в дидактическом только виде, началось уже с “Бытия”, и мы уже извлекали оттуда какие-то уроки и брали на заметку некоторые указания, то нужно посмотреть, нельзя ли пополнить полученный список заповедей из того материала. Легко видеть, что некоторые из уроков Бытия вполне укладываются в данные теперь прямым текстом заповеди и служат только иллюстрациями к ним. Таковы наказания Каина за убийство Авеля, которое вполне укладывается в заповедь “Не убий”, Ноев потоп, служащий людям наказанием за то, что они” развратились”, наказание Хама за нарушение заповеди “Чти отца своего” и истребление Содома и Гоморры, соответствующие запрету гомосексуализма. Так же изгнание Адама и Евы из Рая можно рассматривать как иллюстрацию первой заповеди Декалога, требующей веры в Бога послушания ему. Хотя, как было сказано, вся история согрешения Адама и Евы аллегорична и, следовательно, это иллюстрация относительна. К урокам бытия, которые должны пополнить список заповедей, мне кажется, можно отнести следующие две:

27. Человек обязан трудиться: “В поте лица ты будешь есть хлеб твой”.

28. В семье должен главенствовать мужчина: “… к мужу твоему влечение твое и он будет господствовать над тобой”, сказано женщине.

И наконец есть еще одна заповедь, важная заповедь, извлекаемая уже не из “Бытия”, а из “Исхода” и последующих частей “Пятикнижия”, хотя не из Учения в узком, дидактическом смысле. Эта заповедь гласит:

29. Человек не должен быть рабом.

“Рабами мы были в Египте, но больше рабами не будем” – обязаны говорить евреи, отмечая праздник Пасхи. И сорок лет по указанию Бога водит Моисей евреев по выходе из Египта по Синайской пустыне, прежде чем отвести их в землю обетованную, чтобы вымерло поколение, родившееся в рабстве и недостойное потому жить в этой земле.

Заповедь эта имеет более широкий смысл, чем тот, что следует из формы, которую я ей придал для краткости. Имеется в виду, что не только рабами под властью иноземной не должны быть люди, но и в своем государстве более демократическое, обеспечивающее большую свободу и достоинство гражданам устройство, предпочтительнее тоталитарного, при котором граждане хоть и не рабы формально, но положение их близко к рабскому. Когда в конце периода Судей евреи захотят по обычаю соседних народов завести себе царя, Бог через пророка Самуила будет отговаривать их от этого, говоря, что царь принудит платить дань и работать на него “… и сами вы будете ему рабами”. (Цар.8.17). Здесь же в “Пятикнижии Моисеевом” Бог, зная, что евреи рано или поздно запросят себе царя, дает им указание, что будущий царь, выражаясь современной терминологией, должен быть не абсолютистским монархом, а ограниченным конституцией, т.е. подвластным закону:

“Но когда он сядет на престол царства своего, должен списать для себя список закона сего с книги, находящейся у священников левитов. И пусть он будет у него, и пусть он читает его во все дни жизни своей, дабы научился бояться Господа, бога своего, и старался исполнить все слова закона сего и постановления сии; чтобы не надмевалось сердце его пред братьями его и чтобы не уклонялся он от закона ни направо, ни налево”. (Втор.17. 18-20).

Кстати, это как раз и есть тот корень демократии в Учении, который я упомянул в предисловии.

Теперь, когда Учение представлено в обозримом виде, многим читателям оно покажется банальным и малозначимым. Все эти “не убий”, “не укради”, все это самоочевидно и было и до Моисея. Например, в кодексе Хамурапи, а то и в каких-нибудь еще более древних источниках. И никогда не менялось. И к чему все эти волны вокруг Учения и зачем все эти громы, молнии и облака, в которых являлся Бог евреям? Что, они до этого не знали, что нельзя убивать? Бежал же Моисей из Египта после того как убил египтянина? И т.д.

Но найдется не меньше и других читателей, которые предъявят Учению упреки с другой стороны. Учение – ложно, реакционно, вздорно, архаично. Где это видно, чтобы женщина была не равна мужчине? Это только в отсталых странах З-го мира. А в передовых странах Запада с развитой демократией и высоким уровнем жизни женщина во всем равна мужчине. И хватит этой болтовни про разврат. Это одно из прав человека – удовлетворять свои сексуальные потребности, как он хочет, и ущемлять его в этом негуманно. Вообще, половая мораль менялась на протяжении всей человеческой истории от эпохи к эпохе, и от общества к обществу, и это почти- что вопрос моды. И т.д.

То, что возражения этих двух групп читателей противоречат друг другу, уже говорит, что все не так уж просто. Действительно, половая мораль менялась от эпохи к эпохе и от общества к обществу в самом широком диапазоне: от неограниченного разврата Римской империи времен упадка, до изуверской средневековой аскезы христианской Европы или русского Домостроя. Но безразличны ли для общества эти колебания? Ведь многие историки сходятся на том, что именно разврат привел Римскую империю к развалу. С другой стороны, что за ужасное качество жизни давали людям Домострой и другие нормы средневековой христианской морали?

А не “убий” и “не укради” действительно известны в самом диком обществе. Даже в звериной стае не принято убивать своего и за воровство у своего можно поплатиться куском шерсти с мясом. “Не убий” и “не укради” действительно извечны. Это нормы, без которых не может существовать никакое человеческое общество даже относительно короткое время и даже звериная стая. Записав эти две нормы на скрижалях завета, Учение не открыло ничего нового людям. (Другое дело – толкование даже этих двух норм, но об этом еще впереди). Но дело в том, что в Учении (а заодно и в любом учении) подобно (в данном случае) научной теории или, для большей наглядности, конкретной математической теории, выстроенной аксиоматически, нельзя рассматривать одни нормы в отрыве от других. Нельзя говорить про геометрию Лобачевского так: подумаешь, великое открытие – все аксиомы у него давно известные, взятые от Евклида, и только одна, про параллельные прямые, новая. Потому что в научной и, в частности, математической теории можно рассматривать только всю совокупность аксиом и достаточно изменить одну, чтобы получить совершенно новую теорию с разительно отличными отдаленными выводами. То же самое и с учениями, и с Учением. Даже, если мы не изменяем нормы “не убий” и “не укради”, но меняем при этом, скажем, половую мораль, то получаем совершенно другую систему, другое общество с другим качеством жизни, в котором и процессы далекие от сферы половой морали будут идти по другому и даже неизменные нормы “не убий” и “не укради” получат новый смысл и будут по-иному реализовываться. И в этом мы еще убедимся.

Мы не будем давать здесь общую оценку представленного выше Учения. Хотя бы потому, что, рассматривая в дальнейшем движение идеи, разные трактовки Учения и изменение его, осуществляемые в разные эпохи в разных обществах, и то, как эти изменения влияли на качество жизни и общественный процессы, мы получим немало материала для этой оценки. Но кое-что о свойствах Учения, необходимое нам для дальнейшего рассмотрения эволюции его, мы отметим уже сейчас. Для этого вспомним, что Учение дано человеку дабы приблизить его к “образу и подобию Божию”. Но процесс этот – это путь, конец которого тонет в неясном будущем. Учение, данное дикому пастушескому племени три с лишним тысячи лет назад, не могло полностью и на все случаи жизни расписать поведение человека так, чтобы выполнив эти предписания он вполне уложился в этот “образ и подобие”. Моисеево Учение – это лишь ориентир на пути эволюции человека к “образу и подобию Божию”. Этап пути. А список заповедей, как сказано, подобен набору аксиом в математической теории. Он закладывает основу Учения, он его каркас, но тем не менее его (Учение) еще нужно достраивать, а точнее, выстраивать. Причина этого в том, что жизнь бесконечно разнообразна и она порождает такое количество разных ситуаций, что их невозможно полностью уложить ни в вышеприведенный перечень заповедей, ни в его расширение с помощью не только закона, данного евреям в Синае, но и любого современного уголовного, гражданского, процессуального и прочих кодексов. “Уложить” в том смысле, чтобы точно знали какую именно заповедь или закон применить в данном случае, и как именно применить, и были бы гарантированы от ошибок.

Действительно, представим себе ситуацию, когда отец велит сыну украсть. Послушав отца, сын нарушит заповедь “не укради”. Не послушав – заповедь “чти отца своего”. Так какую заповедь он должен в этом случае исполнить, а какую нарушить? Это пример того, что области действия заповедей могут пересекаться и нужно установить старшинство или степень важности, предпочтительности между заповедями, что пока что не сделано (по крайней мере внятно). Это одно из возможных направлений развития, достройки Учения.

Другое связано с обусловленностью заповедей. Мы уже видели, что с одной стороны есть “не убий”, а с другой сказано, что “если кто застанет вора подкапывающего и ударит его так, что он умрет, то кровь не вменится ему”. Т.е. есть обстоятельства, условия, в которых можно и “убить”. Также, когда нет полного оправдания убившему, то степень вины будет различна в

зависимости от обстоятельств. Убивший преднамеренно заслуживает смерти, непреднамеренно – изгнания в город – убежище. В сегодняшнем законодательстве степень дифференциации условий относящихся к этой заповеди увеличена. Кроме преднамеренного и непреднамеренного убийства различают еще нечаянное причинение смерти, когда, скажем, под колеса машины кто-то выскочил, так что шофер не мог избежать наезда, хотя и ехал по всем правилам, И четвертый случай это – оправданная самозащита.

Обусловленность имеет место и для всех других заповедей. Так для “не укради” в Моисеевом Учении есть такая мера:

“Когда войдешь в виноградник ближнего твоего, можешь есть ягоды досыта, сколько хочет душа твоя, а в сосуд твой не клади. Когда придешь на жатву ближнего твоего, срывай колосья руками твоими, но серпа не заноси на жатву ближнего твоего”. (Втор.23. 23,24). Как видим, эта мера еврейского закона, обуславливающая заповедь “не укради”, – гуманна, дай Бог нынешнему такую. С другой стороны, современное законодательство вводит свою обусловленность в этой сфере, различая такие виды умыкания чужой собственности с разными наказаниями за них, как разбой, грабеж с применением оружия и без, кража со взломом и т.п.

Кстати, мера и обусловленность заповедей могут со временем меняться. Заимствование огурца с чужого огорода может считаться кражей или не считаться и этим будет установлена определенная мера на норму “не укради”, но эта мера сама зависит от обстоятельств более общих. Например, в советское время каждый, не вдаваясь в глубокомысленные логические построения, ощущал, что тяпнуть на ходу огурчик с обширного колхозного поля – не грех (все равно немало их там пропадает), а с приусадебного участка бедного колхозника, для которого по малости этого участка и один огурец составляет зримую часть урожая, – грех. Это проливает свет и на меру жесткости некоторых законов Моисеева Учения – она обусловлена обстоятельствами.

Дифференциация условий для заповедей является другим возможным направлением раскрытия Учения. Легко видеть, что процесс такой дифференциации в принципе бесконечен, поскольку, например, как известно каждому знакомому с судебным разбирательством, для каждого варианта нарушение заповеди “не убий”, т.е. причинения смерти, есть еще множество подвариантов и их можно дробить еще дальше и все равно всех бесконечных ситуаций, которые могут возникнуть в жизни, не перебрать. Скажем, для одной только оправданной самозащиты возможно в жизни необозримое количество ситуаций, которые нужно определить на предмет того, оправдана или не оправдана в данном случае самозащита.

Отсюда видно, что чисто юридическое, через закон развитие Учения не может вполне раскрыть его. Это тем более верно, что закон касается только запретительных заповедей и то не всех, а только тех, нарушение которых подлежит наказанию. Даже “не лги” большей частью не подпадает под сферу действия закона. А что говорить о таких заповедях, которые требуют справедливости, милосердия, прямоты и благородства и, наконец, любви к ближнему. Вообще, законопослушный гражданин, это, конечно, хорошо, при прочих равных, но это далеко еще не “образ и подобие Божие” и в частном случае он может быть изрядной сволочью. Поэтому помимо законодательного, юридического развития Учения нужно и его эмоциональное или духовное раскрытие и развитие. Даже в юриспруденции помимо буквы закона есть дух закона. Мораль же, лишенная духа превращается в лицемерное морализаторство. Вот мы и вновь подошли к духу и его месту в Учении.

Слово “дух” появляется в Писании с первых строк первой главы “Бытия”.

“В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою”. (Быт. 1. 1,2).

Правда, логично предположить, что Дух Божий и дух закона это не одно и то же. Но и исключить связь между этими двумя мы пока тоже не можем. Вообще, несмотря на необычно широкую употребимость этого слова и в прошедшие эпохи и в наши дни, мне лично не знакомо кем-либо данное, а тем более общепринятое определение духа. Сам я позволил себе это сделать в “Неорационализме” и остаюсь при этом определении, но здесь на этом этапе я не хочу приводить его. Это связано с характером избранного мной пути исследования Учения, исследования изнутри, когда замысел Учения раскрывается по мере его эволюции. Также и понятие духа будет проясняться по мере этой эволюции. Пока что я буду пользоваться им также, как им пользуются все другие, т.е. полагаясь на интуитивное восприятие его читателем.

Итак, что можно пока что сказать по поводу духа в Учении.

Во-первых, мы видели, что перед тем как дать евреям развернутое Учение, Бог прибег к максимальной накачке в них духа. Во-вторых, среди заповедей есть непосредственно выражающие требование духовности, причем, помещены они в Декалоге на первом месте, что подчеркивает значение требования духовности в Учении. Это первые четыре заповеди из записанных на скрижалях. По сути все они сводятся к одному – требованию искренней, неподдельной и глубокой веры в Бога. Первая говорит это прямым текстом. Вторая говорит, что не должно быть других богов , кроме Единого. Третья – “не поминай имя Господа всуе” – требует, чтобы вера была без фальши, лицемерия и корысти. Четвертая, по видимости, как бы о другом, о соблюдении субботы. Но причина, по которой нужно соблюдать субботу, это чтобы за суетными заботами жизни, за ежедневной борьбой добывания хлеба насущного, не забыл человек о Боге:

“Помни день субботний, чтобы святить его. Шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой – суббота Господу Богу твоему”. (Исх.20. 8-10).

До сих пор дух и духовность – это только вера в Бога. Но как мы уже видели, без духа (духовности), в каком то более широком смысле, не может быть раскрытия, а следовательно и наполнения, и прочих заповедей, а значит и всего Учения в целом. Можно сказать, дух пронизывает все Учение, причем даже больше, чем требование справедливости.

4. От Моисея до Давида

Получением евреями Учения в Синае завершается этап активного вмешательства Бога в их судьбу, этап, на котором все основные события были спланированы и запрограммированы Им заранее. Но цель – создать избранный народ, предназначенный проложить путь всему человечеству к “образу и подобию Божию” этим еще не достигается. Просто евреям предоставляется возможность дальше двигаться самостоятельно по намеченному пути. Прямые же вмешательства Бога в процесс осуществляются теперь, как это было и раньше, на этапе до Авраама, лишь когда евреи слишком далеко уклоняются в сторону от намеченного пути.

И евреи отправляются в путь… с такой же, примерно, уверенностью, как начинающий водитель, ознакомившийся с теорией вождения, но еще не разу не сидевший за рулем. Начинается этап первоначального вживания евреев в жизнь по Учению. Вживания, при котором ни о каком развитии Учения не может быть пока речи. Пока не накопится чувственный опыт на этом пути. Этот опыт важен для понимания дальнейшей эволюции Учения, поэтому мы остановимся на нем подробнее.

Опыт этот дается евреям весьма болезненно. Они убеждаются, что жить по Учению не легко. Не легко по многим причинам, но прежде всего, по той, что им просто не хочется тащить на себе бремя ограничений и обязанностей, тогда как их соседи этого лишены и, на первый взгляд, им живется легче. Поэтому характерным для этого этапа является не прекращающиеся попытки и единиц и масс, и даже всего народа просто отказаться от взятых на себя по завету с Богом обязательств. Не вдаваясь в трактовку отдельных заповедей, евреи просто возвращаются к языческому многобожию или точнее присоединяются к тем его вариантам, которые исповедуют их соседи. Мотивация такого поведения понятна: тяжело бремя Учения и, вообще, хочется “быть как все”. Но, как сказано, когда евреи чересчур удаляются от намеченного пути, то в соответствии с буквой завета, Бог наказывает их или непосредственным воздействием или через другие народы. А когда они вновь возвращаются на путь истинный, он поощряет их своей поддержкой.

Начинается это шатание еще в “Пятикнижии Моисеевом”. Более того, сразу после заключения коллективного договора, когда Моисей удалился на гору для получения там от Бога подробного изложения Учения, евреи умудряются тут же нарушить договор.

“Когда народ увидел, что Моисей долго не сходит с горы, то собрался к Аарону и сказал ему: встань и сделай нам бога, который бы шел перед нами; ибо с этим человеком, с Моисеем, который вывел нас из земли Египетской, не знаем, что сделалось”. (Исх.32. 1).

“С этим человеком” – так говорят они о вожде, который вывел их из рабства.

И Аарон, брат Моисея и глава священнослужителей – левитов, ничтоже сумняшеся, велит евреям скинуться, кто сколько может, золотишком и отливает для них золотого тельца, которому они тут же начинают поклоняться, и приносить ему жертвы.

“И сказал Господь Моисею: Я вижу народ сей, и вот, народ он – жесто ковыйный”. (Исх.32. 9).

Разгневанный, Он тут же на месте хочет истребить их всех и произвести новый народ от Моисея. Но Моисей умоляет Бога не делать этого и напоминает Ему все предыдущие заветы с Авраамом, Исааком и Иаковом, когда Он обещал произвести от них многочисленный народ и дать ему землю обетованную. И Бог внемлет Моисею и ограничивается истреблением только 3-х тысяч человек, зарубленных левитами по приказу Моисея и по указанию Господа.

В этой истории есть интересный и важный момент. Бог меняет свое решение, соглашаясь с просьбой и аргументами человека. На первый взгляд это кажется противоречащим принятому в религии и принятому нами как рабочая гипотеза, представлению о всеведении Бога и, следовательно, об обязательной априорной правоте Его в любом споре с человеком. Но вспомним, что изначально Бог избрал путь сотворения человека “по образу и подобию Божьему”, который есть путь – процесс, эволюция, причем эволюция осуществляемая усилиями не только Бога, но и самого человека. Та самая автоэволюция человека, о которой сегодня только начинают поговаривать, на самом деле в определенном смысле, а именно в духовно-моральном, шла изначально. Поэтому, когда человек, пусть даже один, а не все общество, но такой как Моисей, делал значительный шаг в приближении к “образу и подобию Божию”, это меняло саму картину состояния человечества и характер процесса в этот момент и потому давало вполне рациональную причину для Бога изменить свое первоначальное решение. А любовь и забота, проявленные Моисеем о своем народе, пренебрежение им личными амбициями – предложением Бога произвести от него новый народ, и понимание духа Учения в его аргументах были именно таким шагом на пути к “образу и подобию”.

Следующее восстание евреев против воли Божьей и последовавший немедленно урок с наказанием происходит, когда евреи отказываются идти завоевывать Ханаан, поскольку лазутчики, которых они туда предварительно послали, испугавшись, докладывают, что там живет племя великанов. Опять Бог хочет истребить всех евреев и опять Моисей отговаривает его и смерти предаются только лазутчики.

Еще один чувствительный урок с истреблением уже 14 тысяч человек дает Бог евреям после восстания Корея против Моисея. К сути этого случая я вернусь позже.

Но, наконец, после 40 лет блуждания в пустыне, когда умерло поколение, рожденное в рабстве, евреи более менее укрепляются в вере. Этому способствовало не только вымирание рожденных в рабстве, но и воспитательная работа, которую вел с евреями Моисей, а затем сменивший его Иисус Навин. В этой работе еще не было попыток теоретического развития учения, но был подлинно высокий дух искренней веры в Бога и заботы о судьбе своего народа, дух, носителями которого они, к счастью для их соплеменников, были. Вот как говорит Моисей, обращаясь к евреям:

“Вот я научил вас постановлениям и законам, как повелел мне Господь, Бог мой. Итак храните и исполняйте их; ибо в этом мудрость ваша и разум ваш пред глазами народов, которые услышав о всех сих постановлениях, скажут: только этот великий народ есть народ мудрый и разумный. Ибо есть ли какой великий народ, к которому боги еще были бы столь близки, как близок к нам Господь, Бог наш, когда ни призовем его? И есть ли какой великий народ, у которого были бы такие справедливые постановления и законы, как весь закон сей, который я предлагаю вам сегодня?”. (Втор.4. 5-8).

“… спроси у времен прежних, бывших прежде тебя, с того дня, в который сотворил Бог человека на земле, и от края неба до края неба: бывало ли что-нибудь такое, как сие великое дело или слыхано ли подобное сему? Слышал ли какой народ глас Бога, говорящего из среды огня, и остался жив, как слышал ты? Или покушался ли какой Бог пойти, взять себе народ из среды другого народа казнями, знамениями и чудесами и войною, и рукою крепкою, и мышцею высокою, и великими ужасами, как сделал это для вас Господь, Бог ваш, в Египте пред глазами Твоими? Тебе дано видеть это, чтобы ты знал, что только Господь есть Бог, и нет еще кроме Его”. (Втор.4. 32-35). И т.д.

Укрепленные верой под руководством Иисуса Навина (после смерти Моисея) вторгаются евреи в Ханаан и, как повелел им Господь, истребляют (или изгоняют) язычников и разрушают их храмы. Преданность вере обеспечивает им и военный успех. Здесь случаются у них проблески не просто послушания Богу, но и взлеты религиозного духа вроде того, что случился когда два колена (племени), Рувима и Гада, получившие уделом для своего проживания земли за Иорданом, построили там жертвенник, а остальные собрались идти на них за это войной. В последний момент, к счастью, выяснилось, что жертвенник они построили не для того, чтобы молиться другим богам, а Богу Израилеву (потому что им было далеко добираться для этой цели до скинии завета) и недоразумение устранилось без крови.

Но со смертью Иисуса Навина ситуация меняется. Великие вожди не появляются в истории народа пачками, и редко и два подряд случаются. С уходом Моисея и Иисуса Навина евреи не скоро еще удостоятся нового великого вождя. А отсутствие такового дурно сказывается на их неокрепшей еще вере. Их религиозное рвение и послушание воле Божьей начинают вновь прослабляться. Завоевание Ханаана еще не завершено и при дальнейшем продвижении, евреи уже не изгоняют язычников, а вопреки воле Бога превращают их в свои данников За это Бог лишает их покровительства и говорит :”…вы не послушали гласа Моего. За это Я не изгоню их от вас и будут они вам петлею и боги их будут для вас сетью”.

С этого начинается период, который по праву можно назвать смутным временем библейской истории евреев. Евреи остаются без крепкой веры, способной сплотить их в единый народ, без великого вождя и без покровительства Божьего. Они периодически впадают в язычество, терпят военные поражения, попадают в зависимость от соседних народов, враждуют и даже воюют друг с другом.

“Тогда сыны Израилевы стали делать злое пред очами Господа, и стали служить Ваалам… И воспылал гнев Господень на Израиля и предал их в руки грабителей, и грабили их; и предал их в руки врагов, окруживших их, и не могли уже устоять пред врагами своими. Куда они не пойдут, рука Господня везде была им во зло, как говорил им Господь и как клялся им Господь. И им было весьма тесно”. (Суд. 2. 11,14,15).

Когда им становится слишком “тесно”, они вновь вспоминают своего Бога и, разрушив идолов, начинают молиться Ему и взывать о помощи. Тогда Бог дарует им сильного вождя в лице судьи или военачальника. Успех вновь начинает сопутствовать им, после чего они тут же опять впадают в язычество, и история повторяется. Я не буду разбирать все перипетии этого рода, а приведу для примера лишь одну, связанную с правлением судьи и военачальника Гедеона.

Перед этим в течение семи лет евреи, впавшие в идолопоклонничество, были побиваемы и притесняемы соседними Мадианитянами.

“Сыны Израилевы стали опять делать злое пред очами Господа, и предал их Господь в руки Мадианитян на семь лет. Тяжела была рука Мадианитян над Израилем… Когда посеет Израиль, придут Мадианитяне и Амалкитяне и жители востока и ходят у них… И весьма обнищал Израиль от мадианитян и возопили сыны Израилевы к Господу”. (Суд.6. 1,2,3,6).

Тогда Господь посылает ангела к Гедеону.

“И дух Господень объял Гедеона; он вострубил трубою, и созвано было племя Авиезерово идти за ним”. (Суд.6. 34). Вслед за ними под его знамена становится еще три племени, в результате чего он собирает войско в двадцать с лишним тысяч человек, чего евреям, в силу их тогдашней разобщенности уже давно не удавалось сделать. Но Бог велит ему выбрать из них только 300 храбрейших по его указанию (иначе не будет достаточно видна слава Божья). С этими тремястами с помощью военной хитрости, неожиданным нападением Гедеон наголову разбивает мадианииитян (численность войска которых была 120 тысяч) и берет в плен их князей.

“Так смирились мадианитяне пред сынами Израиля, и не стали уже поднимать головы своей, и покоилась земля сорок лет во дни Гедеона”. (Суд.8.28). Но “Когда умер Гедеон, сыны Израилевы опять стали блудно ходить вслед Ваалов, и поставили себе богом Ваалвефира. И не вспоминали сыны Израилевы Господа, Бога своего, который избавлял их из руки всех врагов, окружавших их. И дому Иероваалову, или Гедеонову не сделали милости за все благодеяния, какие он сделал Израилю”. (Суд. 8. 33-35). Да, видно, мало было 40 лет, которые Моисей водил евреев в пустыне для полного избавления от рабских черт.

Как уже сказано, в этот период никаких попыток развития и углубления Учения не происходит. Более того, когда евреи изредка пытаются самостоятельно трактовать его, они демонстрируют такую глубину непонимания, что это приводит к драматическим последствиям.

Первый такой опыт произошел в случае упоминавшегося уже восстания Коррея против Моисея. Коррей и присоединившиеся к нему были” начальники общества, призываемые на собрание, люди именитые”. (Чис. 16.2). Кстати, это определение характеризует и израильское общество тех времен. Характеризует как разновидность демократии, в которой общественные проблемы решаются либо судьями, либо собранием “людей именитых”, т.е. своего рода парламентом. Конечно, вряд ли эти “именитые” избирались как сегодня, но мы знаем, что и в демократиях с современной избирательной системой все равно возникает элита, которая и правит именем народа. Это с одной стороны, а с другой – внутри этой элиты происходит борьба за власть, которая в идеале осуществляется чисто демократическими средствами, а на практике – далеко не всегда. Такая борьба за власть явно и была причиной восстания Коррея против Моисея. Кстати, восстанием я называю его, употребляя термин, взятый из Танаха. По сути эта была вполне демократическая попытка устранить Моисея как вождя. Коррей и компания обратились к народу, убеждая его, что нет никаких оснований, чтобы Моисей был их верховным правителем. Для нас интересна их аргументация. Коррей и его товарищи заявили, обращаясь при всех к Моисею и Аарону: “… полно вам; все общество, все светы, и среди их Господь! Почему же вы ставите себя выше народа Господня?”. (… 16.3). К этому добавили еще, как принято при любой демократии, немножко экономических доводов типа, “где же обещанные молоко и мед”. И уже совсем в духе коммунистов, ставших демократами, добавили, что “молоко и мед” были на самом деле при коммунизме, т.е. в египетском рабстве, из которого вывел их Моисей:

“Разве мало того, что ты вывел нас из земли, в которой течет молоко и мед, чтобы погубить нас в пустыне, и ты еще хочешь властвовать над нами! Привел ли ты нас в землю, где течет молоко и мед, и дал ли нам во владение поля и виноградники?” (Чист.16. 13,14).

Перекручивание темы “молока и меда” уж слишком явно свидетельствуют, что речь идет о голой борьбе за власть, а идеологическая аргументация – лишь ее прикрытие. Тем не менее мы здесь впервые сталкиваемся с попыткой трактовать Учение, пусть и недобросовестной. В дальнейшем недобросовестное, корыстное использование и толкование станет судьбой не только Учения, но и любых других учений, включая нерелигиозные. Причем настолько, что породит в новейшее время воинственное отталкивание от всяких учений и идеологий, хотя эта установка сама по себе есть также идеология.

Но для нас важно не только то, что это толкование недобросовестное, но и как оно построено. Построено же оно на перекручивании идеи справедливости. Мол, еврейский народ заключил коллективный договор с Богом. “Все святы”. Следовательно, никто не должен иметь преимущества перед другими. Причем они имеют в виду не преимущество перед законом. На том, что закон – один для всех, настаивает само Учение и Моисей, как его проводник. Корей и компания имеют в виду преимущество в смысле власти и функций управления. С сегодняшней позиции мы отлично понимаем, что это невозможно — общество распадется. Понимал это, конечно, и Коррей с компанией именитых, лицемерие которых было в том, что они забывали при этом о своих собственных властных преимуществах. Но они сумели таки возмутить народ, который этого не понимал, и принял их трактовку против Моисея, так что бедному Моисею пришлось в который раз “падать на лицо свое”, моля Бога сначала спасти его, а затем не губить всех евреев, что Бог тут же собирался сделать. Чем закончилась вся история, мы уже знаем.

Примером уже искреннего заблуждения при толковании, заблуждения с благим, даже фанатичным стремлением следовать Учению, но с самыми трагическими последствиями, служит история истребления одного из своих собственных колен-племен. Началась она с того, что племя вениамитян впало в массовый разнузданный разврат, включая гомосексуализм. Это стало известно остальным племенам, когда один левит забрел к вениамитянам вместе со своей наложницей и те хотели сначала изнасиловать его, но удовлетворились “только” тем, что изнасиловали его наложницу коллективно до смерти. Левит после смерти наложницы разрубил ее тело на части по числу остальных племен и разослал им вместе с вестью о случившемся. Это возмутило израильтян возмущением праведным, демонстрирующим одухотворенность их Учением и они решили наказать виновных. Но наказание по своей жестокости превзошло всякую меру и всякое воображение. Как сказано, они просто истребили все племя вениамитян, включая женщин и детей, ни в чем уж точно не повинных.

Тут не мешает вспомнить, что в недавнем прошлом евреи уничтожали ханаанян, также включая невинных детей. И делали они это по прямому указанию Бога. Причем одной из причин истребления был все тот же разврат ханаанян. Казалось бы, и так это и восприняли тогдашние израильтяне, истребление народа или племени, включая детей, за общую развращенность соответствует духу Учения. Но мы уже видели, что прямые указания Бога и даже его действия и дух Учения это не одно и тоже. Конкретные действия и указания Бога соответствуют целесообразности конкретного момента, обусловлены конкретной ситуацией и направлены на конкретную, относительно близкую цель. Учение же направлено на удаленную в бесконечность перспективу — доведение Человека, человечества до “образа и подобия Божьего”. Именно поэтому справедлива в данном случае римская пословица: “что позволено Юпитеру то не позволено быку”. И одно дело выполнять прямое указание Бога истребить ханаанеев, другое — самим принимать решение об истреблении какого-либо народа или племени, пусть и по тем же причинам.

Сказанное еще не окончательный приговор. Можна возразить, что применение норм Учения всегда обусловлено обстоятельствами и что обстоятельства в случае с вениамитянами не отличались от тех, что были при завоевании Ханаана. Но отложим пока дальнейший анализ случая до тех пор, пока дух Учения не прояснится более по мере изучения его эволюции.

Пока что отметим что на этом еще не кончилась эта печальная история. Ее продолжение превосходит своей нелепой дикостью даже то, что было до этого. На другой день, осознав случившееся, израильтяне раскаялись “и сказали: Господи, Боже Израилев! для чего случилось это в Израиле, что не стало теперь в Израиле одного колена?” (Суд.21. 3). И стали думать, как исправить содеянное. Оставалось в живых еще несколько сот воинов – вениамитян, забравшихся на неприступную скалу и отражавших успешно все атаки на них. Решили оставить их в живых и от них восстановить племя вениамитян. Но не было уже женщин вениамитянок для продолжения рода. Казалось, почему бы не предоставить им возможность жениться на израильтянках из других племен? А потому, видители, что в предыдущий день после побоища они успели поклясться не отдавать своих дочерей оставшимся в живых вениамитянам. Так может быть можно отменить клятву, раз уж осознали ужас содеянного? Нет, выяснили, кто не участвовал во вчерашнем побоище. Оказывается, что жители Иависа Галаадского не выставили ни одного воина. Тогда принимается и осуществляется решение, какое в наши дни и в бреду никому не могло бы прийти в голову: весь Иавис Галаадский, включая женщин и детей истребляется, кроме четырех сотен непорочных девиц, оставленных в жены вениамитянам. “В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым”. (Суд.21.25) – заканчивает летописец эту историю и “Книгу Судей”. А для нас это прекрасный урок того, к чему может приводить неправильное толкование Учения вообще и справедливости в частности, при самых благих намерениях.

Помимо попыток сбросить с себя бремя Учения и откровенно дикого толкования его было еще много случаев, которые хоть и не являлись ни тем ни другим, но свидетельствуют, с одной стороны о том, что Учение еще не пустило глубоких корней в еврейском народе, а с другой, об объективных трудностях понимания его.

Например, была распространена манера давать Богу нелепые и противоречащие на самом деле и духу Учения и заповедям клятвы и исполнять их. Или устанавливать столь же нелепые запреты и наказывать смертью за невыполнение их. Так Иеффай, бывший вождем евреев в Галааде, выступая на войну с аммонитянами, дал клятву Богу в случае победы принести Ему в жертву первого еврея, который попадется ему по возвращении. Для вящего ужаса это оказалась его собственная дочь, но и это не остановило его.

Другой пример, это когда первый еврейский царь Саул после важной победы над филистимлянами по неизвестным мотивам запрещает своим воинам принимать пищу до конца этого дня (уже после победы). Нарушившим этот запрет оказывается его сын и герой этой победы Ионафан, к тому же не знавший о запрете. И несмотря на всю дикость ситуации (не говоря о противоречии духу Учения) Саул собирается убить его и сделал бы это, если бы не вмешательство народа, который спас своего героя.

Еще одна история, уже не связанная с клятвами и запретами, но также противоречащая духу Учения, произошла, когда племя Ефрема пошло войной на Галаад за то, что перед этим те ходили в поход на аммонитян и не позвали их с собой. В этой войне погибло 42 тысячи ефремлян.

К непониманию и кривотолкованию Учения относится и явление пророчества, распространившееся в этот период. Когда говорят о еврейских пророках, то имеют в виду обычно тех, учения которых зафиксированы в книгах пророков и прежде всего великих пророков: Исайю, Иеремию, Ехезкиеля и Даниила, внесших большой вклад в развитие Учения. К этим мы еще вернемся. Но явление пророчества в еврейской истории гораздо шире и далеко не всегда столь положительно.

Начало оно берет с момента дачи евреям Учения в Синае. Учение дано было им через Моисея, который был и вождем, и мессией и первым пророком. Но сначала Бог хотел давать его евреям сам в прямом контакте с ними, но они испугались. И тогда Бог решает не только Учение дать им через Моисея, но и в будущем все указания свои давать им через пророков. Вот как говорит об этом сам Моисей, пересказывая волю Божью народу:

“Так как ты просил у Господа, Бога твоего, при Хориве в день собрания, говоря: “да не услышу впредь гласа Господа, Бога моего, и огня сего великого да не увижу более, дабы мне не умереть”. И сказал мне Господь: Хорошо то, что они говорили. Я воздвигну им Пророка из среды братьев их, такого как ты, и вложу слова Мои в уста Его, и Он будет говорить им все, что Я повелю Ему.” (Втор.18. 16-18).

Но Бог понимает: найдется много желающих изобразить из себя пророков. Он тут же предупреждает евреев об этом и дает указание, как отличить истинных пророков от ложных:

“Но пророка, который дерзнет говорить Моим именем то, чего Я не повелел ему говорить, и который будет говорить именем богов иных, такого пророка предайте смерти. И если скажешь в сердце твоем: “как мы узнаем слово, которое не Господь говорил?” Если пророк скажет именем Господа, но слово то не сбудется и не исполнится, то не Господь говорил сие слово, но говорил сие пророк по дерзости своей, – не бойся его”.

Как видим, критерий различения вполне рациональный и мы широко применяем его в жизни, скажем, к политикам, судя о них в конечном счете по их делам, а не обещаниям. Плохо только, что возможность применить этот критерий и разобраться, кто истинный пророк, а кто ложный, или кто хороший политик, а кто демагог-популист, мы получаем лишь постфактум, когда наделано уже немало дел и зачастую весьма печальных. К тому же следует отметить, что предсказывать события и иногда угадывать могут не только истинные пророки, но и всевозможные прорицатели и гадатели, деятельность которых прямо запрещена Учением.

Вполне возможно, что помимо этого Бог давал евреям и другие, более эффективные (но и более сложные) критерии различения пророков истинных и ложных, но примитивному народу было трудно их понять и потому они не сохранились в его памяти. Пока что следует отметить, что ситуация была чревата появлением большого количества лжепророков и большой путаницей с вопросом, кому из них верить, и это не замедлило произойти и, отразилось и на кривотолковании Учения.

О масштабе этого явления и о месте, которое оно занимало в духовной и социальной жизни тогдашних евреев, можно судить по таким, например, местам из Библии.

Когда Самуил помазал на царствование будущего первого еврейского царя Саула, тот ничем особенным кроме высокого роста не выделялся среди других, и никаким авторитетом еще не обладал. Для поднятия его рейтинга, как сказали бы сегодня, Самуил засылает его к пророкам. Причем речь идет не о двух-трех пророках, а о множестве, которые вели, судя по всему, артельный образ жизни:

“… и когда войдешь там в город, встретишь сонм пророков, сходящих с высоты, и пред ними псалтирь и тимпан и они пророчествуют. И найдет на тебя Дух Господень, и ты будешь пророчествовать с ними, и сделаешься иным человеком”. (1 Цар.10. 5,6).

И Саул, действительно, начал пророчествовать, чем вызвал недоумение у своих уже тогда скептичных соплеменников: “Все знавшие его вчера и третьего дня, увидев, что он с пророками пророчествует, говорили в народе друг другу: что это сталось с сыном Кисовым? неужели и Саул во пророках?” (1 Цар.10.11).Но цель была достигнута и Саул стал царем.

В более позднее время периода царств печально известная своей ненавистью к еврейской религии и преследованием ее приверженцев царица Иезавель за один раз истребит аж 400 пророков.

Уже само изобилие пророков говорит о том, что большинство из них, если не все они – лжепророки, ибо для передачи евреям указаний от Бога остаточно одного пророка. Да и Бог говорил “Я воздвигну им Пророка из среды братьев их”, одного пророка, а не множество. Да и занимались они по преимуществу прорицаниями, что осуждается Учением и о чем предупредил Бог евреев:

“Ибо народы сии, которых ты изгоняешь, слушают гадателей и прорицателей; а тебе не то дал Господь, бог твой. Пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь, Бог твой, – Его слушайся”. (Втор.18. 14,15)

И тем не менее эти прорицатели сильно влияли на царей и на народ, побуждая их от имени Бога на разные действия, которые либо никак не связаны с Учением, либо противны даже букве его. Духу же его противно само явление. Из народа Учения, народа закона, оно возвращает евреев в состояние первобытно-языческое, когда племя шло на войну или, убегало от врага или решало какие-то общественные проблемы, руководствуясь только предсказанием шамана или иного прорицателя. Так, израильский царь Ахав отправляется на войну с сирийцами потому, что 400 пророков предсказывают ему победу в ней. В действительности он терпит жестокое поражение и погибает. И таких примеров много.

Ситуация осложняется еще тем, что даже истинный боговдохновляемый пророк имеет проблему, как отличить видение, которое от Бога, от видения не от Бога. От необычного и впечатляющего сновидения или даже от грез наяву, которые могут переживаться любым нормальным человеком, а тем более людьми с подвижной психикой, пребывающими в возбужденном эмоциональном состоянии. И, действительно, даже такие авторитетные духовные лидеры и пророки как Самуил, который в ряде случаев передавал евреям волю Господа, вполне соответствующую букве и духу Учения и потому вызывающую доверие к этим его видениям (когда отговаривал их брать себе царя), в других случаях поступает опять же ссылаясь на авторитет Бога и наведение так, что тяжело не заподозрить его в корыстной и амбициозной мотивации и фальсификации видения. Например, свежепомазанный им Саул в сложнейшей ситуации, когда промедление смерти подобно, вступает в бой с филистимлянами, не дожидаясь пока те с их огромным военным преимуществом атакуют его, и благодаря неожиданности и дерзости нападения одерживает удивительную победу. А Самуил вместо благодарности проклинает его и говорит, что Бог накажет его смертью, а у Израиля будет более достойный царь. Все это только за то, что Саул, принимая это решение, не дождался его, Самуила, не посоветовался с ним. Причем не обязательно в этом случае Самуил совершал осознанный обман, прикрываясь именем Бога. Скорей всего он и сам себя убеждал в том, что он выполняет волю Бога, используя для этого и какое-либо подходящее видение, которое могло быть и чистым самовнушением под влиянием упомянутой мотивации. Все это лишний раз подчеркивает слабость и опасность метода видений, распространенного не только в иудаизме и христианстве, но и в любых религиях, не говоря о бесчисленных современных сектах.

Кстати, Гедеон, благородство и честность которого доказано всей его жизнью, когда у него случилось видение, осуществил вполне рациональную проверку истинности его. Ему явился “Ангел Господень” и сказал: “иди … и спаси Израиля от руки Мадионитян; Я посылаю тебя” (Суд.6. 14). Желая прверить не иллюзия ли это или сон, Гедеон сказал Ему: “Если я обрел благодать пред очами Твоими, то сделай мне знамение, что Ты говоришь со мною”. (Суд.6. 17). После чего, по указанию Ангела он сходил домой, принес мяса и лепешек, положил их на камень, а Ангел прикоснувшись к ним посохом мгновенно изжарил их и съел. И даже после этого, прежде чем вести евреев на войну против Мадианитян, как требовал Бог, Гедеон лишний раз хочет убедиться действительно ли по велению Господа он берет на себя такую ответственность:

“И сказал Гедеон Богу: если Ты спасешь Израиля рукою моею, как говорил Ты, то вот я расстелю здесь на земле стриженную шерсть: если роса будет только на шерсти, а на всей земле сухо, то буду знать, что спасешь рукою моею Израиля, как говорил Ты. Так и сделалось: на другой день встав рано, он стал вынимать шерсть и выжал из шерсти росы целую чашу воды”. (Суд.6. 36-38).

Но и этого ему показалось мало, и он еще раз обращается к Богу:

“… не прогневайся на меня, если еще раз скажу и еще только однажды сделаю испытание над шерстью: пусть будет сухо на одной только шерсти, а на всей земле пусть будет роса. Бог так и сделал в ту ночь: только на шерсти было сухо, а на всей земле была роса”. (Суд.6. 39,40). И только после этого уверился Гедеон в истинности видения и приступил к исполнению воли Божьей.

Но ясно, что далеко не каждый пророк даже совершенно искренний в своей вере, был настолько рационально педантичен, как Гедеон.

Кроме того даже проверка типа гедеоновой носит индивидуальный характер и в этом отличие такой проверки от науки, в которой результат эксперимента должен быть доступен повторению любым другим экспериментатором. Для самого Гедеона такой проверки было, конечно, достаточно. Но представим себе на месте Гедеона лжепророка, который заявляет, что ему было видение и что он проверил его подобным образом. А на самом деле он изобрел и то и другое.

В результате явление пророчества, в особенности до появления великих Пророков, приносило израильтянам много вреда и в частности, вносило свой вклад в общую картину примитивного и искаженного толкования Учения в ту пору. Надо сказать, что это явление и поныне не перевелось, и в любое трудное или смутное время, типа переживаемого сегодня на пост советском пространстве начинает играть значительную роль в “переведении” ума за разум у населения. А то, что нынешние прорицатели выступают не от имени единого Бога, а от всякого рода иных небесных сил, с которыми у них есть астрологическая, телепатическая или иного рода интимная и непроверяемая связь, не имеет значения.

5. Учение Давида

Давид – великий царь, заложивший основы первого еврейского царства. И при нем оно достигло максимального расцвета. Давид – великий полководец, одержавший замечательные победы над филистимлянами и другими врагами евреев. Давид – герой, победивший в единоборстве великана Голиафа и совершивший еще много ратных подвигов. И даже Давид – певец и музыкант. Все это широко известно не только среди евреев, но и среди других народов, а некоторые из них – грузины, армяне – выводят свой царский род от Давида, настолько популярен он в мире.

В тени от блеска и великолепия перечисленных заслуг и достоинств осталась роль Давида в развитии Учения. А между тем, Давид был не только первым, кто всерьез начал осмысливать, толковать и развивать его. Он превзошел в этом всех, кто был после него в до христианскую эпоху.

Давидово Учение содержится в части Библии, именуемой “Псалтырь”, и состоящей из 150 псалмов. Псалмы – это своеобразный литературный жанр, в котором древние евреи как раз и выражали свое отношение к Богу и свое понимание Учения. Псалмы, вошедшие в Псалтырь, – результат коллективного творчества, в том смысле что это – подборка псалмов разных авторов, своего рода литературный альманах. Там есть и псалом Моисея, и псалом Соломона, и несколько псалмов сынов Кореевых (не исключено, того самого Корея, что восстал против Моисея) и довольно много псалмов неизвестных авторов. Но, примерно, половина псалмов принадлежит Давиду. Уже одно это косвенно свидетельствует о его роли в развитии Учения в до христианский период. Учтем еще, что хронологически псалмы охватывают весь период Танаха, от Моисея и до окончания вавилонского пленения, подтверждением чему – знаменитый 136-ой псалом, начинающийся словами: “При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе”. Это период без малого в тысячу лет. Сменилось много поколений и в каждом многие в народе упражнялись в этом жанре. Но в сборке избранных псалмов, вошедших в Книгу – половина Давидовых. Если же из этой сборки выделить псалмы, в которых не только славится Господь, и повторяются заповеди, а осуществляется действительное развитие Учения, то Псалтырь смело можно было бы назвать псалмами Давида. Впрочем, в поэтическом отношении его псалмы также из лучших.

Главная заслуга Давида – творца в одухотворении Учения. В этом он предтеча Христа. Не случайно и Христос из дома Давида. Мы уже говорили о значении духа для Учения и в Учении. Говорили о том, что прежде чем дать евреям Учение Бог должен был одухотворить их верой. И что требование веры в первых заповедях. И что без духа мораль становится лицемерным морализаторством. И тем не менее, само Учение следующее за первыми четырьмя заповедями, говорящими о духе и требующими веры, это Учение носит характер голой инструкции. Делай то, не делай этого. Сухо. Нет в этом человеческой страсти, без которой нет и духа, хотя страсть – это не обязательно дух и может быть и антидухом – все зависит от того, на что она направлена.

То одухотворение евреев, которое было осуществлено Богом перед дачей и Учения, оно было как бы извне. Ну поверили евреи, что есть Бог, что Он всемогущ, что Он может наказать за неисполнение заповедей, и наградить за их исполнение. Но в сочетании с договорным характером завета все это придало Учению несколько бизнесовый меркантильный характер: мы, Господь, Тебе, а Ты – нам. Интуитивно ощущается, что это далеко от “образа и подобия Божия” и что тяжело на такой основе воспылать подлинному духу и наполниться им Учению. И до Давида мы почти не наблюдаем проблесков одухотворения евреев Учением, а если таковые и бывали, то в сочетании с диким пониманием его и с ужасными последствиями, как в случае с Вениаминитянами.

Давид смог это сделать потому, что он сам был носителем высокого духа. Даже если бы и не было его псалмов, мы не могли бы не отметить этого зная его жизнь и дела. Давид обладал удивительной до наивности чистотой натуры, благородством и способностью глубоко чувствовать. Все это он сохранил до старости, пройдя бурный путь воителя, полководца, политика и царя.

Вот преследуемый Саулом, возревновавшим к его славе победителя Голиафа, он прячется в пещере, куда входит сам Саул с воинами, разыскивая его, чтобы убить. В пещере темно и они не видят Давида, пройдя от него так близко, что Давид мог бы поразить Саула мечем. Но Саул – царь его, Давида, народа, первый царь, который нужен народу для сплочения его в трудное время пред лицом грозных врагов. И Давид не поднимает руку на ищущего его смерти. Он лишь отрезает незаметно кусок ткани его плаща, чтобы предъявив его потом, доказать свою преданность и добиться прощения. И добивается, но не надолго. Саул, страдающий комплексом Ивана Грозного, в том числе пытавшийся дважды убить своего сына, (что позже Иван сделает более успешно) вновь начинает преследовать его. И Давид вновь бегает и прячется. И однажды ночью он входит со своей дружиной в спящий стан Саула и его воины предлагают ему убить Саула. И опять Давид сохраняет жизнь своему врагу, который нужен сейчас его народу. И когда Саул погибает в бою с филистимлянами, Давид оплакивает его и слагает песнь на его смерть.

После смерти Саула племя Иуды выбирает Давида царем, но военачальник Саула Авенир воцаряется сына Саула Иевосфея над остальным Израилем. Между ними начинаются войны, в которых победа склоняется на сторону Давида. И тогда Авенир предлагает ему сдать Израиль, перейдя с войском на его сторону. Сделка принята, но когда она состоялась, военачальник Давида Иоаф предательски убивает Авенира. Давид, не терпящий подлости и предательства, проклинает его за это. “И весь народ узнал это и понравилось ему это как и все, что делал царь, нравилось народу” (2 Цар.3.36). До поры до времени нравилось, добавим.

Затем два другие его военачальника предательски убивают Иевосфея и приносят Давиду его голову в надежде получить награду. Но Давид велит убить их за содеянное. И опять это понравилось народу.

Но у народа короткая память и недолга его благодарность своим вождям, героям и избавителям. Было уже: “и не вспоминали сыны Израилевы Господа, Бога, своего который избавлял их из руки всех врагов, окружавших их. И дому Иероваалову, или Гедеонову не сделали милости за все благодеяния, какие он сделал Израилю”. Так и тут непроходит много времени и Авессалом, сын Давида, жаждущий власти, умудряется натравить народ на отца и поднять восстание. Давид с горсткой преданных воинов бежит за Иордан. Горька чаша неблагодарности народной. Но еще горше предательство родного сына. И вот сцена. Давид с немногими воинами пробирается через маленькое селение по дороге из Иерусалима к Иордану. Его увидел некий Семей и начал проклинать и оскорблять. “И бросал камнями на Давида и на всех рабов царя Давида; все же люди и все храбрые были по правую и по левую сторону царя… И сказал Авесса, сын Саруин, царю: зачем злословит этот мертвый пес господина моего царя? пойду я и сниму с него голову… И сказал Давид Авессе и всем слугам своим: вот если мой сын , который вышел из чресел моих, ищет души моей, тем больше сын Вениамитянина; оставь его, пусть злословит; ибо Господь повелел ему.” (2 Цар.16.6,9,11).

Вот из какого материала был сделан Давид и через какие горнила испытаний прошел он. И это заставило его почувствовать Учение не как сухой свод правил и норм, и позволило вдохнуть в это Учение и чистоту, и наивность своей натуры, и глубокую страстность, и подлинный дух. Вместо сухого “Да не будет у тебя других Богов пред лицом моим” звучит в псалмах Давида чистая и сильная нота любви к Богу и упования на него.

” … Ты, Господи, щит предо мною, слава моя, и ты возносишь голову мою … Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь защищает меня. Не убоюсь тем народа, которые со всех сторон ополчились на меня… От Господа спасение. Над народом Твоим Благословение Твое” (Пс.3. 4,,6,7,9).

” Боже ты наставлял меня от юности моей, и до ныне я возвещаю чудеса Твои … Та посылал меня на многие и лютые беды, но и опять оживлял меня, и из бездн земли опять выводил меня. Ты возвышал и утешал меня. И я буду славить тебя на псалтири, Твою истину, Боже мой; буду воспевать тебя на гуслях, Святый Израилев! Радуются уста мои, когда я пою тебе, и душа моя, которую ты избавил”. (Пс.70. 17,20-24).

Служение Богу должно быть не нудной повинностью, а исполненным радости учит Давид, предваряя этим хасидизм.

“Веселитесь о Господе и радуйтесь праведные; торжествуйте все правые сердцем” (Пс.31.11).

“Радуйтесь, праведные, о Господе: правым прилично славословить. Славьте Господа на гуслях, пойте ему на десятиструнной псалтири. Пойте ему новую песнь; пойте ему стройно, с восклицанием”. (Пс.32. 1-3).

Давид первый отмечает превосходство духовного и морального начала в Учении над указаниями ритуального и прочего характера, над соблюдением кошера, постов, принесением жертв и молитвами. Как было отмечено выше, в Моисеевом Учении морально-духовные заповеди даны вперемешку со всякими прочими указаниями и нечем не выделены из них. Это привело к тому, что евреи не только до Давида, но в подавляющем большинстве религиозных школ и до сих пор, не делают между этим разницы. Более того, уже в позднейшем развитии иудаизма введено 613 так называемых мицвот, которые должен выполнять верующий еврей, и сюда включены и моральные заповеди, и молитвы, и кошер, и омовения и т. д. И все это на равных, так что ведется даже количественный подсчет мицвот, которые совершил еврей, и исполнение одной мицвы, любой, списывает с него один грех. Т.е. если днем еврей мухлюет на весях, а вечером молится, то он остается как бы безгрешен. И это несмотря на то, что после Давида против этого восставали и пророки и Гилель, которому принадлежит и такая знаменитая фраза: “Не молись и не воруй”. Но Давид был первым, кто понял это, и как все что он делал, выразил с большим чувством:

“Господи! отверзи уста мои и уста мои возвестят хвалу твою. Ибо жертвы Ты не желаешь, – я дал бы ее; к всесожжению не благоволишь. Жертва Богу – дух сокрушенный ; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже.” (Пс.50. 17-19).

” Я буду славить имя Бога моего в песне, буду превозносить его в славословии. И будет это благо угоднее Господу, нежели вол нежели телец с рогами и копытами”. (Пс.68. 31,31).

Конечно, Давид имеет в виду не лицемерный подхалимаж к Богу, а искреннее чувство веры. Оно важнее принесения жертв и совершения прочих ритуалов.

Искренняя вера и любовь к Богу приводят Давида намного раньше христианства к пониманию необходимости смирения человека перед лицом Творца:

” Предай Господу путь твой и уповай на него, и он совершит, и выведет как свет правду твою, и справедливость твою, как полдень. Покорись Господу и надейся на него. Не ревнуй к успевающему в пути своем человеку лукавящему. Перестань гневаться, и оставь ярость; не ревнуй до того, чтобы делать зло. Ибо делающие зло истребятся, уповающие же на Господа наследуют землю…А кроткие наследуют землю и насладятся множеством мира”. (Пс.36. 5-9,11).

Эта проповедь смирения тем ценнее, что звучит из уст человека, славного делами.

Как сказано, Давид испытал в жизни много несправедливости, и будучи натурой сильной и чистой, остро переживал ее, что нашло отражение в псалмах:

“Сыны мужей! доколе слава моя будет в поругании? доколе будете любить суету и искать лжи?” (Пс.4.3.).

“А враги мои живут и укрепляются умножаются ненавидящие меня безвинно; и воздающие мне злом за добро враждуют против меня за то, что я следую добру. Не оставь меня, Господи, Боже, мой! Не удаляйся от меня. Поспеши на помощь мне, Господи, Спаситель мой!” (Пс.37. 20,23).

Его волнует не только несправедливость к нему лично.

“Для чего, Господи, стоишь вдали, скрываешь себя во время скорби? По гордости своей нечестивый преследует бедного: да уловятся они ухищрениями, которые сами вымышляют. Ибо нечестивый хвалится похотью души совей; корыстолюбец ублажает себя. В надмении своем нечестивый пренебрегает Господа:” не взыщет; во всех помыслах его: “нет Бога”! Во всякое время пути его гибельны; суды Твои далеки для него; на всех врагов своих он смотрит с пренебрежением; говорит в сердце своем: “не поколеблюсь; в род и род не приключится мне зла”. Уста его полны проклятия, коварства и лжи; под языком его мучение и пагуба. Сидит в засаде за двором; в потаенных местах убивает невинного; глаза его подсматривают за бедным. Подстерегает в потаенном месте как лев в логовище; подстерегает в засаде, чтобы схватить бедного; хватает бедного, увлекая в сети свои; сгибается, прилегает – и бедные попадают в сильные когти его; говорит в сердце своем: забыл Бог, закрыл лицо Свое, не увидит никогда”. Восстань Господи, Боже мой, вознеси руку Твою, не забудь угнетенных. Зачем нечестивый пренебрегает Бога, говоря в сердце своем: “Ты не взыщешь”? Ты видишь, ибо Ты взираешь на обиды и притеснения, чтобы воздать Твоею рукою. Тебе предает себя бедный, сирота, Ты помощник. Сокруши мышцу нечестивому и злому так, чтобы искать и не найти его нечестия”. (Пс.9. 22-36).

Это не брезжание неудачников. Давида неудачником не назовеш. Его жалобы идут не от озлобленности на жизнь и людей, а от любви к тому настоящему и достойному любви, что есть в этой жизни и ростки чего вытаптываются “нечестивыми”. Он жаждет не мелочной справедливости, регламентированой законом, а отношение по совести людей к друг другу. Этим он расширяет трактовку справедливости намеченую в Моисеевом Учении, и наполняет сухие нормы, задающие ее жаром своего сердца. Он жаждет “образа и подобия Божьего”, а несправедливость и подлость стоят на его пути. За это и ненавидят его нечистивые.

“Ненавидящих меня без вины больше нежели волос на голове моей. Враги мои, преследующие меня несправедливо, усилились; чего я не отнимал, то должен отдать… Чужим отдал я для братьев моих и посторонним для сынов матери моей. Ибо ревность по доме Твоем снедает меня, и злословие злословящих Тебя падают на меня… Поношение сокрушило сердце мое, и я изнемог; ждал сострадания, но нет его, – утешителей, но не нахожу! И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом”. (Пс.68. 5,9,10,21,22).

Есть у Давида и развитие понимания справедливости во взаимоотношениях человека и Бога. Как и все евреи до него Давид еще не сомневается, что тот, кто выполняет заповеди, должен быть вознагражден Богом, а кто нарушает – наказан. Но Давид уже не ждет, что это произойдет немедленно. Более того затяжка наказания Богом неправедных, кажется Давиду чрезмерной и невыносимой для невинных, страдающих от несправедливости. И при всей его вере в Бога и любви к нему, при всем его смирении пред лицом Господа, он отваживается не только просить Его ускорить суд над неправедными, но почти упрекает Его в задержке.

“Восстань, Господи, да не преобладает человек, да судятся народы пред лицом твоим. Наведи, Господи страх на них; да знают народы, что человеки они”. (Пс.9. 20,21).

“Господи! Ты слышишь желание смиренных; укрепи сердце их; открой ухо Твое, чтобы дать суд сироте и угнетенному, да не устрашает более человек на земле”. (Пс.9. 38,39).

Для правильного понимания всего вклада Давида в Учение нужно добавить еще несколько слов о нем, как о личности. Давид не был ученый-книжник, знающий Учение вдоль и поперек и по диагонали. Он был из простой и бедной семьи и с детства пас скот в горах вместо изучения премудрости Учения. Под звездами бездонного ночного неба Иудейской пустыни постигал он Бога душой, а не разумом. Да, его вера была чиста и искренна, но в то же время он был дикарь с сильными страстями, не вышколенный достаточно буквой Учения. И, естественно, он не был безгрешен. Сама его дружина из 30 витязей, если перевести на современный юридический язык, была бандфоррмированием. Конечно, нужно учесть разницу эпох. Это была дружина в стиле тех варяжских дружин, от которых произошла династия Рюриковичей в Киевской Руси. Точнее даже в стиле воинства Робин Гуда. Они хоть и брали дань со своих, но умеренно, любя. А в то же время защищали их от филистимлян. Могли и поделиться с ними награбленным. Но в бурной своей биографии доводилось Давиду вместе со своей дружиной служить и иноземным царям собирая дань со своего народа в их пользу. Правда, как Ивану Калите в русской истории, это позволило ему сплотить евреев и накопить достаточно сил, чтобы сбросить затем иноземное иго.

Был в его биографии и постыдный поступок, который нельзя списать ни на какие исторические обстоятельства. Это знаменитая история с Вирсавией, когда уже, будучи царем и влюбившись с эту красавицу он посылает ее мужа Урию, одного из своих военачальников, в заведомо гибельную военную экспедицию, в которой тот и погибает, а сам женится на Вирсавии. Да был этот грех и это пятно останется на Давиде. Но сила его раскаяния добавила свой оттенок в его Учение. Он стал терпимее к людям, особенно к простым, бедным и страдающим и любовь его к ним и сострадание, при всем понимании несовершенства их подняли на новую высоту скромную и затерянную среди многих других указаний в Моисеевом Учении заповедь “Возлюби ближнего своего”.

Прежде всего, памятуя о своем грехе, он отличает слабость и несовершенство человека:

“Если Ты обличениями будешь наказывать человека за преступления, то рассыплется как от моли краса его. Так суетен всякий человек “. (Пс.13. 2,3).

Затем появляется у него тема личного раскаяния и мольба простить его.

“Господи! Не в ярости Твоей обличай меня, и не во гневе Твоем наказывай меня. Ибо стрелы Твои вонзились в меня, и рука Твоя тяготеет на мне. Нет целого места в плоти моей от гнева Твоего; нет мира в костях моих от грехов моих. Ибо беззакония мои превысили голову мою, как тяжелое бремя … на мне, смердят, гноятся раны мои от безумия моего”. (Пс.37. 2-6).

А затем – тема прощения греха каждому раскаявшемуся, тема также предваряющая идею христианства и наполняющая конкретным содержанием любовь к ближнему.

“Блажен, кому отпущены беззакония и чьи грехи покрыты! Блажен человек, которому Господь не винит греха, и в чьем духе нет лукавства! Когда я молчал обветшали кости мои от вседневного стенания моего. Ибо день и ночь тяготела надо мною рука Твоя; свежесть моя исчезла, как в летнюю засуху. Но я открыл Тебе грех мой и не скрыл беззакония моего; я сказал :” исповедаю Господу преступления мои”, и Ты снял с меня вину греха моего”. (Пс.31. 2-5).

В заключение этой главы пора окинуть взглядом пройденный уже путь в движении идеи, эволюцию Учения от Авраама до момента смерти Давида, почувствовать сам характер этой эволюции и, так сказать, пощупать вектор ее направленности. Мы видим, прежде всего, что Учение не догма, что оно эволюционирует. Что на каждом этапе оно дается с учетом состояния общества, дается так, чтобы с одной стороны общество способно было вообще понять и воспринять его, а с другой, чтобы был максимальный возможный эффект его воздействия в направлении приближения человека к “образу и подобию Божьему”. Кроме того, мы видим, что движение это напоминает плавание парусного судна против ветра на контргалсах: конечная результирующая изменяемых курсов корабля ведет его к намеченной цели, но на каждом этапе кормчий направляет корабль не в точности на эту цель, а под некоторым углом к ней (из-за невозможности идти прямо к цели против ветра). Так от праотцов Авраама, Исаака и Якова требуется только беззаветная вера и беспрекословное выполнение прямых и непосредственных указаний даваемых им лично Богом. Нормы Учения для них как бы еще не существуют. Хотя из предшествующих глав Бытия мы знаем, что вообще они уже есть: замышлены и действуют. Каин уже наказан за убийство Авеля и т.д. Не говоря о том, что с первых строк сказано, что человек создан “по образу и подобию Божию”. Но локальный этого времени вектор воздействия Бога на евреев и следовательно, направленность Учения на этом этапе не совпадают вполне с направлением на конечную цель. То, что разрешается праотцам это отнюдь не “образ и подобие Божие”.

Затем, когда в евреев достаточно вколочена вера в Бога, пусть и не слишком искренняя, а базирующаяся на страхе, и небескорыстная, а основанная на предпосылке, что, кто соблюдает нормы Учения, тот выиграет уже в этой жизни, а кто нарушает – будет наказан предпосылка, как начинает выясняться уже во времена Давида, неверной, так вот, когда фундамент веры более менее создан, им дается конструктивная часть Учения.

Как было показано, эта конструктивная часть в принципе не могла быть дана в полном объеме, ибо Учение допускает и предполагает развитие, причем, по разным направлениям и до бесконечности. Кроме того нормы Моисеева Учения сопровождаются законом, в котором формулируются их изначальные оценки в виде различных наказаний, за нарушение различных норм. Несоответствие некоторых из этих оценок “образу и подобию Божию”, скажем, требование смертной казни за нарушение заповеди “Чти отца и мать своих” настолько разительно, что ощущается интуитивно и без изучения дальнейшей эволюции Учения. То же можно сказать и о требовании Бога к евреям истреблять и изгонять ханаанеев при завоевании Ханаана. Теперь становится ясным, что эти и подобные им требования и оценки никаким образом не определяют “образ и подобие Божие” – конечную цель Учения, а являются лишь требованиями момента. В частности, истреблять и изгонять ханаанеев требовалось потому, что избранный народ на начальном этапе его пути нужно было изолировать от окружающего моря язычников и их влияния.

Но опираться только на интуицию в оценке подлинного конечного направления к “образу и подобию Божьему” опасно. Поэтому столь важно отслеживание дальнейшей эволюции. И вот мы видим, что у Давида вера, основанная на страхе, сменяется искренней любовью к Богу, характер договорных отношений с Ним – смирением пред лицом Его (хотя качество этого смирения не совсем то, что в Христианстве и особенно в некоторых ответвлениях его). Начинает подвергаться сомнению, что каждый здесь на земле получит по заслугам. Наполняются новым содержанием справедливость, милосердие и любовь к ближнему. Поднимается тема прощения греха, хотя решение ее у Давида опять же не совпадает с позднейшими христианскими и не христианскими, и уж точно не совпадает со всепрощением, индульгенциями или вышеупомянутой еврейской теорией “Мицвот”.

Тут возникает вопрос. До сих пор, от Авраама и до Моисея и само Моисеево Учение давались людям непосредственно от Бога. У Давида мы впервые сталкиваемся с развитием Учения человеком. Спрашивается откуда нам знать, как соответствует вклад Давида конечному “образу и подобию Божию” или хотя бы локальному вектору, движение к “образу и подобию” для данной эпохи с ее конкретным состоянием общества?

Я думаю, для ответа на этот вопрос уместно опереться на две вещи. Во-первых, на ту оценку, которую дает Давиду и его Учению сама Библия, особенно, если эта оценка приписывается самому Богу. И здесь мы имеем наивысшую аттестацию. За праведность Давида Бог обещал ему:

“если сыны твои будут наблюдать за путями твоими, чтобы ходить передо Мною в истине от всей души своей, то не прекратится муж от тебя на престоле Израилевом”. (.. 2,4).

И сыну его Соломону говорит Бог :

“И если будешь ходить путями Мои ми, сохраняя уставы Мои и заповеди Мои, как ходил отец твой Давид, Я продолжу и дни твои”. (ЗЦ. 3,14).

И даже когда Соломон под влиянием своих чужеземных жен впадает в идолопоклонство, служит Астарте, построил капища Хамосу и Молоху и т. д., Бог не отнимает у него царства тут же, а говорит:

“… за то, что так у тебя делается, и ты не сохранил завета Моего и уставов Моих, которые Я заповедал тебе, Я отторгну от тебя царство и отдам его рабу твоему. Но во дни твои я не сделаю сего ради Давида, отца твоего; из руки сына твоего исторгну его. И не все царство исторгну; одно колено дам сыну твоему ради Давида, раба Моего”. (3Ц. 11,11-13).

Есть в Библии еще много подтверждений особой любви Бога к Давиду. Но, конечно, каждое из них и все их вместе можно поставить под сомнение: действительно ли Бог говорил это Давиду, действительно ли Он говорил это Соломону, действительно ли Он говорил это еще кому то. Ведь мы уже знаем, что были и лжепророки, были люди ошибочно принимавшие свои сновидения за пророческие. Но сама множественность видений, причем у разных лиц делает в данном случае оценку более достоверной. Ну и главное мы можем и должны опереться на другое основание в оценке Давидова Учения: на то, как оно будет вписываться в дальнейшую эволюцию Учения, движения идеи, и то, как оно при этом будет проверяться жизнью, историей. Это, естественно, мы увидим в дальнейшем.

Но у народа короткая память и недолга его благодарность своим вождям, героям и избавителям. Было уже: “и не вспоминали сыны Израилевы Господа, Бога, своего который избавлял их из руки всех врагов, окружавших их. И дому Иероваалову, или Гедеонову не сделали милости за все благодеяния, какие он сделал Израилю”. Так и тут непроходит много времени и Авессалом, сын Давида, жаждущий власти, умудряется натравить народ на отца и поднять восстание. Давид с горсткой преданных воинов бежит за Иордан. Горька чаша неблагодарности народной. Но еще горше предательство родного сына. И вот сцена. Давид с немногими воинами пробирается через маленькое селение по дороге из Иерусалима к Иордану. Его увидел некий Семей и начал проклинать и оскорблять. “И бросал камнями на Давида и на всех рабов царя Давида; все же люди и все храбрые были по правую и по левую сторону царя… И сказал Авесса, сын Саруин, царю: зачем злословит этот мертвый пес господина моего царя? пойду я и сниму с него голову… И сказал Давид Авессе и всем слугам своим: вот если мой сын , который вышел из чресел моих, ищет души моей, тем больше сын Вениамитянина; оставь его, пусть злословит; ибо Господь повелел ему.” (2 Цар.16.6,9,11).

Вот из какого материала был сделан Давид и через какие горнила испытаний прошел он. И это заставило его почувствовать Учение не как сухой свод правил и норм, и позволило вдохнуть в это Учение и чистоту, и наивность своей натуры, и глубокую страстность, и подлинный дух. Вместо сухого “Да не будет у тебя других Богов пред лицом моим” звучит в псалмах Давида чистая и сильная нота любви к Богу и упования на него.

” … Ты, Господи, щит предо мною, слава моя, и ты возносишь голову мою … Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь защищает меня. Не убоюсь тем народа, которые со всех сторон ополчились на меня… От Господа спасение. Над народом Твоим Благословение Твое” (Пс.3. 4,,6,7,9).

” Боже ты наставлял меня от юности моей, и до ныне я возвещаю чудеса Твои … Та посылал меня на многие и лютые беды, но и опять оживлял меня, и из бездн земли опять выводил меня. Ты возвышал и утешал меня. И я буду славить тебя на псалтири, Твою истину, Боже мой; буду воспевать тебя на гуслях, Святый Израилев! Радуются уста мои, когда я пою тебе, и душа моя, которую ты избавил”. (Пс.70. 17,20-24).

Служение Богу должно быть не нудной повинностью, а исполненным радости учит Давид, предваряя этим хасидизм.

“Веселитесь о Господе и радуйтесь праведные; торжествуйте все правые сердцем” (Пс.31.11).

“Радуйтесь, праведные, о Господе: правым прилично славословить. Славьте Господа на гуслях, пойте ему на десятиструнной псалтири. Пойте ему новую песнь; пойте ему стройно, с восклицанием”. (Пс.32. 1-3).

Давид первый отмечает превосходство духовного и морального начала в Учении над указаниями ритуального и прочего характера, над соблюдением кошера, постов, принесением жертв и молитвами. Как было отмечено выше, в Моисеевом Учении морально-духовные заповеди даны вперемешку со всякими прочими указаниями и нечем не выделены из них. Это привело к тому, что евреи не только до Давида, но в подавляющем большинстве религиозных школ и до сих пор, не делают между этим разницы. Более того, уже в позднейшем развитии иудаизма введено 613 так называемых мицвот, которые должен выполнять верующий еврей, и сюда включены и моральные заповеди, и молитвы, и кошер, и омовения и т. д. И все это на равных, так что ведется даже количественный подсчет мицвот, которые совершил еврей, и исполнение одной мицвы, любой, списывает с него один грех. Т.е. если днем еврей мухлюет на весях, а вечером молится, то он остается как бы безгрешен. И это несмотря на то, что после Давида против этого восставали и пророки и Гилель, которому принадлежит и такая знаменитая фраза: “Не молись и не воруй”. Но Давид был первым, кто понял это, и как все что он делал, выразил с большим чувством:

“Господи! отверзи уста мои и уста мои возвестят хвалу твою. Ибо жертвы Ты не желаешь, – я дал бы ее; к всесожжению не благоволишь. Жертва Богу – дух сокрушенный ; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже.” (Пс.50. 17-19).

” Я буду славить имя Бога моего в песне, буду превозносить его в славословии. И будет это благо угоднее Господу, нежели вол нежели телец с рогами и копытами”. (Пс.68. 31,31).

Конечно, Давид имеет в виду не лицемерный подхалимаж к Богу, а искреннее чувство веры. Оно важнее принесения жертв и совершения прочих ритуалов.

Искренняя вера и любовь к Богу приводят Давида намного раньше христианства к пониманию необходимости смирения человека перед лицом Творца:

” Предай Господу путь твой и уповай на него, и он совершит, и выведет как свет правду твою, и справедливость твою, как полдень. Покорись Господу и надейся на него. Не ревнуй к успевающему в пути своем человеку лукавящему. Перестань гневаться, и оставь ярость; не ревнуй до того, чтобы делать зло. Ибо делающие зло истребятся, уповающие же на Господа наследуют землю…А кроткие наследуют землю и насладятся множеством мира”. (Пс.36. 5-9,11).

Эта проповедь смирения тем ценнее, что звучит из уст человека, славного делами.

Как сказано, Давид испытал в жизни много несправедливости, и будучи натурой сильной и чистой, остро переживал ее, что нашло отражение в псалмах:

“Сыны мужей! доколе слава моя будет в поругании? доколе будете любить суету и искать лжи?” (Пс.4.3.).

“А враги мои живут и укрепляются умножаются ненавидящие меня безвинно; и воздающие мне злом за добро враждуют против меня за то, что я следую добру. Не оставь меня, Господи, Боже, мой! Не удаляйся от меня. Поспеши на помощь мне, Господи, Спаситель мой!” (Пс.37. 20,23).

Его волнует не только несправедливость к нему лично.

“Для чего, Господи, стоишь вдали, скрываешь себя во время скорби? По гордости своей нечестивый преследует бедного: да уловятся они ухищрениями, которые сами вымышляют. Ибо нечестивый хвалится похотью души совей; корыстолюбец ублажает себя. В надмении своем нечестивый пренебрегает Господа:” не взыщет; во всех помыслах его: “нет Бога”! Во всякое время пути его гибельны; суды Твои далеки для него; на всех врагов своих он смотрит с пренебрежением; говорит в сердце своем: “не поколеблюсь; в род и род не приключится мне зла”. Уста его полны проклятия, коварства и лжи; под языком его мучение и пагуба. Сидит в засаде за двором; в потаенных местах убивает невинного; глаза его подсматривают за бедным. Подстерегает в потаенном месте как лев в логовище; подстерегает в засаде, чтобы схватить бедного; хватает бедного, увлекая в сети свои; сгибается, прилегает – и бедные попадают в сильные когти его; говорит в сердце своем: забыл Бог, закрыл лицо Свое, не увидит никогда”. Восстань Господи, Боже мой, вознеси руку Твою, не забудь угнетенных. Зачем нечестивый пренебрегает Бога, говоря в сердце своем: “Ты не взыщешь”? Ты видишь, ибо Ты взираешь на обиды и притеснения, чтобы воздать Твоею рукою. Тебе предает себя бедный, сирота, Ты помощник. Сокруши мышцу нечестивому и злому так, чтобы искать и не найти его нечестия”. (Пс.9. 22-36).

Это не брезжание неудачников. Давида неудачником не назовеш. Его жалобы идут не от озлобленности на жизнь и людей, а от любви к тому настоящему и достойному любви, что есть в этой жизни и ростки чего вытаптываются “нечестивыми”. Он жаждет не мелочной справедливости, регламентированой законом, а отношение по совести людей к друг другу. Этим он расширяет трактовку справедливости намеченую в Моисеевом Учении, и наполняет сухие нормы, задающие ее жаром своего сердца. Он жаждет “образа и подобия Божьего”, а несправедливость и подлость стоят на его пути. За это и ненавидят его нечистивые.

“Ненавидящих меня без вины больше нежели волос на голове моей. Враги мои, преследующие меня несправедливо, усилились; чего я не отнимал, то должен отдать… Чужим отдал я для братьев моих и посторонним для сынов матери моей. Ибо ревность по доме Твоем снедает меня, и злословие злословящих Тебя падают на меня… Поношение сокрушило сердце мое, и я изнемог; ждал сострадания, но нет его, – утешителей, но не нахожу! И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом”. (Пс.68. 5,9,10,21,22).

Есть у Давида и развитие понимания справедливости во взаимоотношениях человека и Бога. Как и все евреи до него Давид еще не сомневается, что тот, кто выполняет заповеди, должен быть вознагражден Богом, а кто нарушает – наказан. Но Давид уже не ждет, что это произойдет немедленно. Более того затяжка наказания Богом неправедных, кажется Давиду чрезмерной и невыносимой для невинных, страдающих от несправедливости. И при всей его вере в Бога и любви к нему, при всем его смирении пред лицом Господа, он отваживается не только просить Его ускорить суд над неправедными, но почти упрекает Его в задержке.

“Восстань, Господи, да не преобладает человек, да судятся народы пред лицом твоим. Наведи, Господи страх на них; да знают народы, что человеки они”. (Пс.9. 20,21).

“Господи! Ты слышишь желание смиренных; укрепи сердце их; открой ухо Твое, чтобы дать суд сироте и угнетенному, да не устрашает более человек на земле”. (Пс.9. 38,39).

Для правильного понимания всего вклада Давида в Учение нужно добавить еще несколько слов о нем, как о личности. Давид не был ученый-книжник, знающий Учение вдоль и поперек и по диагонали. Он был из простой и бедной семьи и с детства пас скот в горах вместо изучения премудрости Учения. Под звездами бездонного ночного неба Иудейской пустыни постигал он Бога душой, а не разумом. Да, его вера была чиста и искренна, но в то же время он был дикарь с сильными страстями, не вышколенный достаточно буквой Учения. И, естественно, он не был безгрешен. Сама его дружина из 30 витязей, если перевести на современный юридический язык, была бандфоррмированием. Конечно, нужно учесть разницу эпох. Это была дружина в стиле тех варяжских дружин, от которых произошла династия Рюриковичей в Киевской Руси. Точнее даже в стиле воинства Робин Гуда. Они хоть и брали дань со своих, но умеренно, любя. А в то же время защищали их от филистимлян. Могли и поделиться с ними награбленным. Но в бурной своей биографии доводилось Давиду вместе со своей дружиной служить и иноземным царям собирая дань со своего народа в их пользу. Правда, как Ивану Калите в русской истории, это позволило ему сплотить евреев и накопить достаточно сил, чтобы сбросить затем иноземное иго.

Был в его биографии и постыдный поступок, который нельзя списать ни на какие исторические обстоятельства. Это знаменитая история с Вирсавией, когда уже, будучи царем и влюбившись с эту красавицу он посылает ее мужа Урию, одного из своих военачальников, в заведомо гибельную военную экспедицию, в которой тот и погибает, а сам женится на Вирсавии. Да был этот грех и это пятно останется на Давиде. Но сила его раскаяния добавила свой оттенок в его Учение. Он стал терпимее к людям, особенно к простым, бедным и страдающим и любовь его к ним и сострадание, при всем понимании несовершенства их подняли на новую высоту скромную и затерянную среди многих других указаний в Моисеевом Учении заповедь “Возлюби ближнего своего”.

Прежде всего, памятуя о своем грехе, он отличает слабость и несовершенство человека:

“Если Ты обличениями будешь наказывать человека за преступления, то рассыплется как от моли краса его. Так суетен всякий человек “. (Пс.13. 2,3).

Затем появляется у него тема личного раскаяния и мольба простить его.

“Господи! Не в ярости Твоей обличай меня, и не во гневе Твоем наказывай меня. Ибо стрелы Твои вонзились в меня, и рука Твоя тяготеет на мне. Нет целого места в плоти моей от гнева Твоего; нет мира в костях моих от грехов моих. Ибо беззакония мои превысили голову мою, как тяжелое бремя … на мне, смердят, гноятся раны мои от безумия моего”. (Пс.37. 2-6).

А затем – тема прощения греха каждому раскаявшемуся, тема также предваряющая идею христианства и наполняющая конкретным содержанием любовь к ближнему.

“Блажен, кому отпущены беззакония и чьи грехи покрыты! Блажен человек, которому Господь не винит греха, и в чьем духе нет лукавства! Когда я молчал обветшали кости мои от вседневного стенания моего. Ибо день и ночь тяготела надо мною рука Твоя; свежесть моя исчезла, как в летнюю засуху. Но я открыл Тебе грех мой и не скрыл беззакония моего; я сказал :” исповедаю Господу преступления мои”, и Ты снял с меня вину греха моего”. (Пс.31. 2-5).

В заключение этой главы пора окинуть взглядом пройденный уже путь в движении идеи, эволюцию Учения от Авраама до момента смерти Давида, почувствовать сам характер этой эволюции и, так сказать, пощупать вектор ее направленности. Мы видим, прежде всего, что Учение не догма, что оно эволюционирует. Что на каждом этапе оно дается с учетом состояния общества, дается так, чтобы с одной стороны общество способно было вообще понять и воспринять его, а с другой, чтобы был максимальный возможный эффект его воздействия в направлении приближения человека к “образу и подобию Божьему”. Кроме того, мы видим, что движение это напоминает плавание парусного судна против ветра на контргалсах: конечная результирующая изменяемых курсов корабля ведет его к намеченной цели, но на каждом этапе кормчий направляет корабль не в точности на эту цель, а под некоторым углом к ней (из-за невозможности идти прямо к цели против ветра). Так от праотцов Авраама, Исаака и Якова требуется только беззаветная вера и беспрекословное выполнение прямых и непосредственных указаний даваемых им лично Богом. Нормы Учения для них как бы еще не существуют. Хотя из предшествующих глав Бытия мы знаем, что вообще они уже есть: замышлены и действуют. Каин уже наказан за убийство Авеля и т.д. Не говоря о том, что с первых строк сказано, что человек создан “по образу и подобию Божию”. Но локальный этого времени вектор воздействия Бога на евреев и следовательно, направленность Учения на этом этапе не совпадают вполне с направлением на конечную цель. То, что разрешается праотцам это отнюдь не “образ и подобие Божие”.

Затем, когда в евреев достаточно вколочена вера в Бога, пусть и не слишком искренняя, а базирующаяся на страхе, и небескорыстная, а основанная на предпосылке, что, кто соблюдает нормы Учения, тот выиграет уже в этой жизни, а кто нарушает – будет наказан предпосылка, как начинает выясняться уже во времена Давида, неверной, так вот, когда фундамент веры более менее создан, им дается конструктивная часть Учения.

Как было показано, эта конструктивная часть в принципе не могла быть дана в полном объеме, ибо Учение допускает и предполагает развитие, причем, по разным направлениям и до бесконечности. Кроме того нормы Моисеева Учения сопровождаются законом, в котором формулируются их изначальные оценки в виде различных наказаний, за нарушение различных норм. Несоответствие некоторых из этих оценок “образу и подобию Божию”, скажем, требование смертной казни за нарушение заповеди “Чти отца и мать своих” настолько разительно, что ощущается интуитивно и без изучения дальнейшей эволюции Учения. То же можно сказать и о требовании Бога к евреям истреблять и изгонять ханаанеев при завоевании Ханаана. Теперь становится ясным, что эти и подобные им требования и оценки никаким образом не определяют “образ и подобие Божие” – конечную цель Учения, а являются лишь требованиями момента. В частности, истреблять и изгонять ханаанеев требовалось потому, что избранный народ на начальном этапе его пути нужно было изолировать от окружающего моря язычников и их влияния.

Но опираться только на интуицию в оценке подлинного конечного направления к “образу и подобию Божьему” опасно. Поэтому столь важно отслеживание дальнейшей эволюции. И вот мы видим, что у Давида вера, основанная на страхе, сменяется искренней любовью к Богу, характер договорных отношений с Ним – смирением пред лицом Его (хотя качество этого смирения не совсем то, что в Христианстве и особенно в некоторых ответвлениях его). Начинает подвергаться сомнению, что каждый здесь на земле получит по заслугам. Наполняются новым содержанием справедливость, милосердие и любовь к ближнему. Поднимается тема прощения греха, хотя решение ее у Давида опять же не совпадает с позднейшими христианскими и не христианскими, и уж точно не совпадает со всепрощением, индульгенциями или вышеупомянутой еврейской теорией “Мицвот”.

Тут возникает вопрос. До сих пор, от Авраама и до Моисея и само Моисеево Учение давались людям непосредственно от Бога. У Давида мы впервые сталкиваемся с развитием Учения человеком. Спрашивается откуда нам знать, как соответствует вклад Давида конечному “образу и подобию Божию” или хотя бы локальному вектору, движение к “образу и подобию” для данной эпохи с ее конкретным состоянием общества?

Я думаю, для ответа на этот вопрос уместно опереться на две вещи. Во-первых, на ту оценку, которую дает Давиду и его Учению сама Библия, особенно, если эта оценка приписывается самому Богу. И здесь мы имеем наивысшую аттестацию. За праведность Давида Бог обещал ему:

“если сыны твои будут наблюдать за путями твоими, чтобы ходить передо Мною в истине от всей души своей, то не прекратится муж от тебя на престоле Израилевом”. (.. 2,4).

И сыну его Соломону говорит Бог :

“И если будешь ходить путями Мои ми, сохраняя уставы Мои и заповеди Мои, как ходил отец твой Давид, Я продолжу и дни твои”. (ЗЦ. 3,14).

И даже когда Соломон под влиянием своих чужеземных жен впадает в идолопоклонство, служит Астарте, построил капища Хамосу и Молоху и т. д., Бог не отнимает у него царства тут же, а говорит:

“… за то, что так у тебя делается, и ты не сохранил завета Моего и уставов Моих, которые Я заповедал тебе, Я отторгну от тебя царство и отдам его рабу твоему. Но во дни твои я не сделаю сего ради Давида, отца твоего; из руки сына твоего исторгну его. И не все царство исторгну; одно колено дам сыну твоему ради Давида, раба Моего”. (3Ц. 11,11-13).

Есть в Библии еще много подтверждений особой любви Бога к Давиду. Но, конечно, каждое из них и все их вместе можно поставить под сомнение: действительно ли Бог говорил это Давиду, действительно ли Он говорил это Соломону, действительно ли Он говорил это еще кому то. Ведь мы уже знаем, что были и лжепророки, были люди ошибочно принимавшие свои сновидения за пророческие. Но сама множественность видений, причем у разных лиц делает в данном случае оценку более достоверной. Ну и главное мы можем и должны опереться на другое основание в оценке Давидова Учения: на то, как оно будет вписываться в дальнейшую эволюцию Учения, движения идеи, и то, как оно при этом будет проверяться жизнью, историей. Это, естественно, мы увидим в дальнейшем.

6. Соломон мудрый

Он был, безусловно, мудрый. И даже гораздо более мудрый, чем способны были воспринять его современники и многие более поздние почитатели его мудрости и последователи, восхищавшиеся в основном поверхностными слоями этой мудрости. Поэтому естественно ожидать от него развития Учения и он, действительно, внес в него значительный вклад.

Почему же все-таки не его, а его отца Давида назвал я вершиной до христианского этапа движения идеи? Потому, что Соломон не обладал тем высоким духом, носителем которого являлся его отец. Учение же, как было уже отмечено, и любое учение, это не наука и для него помимо интеллекта важен дух. Впрочем, и наука, настоящая, делается не холодными сапожниками. Для нее тоже нужна страсть хотя бы к знанию, к истине, к мудрости. Таковыми Соломон, безусловно, обладал, потому и весом его вклад в развитие Учения, хоть и уступает Давидову. Различен и характер их вкладов. Основная заслуга Давида в одухотворении Учения, хотя есть у него и конструктив. У Соломона, естественно, обратная пропорция. Он очень много сделал для осмысления, расширения, трактовки Учения и гораздо меньше – для одухотворения. Но его духовный изъян сказался, как увидим, и на характере его трактовок.

Почему Соломон столь разительно отличался по духу от своего отца? Во-первых, это не исключение, а скорей правило, когда речь идет о выдающихся носителях духа и их прямых потомках и преемниках. И правило это определяется обстоятельствами, достаточно типичными для таких случаев, и в полной мере имевших место и в данном. Давид был сыном простого пастуха и сам с детства пас овец в горах, в суровых условиях, когда приходилось защищать скот от хищников, включая львов, что пригодилось ему, кстати, в бою с Голиафом. (Он поразил Голиафа той же пращей, которой поражал и львов). Он вырос вдали от городской суеты, которая рано разжигает в людях тщеславие и стремление выделиться. Поэтому он не рвался к власти, тем более царской. (Саул, начав преследовать его из зависти за победу над Голиафом, сам превратил его в потенциального претендента на трон. И даже после этого он не пытался сместить Саула, но только служить ему до самой того смерти). Он вырос в глухом селе в горах и круг его общения в детстве был, естественно, узок. Зато сами отношения были чисты и наполнены любвью и дружбой. Ведь это были отношения с его родными и друзьями. И эти отношения он проецировал на весь свой народ. Он рос в суровое время, когда народ этот страдал от теснивших и притеснявших его врагов. И Давид мечтал послужить своему народу. Его народ отличался от соседей религией, поэтому он прилепился душой и к религии, не будучи знатоком ее параграфов. Он плохо разбирался с детства не только в параграфах религии, но и в своем народе. Именно поэтому впоследствии так глубоко страдал он от преследования, клеветы и наветов своих соплеменников, для которых так много сделал и во имя которых так беззаветно рисковал жизнью. Но это неведенье спасло его душу и помогло сформироваться сильной и чистой натуре.

А Соломон был сыном царя, царя великого и уже создавшего великое по тем временам государство. И вырастал он не просто в суете и тщеславии большого города, но и в атмосфере интриг царского двора. Ведь он был самый младший сын Давида и его династические права были последними, но он был любимый сын и от любимой жены Вирсавии, поэтому шансы на трон у него были. Шансы были, но за реализацию их нужно было бороться. И это не была борьба на поле брани с внешними врагами за благо своего народа. Это была борьба во имя личных амбиций, борьба со своими кровными братьями, борьба не мечем и луком, а с помощью хитроумных дворцовых интриг.

Вот эпизод, характеризующий приемы этой борьбы и всю атмосферу двора, а в известной мере и нравственное состояние народа, о котором, по счастью как сказано, его отец в своей юности не ведал. Когда Давид состарился, началась борьба за трон. Его старший (после смерти Авесалома) сын Адония собирает у себя на пир всех остальных сыновей кроме Соломона, и всю знать и там, не дожидаясь смерти отца провозглашает себя новым царем, и все приветствуют и величают его. Узнав об этом, партия Соломона всполошилась. Пророк Нафан бежит к Вирсавии и говорит ей :”Слышала ли ты, что Адония, сын Аггифии, сделался царем, а господин наш Давид не знает о том? Теперь вот, я советую тебе: спасай жизнь твою и жизнь сына твоего Соломона”. (ЗЦ 11.12). Как видим, придворная борьба не знает ни совести, ни жалости. Вирсавия срочно бежит к Давиду, который по старости и по сохранившейся чистоте натуры не следит за интригами и не знает о случившемся. Давид велит священнику Садону немедленно везти Соломона на царском осле к скинии завета и там помазать его на царство, и под звуки шофара известить об этом народ. Когда эта весть доходит до пирующих, они разбегаются, оставив Адонию одного и тот, понимая, чем это ему грозит, кидается к жертвеннику Богу и хватается за рога его. По обычаю нельзя было убивать человека, пока он держится за эти рога. И Адония держался за них до тех пор, пока не получил от Соломона обещания не убивать его. Соломон обещает ему это, но мудрый, зная, что такое борьба за власть, лукаво обуславливает свое обещание: “… если он будет человеком честным, то ни один волос не упадет на землю; если же найдется в нем лукавство, то умрет”. (3 Цар.1. 52). А уж что значит быть честным и что есть лукавство, теперь решать Соломону. И вскоре, придравшись к намерению Адонии жениться на Ависаге Сунамитянке, которая всего лишь должна была стать наложницей его отца, но так и не стала, он убивает его. И Соломон отлично знал, что Ависага была лишь предлог. Ведь был он мудрый, да не особенно и скрывал подлинную причину: ” … то и то пусть сделает со мною Бог и еще больше сделает, если не на свою душу сказал Адония такое слово (о намерении жениться) … ныне же Адония должен умереть.” (ЗЦ. 2. 23,24). И все это сразу после смерти отца, который, умирая завещал ему: “…храни завет Господа, Бога твоего, ходи путями Его и соблюдай уставы Его и заповеди Его, определения Его и постановления Его, как написано в законе Моисея написано в законе Моисеевом”. (З Цар.2.40).

Для лучшего понимания вклада Соломона в Учение, рассмотрим еще ряд фактов из его биографии, проливающих свет на его личность. Я не буду останавливаться на приводимых в Библии свидетельствах его мудрости, ибо, во-первых, эта сторона его личности и биографии – наиболее известна, во-вторых, степень и качество его мудрости будут видны, когда мы приступим непосредственно к его вкладу в развитие Учения. Я хочу остановиться на фактах, проливающих свет на другие стороны его личности, оставшейся в тени его общепризнанной мудрости, но повлиявшие, тем не менее, и на сами плоды ее.

Укрепившись на престоле Соломон демонстрирует большое религиозное рвение и пытается вымолить себе прощение Господа за грех на пути к власти. Но в отличие от отца, который понимал, что “жертва Богу – дух сокрушенный сердца сокрушенного”, Соломон пытается заменить отсутствие качества количеством:

“Тысячу всесожжений вознес Соломон на том жертвеннике” (3 Цар.3.4). Затем, выполняя завещание отца, он строит в Иерусалиме храм и переносит в него скинию завета. По этому поводу он произносит примечательную речь перед народом, обращаясь к Богу. В конструктивном плане эта речь – это развитие мыслей Давида о справедливости и прощении греха раскаявшимся. Но по духу отличается она от псалмов Давида. Давид смиренно просил Бога о наказании притеснителей и помощи гонимым и страдающим, о прощении греха ему и другим согрешившим и искренне раскаявшимся, предоставляя, естественно, Богу решать, кого прощать, а кого нет. В тоне его чувствуется интимное, не публичное обращение к Богу. Соломон же явно работает на публику, на повышение рейтинга. Его смирение смешано с тщеславием и тон местами из просящего превращается в повелительный:

“Когда кто согрешит против ближнего своего и потребует от него клятвы, чтобы он поклялся и для клятвы придут пред жертвенник Твой в храм сей: тогда Ты услышь с неба, и произведи суд над рабами Твоими, обвини виновного, возложив поступок его на голову его, и оправдай правого, воздав ему по правде его. Когда народ Твой Израиль будет поражен неприятелем за то, что согрешил пред Тобою, и когда он обратится к Тебе, и исповедает имя Твое, и будут просить Тебя и умолять в сем храме: тогда Ты услышь с небес и прости грех народа твоего Израиля, и возврати их в землю, которую Ты дал отцам их”. (3 Цар.8.31-34). И т.д.

После этой речи Бог является во сне Соломону и (несмотря на гордыню Соломона)возобновляет с ним завет, заключенный с Давидом, о том, что потомки Давида будут править Израилем до скончания веков, если не будут уклоняться с пути истинного. Но весьма выразительно подчеркивает, что Он не всепрощающий Бог, тем более, не такой, которому человек может давать указания. Он – Бог-ревнитель, который Сам решает, какие прегрешения можно простить и какие нельзя и раскаявшимся. И тем более, когда речь идет о народе, для которого Он так много сделал, дабы наставить его на путь истинный.

“Если же вы и сыновья ваши отступите от Меня, и не будете соблюдать заповедей Моих и уставов Моих, которые Я дал вам и пойдете и станете служить иным богам и поклоняться им, то я истреблю Израиля с лица земли, которую я дал ему и храм, который Я осветил имени Моему отвергну от лица Моего, и будет Израиль притчею и посмешищем у всех народов”. (3 Цар.9. 6,7).

Конечно, мы не обязаны верить этому тексту, потому только, что он был дан Соломону в видении. Но он хорошо соответствует духу Учения и предупреждение Бога исполнится в дальнейшей истории евреев.

Несмотря на столь грозное предупреждение Соломон чем дальше, тем больше отходит от путей отца своего и от требований духа Учения. Нарушая указание Бога о будущих царях Израиля, данное им через Моисея: “Только, чтоб он не умножал себе коней и не возвращал народа в Египет (т.е. не превращал в рабов) для умножения себе коней …, и чтобы не умножал себе жен, дабы не развратилось сердце его, и чтобы серебра и золота не умножал себе чрезмерно”. (Втор.17. 16,17).Соломон делает все напротив. Он завел себе несметные богатства, включая упомянутых коней, понастроил великолепных дворцов себе и своим женам, каждой в отдельности , и жен и наложниц завел в количестве, которое не превзойдено было в истории ни до ни после него: 700 жен и 300 наложниц. И хотя он получил в наследие могучее государство, против которого никто из соседей не отваживался уже воевать и потому в течение 40 лет его правления не было войн ” И жили Иуда и Израиль спокойно, каждый под виноградником своим и под смоковницею своею” (3 Цар.4. 25), что способствовало экономическому процветанию, и был он действительно мудрым правителем, заключившим удачные союзы с соседними государствами и усиленно торговавший с ними, но и этого оказалось недостаточно для его личного обогащения. И продолжая нарушать заповеди и указания Учения, он превращает всех не евреев на территории Израиля в оброчных работников, а евреев заставляет служить при дворе. Хуже всего то, что среди его жен — много язычниц, которые в конце концов совращают и его в язычество.

“И стал Соломон служить Астарте, божеству Сидонскому, и Милхому, мерзости Аммонитской. Тогда построил Соломон капище Хамосу, мерзости Моавитской, на горе, которая перед Иерусалимом, и Молоху, мерзости Аммонитской”. (3 Цар.11 5,7). Естественно, это не могло не отразиться на нравственном состоянии народа и дорого обошлось ему в дальнейшей его истории. Согласно Танаха же, “разгневался Господь на Соломона за то, что уклонил сердце свое от Господа” и сказал, как уже упоминалось, что только ради отца его Давида он оставляет ему царство до конца дней его, но у сыновей его отберет Израиль и оставит им только Иуду (Иудею). И действительно, со смертью Соломона не в последнюю очередь в результате расшатанной Соломоном веры и нравственности народа, кончается период благополучия и процветания первого царства. Могучее государство распадается на два, погрязших в язычестве, разврате, ослабляемых войнами с соседями и между собой.

После всего вышесказанного о личности Соломона и его отличии от Давида, может, конечно, возникнуть вопрос: почему же не воспитал Давид сына в своем духе. Ни Библия, ни история ничего нам не сообщают о том, как собственно, воспитывал Давид Соломона. Нет, однако, сомнения что один из главнейших элементов воспитания, – личный пример – он ему дал великолепный. Но даже, если бы он, забросив все свои дела, денно и нощно воспитывал Соломона проповедями, не смог бы вложить в него свой дух вполне. Ибо действительность определяет воспитание больше риторики. Задача же изменения действительности в этом смысле – это ничто иное, как продвижение рода людского по пути к “образу и подобию Божьему”. Задачка за один раз самим Господом Богом не решенная и уже, конечно, не по плечу для конечного разрешения ни одному человеку, сколь бы великим он ни был. И Давида в этом смысле упрекнуть не в чем – о его вкладе в развитие Учения уже сказано. Но вернемся к Соломону и перейдем к его вкладу в Учение.

От Соломона осталось обильное, по масштабам Библии, наследие – целых 3 книги в Танахе:” Книга притчей Соломоновых”, “Книга Екклесиаста или Проповедника” и “Книга Песни Песней Соломона”. Все З книги широко известны и поныне, все 3 оказали мощное влияние на мировую литературу всех времен и разных жанров и направлений, и все 3 вносят немалый вклад в развитие Учения. Дадим сначала общую характеристику каждой из них.

“Притчи Соломона”, возможно, наиболее популярная из его книг, нашедшая наибольшее количество подражателей в литературе, а тем более среди любителей щегольнуть эффектной и лаконичной фразой в беседе. Стилю притч подражали все последующие в истории западной, да и не только западной, цивилизации авторы всевозможных “Мыслей и афоризмов”, “Максимов” и т.п., вроде Лабрюэра и многих других. Впрочем, справедливости для заметим, что этот жанр существовал, наверняка, и до Соломона и параллельно с ним, например, в античной литературе, так что упомянутые любители являются последователями не только и не обязательно именно Соломона. С точки зрения литературы это жанр как жанр и имеет такое же право на существование как роман, повесть или новелла, и каждый волен предпочитать тот жанр, который ему больше нравится. Но с точки зрения развития Учения этот жанр обладает наименьшими возможностями. И соответственно роль “Притч Соломоновых” в этом отношении меньше по сравнению с двумя другими его книгами, особенно с “Екклесиастом”. Действительно, цель Учения – научить людей жить “по образу и подобию Божию”. Но жизнь слишком сложна, чтобы можно было всю мудрость ее вложить в одну фразу, сколь бы гениальной ни была она. Это видно хотя бы из того, что для любой крылатой фразы, будь та из “Притч”, каких-нибудь “Мыслей и афоризмов”, литературы иного рода или народных пословиц и поговорок, найдется непременно и противоположная ей по смыслу фраза из того же жанра. И та и другая будут верны при определенных обстоятельствах. Но описание этих обстоятельств невозможно втиснуть в эту фразу, не нарушая ее афористичности. А отсутствие ограничений обстоятельствами делает все притчи, афоризмы, пословицы и т.п. эффективным средством для украшения речи, но малоэффективным для познания и руководства в жизни. Я знал, например, одну женщину, которая любила повторять: “Если хочешь быть счастливым, спрячься”. Помимо того, что к этой фразе в бездонной бочке крылатых выражений можно подыскать чего-нибудь прямо противоположное, требующее для полноты счастья как раз открытости, активизма, дерзости, нужно добавить, что эта женщина всю свою жизнь весьма придерживалась этого правила и… всю жизнь была несчастна. Знающие ее могли бы сказать, что это из-за ее характера. Но тогда получается, что при одном характере не поможет для счастья и прятаться, а при другом и не надо прятаться. И лишь при каком-то конкретном характере, а заодно и при выполнении многих других условий, эта поговорка будет верна. В общем, руководствоваться в жизни притчами – это та самая “суета сует и томление духа”, о которых так хорошо говорил Соломон и в “Притчах”, и в “Екклесиасте”. К тому же подавляющее большинство материала, наполняющего книгу “Притч Соломоновых”, а также всевозможных “Мыслей и афоризмов” и т.п. у всех практически авторов – это нудная жвачка, дешевое морализаторство и суемудрие. Вот примеры тому из “Притч Соломоновых”.

“Сын мой! если ты поручился за ближнего твоего и дал руку твою за другого, ты опутал себя словами уст твоих, пойман словами уста твоих”. (Прит.6. 1,2). (Довольно обывательская мудрость).

“Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его и будь мудрым”. (Прит.6.6).

“Что уксус для зубов и дым для глаз, то ленивый для посылающих его”. (Прит.10.26).

“Язык мудрых сообщает добрые знания, а уста глупых изрыгают глупость”. (Прит.15.2).

“Уста мудрых распространяют знание, а сердце глупых не так”. (Прит.15.7).

“Сердце разумного ищет знания, уста же глупых питаются глупостью”. (Прит.15.14).

“Человек малоумный дает руку и ручается за ближнего”. (Прит.17.18).

“Родил кто глупого – себе на горе, и отец глупого не порадуется”. (Прит.17.21).

“Гроза царя – как бы рев льва; кто раздражает его, тот грешит против самого себя”. (Прит.20.2). (Нельзя не вспомнить современное “Спорить с начальством – плевать против ветра”).

И т.д.

Но Соломон не был бы мудрым, если бы он нафаршировал хотя бы только одну из своих книг только подобными благоглупостями. В “Притчах” есть и настоящие перлы мудрости, не утратившие актуальности и в наши дни, выраженные к тому же в замечательной форме:

“Не обличай кощунника, чтобы он не возненавидел тебя; обличай мудрого, и он возлюбит тебя”. (Прит.9.8). (Предвосхищает Христово “Не мечите бисер перед свиньями”).

И вариация на ту же тему:

“Не отвечай глупому по глупости его, чтобы он не стал мудрецом в глазах своих”. (Прит.26.4).

“Сердце знает горе души своей, и в радость его не вмешается чужой”. (Прит.14.10).

“Мудрость почиет в сердце разумного и среди глупых дает знать о себе”. (Прит.14.33).

“Все сделал Господь ради Себя; и даже нечестивого блюдет на день бедствия”. (Прит.16.4).

“Разум для имеющих его – источник жизни, а ученость глупых – глупость”. (Прит.16.5). (Актуально для многих современных ученых).

“Многие хвалят человека за милосердие, но правдивого человека кто находит?” (Прит.19.6).

И другие.

Есть в “Притчах” и существенные элементы развития Учения. К сожалению, они буквально затеряны среди большого количества пустословия и мудрости настоящей, но не относящейся тем не менее к Учению, и вечным вопросам.

“Екклесиаст” – это основное вместилище учения Соломона. Здесь он излагает его в развернутом виде, хотя и в очень своеобразной форме, которая в сочетании с блестящим стилем и афористичностью языка, отточенного еще в “Притчах”, производит глубокое впечатление. Стиль этот унаследовали от Соломона многие писатели и философы, например, Ницше, прежде всего, в его “Так говорил Заратустра”. Особенность стиля, – в видимой несвязности и даже кажущейся противоречивости высказываемых мыслей. Но в отличие от “Притч” и прочих афористических произведений, здесь эта несвязность лишь видимая и противоречивость не подлинная, а кажущаяся, более того, специально брошенная читателям, как приманка, разжигающая любопытство и интеллектуальную страсть, и увлекающая в лабиринты мысли, по которым ведет их хитроумный автор к намеченной цели. Правда, отмечая силу воздействия этого стиля, особенно в исполнении таких мастеров как сам Соломон или Ницше, нельзя не признать, что он таит в себе соблазн для автора укрыть в нем и подлинную противоречивость своего учения под видом, что “Все это так тонко и так умно, ребята, что вам этого не понять”. И, к сожалению, и сам Соломон, и тот же Ницше грешат этим. Кстати, эта действительная противоречивость в учении Соломона, есть следствие противоречивости его натуры, которую мы уже отметили выше. Но есть в ней отражение также и сложности мира и объективных трудностей познания, и Соломон со своей мудростью и сомневающейся и ищущей истины натурой хорошо подходил для понимания сути познания и немало сделал в этом направлении для своего времени. В общем, несмотря на имеющиеся в книге противоречия, Екклесиаст – шедевр литературы, глубокой и острой философской мысли. Кроме того, что он дает вклад в развитие Учения, это – также в значительной степени вполне самостоятельная философия жизни, сравнимая, скажем, с философией Эпикура.

Третья книга “Книга Песни Песней Соломона” – это прежде всего замечательный памятник мировой литературы, породивший также как и “Притчи”, множественные и зачастую не скрываемые, даже подчеркиваемые подражания, как в “Суламифи” Куприна или в “Песни Песней” Шолом Алейхема. Есть в ней и свой вклад в развитие Учения.

А теперь рассмотрим непосредственно, что из себя представлял этот вклад Соломона в Учение. Наиболее концентрировано учение Соломона дано им в первых двух главах Екклесиаста в столь изумительно лаконичной и филигранно-чеканной форме, что чуть ли не каждая вторая фраза из этого куска стала афоризмом, прошла сквозь века и широко известна и поныне. Поэтому трудно воздержаться от обильного цитирования.

“Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме.

Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, – все суета!

Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?

Род приходит и род уходит, а земля пребывает вовеки.

Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит.

Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя.

Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь…

Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем.

Бывает нечто, о чем говорят: смотри, вот это новое, но это было уже в веках, бывших прежде нас.

Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет не останется памяти у тех, которые буду после.

Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот все – суета и томление духа!

И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это томление духа.

Потому что в многой мудрости много печали; и кто умножает познание, умножает и скорбь”. (Е.1. 1-7, 9-11, 14,17,18).

Нет нужды разъяснять сказанное. Нет сомнения, что перед нами изложенная изумительным языком, программа декаданса всех времен и народов. И чтоб ни у кого не осталось ни малейшего сомнения в этом, Соломон добавляет еще заряд концентрированной печали, увядания и отрешенности:

“Сказал я в сердце моем: ” дай испытаю я тебя весельем, и насладись добром, ” но и это суета!

О смехе сказал я: “глупость!” а о веселии, “что оно делает?”

Вздумал я в сердце моем услаждать вином тело мое и между тем, как сердце мое руководилось мудростью, придерживаться и глупости, доколе не увижу, что хорошо для сынов человеческих, что должны были бы они делать под небом в немногие дни жизни своей …

И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот все – суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем!..

И возненавидел я жизнь: потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все – суета и томление духа!

И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня.

И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и которым показал себя мудрым под солнцем. И это – суета сует!

Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу

свою от труда своего. Я увидел, что и это – от руки Божией …” (Е.2. 1-3,11,17-19,24).

Вряд ли Соломон был первым в мире декадентом, но нет сомнений, что все последующие произошли от него или были так или иначе им влияемы. К тому же никто из них уже не превзошел его в декаденстве, да и в блестящей форме его подачи в этих 2-х главах. И даже если бы Соломон больше ничего не написал, и все его учение без всяких хитростей сводилось только к вышеприведенному, заслужил бы он, чтобы войти в историю мировой литературы, как выдающийся декадент. Ведь какими бы минусами не обладал декаданс как философия, идеология и мировоззрение, его нельзя считать совершенно бесплодным или только зловредным. Декадентское искусство дало миру много великих имен. Но говоря о том, что у многих великих, особенно поэтов, которых отнюдь не отнесешь, или по крайней мере, не уложишь в рамки декаданса, мелькают вариации на соломоновскую тему суеты сует: “Все возвратиться на круги своя…” И много, много подобного. И это не случайно. В жизни и душе нормального человека должно быть место и печали, сомнению, элегии. В какой-то пропорции все это должно войти в “образ и подобие Божие” и потому не может быть отвергаемо на корню. Другое дело, можно ли декаданс принимать некритически в полном объеме. Фокус состоит в том, что и сам Соломон, написавший эти великолепные строки, так не считал. Т.е. буквально так не считал. Крайняя степень декадентства, безнадежности, бессмысленности всего в жизни не есть действительная программа Соломона, не есть то, чему он хочет научить людей. Есть в этой крайности упомянутый выше литературный прием, с помощью которого увлекает Соломон читателя в лабиринт своей мысли.

Более того, при внимательном прочтении можно даже в этих двух главах заметить маленькие трещинки в глухой стене безнадежности. Среди тотального отрицания всего и вся, среди разливанного моря: “все равно в бессмысленности своей” вдруг мелькает такая фраза:

“Все вещи в труде; не может человек пересказать всего, не насытиться око зрением, не наполнится ухо слушанием”. (Е.1.8).

Ан не все, значит равно… Вот труд, например, хоть чуть-чуть да отличается от остального.

Также и последняя из выше цитированных фраз “грешит” не полном пессимизмом. Я имею в виду:

“Не во власти человека и то благо, чтоб есть и пить и услаждать душу свою от труда своего.”

Ведь “не во власти” еще не значит, что совсем не зависит от человека это, а значит лишь, что не вполне это в его власти (с чем нельзя не согласиться). Но даже если это только во власти Божьей (или обстоятельств – для неверующих), то по справедливости или нет, но время от времени достается это человеку (да и не так уж редко). И вылетает как бы непроизвольно из уст Соломона, что это неплохо, хорошо даже, “услаждать себя”, сказано. И, как увидим, это не случайно. Есть у Соломона своя положительная программа, что не замедлит появиться в следующих главах Екклесиаста, и вот она его же словами:

“Понял я, что нет для них ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей.

И если какой человек ест и пьет, и видит доброе во всяком труде своем, то это дар Божий… (Е.3.-12,13).

Итак увидел я, что нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими; потому что это – доля его; ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него?” (Е.3. 12,13,22).

“Лучше горсть с покоем, нежели пригорошни с трудом и томлением духа.

Двоим лучше нежели одному; потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их”. (Е.4. 6,9).

“Сладок сон трудящегося, мало ли, много ли он съест, но пресыщение богатого не дает ему уснуть.

Вот еще что я нашел доброго и приятного: есть и пить и наслаждаться добром во всех трудах своих, какими кто трудится под солнцем во все дни жизни своей, которые дал ему Бог ; потому что это – его доля.

И если какому человеку Бог дал богатство и имущество и дал ему власть пользоваться от них и брать свою долю и наслаждаться от трудов своих то это – дар Божий”. (Е.5. 11,17,17).

“И похвалил я веселие; потому что нет лучшего для человека под солнцем как есть, пить и веселиться; это сопровождает его в трудах во дни жизни его, которые дал ему Бог под солнцем”. (Е.8.15).

“Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей, и которую дал тебе Бог под солнцем на все суетные дни твои; потому что это – доля твоя в жизни и в трудах твоих, какими ты трудишься под солнцем.

Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости”. (Е.9. 9,10).

Что это за программа? С той или иной степенью точности это – философия Эпикура. Не эпикурейства, которое ассоциируется для современной публики с обжорством и прочими излишествами, а изначальная философия Эпикура – проповедь наслаждения простыми радостями жизни без чрезмерных претензий к ней и стремлений. Но, как по мне, Соломон глубже Эпикура. Положительная программа Соломона не отменяет его же “суеты сует”, а противоречия между ними объясняется не только литературным приемом. Нет, Соломон мудрый понимал сложность и противоречивость жизни, понимал, что невозможно точно, а главное, раз и навсегда провести грань между тем, что есть суета, и что – не суета. И внешняя противоречивость его текста есть выражение внутренней противоречивости жизни, есть, если хотите, диалектика. Поэтому то мы и пропускаем многие противоречия его текста, не замечая их, по крайней мере с первого раза, и в равной мере восхищаемся мыслями, которые, казалось бы, исключают друг друга полностью. Такими как, например:

“Сказал я в сердце моем: “дай испытаю я тебя веселием, и насладись добром”, но и это суета!”.

“И похвалил я веселие; потому что нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселиться; это сопровождает его в трудах во дни жизни его, которые дал ему Бог под солнцем”.

И такие пары противоречащих друг другу, исключающих друг друга по видимости высказываний есть у него, как легко видеть, и в отношении добра, и в отношении труда, и в отношении мудрости и знания и прочих вещей. Исключают друг друга эти высказывания лишь по видимости, противоречие же есть в них действительное, но не непреодолимое. Соломон это понимал и потому и избрал такую форму изложения, в том числе и потому. Но форма формой, а возникает вопрос, как все же преодолеваются такие противоречия и преодолел ли их сам Соломон? Для того, чтобы ответить на него рассмотрим теорию познания, развитую им.

Эту свою теорию Соломон изложил в том же афористическом стиле с видимыми на поверхности противоречиями, за которыми угадывается их разрешение и угадывается, что сам Соломон кое-что знает об этом разрешении, и к тому нас и подводит. Но в то же время нет у него и попытки расставить все по местам, дать четкие определения и провести границы между противоречивыми утверждениями. Начинает он с великолепного гимна мудрости, данного им в “Притчах” от лица ее самой:

“Доколе невежды, будете любить невежество, доколе буйные будут услаждаться буйством; доколе глупцы будут ненавидеть знание?

Обратитесь к моему обличению; вот я изолью на вас дух мой, возвещу вам слова мои.

Я звала и вы не послушались; простирала руку мою, и не было внимающего;

И вы отвергли все мои советы, и обличений моих не приняли:

За то я посмеюсь вашей погибели, порадуюсь, когда придет на вас ужас,

Когда придет на вас ужас, как буря, и беда, как вихрь, принесется на вас; когда постигнет вас скорбь и теснота.

Тогда будут звать меня, и я не услышу; с утра будут искать меня, и не найдут меня.

За то, что возненавидели знание и не избрали для себя страха Господня,

Не приняли совета моего, презрели все обличения мои;

За то и будут они вкушать от плодов путей своих и насыщаться от помыслов их.

Потому что упорство невежд убьет их, и беспечность глупцов погубит их.

А слушающий меня будет жить безопасно и спокойно, не страшась зла”. (Прит.1.22-23).

А в следующей главе “Притч” он дает не утратившие своей ценности и по сегодня объяснение, зачем нужна человеку мудрость, зачем она нужна ему прежде всего, потому что выше он уже объяснил одну из причин зачем она нужна, а именно, что пренебрегающего мудростью ожидают всякие неприятности (при прочих равных, – добавим мы от себя). Но это не все и не главное. Главное же в том, что:

“Если будешь призывать знание и взывать к разуму;

Если будешь искать его как серебра, и отыскивать его, как сокровище:

То уразумеешь страх Господень и найдешь познание о Боге…

Тогда ты уразумеешь правду и правосудие и прямоту, всякую добрую стезю”. (Прит.2. 3-5,9).

Т. е. знание и мудрость, разум, рацио необходимы не только в прикладных целях, для избежания всяких жизненных неприятностей и достижения преимуществ. Они необходимы для правильного понимания Учения, для определения истинного пути к “образу и подобию Божию”. Этим Соломон раз и навсегда снял для евреев, для иудаизма вопрос о противоречии разума и религии, рацио и духа. С тех пор и до наших дней в иудаизме эти вещи не противостоят друг другу. Но за пределами иудаизма, в разных конфессиях и в разные эпохи в христианстве, в мусульманстве и, как ни странно, на первый взгляд, во многих недавних и современных нерелигиозных философиях это противопоставление поднималось на щит вновь и вновь с однобоким предпочтением либо слепой веры, либо бездуховного рацио, что каждый раз влекло за собой тяжелые последствия для соответствующего общества. Но об этом потом. Правда и признание иудаизмом необходимости гармонии между рацио и духом не помогло ему эту гармонию сохранить. Отсюда, конечно же, следует, что вывод Соломона не верен. Следует лишь, что труден путь к “образу и подобию Божию” и познанием и принятием одной какой-то истины дело не ограничивается.

До сих пор теория познания Соломона развивается бесконфликтно. Но мы уже знаем, что впереди нас поджидает взрыв и переворот – уже цитированное знаменитое солононовское “Во много мудрости есть много печали и умножая знания, ты умножаешь скорбь”.

Вот так – так! Вот так поворот – после гимна мудрости! Но и это еще не все. Оказывается, человеческие мудрость и разум, предназначенные для “уразумения страха Господня” и его Учения, с другой стороны уразуметь это не способны:

“Как ты не знаешь пути ветра и того, как образуются кости во чреве беременной; так не можешь знать дело Бога, который делает все.” (Е.11.5).

“Тогда я увидел все дела Божии и нашел, что человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем…” (Е.18.17).

Ясно, что это противоречие в высказываниях Соломона, как и предыдущие, отражает сложность и противоречивость действительности. Но все таки: как это кушать и как с этим жить? Напрягать ли нам мозги или плюнуть на все и не иметь лишней печали? А если ответ будет мудрый Соломонов; иногда напрягать, а иногда не надо, то тут- же новый вопрос: а когда напрягать, а когда не надо? Окончательного ответа на эти вопросы не может быть, т.к. познание бесконечно и в частности можно задать бесчисленное количество подобных вопросов, добавляя новые и новые по мере разрешения предыдущих. Не и набросать подобных противоречий, не имея никакого представления, как подступиться к их разрешению – невеликая мудрость. И если бы Соломон ничего не знал о разрешимости своих загадок, то не мог бы предложить, а мы не могли бы извлечь из него никакой положительной программы. Но предвосхитив в этом намного всех последующих мыслителей и философов, оставил он нам ключик к разрешению подобных проблем:

“Всему свое время и время всякой вещи под небом.

Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное;

Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить;

Время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать;

Время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий;

Время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать;

Время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить;

Время любить, и время ненавидеть; время войны, и время миру”.

(Е.3. 1-8).

Нельзя не вспомнить здесь широко известное, знаменитое и подаваемое нам в нашем советском прошлом как открытие марксизма: “Всякая истина конкретна”. Не думаю, что эта марксова мысль более “конкретна”, чем выше приведенный текст Соломона, выражающий ее же, не только на тысячелетия раньше, но и в замечательной поэтической форме. Смысл и того и другого один и тот же и отчасти уже раскрыт мною выше, когда я говорил об особенностях афористического стиля. Всякая мысль, выражающая истину (тем более изложенная афористически, сжато) допускает толкование. И смысл толкования- привязывание этой мысли к действительности, к конкретной действительности. И соломоновское “есть время” означает не что иное, как “есть обстоятельства”. И сегодня мы знаем, что действительно, любое знание может быть использовано на пользу и во вред людям, послужить как добру, так и злу (в зависимости от обстоятельств, в широком смысле этого слова). Открытие Эйнштейна позволило создать как атомные электростанции, так и атомные бомбы. А атомные электростанции, в свою очередь, дав нам полезную энергию, могут оборачиваться и Чернобылем. Точно так и все остальное наше познание: позволяет оно нам продвигаться по пути к “образу и подобию Божию”, но способно приносить и нередко приносит и много печали и в конкретных обстоятельствах, конкретные виды познания лучше и притормозить, пока с помощью других его видов, не продвинемся мы дальше к “образу и подобию”. Это — мысль, до которой человечество только начинает додумываться.

А что касается того, что человек “не может знать дело Бога, который делает все”, то тут вообще нет противоречия с гимном мудрости и призывам познать “страх Божий”. Не может человек до конца “знать дело Бога”, ибо познание бесконечно, но может и должен двигаться по пути этого познания.

В свете этой теории познания Соломона становится яснее как “кушать” вышеупомянутые противоречия между “суетой сует” и его положительной программой. Я дам несколько примеров возможного толкования этих противоречий. Но заранее оговорюсь, что “ключик”, данный Соломоном, или марксово “всякая истина конкретна”, это – не жесткий алгоритм, обеспечивающий единственность результата и возможно альтернативное толкование (соответствующее другим обстоятельствам). Например, когда Соломон называет суетой сует веселие, а потом в положительной программе восхваляет его, то смысл этого в том, что суета сует это веселие тех, кто пытается жизнь превратить в развлечение, а – восхваляемое веселие – это веселие честного труженика, который, закончив труды свои, наслаждается их плодами и веселиться. А когда Соломон говорит о суетности всяких дел человеческих, то имеет в виду дела, делаемые из тщеславия и прочих суетных мотивов, а трудиться честно на пользу людям и себе – не суета, а удел человека под солнцем. И т.д.

К этому следует только добавить, что и используя этот “ключик” и как угодно варьируя обстоятельства, всех противоречий Соломона разрешить нельзя. Останется еще некий жесткий остаток, связанный с упомянутой противоречивостью натуры Соломона. Есть еще аспект, касающийся противоречия учения Соломона Учению. Обоими этими аспектами мы займемся позже. А сейчас рассмотрим другие направления исследования Соломона.

Соломон существенно развил и углубил понимание отдельных норм и требований Учения, хотя, как будет показано, не всегда его толкования ведут по пути к “образу и подобию Божию”. Особенно заслуживает внимания его трактовка справедливости, как в отношениях между Богом и людьми,, так и в чисто людских делах.

Как было уже отмечено, изначально справедливость в отношениях с Богом евреи понимали как вознаграждение праведнику и наказание нечестивого Богом еще в этой жизни. И вплоть до Давида, несмотря на видимое несоответствие этой трактовки действительности, никто не пытался подвергнуть ее сомнению. У Давида проскальзывает это сомнение и явно звучит протест против задержки небесного правосудия. Соломон сначала пытается быть святее своего родителя и на все лады провозглашает свою уверенность в том, что да, праведник будет вознагражден, а нечестивый наказан в этой жизни:

“Таковы пути всякого, кто алчет чужого добра: оно отнимает жизнь у завладевшего им”. (Прит.1.19).

“Посему ходи путем добрым и держись стезей праведников,

Потому что праведные будут жить на земле, и непорочные пребудут на ней;

А беззаконные будут истреблены с земли и вероломные искорены из нее”. (Прит.2. 20-22).

“Правда прямодушных спасет их, а беззаконники будут уловлены беззаконием своим…

Праведник спасется от беды, а вместо него попадет в нее нечестивый”. (Прит.11. 6,8).

И т.д. очень много.

Но потом с колебаниями, периодически возвращаясь к вариациям на тему, что праведник будет вознагражден, а нечестивый наказан, Соломон параллельно начинает выражать все большее сомнение в этом предположении:

“Бедный ненавидим бывает даже близким своим, а у богатого много друзей”. (Прит.14.20).

“И обратился я, и увидел всякие угнетения, какие делаются под солнцем и вот слезы угнетенных, а утешителя у них нет; и в руке угнетающих их – сила, а утешителя у них нет”. (Е.4.1).

“Всего насмотрелся я в суетные дни мои: праведник гибнет в праведности своей; нечестивый живет долго в нечестии своем”. (Е.7.15).

“Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло”. (Е.8.11).

А затем, начиная с некоторого момента, он идет дальше своего отца в этом направлении и уже прямо отрицает божественную справедливость здесь на земле:

“Есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников. И сказал я и это суета!” (Е.8.14).

И с большой силой:

“Всему и всем – одно: одна участь праведнику и нечестивому, доброму и злому, чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы; как добродетельному; так и грешнику; как клянущемуся, так и боящемуся клятвы.

Это то и худо во всем, что делается под солнцем, что одна участь всем, и сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердце их; а после того они отходят к умершим”. (Е.9.2,3).

Но еще до этого Соломон высказывает совершенно уже крамольную, с точки зрения веры, мысль:

“Сказал я в сердце своем о сынах человеческих, чтобы испытал их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе – животные:

Потому что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом; потому что все – суета!

Все идет в одно место, все произошло из праха и все возвратится в прах.

Кто знает дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю?” (Е.3. 18-21).

Из этого отрывка следует многое и мы к нему еще вернемся. Но одно следствие из него нас интересует сейчас. Это, что божественной справедливости для отдельного человека нет не только в этой жизни, но неизвестно, есть ли она в загробной.

Что можно сказать об этой теории божественной справедливости Соломона? Явные противоречия в ней – теперь уж точно не литературный прием. И не устранимы они с помощью “конкретности” и учета обстоятельств, потому что все утверждения здесь относятся к обстоятельствам универсальным – жизни человека под солнцем. Противоречия эти – это просто изменение позиции Соломона от края до края, отражение противоречивости его натуры. Интерес здесь представляет только его последняя позиция. Как она соотносится с Учением я скажу позже.

Теперь же рассмотрим отношение Соломона к справедливости земной, творимой человеком. Вот пара его высказываний, относящихся к предмету.

“Не говори:” я отплачу за зло”, предоставь Господу и он сохранит тебя”

(Прит.20.22).

(Какая разница с Моисеевым “око за око, зуб за зуб”).

“И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым победа, не мудрым – хлеб и не разумным – богатство, и не искусным – благорасположение, но время и случай для всех их”. (Е.9.11).

Последняя фраза относится, отнюдь, не к Божественной, а к земной справедливости, ибо в завете Господь обещал людям вознаграждение за праведность, но не за храбрость, талант, мудрость и т.п. За эти доблести люди сами должны вознаграждать друг друга и это при любой возможной трактовке завета.

А вот, что говорил Соломон, относящееся к обусловленности заповедей:

“Не отказывай в благодеянии нуждающемуся, когда рука твоя в силе сделать его.

Не говори другу своему: “пойди и приди опять, и завтра я дам”, когда ты имеешь при себе.

Не замышляй против ближнего твоего зла, когда он без опасения живет с тобою.

Не ссорься с человеком без причины, когда он не сделал зла тебе”.

(Прит.3.27-30).

О смирении:

“Надейся на Господа всем сердцем твоим и не полагайся на разум твой.

Не будь мудрецом в глазах твоих, бойся Господа и удаляйся от зла.

Наказания Господня, сын мой, не отвергай, и не тяготись обличением Его;

Ибо кого любит Господь, того наказывает, и благоволит к тому, как отец к сыну своему.

Не соревнуй человеку, поступающему насильственно, и не избирай ни одного из путей его”… (Прит.3. 5,7,11,12,31).

“Страх Господень научает мудрости, и славе предшествует смирение”. (Прит.15.33).

“Не негодуй на злодеев и не завидуй нечестивым”. (Прит.24.19).

О любви к ближнему.

“Ненависть возбуждает раздоры, но любовь покрывает все грехи”. (Прит.10.12).

“Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой

его водой”. (Прит. ).

По поводу предпочтения духа перед ритуалом:

“Жертвы нечестивых – мерзость перед Господом, а молитва праведных благоугодна Ему”. (Прит.15.8).

“Соблюдение правды и правосудия более угодно Господу, нежели жертва”. (Прит.21.3).

Теперь попытаемся дать оценку учению Соломона в целом и ответить на вопрос, как оно соотносится с Учением и как повлияло на его развитие. Ми видим, что Соломон, по крайней мере, пытался внести свой вклад как в дальнейшее одухотворение, так и в конструктив, т.е. в углубление понимания моральных норм и требований Учения.

Что касается одухотворения, то на первый взгляд его вклад здесь значителен и соизмерим со вкладом его отца Давида. Действительно, он повторяет вслед за Давидом мысль, что в Учении гораздо важнее искренняя вера и соблюдение моральных норм, чем требования ритуала, вроде жертвоприношений. Он также впечатляюще говорит о необходимости смирения пред лицом Господа и о любви к ближнему своему. Но это лишь на первый взгляд. И дело не только в том, что все это уже сказано Давидом и Соломон не добавляет здесь ничего нового. (Кстати, есть тут и некоторые новые нюансы, о которых я скажу позже). Дело прежде всего в то, что одухотворение и открытие истины, а тем более, повторение ее – разные вещи. Можно говорить очень правильные слова о духе и нравственности, и, тем не менее, это не только никого не будет зажигать и вдохновлять, но даже, наоборот, будет только вытаптывать то место в душе, где может и должен произрастать дух. Примеров тому так много, что нет нужды их приводить. Достаточно читателю оглядеться вокруг, и он увидит и услышит уйму так сказать “красной пропаганды”, т.е. всякой долдежи про дух и мораль, которая в лучшем случае воспринимается как раздражающий шум, а в худшем – вызывает желание поступать прямо наоборот и немедленно вчинить что либо мерзкое, аморальное и бездуховное. Для одухотворения нужна искренность и подлинная страсть в служении идее у самого учителя. Здесь недопустима и нотка фальши. В Давиде это было. Он был подлинным носителем духа Но о какой искренности в призыве Соломона предпочесть дух и мораль молитвам, жертвам и т.п. можно говорить, если при вступлении на престол он обагрил руки кровью своего брата, прикрывшись для проформы заботой о чести отца, а затем, чтобы так сказать, “отмазаться” пред лицом Бога, совершил невообразимо обильные жертвоприношения, благо не за свой счет, т.к. дорвался уже до государственной кормушки. Или чего стоят его слова о “страхе Господнем” умеренности и необходимости соблюдения норм морали, если он завел себе гарем, непревзойденный в мире по количеству жен и наложниц, предавался всяческим излишествам, во имя обогащения закабалил своих подданных, превратив часть из них фактически в рабов, и, наконец, ударился в идолопоклонство в его самых мерзких формах.

Но даже если бы мы ничего этого не знали, или если предположить, что каждый раз после всех этих грехов он глубоко и искренне раскаивался (ведь и Давид не был абсолютно безгрешен, хотя в искреннее раскаяние Соломона, учитывая множественность его отступлений, тяжелей поверить), то мы все равно не могли бы не почувствовать неискренность его духовных призывов.

Такова природа этой “материи”. Как сказано “не лапайте идолов грязными пальцами”. Потому и не оказала эта часть учения Соломона сколь нибудь существенного влияния ни на его современников, ни не дальнейшее движение идеи, вообще, или ее еврейского этапа, в частности. Свидетельством чему – упомянутый духовный и моральный упадок еврейского народа к концу царствования Соломона.

Но в конструктивное развитие Учения вклад Соломона весьма значителен, хотя и не однозначен.

Прежде всего это его понимание связи духа и рацио. Да, бездуховный человек, каким бы умным он ни был, не может разжечь дух в других людях. Но носители духа и дух, который они разжигают в народе, могут быть разными. Мы уже видели как в эпоху Судей евреи, воспламененные в общем то высоким духом, истребили одно из своих колен, а затем , раскаявшись, истребили еще жителей одного города, как раз за то, что те не участвовали в предыдущем побоище. И это великая заслуга Соломона, не оцененная по достоинству еще и до сих пор, – понимание что дух должен подвергаться контролю рацио и что это не только не противоречит Учению, но и вытекает из него. В этом Соломон необычайно далеко опередил свое время.

Далее идет развитие Соломоном конкретных норм и требований Учения. Даже в той части, в которой он не силен, т.е. в области духа, Соломон находит несколько поправок к мыслям своего отца, поправок конструктивного характера. Так его мысль, что ” кого любить Господь, того наказывает и благоволит к тому, как отец к сыну своему” – это не просто повтор давидовой темы смирения. Это вносит существенно важный нюанс в понимание смирения и особенно в понимание справедливости в отношениях человека и Бога. Насколько верна эта трактовка Соломона мы пока не будем обсуждать, т.к. еще не раз столкнемся с этой идеей в дальнейшем. Эта мысль Соломона была подхвачена затем и сильно развита христианством, а затем вышла вообще далеко за пределы религии, отразившись и получив новое развитие в мировой классической литературе, особенно русской.

Также продвигает он понимание постулата “возлюби ближнего своего”, опять же предвосхищая христианство, когда распространяет эту любовь, пусть и в ограниченном пока смысле и на врагов:

“Если голоден враг твой, накорми его хлебом, и если он жаждет, напой его водой”.

Но особенно силен Соломон, конечно, в области чисто конструктивной, рациональной. Здесь прежде всего нужно отметить вклад Соломона в осознание обусловленности морально-этических норм. Не вообще “не ссорься с человеком”, а “Не ссорься с человеком без причины, когда он не сделал зла тебе”. А, значит, если он сделал тебе зло или есть другая веская причина, то можно ссориться, а иногда может и нужно ссориться. И т.п. Конечно, Соломон не доходит до обобщения, что это относится ко всем без исключения нормам, включая “не убий”. Но и так это существенный вклад в понимание Учения.

Важен его вклад в понимание справедливости между Богом и человеком. Он первый, пусть после колебаний, но все же утвердился в убеждении, что евреи неправильно поняли в этом пункте завет с Богом и что вознаграждение за праведность, как и наказание за грехи, отнюдь не гарантированы никому в этой жизни. И выразил это, как мы помним, в замечательной форме и с большой художественной силой. Но как правильно понимать завет в этом пункте? С ответом на этом вопрос Соломон заколебался, как видим, от края до края и так ни на чем и не остановился. С одной стороны – это у него предельный нигилизм веры, выразившийся в сомнении, что божественная справедливость может быть хотя бы на том свете. (И даже в том, что человек создан “по образу и подобию Божию”). С другой – это удивительная для его времени мысль, что наказывая праведника, Бог тем самым выражает любовь к нему. И хотя Соломон здесь не пришел ни к чему конкретному, но эти его колебания свидетельствуют о мучительном и яростном поиске истины, и имеют и так немалую познавательную ценность, т.к. будоражили мысль в этом направлении во многих последующих поколениях.

Теперь о главной части его учения. О том, что он нашел хорошим для человека, и что отнес к суете сует, а также о земной справедливости в его понимании. На первый взгляд эта часть не противоречит Учению и только уточняет и развивает его. Действительно, развитие есть и немаловажное. Данный ранее в “Бытии” почти в намеке тезис о том, что этот мир, какой он ни на есть, со всеми существующими в нем страданиями, несчастьями и несправедливостями – все таки хорош, получает у Соломона раскрытие. Мир этот и жизнь в нем не просто хороши, они неоценимый дар Божий человеку при условии, что человек не ставит себе неправильных целей, не гоняется за суетой, за славой, богатством и не пытается совершить дела, которые не по плечу ему, а также при условии, что он научится смирению и не будет предъявлять Всевышнему претензий из-за несправедливости этой жизни и т.п. Простая человеческая жизнь с трудом, отдыхом, простыми радостями, с миром, покоем и любовью в семье – это великое счастье, а остальное от лукавого, и человек не должен забывать об этом.

Но есть и противоречие Учению в программе Соломона. И немаловажное. Для того чтобы почувствовать это, представим себе ситуацию типа той, в которой свершали свои великие дела Гидеон или отец Соломона Давид. Ситуацию критическую, когда народ в большой беде или такая беда ему угрожает. Мы знаем, что делали Гидеон и Давид. Но Соломон с его учением на их месте сидел бы тихо в своей норке, кушал булку и имел жену, пока не пришли бы и не разорили его дом, да и потом просто смирился бы с этим, как с неизбежным. Так неужели Давид и Гидеон были здесь не правы, а прав Соломон? Сказано: “Рабами мы были в Египте, но больше рабами не будем”. И 40 лет водил Моисей евреев в пустыне, чтобы умерли родившиеся в рабстве, прежде чем вступить в “землю обетованную”. Есть разница между смирением Давида и смирением Соломона и ясно, что Соломон, а не Давид искажает здесь Учение. Мне ясно. Но в истории эволюции идеи вывод этот не раз оспаривался и обращался, и мы еще с этим столкнемся. Справедливости для нужно отметить, что предполагаемое поведение Соломона в критической ситуации не имеет прямого подтверждения в оставленных им текстах. Ведь он был мудр и построил свое учение на контрапункте, позволяющем широкое и разнообразное толкование. И был бы он жив, то мог бы оспорить такое предположение, сославшись, например, на свое “всему свое время”. И отчасти, кстати, был бы прав. Но все-таки мы имеем право говорить об оттенке упадочничества, отказа от активизма в учении Соломона. И потому, что его “суета сует” отнюдь не опровергнута вполне его положительной программой и не загнана строго в область тщеславия и т.п. Но особенно в силу характера решения им проблемы земной справедливости. Мы помним, что учение Моисея требовало от евреев не только поступать самим по справедливости, но и добиваться справедливости, как в отношении себя, так и других членов общества. А Соломон, даже не прикрывшись здесь своим любимым контрапунктом, просто констатирует, что вот есть всякая несправедливость под солнцем; ” не храбрым – победа, не мудрым – хлеб и не разумным – богатство”, не говоря уже о том, что “праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых” и наоборот, но ничего тут не поделаешь. Если тебя это не постигло: кушай булку и наслаждайся с женой, а постигло – терпи. “Не говори: “Я отплачу за зло”, предоставь Господу и он сохранит тебя”. Хотя сам же весьма успешно разрушил веру в то, что Господь обязательно сохранит праведника.

Вспомним также его сентенции типа “Гроза царя – как бы рев льва; кто раздражает его, грешит против самого себя”.

“Человек малоумный дает руку и ручается за ближнего”.

И мы увидим, что продвинув конструктивно Учение в одних направлениях, в других Соломон обкарнал его, а точнее, принизил “образ и подобие Божие” в человеке. Это не говоря о том, что в упомянутой сентенции про то, что “участь сынов человеческих и участь животных – участь одна… и нет у человека преимуществ перед скотом”, он ведь и вовсе поставил под сомнение наличие в человеке “образа и подобия Божьего”, точнее отверг его.

И все таки заканчивает свои писания великий скептик и декадент Соломон на очень светлой и жизнеутверждающей ноте. Я имею в виду “Книгу Песни Песней Соломона”, этот гимн земной любви. После безнадежного “все суета сует и томление духа” мы узнаем вдруг, что “крепка как смерть любовь, стрелы ее – стрелы огненные”. Это – не манная каша мещанского благоразумия с сентенциями вроде “лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным”. Нет тут ни худосочного платонизма, ни грязного, либо холодного, изощренного либо извращенного секса, есть гармоничная полнокровная земная любовь и страсть, не прикрываемая для приличия даже узами законного брака. Нет смысла ни пересказывать, ни цитировать “Песнь песней”. Каждый должен судить о ней по непосредственному восприятию. Но как соотносится эта вещь с Учением? Это очень не легкий вопрос, потому что предмет сей изначально погружен в Учении в густой и таинственный мрак. Невозможно отвлечься от того обстоятельства, что Адам и Ева за подобные поступки были изгнаны из Рая. Правда, мы уже договорились, что эта история аллегорична, но это все таки гипотеза и никаких прямых указаний в Библии до Соломона на сей предмет не встречается. Можно, конечно, сказать, что все что не запрещено, то разрешено. Но “не запрещено” и праздник жизни, поэма экстаза – это различные вещи. Ну есть еще мелкие детали, относящиеся к предмету, вроде того, что “Песнь Песней” воспевает не только любовь, но и красоту человеческого тела, а в “Бытии” сказано, что сотворив человека, Бог увидел, что это хорошо. Или история любви одного из праотцов Иакова к Рахили. Но в целую картину, позволяющую сделать вывод, что Учение требует от человека во имя “образа и подобия Божьего” искать земной любви, эти детали не складываются. Поэтому нам остается только констатировать, что на данном этапе и в пределах избранного нами метода исследования у нас нет инструментов для оценки соотношения “Песни Песней” и Учения. Можно только, забегая наперед, отметить, что иудаизм в дальнейшей своей эволюции, причем не только в дохристианскую эпоху, но и до наших дней, практически во всех своих ответвлениях, за исключением небольших, маргинальных, был в этом вопросе ближе к Соломону, чем к той позиции, которая извлекается прямо из истории изгнания Адама и Евы из Рая. Совсем другое дело христианство. А далее колебания в отношении к предмету скорее возрастали, чем сужались. Но об этом впереди.

7. Иов

“Книга Иова” отличается от всего, что было до этого в Библии. Это не Священное Писание, переданное людям от Бога, не мысли какого-нибудь великого человека, реальной исторической личности, к тому же имевшей с Богом непосредственный контакт, и не повествование летописца о реальных и значительных событиях еврейской истории. Это чистой воды литература, так как мы ее понимаем сейчас, т.е. нескрываемый вымысел. Более того, она похожа в этом отношении на современную научную фантастику. Не на ту дешевую, которая плетет свои турусы на колесах, дабы просто развлечь читателя, или в лучшем случае попытаться предугадать развитие науки и техники, а ту, в которой фантастичность ситуации используется как инструмент для логического и художественного исследования вечных проблем человека и общества (или по крайней мере ныне стоящих), такую как у Бредбери, Лема, Стругацких и т.п. Впрочем, если говорить о литературности “Иова”, то отнесение его к научной фантастике, даже хорошей, было бы незаслуженным обеднением его. Ибо “Иов” это еще и прекрасное драматическое произведение, поднимающееся местами до уровня лучших трагедий древних греков или Шекспира. После всего, и главней всего для нас, что “Иов” – это еще развитие Учения.

Начинается “Книга Иова” с того, что в некой земле Уц жил праведный человек по имени Иов, у которого было семь сыновей и три дочери, и жил он в достатке и счастье. Кроме названия земли Уц нет практически никаких признаков ни места, ни времени, когда это происходило, что уже настраивает нас на упомянутую литературность, вымышленность происходящего. Затем действие мгновенно переносится к Господу Богу и сказано:

“И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа, между ними пришел и сатана”. (Иов. 1.6).

Кстати, таинственные “сыны Божьи” до сих пор уже однажды упоминались в тексте Библии, когда речь шла о том, как “развратилось” человечество перед Ноевым потопом. В этом развращении “сыны Божии” сыграли существенную роль, “входя” к дочерям людей. Но, кто они такие, не было сказано ни тогда, ни сейчас. А вот “сатана” встречается в тексте Библии здесь вообще впервые и тоже без малейшего пояснения, кто он такой. Это сегодня мы знаем, что сатана – это властитель Ада, главный черт, и что выведенный ранее змей – искуситель в раю – это как раз и был замаскированный сатана. Но знаем мы это из позднейших источников, преимущественно христианских. В “Танахе” же, он же “Ветхий Завет”, вообще не упоминается ни ад, ни черти, а про змея-искусителя сказано лишь, что “Змей был хитрее всех зверей полевых” (Быт.3.1.).

Но главное доказательство литературности “Книги Иова” в самой фабуле этой завязки. На приеме Богом сатаны, конечно, никто из людей не присутствовал и не мог присутствовать. Правда, и при сотворении мира и других событиях, описанных в “Бытии” никто из людей тоже не присутствовал, либо не мог донести это до современников Танаха. Но по принятой нами гипотезе вся та информация была сообщена людям самим Богом через Моисея. Что же касается описываемой встречи Бога с сатаной, то на нее эта гипотеза не распространяется, ибо “Книга Иова” находится далеко за пределами “Пятикнижия Моисеева”. Следовательно, этот сюжет – чистейшей воды литературный вымысел.

Вернемся, однако, к самой книге. В ней далее разворачивается, можно сказать, чисто философская дискуссия, но сопровождаемая человеческой драмой с шекспировскими по мощи страстями. В центре дискуссии давно назревавший к тому времени в иудейском обществе вопрос. Назревший, но не разрешенный до конца не только к тому времени, но и поныне. Зачем, собственно, человеку быть праведным? Для того, чтобы получить за это вознаграждение в этой жизни? Соломон уже показал, что это просто не имеет места. Но зачем тогда — и он не ответил. Забегая наперед, замечу, что и в “Иове” этот вопрос не разрешен до конца. Но вскрыт целый ряд интересных аспектов этой проблемы. Дискуссия идет в двух планах: наверху между Богом и сатаной и внизу между людьми и иногда планы смешиваются. Бог похваляется сатане праведностью и богобоязненностью Иова и сатана говорит Ему: “Разве даром Богобоязнен Иов?” (Иов.1.9.). “Он Богобоязнен потому, что Ты всем наградил его. А Ты отними у него все это и тогда посмотрим, где будет его праведность и богобоязненность”. Бог разрешит сатане сделать это, но только не трогать самого Иова. Сатана делает так, что в результате несчастий в один день гибнут все дети Иова и все его богатство. Но Иов выдерживает удар:

“Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!

Во всем этом не согрешил Иов и не произнес ничего неразумного о Боге”. (Иов. 1.21-22).

Опять сатана приходит к Богу и Бог говорит ему: вот видишь, Иов устоял. А тот предлагает ему для испытания усилить наказание и поразить Иова болезнью. Бог соглашается при условии: только не трогать душу Иова. И сатана насылает на Иова проказу. Описываются ужасные физические муки Иова, но он произносит:

“Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?”

Это уже дальше, чем пошел в этом направлении Соломон. Иов додумывается не только до того, что вознаграждения праведным может и не быть в этой жизни, но и, предвосхищая христианство, замечает, что о какой, собственно, праведности может идти речь, если за всякое праведное дело человек будет получать вознаграждение (если он будет принимать от Бога только доброе, а злого – не будет).

Но этим не заканчивается философское исследование предмета, а только начинается. К Иову приходят друзья и в порядке утешения начинают вести с ним дискуссию. Сначала Иов произносит перед ним монолог. Хотя он додумался до такой замечательной мысли, что нужно принимать от Бога не только доброе, но и злое, он далек от того образца смирения, за который будет выдавать его впоследствии христианство. Он молит Бога о смерти, произнеся полную боли и страдания речь в ее честь:

“Погибни день, в который я родился и ночь, в которую сказано ” зачат человек!…

Для чего не умер я выходя из утробы и не скончался, когда вышел из чрева,..

… Я не существовал бы, как младенцы, не увидевшие света.

Там беззаконные перестают наводить страх и там отдыхают истощившиеся в силах.

Там узники вместе наслаждаются покоем, и не слышат криков приставника.

Малый и великий там равны и раб свободен от господина своего”. (Иов.3. 3,11,16-19).

Тут вступает его друг Элифаз:

“Человек праведнее ли Бога, И муж чище ли творца своего,” (Иов.4.17).

Не нужно терять веры в Бога и роптать на Него:

“…наказания Вседержателева не отвергай”. (Иов.5.17).

Если человек исправит грех свой, то до конца жизни он будет еще вознагражден, ибо Бог может все:

“Ибо Он причиняет раны и Сам обвязывает их; Он награждает и его же руки врачуют”. (Иов. 5.18).

Утверждая, что Бог не наказывает невиновного, а человек не может знать грешен он или нет, Элифаз предвосхищает в этом христианство. Есть тут и интересное развитие мыслей Соломона. С одной стороны, мы не можем быть уверены в своей безгрешности, потому что, следуя Соломону, мы не можем до конца постигнуть замысел Божий и смысл его Учения. (Бесконечность познания. “Как ты не знаешь путей ветра и того, как образуются кости во чреве беременной; так не можешь знать дело Бога, который делает все”). С другой стороны, этим ставится под сомнение открытие Соломона, гласящее, что “одна судьба у всех” и у праведников и у нечестивых, точнее для судьбы неважно, кто там праведник, кто нечестивый. Ведь, учитывая упомянутую особенность нашего познания, мы не можем быть до конца абсолютно уверены ни в праведности праведника, ни в нечестивости нечестивого.

Из этого развития всплывает ряд новых проблем и прежде всего такая: из того, что человек не может знать наверняка, безгрешен ли он, и на него свалилось несчастье, следует ли, что это за грехи его, Или все таки прав Соломон и несчастья и счастья выпадают человеку независимо от его грехов,

И эти проблемы начинают прорисовываться – проясняться в дальнейшем диспуте – беседе. Иов возмущен позицией Элифаза. Он чувствует свою невиновность и чувствует элемент предательства в такой позиции его друга:

“… я не отвергся изречений Святого. Что за сила у меня, чтобы надеяться мне, И какой конец, чтобы длить мне жизнь мою, Твердость ли камней твердость моя. И медь ли плоть моя,

К страждущему должно быть сожаление от друга его, если только он не оставит страха к Вседержителю.

Но братья мои неверны, как поток, как быстро текущие ручьи…

Так и вы теперь ничто; увидели страшное и испугались…

Научите меня и я замолчу; укажите, в чем я погрешил.

Как сильны слова правды! Но что доказывают обличения ваши?

Вы нападаете на сироту, и роете яму другу вашему”.

(Иов. 6.10-12,14,15,24,25).

После этих пламенных слов Иова нельзя не вспомнить 37-й год в Советском Союзе и крылатую фразу тогдашнего трусливого обывателя. “Раз посадили – было за что, там наверху виднее”.

А Иов продолжает протестовать против страданий, которые он терпит, не ведая за что, и обращается уже к Богу:

“Не буду же я удерживать уст моих; буду говорить в стеснении духа моего; буду жаловаться в горести души моей.

Разве я море или морское чудовище, что ты поставил надо мною стражу,..?

Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне. Отступи от меня, ибо дни мои суета.

Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое,

Посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его.

Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня, доколе не дашь мне проглотить слюну мою,

Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков! Зачем поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость,

И зачем бы не простить мне греха и не снять с меня беззакония моего, ибо вот я лягу в прахе; завтра поищешь меня, и меня нет”.

Даже если я и виновен, то зачем меня наказывать так жестоко” – поднимает Иов вопрос и о мере наказания. ( Иов.7. 11,12,16-21).

Тут вступает в спор второй его друг Вилдад, развивая с вариациями точку зрения Элифаза:

“Неужели Бог извращает суд, и Вседержитель превращает правду?” (Иов.8.3).

Если твои дети погибли, говорит он Иову, значит они виноваты (хоть мы и не знаем в чем), а если ты не виноват, то помолись Богу, объясни ему свою невиновность и ты будешь вознагражден и за свою праведность, и за страдания.

Но Иов, несмотря на страдания, или, наоборот, просветленный ими, замечает логический прокол своего оппонента.

“Правда! знаю, что так; но как оправдается человек пред Богом?..

Если действовать силою, то Он могуществен, если судом, кто сведет меня с Ним? (Иов.9.2,19).

И далее следует бунт против Всевышнего, какого нет в Библии ни до, ни после Иова:

“Земля отдана в руки нечестивых; лица судей ее Он закрывает. Если не Он, то кто же ,” (Иов. 9.24).

И еще:

“Хотя бы я омылся и снежною водою и совершенно очистил руки мои.

То и тогда Ты погрузишь меня в грязь, и возгнушаются мною одежды мои.

Ибо Он не человек, как я, чтобы я мог ответить Ему и идти вместе с Ним на суд!

Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас.

Да отстранит Он от меня жезл Свой, и страх Его да не ужасает меня;

И тогда я буду говорить, и не убоюсь Его; ибо я не таков сам в себе”. (Иов.9. 30-35).

Да, куда там Даниилу Данину с его слабым писком против Бога в сравнении с Иовом, Иовом, который тем не менее внесен в “Священное писание”.

После этого Иов додумывается до замечательной мысли. Как, собственно, человек может оправдаться перед Богом (и перед людьми), если он не знает в чем его вина, Да и виноват ли он вообще, если он “не ведает что творит”, и если человека, такого как он есть, не ведающего (до конца), создал сам Бог?

“Скажу Богу: не обвиняй меня; объяви мне, за что Ты со мною борешься?

Хорошо ли для Тебя, что Ты угнетаешь, что презираешь дело рук Твоих?

Не Ты ли вылил меня, как молоко, и как творог, сгустил меня..?” И т.д.

(Иов.10. 2,3,10).

Эта проблема, поднятая Иовом, актуальна не только в отношениях между Богом и человеком, но и в отношениях между людьми, актуальна и поныне. Вспомним окуджавское:

“Как славно быть ни в чем не виноватым

Совсем простым солдатом, солдатом.”

Виноваты ли были солдаты Вермахта, по приказу Гитлера топтавшие Европу, “не ведая, что творя”? Или советские солдаты, по приказу партии подавлявшие восстания за независимость в Венгрии, в Чехословакии, в Афганистане? Вопрос отнюдь не простой и не имеющий слишком простого ответа. К нему мы еще вернемся. Пока что проследим за дальнейшим развитием дискуссии.

Выступает третий друг Иова – Софар и присоединяется к мнению двух предыдущих, опираясь на те же аргументы. Иов же в ответ ему вскрывает новые аспекты проблемы. Обращаясь к друзьям, он говорит:

“Надлежало ли вам ради Бога говорить неправду и для Него говорить ложь?

Надлежало ли вам быть лицеприятными к Нему и за Бога так препираться?

Хорошо ли будет, когда Он испытает вас?

Обманите ли Его, как обманываете человека?

Строго накажет Он вас, хотя вы и скрытно лицемерите.” (Иов.13.7-10).

То что друзья защищают Бога и обвиняют Иова лицемерию, чувствуется, но в чем собственно их лицемерие? Формально то ведь вроде все верно: они преданы Богу, верят в Него до конца, не допускают мысли, что Он может ошибаться, а потому и обвиняют своего друга. Внешне вроде бы они, как и Давид, искренни в своей вере. Чувствуется, что не как Давид, но в чем разница? И Иов, умудренный страданием проницает в самую суть Учения: важнее ли человеку слепо верить в Бога или важнее следовать его Учению, стремиться к “образу и подобию”? Даже если такое стремление приводит к спору с самим Творцом? Иов, как видим, стоит на последнем. Учение требует не быть лицеприятным в суде и не брать сторону ни богатого, ни сильного равно как и бедного и несчастного, а судить по правде, т.е. по известным фактам. Ведь и в земном суде не бывает никогда все и абсолютно известно. Но нельзя осуждать человека, не имея достаточных доказательств его вины. Это требование Учения. Это путь к “образу и подобию Божию”. А друзья Иова обвиняют его, не зная в чем он виноват, и не предъявляя ему обвинений (а исходя из того только , что Бог не может ошибаться). И Иов нутром чувствует, что спор с Богом за правду угодней Ему, чем льстивые уверения в вере в его непогрешимость, с одновременным нарушением Его завета. Но от окончательного вердикта по поводу, кто и насколько прав в этом споре друзей, хотя бы только с точки зрения “Книги Иова”, мы пока воздержимся, тем более, что она не кончается еще на этом и обсуждение вопроса еще продолжится в ней. Правда, до конца книги ни Иов, ни его друзья уже не добавят ничего существенного в своей аргументации к исследуемому вопросу, но в конце концов сам Господь Бог, вняв мольбам Иова, объяснить ему, за что он страдает, говорит с ним и его друзьями голосом из бури. По стилю эта сцена перекликается с античными трагедиями и не только потому, что и там боги вмешивались непосредственно в дела простых людей и разговаривали с ними. Но прежде всего потому, что суровый еврейский Бог Яхве, отстраненный от людей и недоступный их пониманию и критике, здесь приземлен и подобно античным богам наделен человеческими слабостями. Впрочем, это проявилось уже в начале книги, когда Он хвастается перед сатаной богобоязненностью Иова и затем заключает с ним пари на стойкость Иова – вещи в которых слишком проглядывает суетное человеческое тщеславие. Эту суетность мы ощущаем и в речи этого литературного Бога к Иову, когда с высоты своего положения он доказывает Иову, как тот ничтожен,, чтобы судиться с ним:

“Где был ты, когда Я полагал основание земли? Скажи, если знаешь.

Кто положил меру ей, если знаешь? или кто протягивал по ней вервь?

На чем утверждены основания ее, или кто положил краеугольный камень ее ..?

(Иов.38.4-6).

И т.д.

Подавленный Иов сдается:

“Руку мою полагаю на уста мои”.

(Иов.39.33).

Но литературный Господь продолжает раскатывать ее в тонкий лист:

“Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя?

Такая ли у тебя мышца как у Бога? И можешь ли ты возгреметь как Он?

(Иов.40.3,4).

Тут, как видим, литературность начинает приобретать характер уже не греческих трагедий, а сатиры в духе ильф-петровского Остапа Бендера, делающего “шантаж выше среднего” какому-нибудь Кислярскому с целью раздоить его на приличную сумму. Ведь мы то знаем по началу книги, что Иов – действительно праведник, а все несчастья свалились на него по причине легкомысленного тщеславия самого литературного Господа Бога.

После такое эскапады не удивительно было бы, если бы Иов попросил к проказе добавить ему еще чуму и сифилис. Но он и так сломлен, уничтожен и просит прощения. Такая концовка существенно снизила бы ощущение философской глубины от “Книги Иова”, но в самом конце неизвестный автор ее делает еще один интересный для нас поворот мысли. Господь говорит, обращаясь к Элифазу:

“… горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов”. (Иов.42.7).

Вот так-так , после всего! И после этого Господь вознаградил Иова за его праведность и перенесенные страдания. Тот выздоровел, вновь разбогател, вдвое против прежнего, народил еще 7 сыновей и 3-х дочерей и жил в счастье и достатке еще 140 лет.

Теперь окончательно поставлена точка в споре Иова и его друзей. Точка поставлена, но поставлена она скорей в литературном плане, чем в философском. В литературном – закончен рассказ, закончено театрализованное действие, закончен публичный диспут и произнесено резюме высшего авторитета – самого Бога. Но какой философский смысл и даже еще проще, какой вообще смысл имеет это резюме? Сказано: “вы говорили обо мне не так верно, как раб Мой Иов”. Пардон, а что, именно, говорил о Боге Иов, что мы должны принять за окончательную истину? Может быть это:

“Земля отдана в руки нечестивых, лица судей ее Он закрывает. Если не Он, то кто же?”

Даже у самого отъявленного атеиста и противника религии не возникнет идея подобного толкования. Но тогда что же? А то, что автором тут оставлен умышленно широкий простор для возможных толкований и поэтому мы еще не раз будем возвращаться в дальнейшем к “Книге Иова” и ее уроку. Но пока что зафиксируем первый, наиболее очевидный вывод: с точки зрения автора книги Иов хоть и перебрал в своих протестах Творцу, в смысле недостатка почтительности, но по существу прав он, а не его друзья. Человек должен стремиться к “образу и подобию Божию”, опираясь на Учение и на свое разумение его, а не ориентируясь на то, повезло или не повезло ему в жизни и не пытаясь угодить неизвестной ему воле Всевышнего помимо как через следование Учению и стремление к “образу и подобию Божию”. Также и окружающих мы должны судить на той же основе, по тем же критериям, а не по удачливости их в жизни.

Но тут возникает вопрос, а в какой степени эта точка зрения автора обязывает нас? Ведь это не Тора с Синая, как говорят евреи, т.е. это – не Священное Писание, а просто литература. Ну один там написал, а другой еще как-нибудь напишет.

По этому поводу замечу следующее. Элемент литературности был ведь и во всем предыдущем исследуемом материале, включая Тору – “Пятикнижие Моисеево”. И это при полном почтении к принятому в нашем методе исследования предположении, что Моисеево Учение дано Богом. Дано то Богом, да записано людьми, людьми к тому же достаточно примитивными и записавшими его по памяти изрядное время спустя. В запись эту, конечно же, попало много их отсебятины, т.е. литературы. Тем более, что они принципиально не могли понять Учение во всей его глубине и просто были обречены на искажение его в записи. Ну а чем дальше, тем литературы становится все больше. И в конце концов, как было сказано, вечные вопросы и поиски ответа на них пронизывают всю человеческую историю и культуру, выходя далеко за пределы религии. Так что рано или поздно нам все равно суждено вступить в область чистой литературы. Естественно, не всякой, а такой лишь, которая имеет достаточное отношение к движению идеи. Но “Книга Иова”, даже если бы не была канонизирована в Библии, и не оказала бы существенного влияния на дальнейшую. духовную эволюцию евреев и не повлияла бы на христианство, дает такое существенное и интересное развитие идеи, что пройти мимо нее, конечно, нельзя.

Таким образом, эта книга не обязывает нас принять точку зрения автора абсолютно и не критически, но обязывает сопоставить ее выводы с Учением, посмотреть как они вписываются в него и в предшествующую эволюцию его, и куда они направляют ее дальше.

Как вписывается вышерассмотренный главный вывод “Книги Иова” в упомянутую эволюцию? Как помним, прежде чем Господь дал евреям Учение, он провел огромную работу по вдохновлению их верой в Себя. Причем, ради этой веры праотцам прощались довольно грубые нарушения норм Учения. Зато от них требовалось беспрекословное выполнение непосредственных указаний им от Господа (вплоть до готовности принести в жертву своего первенца). После принятия Учения картина меняется. Меняется, но пока что не на 180 градусов. С одной стороны, как отметил Соломон, нельзя сказать, чтобы после этого каждый, кто нарушил нормы Учения немедленно, или хотя бы с задержкой, но все же в этой еще жизни, получал наказание. Но, с другой стороны, как было видно из “Книги Судей” (и то же продолжалось и в эпоху царей), коллективно, как народ, евреи систематически получали по голове, когда в массе своей слишком далеко отклонялись от норм Учения и от “образа и подобия Божия”. Т.е. нормы Учения уже начали, так сказать “работать”.

С другой стороны также мы уже имели примеры того, когда попытка человека, пусть и не рядового, а такого, как Моисей, в стремлении к “образу и подобию Божию” оспорить решение Бога, пусть и в почтительной форме, приводили к изменению этого решения.

Таким образом мы видим, что выводы автора “Книги Иова” вписываются в рассматриваемый ряд, в котором вначале отдавалось полное предпочтение вере в Бога перед соблюдением норм Учения (хотя были основания полагать, что эта ситуативно и может измениться), а в конце предпочтение отдается нормам Учения. Точности для следует отметить, что это предпочтение не абсолютное. Во-первых, вера в Бога сама является одной из норм Учения. Во-вторых, споря с Богом и даже доводя свой бунт до утраты почтительного смирения, веры в Бога Иов не утрачивает. Он не обращается в идолопоклонство и спорит с Богом с позиций Его Учения. И тем не менее определенное смещение акцентов происходит.

Но смысл спора Иова и его друзей не только в том, что важней: вера или соблюдение норм и стремление к “образу и подобию”. Спор идет также по поводу того как определить в мало-мальски не тривиальных случаях (а жизнь, как правило создает нетривиальные ситуации) соблюдаем ли мы нормы и живем ли мы или другие по “образу и подобию”, или грешим. Здесь автор Книги подводит нас к выводу, что решение мы должны принимать, полагаясь на наш несовершенный (пусть) разум и отправляясь от известных нам фактов и их соответствия или несоответствия нормам и духу Учения и “образу и подобию Божию”, а не от мистики, пусть и припудренной словами про веру в единого Бога. И этот вывод также встраивается в уже образовавшийся, пусть и не большой пока ряд. Господь создал человека, дав ему разум. И создав, сказал, что это хорошо. Значит и разум – это хорошо и надо им пользоваться, а не выбрасывать его на помойку. А далее Соломон пришел к выводу, что разум дан человеку не только для того, чтобы сообразить как схитрить или как придумать полезное колесо, но прежде всего для понимания “страха Господня”, т.е. для различения добра и зла. Хотя, как заметил тот же Соломон, человеку не дано до конца познать замысел Бога, но напрашивается вывод, что человек должен к этому стремиться.

Из этого рассмотрения вытекает ответ и на вопрос, связанный с “как славно быть ни в чем не виноватым”. А именно, нельзя осуждать человека, не предъявив ему сформулированных и обоснованных обвинений. Но как быть с теми, кто” не ведает что творит”? Если никто не ведает того, что они не ведают, то их нельзя обвинять. Если они не ведают потому что не хотят ведать, а могли бы, тут вопрос сложнее и мы к нему еще вернемся. Хотя ясно уже сейчас, что в таком случае как окуджавские солдаты, о полной невиновности речи не может быть.

И, наконец, из уже проделанного рассмотрения напрашивается вывод по вопросу справедливости во взаимоотношениях Бога с человеком. Индивидуального ни наказания, ни вознаграждения человеку за праведность – неправедность в этой жизни нет от Бога (за исключением, может быть, отдельных личностей), но можно предположить, что есть рано или поздно коллективное наказание всему народу. Кстати, из формулировки завета, как она дана в “Пятикнижии Моисеевом”, такая индивидуальная связка и не следует с обязательностью. Бог говорит там, обращаясь ко всему еврейскому народу: будете соблюдать Учение, вам будет хорошо, а не будете – будет плохо. Легко видеть, что это можно трактовать и как индивидуальный и как коллективный договор. Но индивидуальная трактовка вступает в противоречие с заповедью, требующей от людей самим осуществлять справедливость на Земле. Ведь если Бог накажет каждого за грехи, то к чему же Закон и суд? А требование земной справедливости, как помним, – одна из главных заповедей Учения. Остается предположить, что завет – это коллективный договор евреев с Богом, в пользу чего говорит также их история в период Судей, когда они не раз коллективно наказывались за отступление от Бога и Учения и поощрялись при возврате. Впрочем, есть и индивидуальный аспект у этого договора. Но более тонкий, чем тот уровень, на котором мыслили тогдашние евреи. До него мы доберемся позже.

Пока что я хочу отметить, что предположение о коллективности договора между людьми и Богом, сделано нами на основании всей предшествующей эволюции Учения, движения идеи, включая саму историю евреев. Но этот вывод пока еще не сделан нигде в тексте Библии.

8. Пророки

Речь пойдет, естественно, не о тех многочисленных прорицателях, которых полно было во всю танаховскую историю, и о которых я упоминал выше, а о пророках, чье учение записано и канонизировано, составляя существенную часть Танаха. Да и из них я ограничусь только великими пророками и прежде всего Исайей и Иеремией, оказавших значительное влияние на дальнейшую судьбу еврейского народа, а через их вклад в Учение и на развитие всей западной цивилизации, и на судьбу народов, прошедших ее путь.

Великие пророки восстали в переломный момент еврейской истории: Исайя перед падением первого еврейского царства (первого храма, говорят евреи), Иеремия в самый момент падения и в первые годы жизни в галуте, в вавилонском плену. Если бы не эти пророки евреи не сохранились бы как народ, ассимилировались и уж тем более не возродили бы вновь свое царство. И, конечно. при этом прервалось бы движение идеи, которое мы рассматриваем: перестал бы существовать иудаизм, не зародилось бы христианство и т.д. Ведь для того, чтобы стало возможным возрождение царства народом, изгнанным со своей земли, уведенным в плен и поселенным среди других народов, необходимо было сначала его духовное возрождение, а последнее не случилось бы без пламенных речей Исайи и Иеремии. Чтобы понять их пафос и правильно оценить их вклад в развитие Учения, нужно вернуться назад и окинуть взглядом историю евреев от Соломона до падения первого храма, и прежде всего, духовную эволюцию, а также состояние еврейского общества к концу эпохи первого царства.

Как мы помним, Давид оставил своему сыну Соломону могучую по тем временам державу. Кроме того Давид внес значительный вклад в одухотворение Учения. Но с точки зрения влияния на народ это был вклад на отдаленную перспективу. Он и поныне важен, существенен и влияет на евреев и не евреев этот вклад Давида. Но на его современников он оказал незначительное влияние. Трудно в точности сказать почему это так. Более менее очевидны две причины: во-первых, достаточно дикое состояние евреев в то время, их “крутовыйность”, во-вторых, разнообразный характер деятельности Давида, при котором его духовный вклад как бы заслонялся его военными и политическими делами и заслугами. Во всяком случае кроме узкой группы его приверженцев, прежде всего личной гвардии ,”шлошим гагиборим”, трудно углядеть его духовное влияние на современников по танаховской истории. Наоборот, мы видим потрясающе неблагодарное, чтоб не сказать более того, поведение народа во время восстания Авессалома против Давида. И видим омерзительное моральное состояние придворной верхушки перед воцарением Соломона.

Во время царствования Соломона какая-то консолидация еврейского народа, конечно, происходила, как впрочем, и в предыдущую эпоху “Судей”. Происходила просто на базе общности судьбы и интересов. Тем более, что во времена Соломона был счастливый период пребывания всех евреев в едином государстве, могучем и преуспевающем, что не могло не поднимать национальную гордость. Не было также сильного классового расслоения, порождающего антагонизм, по крайней мере в первой половине этого царствования. Но сколь нибудь заметной духовной консолидации на базе веры в единого Бога, на базе Учения, т.е. на базе единой системы ценностей, тоже не наблюдалось. О чем можно судить и по возврату части населения к идолопоклонству и по политическому и племенному разладу и расколу к концу царствования Соломона.

Что касается всего того, что происходило в двух еврейских царствах после Соломона, то это был примерно такой же свинюшник, если не погуще, как и в эпоху “Судей”. С той лишь разницей, что наличие института монархической власти добавляло бесконечные дворцовые интриги, заговоры, кровавые перевороты, отце и детоубийства и прочие “прелести” в том же духе. Велись бесконечные бестолковые войны с соседями и между собой, зачастую мотивированные советами прорицателей – лжепророков. Происходило периодическое погрязание то одного то другого царства в идолопоклонство наихудшего пошиба с поклонением Ваалу, Астарте, Молоху и т.п. Описывать все это в деталях здесь не имеет смысла. Вот лишь несколько картинок, иллюстрирующих процесс и состояние.

Израильский царь Нават, сын Иераваама, также как и его отец поклонялся идолам. Его убивает некий Вааса. Убивает предательски во время боя израильтян, возглавляемых Наватом, с филистимлянами. Убивает и воцаряется вместо него, оправдывая свой поступок тем, что тот служил чужим богам. Более того, “Когда он воцарился, то убил весь дом Иероваамов, не оставил ни души у Иероваама”. После этого он преспокойно “делал неугодное пред очами Господа и ходил путем Иероваама и во грехах его, которыми тот ввел в грех Израиля”. ( 3Цар.15.29,34).

Другой Израильский царь Ахав особо славен своим идолопоклонством, а за одно и всеми прочими грехами в частности преследованием верующих в единого Бога. Это его жена Иезавель истребила за раз 400 пророков прорицателей. Сын Ахава Иорам продолжает в том же духе. Тогда пророк Елисей еще при жизни Иорама помазал на царство военачальника Инуя, повелев тому истребить не только Иорама, но и весь корень Ахавов “вплоть до мочащегося к стене”. Иуй так и сделал, причем, в самом “благородном” виде: в момент, когда войско Иорама воевало с осадившими Израиль сирийцами, а сам Иорам лечился от ран. Причем, Иуй убил заодно и Охазия царя иудейского, который приехал к больному Иораму проведать его (никаких указаний насчет Охазии он от пророка не получал, тем более, что Охазия был вполне благоверен). После этого Инуй истребляет всех потомков Ахава (70 сыновей только и множество дальних родственников). Затем ему случайно попались братья Охазии, ехавшие к последнему проведать его, и он прикончил на всякий случай и их. Затем воцарился. Но золотых тельцов в Вефиле и Дане, которых поставил еще Иорам, не развалил и продолжал им поклоняться. На этом эта кровавая вакханалия еще не заканчивается. Мать убитого Охазии, узнав о смерти сына, по странной логике убивает всех остальных его и своих родственников и воцаряется сама в Иудее. Ее, естественно, через несколько лет тоже убивают в результате заговора. И т.д. со множеством еще вероломных убийств и истреблений всего корня, включая детей, все это прикрываясь указаниями лжепророков, ложность которых видна хотя бы из того, что “как написано в книге закона Моисеева, в которой заповедывал Господь, говоря: не должны быть наказуемы смертью отцы за детей, и дети не должны быть наказуемы смертью за отцов…” (3 Ц.14.6).

Что можно извлечь из этих картинок? Вера в единого Бога вошла в сознание евреев. Но не как духовная основа общества, не как учение, дающее систему ценностей и направляющее по пути к “образу и подобию Божию”, а как официальная идеология, манипулируя которой можно прикрывать и оправдывать любые подлости на пути достижения корыстных целей.

Не нужно быть пророком, не нужно погружаться в толкование Учения и осмысление договора – завета евреев с Богом, чтобы предсказать, что такое нравственное состояние еврейского общества рано или поздно приведет его к трагическим последствиям. Впрочем, исследуя движение идеи, эволюцию Учения мы пришли к тому же выводу: если индивидуально человек может и не получает ни вознаграждения за праведность, ни наказания за грехи от Бога, то за значительное коллективное отклонение народа от “образа и подобия Божьего” и народ этот рано или поздно наказуем Им в этой земной жизни. И пророки не оставляют сомнения у своих соплеменников, что такая трактовка завета для них обязательна.

“И говорил Господь через рабов Своих, пророков и сказал:

И за то, что сделал Манасия царь Иудейский, такие мерзости, хуже всего того, что делали Аморреи, которые были прежде него, и ввел Иуду в грех идолами своими,

За то – так говорит Господь, Бог Израилев,

– вот я наведу такое зло на Иерусалим и на Иуду, о котором кто услышит, зазвенит в обоих ушах у того;

… и вытру Иерусалим так, как вытирают чашу, – вытрут и опрокинут ее;

И отвергну остаток удела Моего,

и отдам их в руку врагов их, и будут на расхищение и разграбление всем неприятелям своим,

За то, что они делали неугодное в очах Моих и прогневляли Меня с того дня, как вышли отцы их из Египта, и до сего дня”. (4 Ц. 21, 10-15).

Исайя же прямым текстом предсказывает Вавилонское пленение:

“И сказал Исайя Езекии (отцу Манасии); выслушай слово Господне:

Вот, придут дни, и взято будет все, что в доме твоем, и что собрали отцы твои до сего дня, в Вавилон; ничего не останется, говорит Господь.

Из сынов твоих, которые произойдут от тебя, которых ты родишь, возьмут и будут они евнухами во дворце царя Вавилонского”. (4 Ц.20. 16-18).

К сожалению, эти подлинные пророки появились слишком поздно и главное, что им предшествовала слишком длинная вереница лжепророков, приучившая и еврейских царей и еврейский народ относиться к их пророчествам как позже русский народ будет относиться к иконам: ” годится молиться, не годиться – горшки покрывать”. Если пророчество – прорицание устраивало какого-нибудь царя, он использовал его, как оправдание своих действий, не устраивало – спокойно игнорировал. Ничто уже не могло спасти тогда еврейский народ от кары, от утраты независимости и изгнания. Но проповедь истинных пророков и прежде всего великих, как сказано, не пропала даром.

Что же отличало их от прорицателей? Я имею в виду не тех прорицателей, которые были откровенными жуликами и дурачили народ во имя своих бубновых интересов. С этими все ясно. Но ведь всегда были и поныне водится немало прорицателей, которые воистину верят и глубоко убеждены, что им “было видение”, и они вещают его с большим вдохновением, не заботясь о личной выгоде, а иногда и с большим ущербом для себя. Даже клинические шизофреники могут весьма вдохновенно вещать и увлекать своим бредом, в который сами они искренне верят, толпу. А уж бесноватых фанатиков с огнем веры в глазах мир перевидал на своем веку несть числа.

С другой стороны, как видно из только что приведенных примеров, и великие пророки тоже предсказывали будущее и ссылались на видения. Предсказание великих пророков сбылись. Но и предсказания некоторых прорицателей тоже сбылись. Кроме того на момент, когда делались эти предсказания, никто еще не знал чьи предсказания сбудутся, а чьи нет. Так что задача отличения истинных пророков от лжепророков не проста. Я считаю, что главное отличие истинных и прежде всего великих пророков от прорицателей, это что их предсказания, также как сама их вера, вдохновение, страсть неразрывно связаны с Учением, и его моральной основой прежде всего. В то время как у прорицателей этой веры в лучшем случае не видно. В худшем – видно противоречие Учению, как у выше цитированного, который требовал истребить грешного царя вместе с его невинными детьми.

Но пророки, великие пророки, это также не нудные моралисты. Боговдохновенность, высокая страсть, способность “глаголом жечь сердца людей” позволили им выполнить ту миссию в истории своего народа и человечества, которую они выполнили и которую не способны выполнить моралисты.

Можно еще и так сказать о великих пророках: не формулируя этого, как императив, они осуществили на практике гармоническое слияние высокого духа и рациональной моральной основы Учения.

Гравный пафос Пророков обращен на моральные язвы своего народа, пришедшего в плачевное состояние из-за отступления от “образа и подобия Божия” и несмотря на это продолжавшего упорствовать в своих пороках:

“Слушайте, небеса, и внимай, земля, потому что Господь говорит: Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня …

Во что вас бить еще, продолжающие свое упорство? Вся голова в язвах и все сердце исчахло …

Земля ваша опустошена; города ваши сожжены огнем;… все опустело как после разорения чужими.

Если бы Господь не оставил нам небольшого остатка, то мы были бы то же, что Содом, уподобились бы Гоморре …

Как сделалась блудницею верная столица, исполненная правосудия! Правда обитала в ней, а теперь – убийцы …

Князья твои – законопреступники и сообщники воров; все они любят подарки, и гоняются за мздою; не защищают сироты и дело вдовы не доходит до них.

Посему говорит Господь, Господь Соваоф Сильный Израилев: о, удовлетворю Я Себя над противниками Моими и отмщу врагам Моим!

И обращу не тебя руку Мою, и как в щелочи очищу с тебя примесь, и отделю от тебя все свинцовое …” (Ис.1.2,5,7,9,16-21,23-25).

“Горе тем, которые зло называют добром, и добро злом, тьму почитают светом и свет тьмою …

Которые за подарки оправдывают виновного и правых лишают законного!

За то, как огонь съедает солому, и пламя истребляет сено, так истлеет корень их, и цвет их разнесется как прах; потому что они отвергли закон Господа Саваофа и презрели слово Святого Израилева.

За то возгорится гнев Господа на народ Его, и прострет он руку Свою на него, и поразит его, так что содрогнутся горы, и трупы их будут как помет на улицах. И при всем этом гнев его не отвратится, и рука его будет еще простерта”. (Ис.5. 20,23-25).

“Ибо это народ мятежный, дети лживые, дети, которые не хотят слушать закона Господня.

Которые провидящим говорят :” перестаньте провидеть”, и пророкам “не пророчествуйте нам правды, говорите нам лестное, предсказывайте приятное”. (Ис.30. 9,10).

Так говорит Исайя. И так добавляет Иеремия:

“О, кто бы дал мне в пустыне пристанище путников! Оставил бы я народ мой и ушел бы от них : ибо все они прелюбодеи, скопище вероломных.

Как лук напрягают язык свой для лжи, усиливаются на земле неправдою; ибо переходят от одного зла к другому, и Меня не знают, говорит Господь.

Берегитесь каждый своего друга, и не доверяйте ни одному из своих братьев; ибо всякий брат ставит преткновение другому, и всякий друг разносит клеветы.

Каждый обманывает своего друга, и правды не говорят: приучили язык свой говорить ложь, лукавствуют до усталости”. (Иер.9.2-5).

Тему приоритета духа, веры и моральных норм Учения над ритуалом, обрядами и т. п. первым, как помним поднял еще Давид. Существенно углубил ее Иов. Но у пророков она получает предельно четкое и ясное выражение и наполняется яростью пророческого гнева против искажающих дух и суть Учения.

“К чему Мне множество жертв ваших? говорит Господь. Я пресыщен всесожжением овнов и туком откормленного скота; и крови тельцов, и агнцев, и козлов не хочу …

Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие – и празднование!..

И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу; ваши руки полны крови.

Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло;

Научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетенного; защищайте сироту; вступайтесь за вдову;

Тогда придите, и рассудим, говорит Господь”. (Ис.1. 11,13,15-18).

“Вот вы поститесь для ссор и распрей и для того, чтобы дерзкою рукою бить других; вы не поститесь в это время так, чтобы голос ваш был услышан на высоте.

Таков ли тот пост, который Я избрал, – день, в который тешит человек душу свою, когда гнет голову свою, как тростник, и подстилает под себя рубище и пепел? Это ли назовем постом и днем, угодным Господу?

Вот пост, который Я избрал; разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо;

Раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в свой дом; когда увидишь нагого – одень его, и от единокровного твоего не укрывайся.

Тогда откроется, как заря, свет твой, и исцеление твое скоро возрастет, и правда твоя пойдет перед тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя”. (Ис.58. 4-8).

“Как! вы крадете, убиваете и прелюбодействуете, и клянетесь во лжи, и кадите Ваалу, и ходите вослед иных богов, которых вы не знаете,

И потом приходите и становитесь пред лицом Моим в доме сем, над которым наречено имя Мое, и говорите: “мы спасены”, чтобы впредь делать все эти мерзости.

Не сделался ли вертепом разбойников в глазах ваших дом сей, над которым наречено имя Мое?” (Иер.7, 9-11).

Проблема справедливости всегда была в центре внимания евреев. Пророков, естественно, она волнует с особой силой. Хотя пророки додумались до мысли, что основной смысл завета в коллективной ответственности евреев перед Богом, но их жажда справедливости для каждого человека настоль велика и творящаяся кругом несправедливость, с которой люди сами никак не могут справиться, настоль возмущает и ранит их души, что они не могут воздержаться от мольбы к Богу, чтобы Он вмешался и восстановил эту справедливость в каждом отдельном случае. Вот как говорит это Исайя:

“Душою моею я стремился к Тебе ночью, и духом моим я буду искать Тебя во внутренности моей с раннего утра; ибо когда суды Твои совершаются на земле, тогда живущие в мире научаются правде.

Если нечестивый будет помилован, то не научится он правде – будет злодействовать в земле правых, и не будет взирать на величие Господа”. (Исх.26, 9,10).

Эта замечательная мысль, высказанная Исайей, о том, что “если нечестивый будет помилован, то не научится он правде” – очень еврейская мысль. Она будет сильно оспорена в дальнейшем христианством, но еврейский ствол развития Учения так и останется на позициях Исайи в этом пункте. Можно даже сказать, что тут один из главных водоразделов между иудаизмом и христианством, но об этом позже. Жаль, все же, что Исайя не доходит до понимания, что задача соблюдения справедливости и заботы о ней на Земле возложена Богом на людей.

Иеремия же вообще, вслед за Иовом восстает против Господа из-за того, что Он допускает несправедливость на земле:

“Праведен будешь Ты, Господи, если я стану судиться с Тобою; и однако же буду говорить с Тобою о правосудии: почему путь нечестивых благоуспешен, и все вероломные благоденствуют?” (Иер.12,1.).

Есть у пророков и конструктивное развитие Учения. Так, Исайя выступает против высокомерия и заносчивости:

“Ибо грядет день Господа Саваофа на все гордое и высокомерное и на все превознесенное – и оно будет уничтожено”. (Исх.2.12).

И особенно против высокомерия и заносчивости женщин, идущего, как правило, рука об руку с развратом:

“И сказал Господь: за то, что дочери Сиона надменны, ходят подняв шею и обольщая взорами, и выступают величавой поступью, и гремят цепочками на ногах,

Оголит Господь темя дочерей Сиона и обнажит Господь срамоту их …

И будет вместо благовония зловоние, и вместо пояса будет веревка, и вместо завитых волос плешь, и вместо широкой епанчи узкое вретище, вместо красоты клеймо.

Мужи твои падут от меча и храбрые твои – на войне”. (Ис.3. 16,17,23,24).

И далее Исайя высказывает мысль, что нравственное возрождение народа невозможно без нравственного возрождения прежде всего женщин:

“И ухватятся семь женщин за одного мужчину в тот день и скажут: “свой хлеб будем есть и свою одежду будем носить, только пусть будем называться твоим именем, сними с нас позор”.

В тот день отрасль Господа явится в красоте и чести, и плод земли – в величии и славе, для уцелевших сынов Израиля…

Когда Господь омоет скверну дочерей Сиона и очистит кровь Иерусалима из среды его духом суда и духом огня”. (Исх.4. 1,2,4).

Другое направление развития Учения пророками направлено — против богатых в защиту бедных:

“Горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что другим не остается места, как будто вы одни поселены на земле”. (Ис.5.8.).

Здесь Исайя предвосхищает христианство, которое затем сильно разовьет этот мотив. Но будут и отличия, о которых – в свое время.

Наконец, очень важное место в учении пророков занимает их проповедь против лжепророков, лжеучителей и прочих спекулянтов на идее и идеологии, включая священников:

“Пророки пророчествуют ложь, и священники господствуют при посредстве их, и народ Мой любит это”. (Иер.5.31).

“Ибо от малого до большого, каждый из них предан корысти, и от пророка до священника – все действуют лживо;

Врачуют раны народа моего легкомысленно, говоря: “Мир, мир, а мира нет”. (Иер.6.13,14).

“В о пророках Сердце мое во мне раздирается, все кости мои сотрясаются, я как пьяный, как человек, которого одолело вино, ради Господа и ради святых слов Его;

Потому что земля наполнена прелюбодеями, потому что плачет земля от проклятия; засохли пастбища пустыни, и стремление их – зло, и сила их – неправда;

Ибо пророк и священник – лицемерны; даже в доме Моем Я нашел нечестие их, говорит Господь…

Посему так говорит Господь Саваоф о пророках: вот, Я накормлю их полынью и напою их водою с желчью ибо от пророков Иерусалимских нечестие распространилось на всю землю.

Они постоянно говорят пренебрегающим Меня: “Господь сказал: мир будет у вас”. И всякому, поступающему по упорству своего сердца, говорит: “не придет на вас беда” …

Я слышал, что говорят пророки, Моим именем пророчествующие ложь. Они говорят: ” мне снилось, мне снилось”.

Пророк, который видел сон, пусть и рассказывает его как сон, а у которого Мое слово, тот пусть говорит слово Мое верно. Что общего у мякины с чистым зерном? говорит Господь”. (Иер.23,9,11,15,17,25,28).

Проблема, поднятая здесь Иеремией, вечна. Она возникла задолго до Иеремии. Точнее, она возникла в самый момент дачи Богом евреям Учения в Синае, когда Он говорит еврейскому народу: “Тебе я воздвигну пророка из среды твоей”. И тут же предупреждает об опасности лжепророков. Но Иеремия первый осознал насколько опасно это явление для духовной идеи. Как убедимся в дальнейшем – для любой духовной идеи. Для любой духовной идеи нет ничего страшнее, чем разрушение ее изнутри лжепророками и священниками-оборотнями, заменяющими служение идее эксплуатацией ее в своих корыстных целях, паразитирующих на ней. И как тонко отмечает Иеремия, народ предпочитает слушать лжепророков, а не пророков. Ибо пророки говорят народу горькую и неприятную правду, а лжепророки – то, что народу хочется слышать. Потому и преуспевают, как правило, лжепророки, лжеучителя и священники-оборотни, а судьба подлинных пророков с тех древнейших времен – быть побиваемыми камнями, в прямом и переносном смысле. О чем сами пророки и свидетельствуют:

“О, Господи! Ты знаешь все; вспомни обо мне и посети меня и отмсти за меня гонителям моим; не погуби меня по долготерпению Твоему; Ты знаешь, что ради Тебя несу я поругание”. (Иер.15,15).

“Ибо я слышал толки многих; угрозы вокруг; заявите, говорили они, и мы сделаем донос. Все, живущие со мною в мире, сторожат за мною, не споткнусь ли я: “может быть, говорят он попадется, и мы одолеем его и отомстим ему”. (Иер.20.10).

“И когда Иеремия сказал все, что Господь повелел ему сказать всему народу, тогда схватили его священники и пророки и весь народ – и сказали: “ты должен умереть…” (Иер.26.8).

В связи с этими несправедливыми гонениями проскальзывает у пророков, у Исайи, в частности, пусть еще только в зародыше, тема безропотного принятия страдания за веру:

“Я предал хребет Мой бьющим и ланиты Мои поражающим; лица моего не закрывал от поруганий и оплеваний”. (Исх.50,6).

И эта тема, также как его филиппика против богатых, в защиту бедных будет подхвачена и сильно развита христианством, станет одним из лейтмотивов его. И также, как и в случае с богатыми и бедными, христианство придаст ей другое звучание. Для удобства сравнения в будущем здесь стоит привести продолжение этой фразы у Исайи:

“И Господь Бог помогает мне: поэтому я не стыжусь, поэтому я держу лицо мое, как кремень, и знаю, что не останусь в стыде”. (Ис.50.7).

В заключение этой главы нужно сказать несколько слов о замечательном даре предвидения великих пророков. Правда, впечатляющим даром предвидения обладали и некоторые прорицатели, например, знаменитый Нострадамус. Но и тут есть разница между пророками, по крайней мере великими, и прорицателями. Все та же разница. Предвидения великих пророков так или иначе связаны с Учением, мотивированы им. Это придает им осмысленность, превращает их в средство мощного нравственного воздействия на народ. Цель же предсказаний прорицателей попахивает корыстью, как минимум произведением впечатления. Поражает так же точность, однозначность предсказаний великих пророков, вплоть до указания имен и дат, в то время как предсказания прорицателей, даже Нострадамуса, страдают, как правило, расплывчатостью, туманностью, допускают много толкований.

Вот наиболее выдающиеся, известные и поражающие воображение предсказания великих пророков:

Выше уже приводилось предсказание Исайей вавилонского пленения. Но и скорое падение самого Вавилона, который служит лишь орудием мести Бога евреям, а сам погряз в грехе еще более того, предсказывает Исайя. Причем, Вавилон будет наказан еще сильнее евреев:

“И Вавилон, краса царства, гордость Халдеев, будет ниспровержен Богом, как Содом и Гоморра.

Не заселится никогда, и в роды родов не будет жителей в нем”. (Ис.13. 19,20).

Что и сбылось, как сбылось и то, что Вавилон, падет от рук Мидян:

“Вот, Я подниму против них Мидян, которые не ценят серебра и не пристрастны к золоту”. (Ис.13.17).

Вавилонское пленение с совершенно точным сроком его – 70 лет и с упоминанием имени Навуходоносора, предсказал Иеремия:

Вам говорили: “обратитесь каждый от злого пути своего и от злых дел своих и живите на земле, которую Господь дал вам и отцам вашим из века в век…

Но вы не слушали Меня, говорит Господь, прогневили Меня делами рук своих, на зло себе.

Посему так говорит Господь Саваоф: за то, что вы не слушали слов Моих,

Вот я пошлю и возьму все племена северные, говорит Господь, и пошлю к Навуходоносору, царю Вавилонскому, рабу Моему, и приведу их на землю сию и на жителей ее и на все окрестные народы; и совершенно истреблю их и сделаю ужасом и посмеянием и вечным запустением…

И вся земля эта будет пустынею и ужасом; и народы сии будут служить царю Вавилонскому семьдесят лет”. (Иер.25. 5,7-9,11).

Подобная точность предсказаний уже поражает, но дальше больше. Исайя предсказывает, что разрушеный Навуходоносором храм в Иерусалиме будет восстановлен и восстановление его начнется по приказу Кира с точным указанием имени его:

“Я Господь, который сотворил все …

Который говорит Иерусалиму: “ты будешь населен” и городам Иудиным:

“вы будете построены, и развалины его Я восстановлю”, ..

Который говорит о Кире: пастырь Мой, и он исполнит всю волю мою и скажет Иерусалиму: “ты будешь построен!” и храму: “ты будешь основан!” (Ис.44.24,26,28).

И далее:

“Так говорит Господь помазаннику Своему Киру:

Я пойду перед тобою, и горы уровняю, медные двери сокрушу, и запоры железные сломаю …

Ради Иакова, раба Моего, и Израиля, избранного Моего, Я позвал тебя по имени, почтил тебя, хотя ты не знал Меня”. (Ис.45.1,3,4).

Все это предсказано лет за 30 до падения Иерусалима и разрушения храма, и лет за 100 до воцарения Кира. Но и это далеко не все. Великие пророки предсказывали грядущее явление Иисуса Христа. Вот как об этом сказано у Исайи, пересказывающего свое видение:

“… он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на нем и ранами его мы исцелились.

Все мы блуждали как овцы, совратились каждый на свою дорогу; и Господь возложил на Него грехи всех нас.

Он истязуем был, но страдал добровольно, и не открывал уст Своих; как овца веден Он был на заклание, и, как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих:

… Он отторгнут от земли живых; за преступления народа Моего претерпел казнь…

Господу угодно было поразить Его, и Он предал Его мучению; когда же душа Его принесет жертву умилостивления, Он узрит потомство долговечное и воля Господня благоуспешно будет исполняться рукою Его.

На подвиг души Своей Он будет смотреть с довольством; через познание Его Он, Праведник, Раб Мой, оправдает многих и грехи их на Себе понесет.

Посему Я дам Ему часть между великими, и с сильными будет делить добычу, за то, что предал душу Свою на смерть, и к злодеям причтен был…” (Ис.53. 5-8, 10-11).

Каждому, кто знаком с Евангелием трудно не узнать Иисуса Христа в образе, описанного здесь неизвестного. А вот еще более удивительное предсказание, касающееся Иисуса Христа, у четвертого великого пророка Даниила:

“Итак знай и разумей: с того времени, как войдет повеление о восстановлении Иерусалима, до Христа Владыки семь седьмин и шестьдесят две седьмины; и возвратится народ и обстроятся улицы и стены, но в трудные времена.

И по истечении шестидесяти двух седьмин предан будет смерти Христос, и не будет; а город и святилище буду разрушены народом вождя, который придет, и конец его будет, как от наводнения, и до конца войны будут опустошения”. (Дан.9. 25,26).

Здесь есть и датировка прихода Иисуса Христа и предсказание падения второго Храма.

Изумительная способность пророков предсказывать отдаленные события с высокой точностью вызывает интересный вопрос. Нет, не о том как они умудряются это делать, хотя это тоже не безынтересно. Вопрос о степени детерминированности мира, о степени предопределенности всего, что может произойти и произойдет в будущем. Вопрос о детерминированности развития мира – это отдельная проблема, которой посвящена бездна литературы прежде всего философской, но не только. В целом эта проблема лежит в стороне от магистрального интереса этой книги, поэтому нам нет нужды углубляться чересчур в ее дебри. Но тем не менее есть один аспект, которым она заплетается с тем, что я пытаюсь здесь исследовать. Действительно, сам факт, что кто-то неважно как, но умудряется предсказывать события в будущем, свидетельствует, на первый взгляд, о том, что эти события предопределены и неизбежны. Но как соотнести неизбежность событий типа тех, которые предсказывали великие пророки, с той магистральной линией движения идеи, которая четко прослеживается до сего момента на протяжении всего Танаха? Я имею в в виду сотворение Богом человека, как эволюционный процесс, в котором человек участвует, обладая свободой выбора и руководствуясь своими чувствами и несовершенным разумом. Участие человека и свобода его выбора делают этот процесс принципиально не детерминированным, не запрограммированным до конца. Т.е. таким, в котором невозможно делать однозначных предсказаний на будущее. Правда, на этот процесс наложены определенные ограничения. А именно, если люди в массе своей сильно отклоняются от “образа и подобия Божьего”, то Бог “вправляет им мозги” как раз такими методами, которые и предсказывают пророки. На это годится для объяснения предсказания Вавилонского пленения, предсказания сделанного Исайей за несколько десятков лет до его осуществления, и тем более просто за несколько лет – Иеремией. Т.е. опять же, это не объясняет как именно Исайя и Иеремия узнали об этом (но это и не важно, т.к. мы приняли гипотезу, что они узнали об этом от самого Бога) но это объясняет принципиальную возможность предсказания такого события. А именно, оно уже к тому времени созрело, вызрело и стало неизбежным. Стало неизбежным в силу того, что чаща терпения Бога переполнилась, Его решение наказать евреев уже принято и обратного хода у них уже не было.

Но это объяснение не годится для случая предсказания явления Иисуса Христа и падения Второго храма. Ведь и то и другое, согласно магистральной идее Танаха, есть следствие отклонения евреев от “образа и подобия Божьего”, но не того, которое уже произошло на момент пророчества, а того, которое само то лишь должно произойти в будущем после возвращения евреев из Вавилонского плена, восстановления храма и возрождения государства. Наказание за уже совершенные грехи предсказать можно (можно даже не будучи пророком, другое дело точность дат и чисел). Но как можно предсказать, что народ и дальше будет грешить, не просто как-то грешить – это неизбежно, а настолько, что заслужит вновь наказание? Где же тогда свобода морального выбора, без которой не имеет смысла и наказание и весь процесс эволюции на пути к “образу и подобию Божию”?

Ответ на этот вопрос следует из теории детерминизма развитой мною во второй части упомянутой уже книги “Неорационализм” (Киев, 1992 г.). Естественно, я не собираюсь излагать ее здесь в деталях, отсылая желающих углубиться к первоисточнику, но определенную вытяжку вынужден сделать.

Дело в том, что предсказывать можно не только события жестко запрограммированные, неизбежные, но и такие, которые могут произойти лишь с некоторой вероятностью. Кстати, абсолютно жестко запрограммированных событий, если стоять на чисто рациональных позициях, не привлекая идею Бога, просто не существует. Существуют лишь процессы, обладающие большей или меньшей устойчивостью к внешним воздействиям, ну и эти самые воздействия, случайные и не случайные. Так вот, если процесс обладает достаточно высокой устойчивостью, то с достаточной степенью вероятности можно (в принципе, другое дело как) предсказать его результат, заранее оговорившись, что до осуществления этого результата не случится непредвиденного случайного воздействия на процесс, достаточно большого, чтобы сбить его с траектории устойчивости.

Это очевидно и имеет место в случаях отдельных предсказаний великих пророков. Процесс, устойчивость которого позволяет пророкам делать их предсказания с высокой степенью надежности – это процесс развития общества. Спрашивается, с чего это он такой устойчивый, если в нем участвует бездна людей с их индивидуальными характерами, свободами и волями? А потому что эти индивидуальные свободы воли и действия отдельных людей в значительной мере нейтрализуют друг друга, подобно тому как молекулы газа, которые обладают самыми разными скоростями и энергиями, не служат препятствием тому, чтобы процесс расширения газа при нагревании, скажем, был высоко устойчив и предсказуем с высокой вероятностью. Нужно только пояснить, что устойчивость процесса не означает его прямолинейности. Колебательный процесс тоже может быть устойчивым и большинство процессов, происходящих в человеческом обществе носят именно колебательный характер, что еще будет проиллюстрировано дальше по ходу этой книги.

Второе, что я хочу отметить, точнее, еще раз подчеркнуть, это вероятный характер предсказаний пророков на отдаленные времена. Это несмотря на то, что они сбылись. Т.е. евреи могли и не отклониться во второй раз настолько от “образа и подобия Божьего”, чтобы понадобилось наказание их вторым рассеянием, а для продолжения эволюции идеи – явление Иисуса Христа. Но для этого необходимы были чрезвычайные усилия с их стороны (либо внешние воздействия), которые были маловероятны.

Такая трактовка (за вынужденную краткость ее и связанную с ней неполноту, приношу извинения читателю и еще раз отсылаю желающих больше разобраться в вопросе к упомянутому первоисточнику) позволяет объяснить, почему несмотря на свободу морального выбора, данного людям Богом, возможны в принципе предсказания на отдаленное будущее моральное состояния общества в целом и связанных с ним последствий. Естественно, возможно эти предсказание лишь с определенной вероятностью, о которой пророки не сообщают, поскольку не только что не изучали соответствующей теории, но оной тогда и вообще еще не существовало.

9. Итог еврейского периода

Книгами пророков заканчивается Танах и с ним в определенном смысле еврейский период движения идеи. Я имею в виду не то, что евреи после этого не сделали ничего для дальнейшего ее развития. Как уже сказано вначале, евреи продолжали и до сих пор продолжают развивать свою ветвь, наработав огромное количество толкований, и предложив ряд реформаций идеи в виде, например, хасидизма. Но после возникновения христианства главный ствол, главный поток движения идеи, идеи эволюцию которой мы прослеживаем и которая привела к современной западной цивилизации, пошел уже через христианство. Правда, от конца периода, охватываемого Танахом, до начала христианского пройдет еще несколько столетий. И нельзя сказать, что в этот период не будет происходить никакого движения идеи. Наоборот, в определенном отношении будет происходить весьма важное развитие. Но тут нужно сделать одно уточнение. О чем, собственно идет речь, когда мы говорим о движении идеи? Речь идет о двух вещах, хотя и связанных друг с другом, но не отождествляемых. С одной стороны, это развитие идеи выдающимися одиночками, такими как Давид, Соломон, известный автор Иова пророки. С другой – духовно-нравственное состояние народа в целом и его эволюция. В Танаховский период произошло мощное развитие идеи выдающимися одиночками. Но оно очень мало затронуло в этот период основную массу еврейского народа, который оставался почти в том же диком, “крутовыйном” состоянии, как в момент заключения завета с Богом в Синае. В период послетанаховский и дохристианский не происходило значительного развития Учения, но произошли значительные изменения духовного состояния народа. Они произошли не сами по себе, а в немалой степени благодаря влиянию того развития идеи, которое осуществляли упомянутые одиночки. С другой стороны, эта эволюция духовного состояния народа в послетанаховский период породила причины и обстоятельства, непосредственно вызвавшие к жизни христианство. Поэтому эту эволюцию я хочу рассмотреть в следующей части книги, посвященной христианству, рассмотреть ее как прелюдию к христианству. Здесь же логично подвести итог танаховского периода развития идеи.

Развитие Учения шло в этот период как по линии его одухотворения, так и по линии дальнейшей разработки и уточнения его норм.

Что касается одухотворения, то это прежде всего те образцы выражения искренней любви к Богу, веры, жажды справедливости и нетерпимости к порокам, которые оставили Давид и пророки. Помимо прочего этот вклад Давида и пророков позволяет нам приблизиться к пониманию того, что есть дух. В начале книги я не стал давать определения этого понятия, ограничиваясь интуитивным восприятием его каждым читателем. Теперь же можно уже кое-что сказать на эту тему. Мы видим, что дух – это нечто имеющее отношение к сильным человеческим чувствам, но ни в коем случае не тем, которые направлены на что-то личное, корыстное.

Кроме того в танаховский период был осознан, признан и подчеркнут практически всеми теми, кого мы рассматриваем, примат, превосходство, первостепенное значение духовно-нравственной части Учения над требованиями ритуала, обряда и т.п. К этому примыкает и поднятый в “Книге Иова” вопрос о том, важнее ли сама вера в Бога или соблюдение требований Его Учения, и стремление жить и быть “по образу и подобию Божию”. Была осознана опасность лжепророчества как духовного яда. Тем самым к только что упомянутому пониманию духа добавилось осознание, что дух, направленный не на корыстный интерес, а на надличный идеал, в частности на служению Богу, может быть и нехорошим или ложным.

К развитию духовности или по крайней мере к области на стыке духовной и конструктивной частей Учения следует отнести и осознание необходимости какой то степени смирения человека пред лицом Бога. Правда, какова должна быть эта степень и в чем именно должно проявляться смирение, особенно, когда речь заходит о действиях, о деятельности человека, остается весьма неясным и сильно колеблется от автора к автору. У Соломона это доходит до отказа от выполнения заповеди об осуществлении справедливости, в смысле отказа от восстановления нарушенной справедливости через наказание виновного: “Не говори, “я отплачу за зло”, предоставь Господу и он сохранит тебя”. Смирение же Давида, Иова или пророков, которые, безусловно, тоже признают необходимость оного и проявляют его и декларируют, носит изрядно другой характер. И в частности в этом пункте. Как говорил Исайя: “Если нечестивый будет помилован, то не научится он правде…”

Очень важным вкладом в развитие Учения на стыке духа и рацио явилось осознание тесной связи между ними. Наибольшая заслуга в этом принадлежит, конечно, Соломону с его теорией познания. Как сказано, намного опередив свое время, он понял, что мудрость, разум, рацио необходимы не только для утилитарных целей, но для постижения “страха Господня”, т.е. истинного пути намеченного Учением. Это особенно важно в свете вышесказанного о возможности искажения духа Учения лжепророками, священниками и любого вида жрецами любой идеи. Причем делаться это может как людьми, лишенными духа, лицемерно использующими идею в своих корыстных целях, так и искренними фанатиками или просто заблуждающимися носителями духа.

Что касается конструктивной разработки норм Учения, то здесь важным достижением было начало, наметки понимания обусловленности норм. Это дошло до нас в виде нескольких упомянутых высказываний Соломона. Но в данном случае логично предположить, что это не был результат его индивидуального поиска истины, а результат коллективного опыта освоения Учения еврейским народом на тот момент. А Соломон лишь зафиксировал его. Ведь как евреи ни тяготели в танаховскую эпоху уклониться с путей Учения, сбросить бремя ноши, взятой на себя согласно завету, но именно Закон был наиболее вошедшей в их жизнь частью Учения. Вспомним, что была целая эпоха Судей, когда у евреев не было ни царя, ни правительства, но были судьи и суд, причем суд по правилам Учения. Пристрастие евреев к этой части Учения сохранилось во всю их историю вплоть до наших дней и потому евреев и называют также народом Закона. Судьей был и сам Соломон, помимо того, что он был царем. И конечно, сама практика суда не могла не ознакомить евреев чувственно с разницей обстоятельств при нарушении одной и той же нормы, и с разной весомостью самих норм. Тем более . что как помним, сами формулировки закона, данного евреям в Синае, к этому подводили. Заслуга же Соломона здесь была еще в том, что он подвел под это философское обоснование из своей теории познания, через конкретность всякой истины.

К склонности евреев к закону примыкает и тяготение их, поиск справедливости в более широком смысле, чем та, которая только в суде. Мы помним к каким драматическим последствиям приводили их иногда жажда и стремление вершить справедливость в сочетании с непониманием сути ее. Но, конечно, это отразилось и на результатах разработки этой темы в танаховский период.

Выше было показано как много душевных и интеллектуальных усилий затратили евреи в этот период на постижение сути справедливости в отношениях между Богом и человеком или, что то же на смысле своего договора с Богом. И хотя до конца в этом вопросе они не разобрались, но проделали значительный путь. Прежде всего было зафиксировано, хотя окончательно так и не принято, что нет “де факто” вознаграждения праведнику и наказания нечестивому свыше в этой жизни. Иов пришел к мысли, что этого и не должно быть, т.к. в чем тогда была бы праведность, если бы за каждой доброе дело немедленно сверху приходило вознаграждение. Пророки же приблизились к мысли о коллективной ответственности народа по завету за уклонение от Учения. Но ни у кого из авторов, не говоря уже о народе, эти взлеты мысли не были окончательно закреплены – все непременно возвращались к мольбам, стенаниям и протестами Богу по поводу отсутствия индивидуальной справедливости в отношении каждого еврея.

Что касается справедливости земной, творимой людьми, то помимо очевидного консенсуса, выражаемого в призывах к каждому не делать ничего несправедливого по своей инициативе, есть много исканий связанных с вопросом, как быть, когда справедливость уже нарушена. От соломоновских рекомендаций сидеть тихо в своей норке и не высовываться, до требований Исайи достать каждого нарушившего справедливость (и вообще нормы Учения). И все это несмотря на наибольшую разработанность Моисеева Учения именно в этом вопросе. Ведь Закон, составляющий по объему большую часть этого Учения, казалось бы весьма четко определяет, что делать в каждом случае нарушения справедливости, Но все дело в том, что это – именно “казалось бы”. Как сказано было выше, несть числа разнообразным ситуациям, возникающим в связи с земным вершением справедливости и вопрос о том, всегда ли ее надо вершить и когда можно и следует от этого отказаться, остается открытым и обсуждаемым в любом обществе до сей поры. Так что ценность этого раннего опыта и исканий евреев, хоть и не принесших окончательных результатов, неоспорима.

Из других аспектов конструктивного развития Учения следует отметить осознание, наметки осознания связи между различными нормами морали в частности влияния нарушения норм половой морали на общее нравственное состояние общества. Конкретно – отмеченную Исайей роль женщин в этом состоянии.

Было расширено содержание понятия любви к ближнему, лишь упомянутые в Моисеевом Учении. И соответственно поднято значение этой любви, но сразу оговоримся, далеко не до той степени, до которой в последствии это сделает христианство.

Был поднят вопрос о сострадании, в том числе и к согрешившему, и в связи с этим вопрос о прощении, который, как легко видеть, зацепляется с вопросом о вершении земной справедливости. Но о всепрощении не помышлял никто. Даже Соломон с его :”Не говори: “Я отплачу за зло”, предоставь Господу и Он сохранит тебя”, имел в виду не всепрощение, а интерес, собственную выгоду того, кому причинена несправедливость.

Наконец, Соломон своей “Песнью Песней” сделал заявку на то, что земная любовь мужчины и женщины, полнокровная, но чистая, также принадлежит к “образу и подобию Божию”. Он же дал развитие мысли, которая в зародыше мелькнула в Бытии, что этот мир, сотворенный Богом, и жизнь в нем прекрасны сами по себе, без улучшений со стороны человека, но при условии, что последний не будет портить их, в частности своей суетой сует.

В заключение этой части еще раз подчеркну, что рассматриваемое развитие идеи не оказало существенного влияния на состояние еврейского народа, по крайней мере в то время. Более того, учения Давида, Соломона и “Книги Иова” в общем то и не апеллируют к народу. Псалмы Давида носят характер преимущественно его интимного общения с Богом. Кроме того сама форма псалмов, предназначенных для пения под музыку, о чем свидетельствуют многочисленные указания типа “Играть на десятиструнном орудии” и т. п., предваряющие псалом, настраивает на искусство, пусть и не чистое, не искусство ради искусства, но далеко и не призыв к прямому действию. Утонченно изысканный философский Соломон густо замешанный на декадентстве, был и остался далек от народа во все времена, как далеки от него и не жаждут и приблизиться декаденты любых эпох и народов. Книга Иова это – чистая философия, пусть и в художественном оформлении, и тоже не предназначена для широкой аудитории.

И только пророки были первыми, кто стучал прямо в сердце народа, бил в него как в набат, не щадя ни народа, ни самих себя, во имя того же народа и во имя истины. Они и достучались, хоть с опозданием. Но об этом уже в следующей части.

Часть II. Христианство

Глава I. Предхристианский период

Ветхий Завет (Танах) в событийном плане заканчивается возвращением евреев на родину из Вавилонского пленения. С тех пор и до пришествия Иисуса Христа прошло окло 500 лет. Этот отрезок истории еврейского народа, не охваченный Танахом, важен для правильного понимания Учения Иисуса Христа. Что же произошло за это время?

Уже к концу танаховского периода появляются признаки, что план Бога по приближению рода человеческого к “образу и подобию Божию” через сотворение избранного народа, который поведет за собой к этой цели все остальные народы, план этот уже более менее отработан, не дав желаемого результата. Евреи упорно не выполняют своей части договора с Богом. Не прекращаются их попытки возврата к многобожию и уклонения от Учения. И вот через Исайю и Даниила евреям дается пророчество о пришествии Иисуса Христа и одновременно дается наметка будущего плана – искупление грехов всего народа и всего человечества через самопожертвование Божьего Сына, чего не было и в помине в Ветхом Завете до этого.

Но прежний план пока не отменяется и продолжаются попытки Бога в рамках этого плана, но с помощью новых воздействий выжать из евреев все возможное для приближения их к “образу и подобию Божию”. Для этого сначала через Исайю, затем через Иеремию и других пророков делается им предупреждение, что то-то и то-то сделает им Бог, если они будут продолжать вести себя как свиньи, и поскольку они продолжают, то предупреждение приводятся в исполнения и евреи попадают в Вавилонское пленение, дабы затем с помощью Бога и через посредство исполнителя Божьей воли Кира освободится из него и вновь вернуться в родную землю, морально и духовно исправленными. То есть повторяется в уменьшенном масштабе и с вариациями история египетского пленения. Под воздействием чувствительного урока, а также горячих проповедей пророков и новых духовных вождей Езры и Нехемии, евреи действительно претерпевают глубокое внутреннее перерождения и впервые приникают к своей религии и к своему Богу всем сердцем. И вскоре после возвращения их в Израиль наступает золотой век, предсказанный Исайей в отрывке со знаменитым “Тогда волк будет жить вместе с ягненком… “. В силу важности его для понимания некоторых вещей в дальнейшем,приведу его полностью:

“Тогда волк будет лежать вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком, и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их.

И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе; и лев, как вол будет есть солому.

И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи.

И не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей: ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море.

И будет в тот день: к корню Иесееву, который станет как знамя для народов, обратятся язычники, – и покой его будет слава”.(Ис.11.6-10)

Все христианские толкователи без исключения (насколько мне известно) относят это пророчество к “концу времен”, который наступит после второго пришествия Иисуса Христа, к Царству Божию на Земле. Однако продолжение этого отрывка не оставляет сомнений, что речь идет о предмакавеевском и раннем макавеевском периоде в истории евреев. Вот что говорит Исайя далее:

“И будет в тот день: Господь снова прострет руку свою, чтобы возвратить себе остаток народа своего, какой останется у Ассура, и в Египте, и в Патросе, и у Хуса, и у Елама, и в Синнааре, и в Емафе, и на островах моря.

И поднимет знамя язычникам, и соберет изгнанников Израиля, и рассеянных Иудеев созовет от четырех концов земли.

И прекратится зависть Ефрема, и враждующие против Иуды будут истреблены. Ефрем не будет завидовать Иуде, и Иуда не будет притеснять Ефрема.

И полетят на плеча Филистимлян к западу, ограбят всех детей Востока; на Едома и Моава наложат руку свою, и дети Амона будут подданными им”.(Ис.11.11-14)

Напомню, что вавилонскому пленению евреев предшествовало (за 200 лет примерно до того) пленение евреев Израиля ассирийцами и увод их в Ассирию (Ассур). При этом (и до этого) часть евреев расселялась по всему тогдашнему миру по всем этим Патросам, Хусам, Синнарам и т.д. Когда евреи вернулись из Вавилона, не просто вернулись, а под покровительством могущественного царя Кира, то начали возвращаться и рассеянные по другим окрестным странам. Затем, особенно с началом восстания евреев против жестокого сирийского владычества, пришедшего на смену власти Кира и персов над этими землями, к евреям присоединятся также соседние народы, “язычники”, угнетенные теми же сирийцами.При этом они принимали Еврейскую веру (“… к корню Иесееву, который станет как знамя для народов, обратятся язычники…”).

Наконец, после победы евреев над сирийцами вновь возникшее еврейское царство Макавеев (Хасмонеев) силою оружия распространило свою власть на филистимлян проживавших к Западу от Иудеи и на Эдома и Моава с Амоном. Нет сомнения, что ни о каких филистимлянах, Моаве и Эдоме в “конце времен” не может быть и речи, ибо они прекратили свое существование задолго до наших времен. Что же касается волка и ягненка, льва и теленка, то это образное описание духовного и нравственного состояния евреев этого периода, мира с Богом и между собой, царившего в их душах и в частности между Иудой и Ефремом. “Иуда” здесь это евреи Иудеи, а “Ефрем” – это самое крупное из 10 колен-племен, образовавших Израиль. Иудея и Израиль много воевали между собой еще до падения Израильского царства. Когда же после возвращения из Вавилонского пленения иудеев, началось возвращение израильских евреев из Ассирии, то сначала иудейские евреи не хотели признать их за своих, потому что сами они за время пленения укрепились в своей вере, а израйльские в своем плену отошли от нее.

Постепенно , однако, и израильские евреи укрепляются в вере и тогда происходит то, что предсказывает Исайя словами: “Ефрем не будет завидовать Иуде, и Иуда не будет притеснять Ефрема”. Все эти события, как и тогдашнее состояние еврейского общества, описаны подробно в еврейской истории, например, у Греца.

Счастливый период, золотой век, должен был, казалось бы, длиться и длиться после освобождения евреев из-под чужеземного гнета и возрождения ими своего государства. Но не всегда то, что кажется удачей на первый взгляд, является таковым в действительности. Живя под чужеземной, но либеральной властью персов, евреи имели возможность сохранять свой внутренний мир, не оскверняя его заботами управления и связанной с ними внутренней борьбой за власть. Когда же они возрождают свое царство, да еще сразу сделав его могучим, они взваливают на себя это бремя, которое начинает разъедать их душевный мир.

Во-первых, высшее духовенство сливается с властью, образуя партию Саддукеев. Власть и даваемое ею богатство развращает их. Они хотят наслаждаться возможностями, которые дают им власть и богатство, а возможности эти растут по мере укрепления государства. Но когда второе еврейское царство за 100 примерно лет до пришествия Иисуса Христа теряет свою независимость, завоеванное Римом, эти возможности не только не сокращаются, но еще более возрастают, поскольку римляне устанавливают в Иудее весьма мягкий и либеральный режим правления, предоставив евреям большую степень автономии, но в то же время стремятся подкупить и привлечь на свою сторону верхушку еврейского общества, что им и удается. Саддукеи перенимают обычаи и образ жизни римской аристократии вплоть до разнузданных сатурналий.

Вот как пишет об этом Павел:

“Они заменили истину Божью ложью и поклонялись и служили твари вместо Творца… Поэтому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противо-естественным;

Подобно и мужчины, оставивши естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам …”.

Поскольку все это с очевидностью противоречит Моисееву Закону, они, используя свое положение, пытаются “либерализовать” сам Закон с помощью “толкований”, искажающих и дух, и букву его.

Народу, который за предыдущую эпоху успел укрепится в своей вере, это не нравится и саддукеи не пользуются его поддержкой. В результате возникает партия фанатичных ревнителей веры, фарисеев, которая пользуется поддержкой большинства народа. В противовес саддукеям, открыто нарушающим Моисеев Закон и вводящим в него всяческие послабления, фарисеи стремятся устрожить его, детализировать, распространить на все мыслимые в жизни и быту случаи. Они доводят это до абсурда, до безумно мелочной регламентации жизни верующего еврея. Если в Торе сказано: “Не ешь козленка в молоке матери его”, что, если воспринимать текст прямо и без выкрутасов, должно означать, очевидно, не вообще не есть мяса с молоком, а именно мяса детеныша животного именно в молоке его матери (в чем просматривается нравственный подтекст), то фарисеи вообще запрещают употребление любого мяса с любым молоком. Мало того, молоко верующему еврею теперь разрешается пить не раньше чем через 2 часа после того, как он последний раз ел мясо (а мясо- через пол часа после молока). Но и это не все. Нельзя есть молоко из той посуды, из которой ели мясо, причем не только недавно, в последний раз, а вообще когда-нибудь (и точно также наоборот). То есть каждая верующая семья обязана иметь два комплекта посуды: один для мясной, другой для молочной пищи и держать их раздельно, чтоб они, не дай Бог, не соприкоснулись.

Аналогично, заповедь о субботе “помни день субботний, чтобы святить его”, имеющая в виду, что человек не должен превращаться в рабочую скотину, заботящуюся только в животе своем, но должен не забывать о надличном , о Боге, превращается фарисеями в поток мелочных запретов и ограничений. Помимо логичного запрета работать в субботу ради куска хлеба, предназначеного дать физическую возможность подумать о Боге, верующим евреям запрещается делать, вообще, что бы то ни было в субботу: готовить пищу, мыть посуду, зажигать и тушить свет и многое другое. Была даже изобретена должность субботнего “гоя”, т.е. не еврея, которого просили или нанимали , чтобы в субботу вечером он зажег свет в еврейском доме, а на ночь потушил. (Сегодня это делается уже с помощью автоматики). Наконец, ко времени Иисуса Христа в субботу запрещено было даже исцеление больных. Последнее нашло отражение в Евангелии в ряде мест:

“И пришел (Иисус-мое) опять в синагогу; там был человек, имевший иссохшую руку.

И наблюдали за Ним, не исцелит ли его в субботу, чтобы обвинить Его”.”.(Мар.3.1,2)

“Иудеи говорили исцеленному: “сегодня суббота; не должно тебе брать постели”. … И стали Иудеи гнать Иисуса и искали убить Его за то, что Он делал такие дела в субботу” (Иоан.5.10,16)

В результате та гармония, духа и рацио, которая была достигнута в Моисеевом Учении усилиями Давида и Пророков вновь была нарушена и ситуация стала намного хуже в этом отношении, чем было до Давида и Пророков. Ибо если изначально духовная часть Учения была просто недостаточно развита, то теперь она искажена и умерщвлена стремлением уложить неуловимый дух в формальные рамки выполнения многочисленных мелочных предписаний. Истинный дух невозможно проконтролировать формальными методами. Но партия фарисеев, опираясь на свою популярность в народе, также как и саддукеи превратилась в партию власти. Оппозиция ведь тоже есть часть системы власти, а со временем часть фарисеев вошла и в формальные властные структуры. Власть же проявляет себя через контроль исполнения своих указаний. Поэтому у нее всегда есть соблазн заменить неконтролируемый дух контролируемыми эрзацами его (вроде посещения партсобраний и участие в демонстрациях при советской власти). Это еще больше толкало фарисеев в сторону формализации духовной части Учения и как следствие к умерщвлению ее. Место здоровой приязни евреев друг к другу, бывшей в эпоху золотого века, занимает теперь взаимная подозрительность со слежкой друг за другом, кто и как выполняет бесконечные предписания. А искренняя любовь к Богу, смиренние перед Ним и стремление следовать путями Его заменяются скрупулезностью выполнения этих предписаний и самовозвеличением и самовосхвалением себя на этой основе. Духовное омертвление привело фарисеев в конце концов к тому, что и сам Закон, в защиту которого они выступали гроиогласно, они тоже стали искажать, причем в самой существенной его части, касающеюся справедливости и милосердия, замещая это главное исполнением ритуалов: постов, молитв и т.п. Вот как об этом сказано в Евангелии самим Иисусом Христом и Евангелистами:

“Сказал (Иисус-мое) также к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других, следующую притчу:

Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь.

Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже, благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь.

Пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю”. (Лук.18.9-12)

“Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу (за формальное исполнение как можно большего числа предписаний – мое), а славы, которая от Единого Бога, не ищете?” (Иоан.5.44)

“Тогда Иисус начал говорить народу и ученикам Своим.

И сказал: на Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; ..

Связывают бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их;

Все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди: расширяют хранилища (повязки на лбу и на руках со словами закона) свои и увеличивают воскрылия одежд своих;

Также любят предвозлежания на пиршествах и председания в синагогах.

И приветствия в народных собраниях, и чтобы люди звали их: учитель, учитель! …

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете дома вдов и лицемерно долго молитесь: за то примете тем большее осуждение.

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять.

Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды”.(Мат.23.1,2,4-7,13,15,23,25)

Общую картину состояния народа, сложившуюся под влиянием садукеев и фарисеев, хорошо передает Павел:

“Так что они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия,

Злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям” (1Рим.1.29,30)

Апофеозом описываемого духовного упадка стала так называемая “синат хейнам” – вражда и ненависть друг к другу множества группировок и партий, на которые разбился народ, и даже на индивидуальном уровне – соседа к соседу, вражда, причины которой невозможно уже было понять и объяснить (“синат хейнам” дословно переводится как ненависть задаром, т.е. просто так, без причины) и которая и привела в конце концов к гибели второго еврейского царства через 70 лет после пришествия Иисуса Христа. В осажденном римлянами Иерусалиме представители разных партий и группировок резали друг друга и в конце концов одна из группировок назло другим открыла римлянам ворота города.

Вот в этой ситуации предельного духовного обнищания и упадка и происходит пришествие Иисуса Христа.

Глава 2. Задача толкования Нового Завета

Если судить по количеству толкований и по степени разброса мнений толкователей, то толковать Новый Завет еще тяжелее, чем Ветхий. И это действительно так, потому что те, кому давалось Учение, на этот раз были еще более примитивны, а сам предмет Учения еще более сложен.

Непосредственно воспринимавший от Бога Тору Моисей, выросший при дворе фараона, получил наилучшее по своему времени образование. Правда, Пятикнижие Моисеево было записано не с его слов, а со слов Иисуса Навина. Но Навин с юных лет был учеником Моисея и поэтому можно ожидать довольно высокой степени понимания Учения и довольно высокой точности передачи его по цепочке Моисей – Навин. Но, из четырех Евангелистов двое были простые рыбаки, один, Матфей – мытарь, т.е. сборщик податей, и лишь один, Лука – врач. Но Лука не был из непосредственных учеников Христа, он написал свое Свидетельство по рассказам других, слушавших Христа и слушавших тех, кто слушал Христа. Таким образом, все то, что те не поняли или неправильно поняли, отразилось в его Свидетельстве. О том же, что ученики часто не понимают Учителя свидетельствуют Евангелия, как словами Евангелистов, так и словами самого Иисуса Христа:

“Переправившись на другую сторону, ученики Его забыли взять хлебов.

Иисус сказал им: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской.

Они же помышляли в себе и говорили: это значит, что хлебов мы не взяли…

Как не разумеете, что не о хлебах сказал Я вам, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской?

Тогда они поняли, что он говорил им беречься не закваски хлебной, но учения фарисейского и саддукейского”. (Мат. 16, 5§7, 11§12)

“Имея очи, не видите? Имея уши, не слышите? И не помните?..

…как же не разумеете!” (Мар. 8. 18, 21).

“Сию притчу сказал им Иисус. Но они не поняли, что такое Он говорил им” (Иоан. 19, 6) И т.д.

Простота апостолов в сочетании с тем, что записаны Евангелия были по памяти много лет спустя после смерти Иисуса, и, следовательно, после того, как апостолы слышали Его, привела к тому, что многое и важное, сказанное Иисусом, было, по видимости, вообще упущено и утрачено. Если уж Нагорная проповедь – квинтэссенция вербального Учения Иисуса – приводится лишь Матфеем и Лукой, а остальными даже не упоминается, причем Лука записал лишь малую часть от записанного Матфеем (хотя записал и кое что, чего у Матфея нет), то можно себе представить, сколько еще важного забыто и не упоминается ни одним из Евангелистов.

Не записав, по видимому, многого из того, чему учил Иисус Христос, Евангелисты внесли, наверняка, немало и отсебятины, т.е. того, чего Христос не говорил. По крайней мере, в некоторых случаях это прослеживается. Так Матфей пишет:

“Родит же Сына и наречет Ему имя Иисус, ибо он спасет людей Своих от грехов их.

А все сие произошло, да сбудется речение Господа через пророка, который говорит:

“Се дева во чреве приимет и родит Сына и нарекут имя Ему Эммануил, что значит с нами Бог”. (Мат. 1, 21§23)

Здесь Матфей цитирует Исаию (Ис. 7. 14). Но хотя Исаия предсказывал пришествие Иисуса Христа, в данном случае он говорит вовсе не о Нем, что хорошо видно из контекста, из которого, говоря современным языком Матфей некорректно вырвал цитату. Вот этот контекст с сокращениями:

“И сказал Господь Исаии: выйди ты и сын твой Шеарясув на встречу Ахазу, к концу водопровода верхнего пруда, на дорогу к полю белильнечьему,

И скажи ему: наблюдай и будь спокоен, не страшись и да не унывает сердце твое от двух концов этих дымящихся головней, от разгоревшегося гнева Рецина и Сириян и сына Ремалиина.

Сирия, Ефрем и сын Ремалиин умышляют против тебя зло, говоря:

Пойдем на Иудею и возмутим ее, и овладеем ею и поставим в ней царем сына Тавеилова.

Но Господь так говорит: это не состоится и не сбудется…

Тогда сказал Исаия:

…Господь дает вам знамение: се, Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут имя Ему Эммануил…

… прежде чем этот младенец будет разуметь отвергать худое и избирать доброе, земля та, которой ты (Ахаз – мое) страшишься, будет оставлена обоими царями”. (Ис. 7. 3§16)

Из контекста ясно, что свое пророчество Исаия дает царю иудейскому Азаху и всему иудейскому народу, опасающемуся нашествия объединенных войск Сирии и Ефрема. И смысл пророчества, что им не надо опасаться нашествия, его не будет. А чтоб они уверовали в это, Бог дает им знамение: родится упомянутый Эммануил и до того, как он подрастет, обоих царей: сирийского и Ефрема уже не будет. А далее Исаия говорит, что через 65 лет Ефрем вообще прекратит свое существование, как народ, будучи завоеван и рассеян Ассирией. И вот ее то Иудее нужно опасаться.

Поскольку все предсказываемые здесь Исаией события имели место задолго до пришествия Иисуса Христа, то ясно, что нет никакой связи между Ним и упомянутым Эммануилом. То же обстоятельство, что, цитируя Исаию, Матфей пишет слова “Сын” и “Ему”, относящиеся к Эммануилу, с большой буквы, тоже ни о чем не говорит, ибо Исаия писал на иврите, а в иврите вообще нет заглавных букв, т.е. это отсебятина Матфея, выражающая его понимание, точнее непонимание. Причем это именно отсебятина, ибо ничего подобного от Иисуса Христа, который, будучи Сыном Божьим, не мог не знать истину, Матфей слышать не мог. Нет сомнения, что и он и другие Евангелисты, когда записывали свои воспоминания, то, не помня многого, добавляли кое-что от себя, что казалось им (в меру их понимания) соответствующим духу Учения или подкрепляющим, делающим более убедительным его.

Вот еще пример такого “рвения” у того же Матфея:

“Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов. Тогда сбылось реченное чрез пророка Иеремию, который говорит:

“Глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет.” (Мат. 2. 16§18)

Матфей хочет сказать, что “плачем Рахили” Иеримия предсказал избиение младенцев Иродом, а значит и рождение Иисуса Христа. Но это еще более грубое насилие над текстом, чем предыдущий пример. Достаточно прочитать у Иеремии абзац следующий за процитированным Матфеем, чтоб увидеть это. Вот как это выглядит вместе:

“Так говорит Господь: голос слышен в Раме; вопль и горькое рыдание; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться о детях своих, ибо их нет.

Так говорит Господь: удержи голос твой от рыдания и глаза твои от слез, ибо есть награда за труд твой, говорит Господь, и возвратятся они из земли неприятельской” (Иер. 31. 15, 16)

Т.е. не Ирод истребил детей Рахили, а они уведены в вавилонское пленение, об исходе из которого и пророчествует здесь Иеремия. А к Иисусу Христу это не имеет ни малейшего отношения. И подобные примеры можно приводить еще.

Еще больше следует ожидать, что, передавая действительно сказанное Иисусом Христом, они передавали его неточно, искажая при этом смысл, или передавали неполно, что опять же может затруднять или даже делать невозможным правильное понимание того, что имел в виду Иисус Христос. Следы таких искажений и неполной записи можно обнаружить, сравнивая тексты разных Евангелий. Так у Матфея сказано:

“… Моисей, по жестокосердию вашему, позволил вам разводиться с женами вашими, а сначала было не так;

Но я говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует” (Мат. 19. 8§9).

Матфей при этом не поясняет, что там “сначала было не так”. В результате можно подумать, что Моисей не все, сообщенное ему Богом, передал евреям или в каких-то пунктах исказил передаваемое. А это уже бросает тень на Моисея: вот де он был не совсем того, а теперь от Иисуса мы узнаем правду.

Но у Марка это место изложено более подробно: “Подошли фарисеи и спросили, искушая Его: позволительно ли разводиться мужу с женою?

Он сказал им в ответ: что заповедал вам Моисей?

Они сказали: Моисей позволил писать разводное письмо и разводиться.

Иисус сказал им в ответ: по жестокосердию вашему он написал вам сию заповедь; В начале же создания, Бог мужчину и женщину сотворил их

Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут два одной плотью, так что они уже не двое, а одна плоть.

Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает”.

(Мар. 10. 2§9)

Тут ясно, о каком “начале” речь идет и что там было “в начале”. Речь идет о том, что написано в “Бытии” – первой книге Пятикнижия Моисеева. На иврите, кстати, эта часть называется “б\’рейшит”, что дословно переводится “в начале”, и там, действительно, есть то, о чем говорит Марк, но упускает Матфей. Правда, и так остается видимое противоречие между Моисеевым разрешением разводов и тем, что, повидимому, воспринимается как их полный запрет в устах Иисуса Христа. Но это уже не то противоречие. Оно, как я покажу в дальнейшем, не нарушает преемственности Учения Христа по отношению к Учению Моисея, не нарушает стратегического плана Бога по доведению человека до “образа и подобия Божия”. А если бы не было у Марка расшифровки недосказанного Матфеем, то разрешить это видимое противоречие и устранить видимый разрыв между двумя Учениями было бы значительно труднее.

Разница между тем, как записали одно и то же высказывание Христа два Евангелиста может быть незначительной, в одном слове, в нюансе, но этот нюанс может существенно менять смысл.

Так у Луки сказано:

“Закон и пророки до Иоанна; с сего времени Царствие Божие благовествуется, и всякий усилием входит в него”.

(Лук. 16, 16)

У Матфея есть эта же фраза Иисуса, но вместо “усилием входит в него”, сказано “Царство Небесное силой берется” (Мат. 11.12). “Усилием” воспринимается нормально в контексте Учения Иисуса Христа в целом: для того, чтобы попасть в Царство Небесное, надо удовлетворять каким-то требованиям, а для этого человек должен приложить усилия.

А вот когда до этого читаешь у Матфея “силой берется”, то это озадачивает: что, напролом что ли человек должен туда ломиться, нахрапом?

Кроме тех немногих мест, где мы можем установить отсебятину Евангелиста или искажение им смысла, сказанного Иисусом, потому что он неправильно Его понял или не все записал (или и то и другое), можем это сделать посредством сравнения аналогичных мест у двух Евангелистов или ссылки Евангелиста на Пророка с текстом самого Пророка, есть гораздо больше мест, где мы чувствуем, что здесь что то не так, что не мог Иисус Христос так говорить, не добавив к этому, по крайней мере, еще чего-нибудь, но у нас нет возможности восстановить, что же на самом деле было сказано в этом случае Иисусом. Так у Марка есть такое место:

“Так, что они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют, да не обратятся, и прощены будут им грехи”.

(Мар. 4. 12)

Что значит здесь “да не обратятся”? Куда обратятся, чего обратятся? И за что им будут прощены грехи? За то, что не разумеют? Зачем же тогда Он от своих учеников добивается, чтоб они уразумели? Зачем, вообще, кого-то чему-то учить, если ничего не разумеющим грехи будут прощены? А разумеющим они что, не будут прощены? Да и из сопровождающей эту фразу притчи о сеятеле ясно, что Иисус отдает предпочтение “разумеющим”.

Подобных мест в Евангелиях много.

Тут я хочу отреагировать наперед на возражения консервативных теологов против выше написанного мной. Теологов, считающих, что каждое слово в Писании свято и истинно, ибо каждый пишущий в нем, включая Пророков, Евангелистов и даже летописцев эпохи Судей и Царей – Боговдохновляем и поэтому ни в чем не мог ошибиться. И что хоть Иисус и попрекал не раз Своих учеников тем, что они Его не понимают, а они в свою очередь не раз сами говорили Ему, что не понимают Его, но это было при жизни Иисуса. А после смерти и вознесения Иисус прислал ученикам Своим Утешителя – Духа Святого и тот, войдя в них, сделал их все понимающими.

Действительно, подобное место про Утешителя в Евангелиях есть (не буду его пока цитировать). Но факты остаются фактами. Все-таки неправильно понимают Матфей Исаию. Все-таки есть расхождения между Евангелистами и т.д. Наконец, нужно вспомнить о существовании апокрифов. Ведь не сразу нынешние четыре Евангелия вошли в канон, а сначала они ходили на равных со множеством других, которые затем попали в апокрифы. И не Господь Бог и не Боговдохновенные Апостолы сделали эту выборку, а церковные иерархи, жившие изрядно позже них. Нельзя же всех священников зачислять в святые и Боговдохновенные. Если б так было, то не было бы бесчисленного числа конфессий и противоречащих друг другу толкований, не было бы Инквизиции, религиозных войн и многого другого, за что уже сам Папа римский просил у мирового сообщества прощения.

Это напускание чрезмерной святости на каждое слово в Библии мешает истинному пониманию Учения, чего как раз и требует от нас Бог. Бог не нуждается в такого рода защите Его. И пекутся такие защитники не о Боге и не об истине, а о себе, о будущем теплом местечке в Царстве Небесном. Нельзя не вспомнить здесь упомянутого друга Иова – Элифаза, который подобным же образом защищал Бога и которому Бог сказал: “Горит гнев Мой на тебе и на двух друзей твоих за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб мой Иов”.

С другой стороны, не нужно, конечно, впадать в противоположную крайность и из существования Апокрифов и указанных мной несоответствий и расхождений делать вывод о том, что Евангелия – чистый вымысел, фикция. Ведь при подделке, для вящей убедительности, противоречия и несоответствия можно устранить. Настоящих же свидетелей как раз и отличает то, что они не помнят все совершенно одинаково, и не всегда все понимают, естественно.

При этом сквозь расхождения между Евангелиями (включая Апокрифы) с неумолимой силой пробивается единая истина Учения, которая даже не будучи никем до конца понимаема, ощущается всеми, кто истину ищет, кто ее жаждет. Не будь этого, не могло бы Христианство распространиться чуть не на пол мира и несмотря на бесконечное ветвление церквей, подрывающее авторитет Учения, несмотря на научную (или якобы научную) критику его продолжать удерживать свои позиции в течение 2-х тысячелетий.

Но не только простотой и непонятливостью Апостолов и Евангелистов, написавших Новый Завет, объясняется сложность его понимания и толкования. Еще больше она объясняется сложностью задачи, стоящей перед Иисусом Христом, сложностью предмета Его Учения. Как бы хорошо ни была изложена, скажем, теория относительности, понять ее все равно несравненно труднее, чем арифметику.

В Моисеевом Учении давался в основном конструктив, нормативная часть, более-менее легко поддающаяся четким определениям. “Не убий”, “не укради” и формулируются просто и запоминаются легко. Правда, при попытке осуществить это на практике, выясняется, что это все-таки не арифметика, что это надо весьма и весьма развивать применительно к обстоятельствам и тогда там тоже появляются сложности понимания и возможности разнотолкования и еще какие. Все это мы видели в предыдущей части. Но, по крайней мере, в первом приближении это легко доступно пониманию.

А Учение Иисуса Христа концентрируется на духе, а это такой предмет, который плохо поддается формальным определениям. Мы видели, к чему привела попытка фарисеев формализовать дух. Дух просто ушел из их обильных формальных предписаний. Иисус Христос идет другим путем. Главным в Его Учении является Он Сам, Его личность, Его земная жизнь с Его поступками и Его добровольная мученическая смерть во имя спасения людей.

Моисеево Учение никак не привязано ни к личности Моисея, ни к его биографии и поступкам. Например, мы можем одобрять или не одобрять то, что он убил египтянина, избивавшего еврея, но не можем на этом факте обосновывать толкование заповеди “не убий”. Ибо заповеди даны Богом и до того, как Моисей получил их, он мог поступать и неправильно, не по заповедям. Более того, даже получив их, он, будучи человеком, мог и неправильно толковать их в конкретных обстоятельствах. Но Иисус Христос – Сын Божий, Он – Слово, Он был “в начале” (“В начале было Слово … и Слово было Бог), Он не может в своих поступках противоречить, или хотя бы не соответствовать Учению. Наоборот, как было сказано, Его жизнь – главное в Его Учении.

И поскольку это главное, то и в ученики себе он выбирает не бездушных интеллектуалов фарисеев, умеющих неплохо для своего времени формулировать мысли и понимать формулировки других, но убивших в самих себе и убивающих в других живой дух, саму потребность его. Он выбирает людей простых, но чистых душой, способных глубоко чувствовать и воспламеняться духом. Людей породы Давида. И хоть Апостолы многого не понимали в Его речах, но имели чистое и горячее сердце, способное к духовным взлетам. Они глубоко впечатляются Его личностью и Его жертвой, они впитывают Его дух и воспламеняются им и это на данном этапе важней, чем теоретические определения. Эта сторона Учения Христа передана в Евангелиях наилучшим образом. Евангелисты сумели передать и образ Иисуса и потрясающую драму добровольной жертвы, непонимание окружающих (их самих в том числе), предательства, отступничества близких и, наконец, мученической смерти, передали это так, что шедевры мировой драматургии бледнеют перед бесхитростным изложением этих простых людей и, уж точно, неискушенных литераторов.

Не случайно великие творцы во всех жанрах искусства всех времен и народов нашей эры возвращаются и возвращаются к евангельскому сюжету, создавая такие шедевры, как например, баховские “Страсти по Матфею”, и, вообще, вся духовная музыка, как бесконечные художественные и скульптурные “Распятия”, “Положения во гроб”, “Оплакивания”, “Воскресения”, иконы “Спаса”, как рублевская “Троица” и т.д. Только в русской литературе и евангельскому сюжету обращались или хотя бы вставляли в свои произведения реминисценции и цитаты из него такие мастера, как Булгаков в “Мастере и Маргарите”, Есенин, цитируя прямо на иврите: “Ави, Ави, лама савагфани” и Постернак: “Если только можешь Аве Отче, чашу эту мимо пронеси”.

И все равно никто из них не превзошел по силе выражения бесхитростного изложения Евангелиста:

“И взял с собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать.

И сказал им: душа Моя скорбит смертельно…

И говорил: Авва Отче! Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты”.

(Мар. 14. 33, 34, 36)

Или у Матфея:

“Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать? Отче! Избавь Меня от часа сего! Но на сейчас я и пришел”.

Но как ни важно научить людей духу через жизнь и смерть Иисуса, но одного этого недостаточно. Необходимо еще вербальное обучение. Необходимо потому, что в Учении, в общем Учении, частями которого являются и Моисеево и Иисусово и добавки Давида, Пророков и тех, кто будет развивать его дальше, дух и конструктивная часть – закон и мораль – неразделимы. Это – единое целое и нужно что-то сказать и о взаимоотношении, взаимодействии этих частей. И Иисус говорит это. И если уж передавать учение о духе словами, то лучше делать в художественной форме, а не в научных формулировках. Ибо искусство лучше, чем наука передает духовные (и душевные) тонкости. Поэтому Иисус обычно прибегает к притчам: “И учил их притчами много” (Мар. 4.2). И притча о блудном сыне, и о богаче и Лазаре, и о сеятеле, и о горчичном зерне, и много других. И там, где не сказано прямо, что это притча, все равно речи Иисуса имеют образный, художественный, а не научный стиль. Притчи и притчевый стиль встречаются и в Ветхом Завете, но практически только у Соломона. И у него они затрудняют восприятие смысла его речей. Причем хитромудрый Соломон к тому и стремится для произведения большего впечатления на читателя. Иисус, конечно, вовсе не ставит Себе цели затемнять смысл Своих речей. Тем не менее, и у него притчи, как и вообще искусство, допускают разное их понимание. Поэтому (в том числе) и ветвилось христианство обильнее, чем Иудаизм и расходились его толкования до немыслимых крайностей.

Пример того, как далеко можно уйти от истины, используя притчевый, образный, художественный стиль Евангелий, дает так называемое эзотерическое Христианство – продукт модам Блаватской и ее ученицы Бизант. Основная идея их в том, что помимо Учения Христа, содержащегося явно в Новом Завете, есть другое, тайное Его Учение, сокрытое в притчах. Оно сообщено было Апостолам открыто, но им не велено было передавать его прочим людям. А вот Блаватская и Бизант его “раскрыли”. Опираясь, естественно, на возможность кривотолкования притч. Ну и намололи про всякие мистические силы, влияющие на судьбы людей, помимо и независимо от Бога, силы с которыми человек (с помощью Блаватской и Бизант) может выйти в контакт на пользу себе, а заодно и во вред своим противникам. Последнее, мол, и было причиной, почему Иисус Христос не велел Апостолам раскрывать людям это тайное Учение. Непонятно, правда, почему мадамы решили это сделать сами. В результате вместо светлого, не легкого, конечно, для понимания, но отнюдь не тайного Учения Христа, появилось мракобесие в духе тайных жреческих учений Востока, против которых неоднократно выступал и Моисей и Пророки и Сам Иисус Христос.

Конечно, можно заподозрить Блаватскую и Бизант в сознательном искажении смысла Учения Христа, подобно тому, как в предыдущей части мы заподозрили в этом Корея в отношении Учения Моисея. Но в общем, притчевый стиль способствует тому, что и при искреннем желании понять правильно читающий все равно легко может ошибиться. Возьмем, например, известную притчу о блудном сыне. Тут без всякого злого умысла на первый взгляд кажется, что притча учит: кающийся грешник лучше праведника. И до подобного вывода дотолковывались многие и многие, о чем свидетельствует русская пословица: “Не согрешишь, не покаешься”. Но как будет показано, Иисус имел здесь в виду другое.

Кроме того, правильное понимание Учения Иисуса осложняется также фактором, который имел место и в случае Учения Моисея. А именно конкретностью истины, обусловленностью ее обстоятельствами. Мы помним, что даже “не убий” и “не укради”, обусловлены обстоятельствами. Вообще говоря, “не убий”, но в каких-то обстоятельствах (у Моисея в отношении убийцы совершившего преднамеренное убийство, в современном уголовном кодексе – при оправданной самозащите) можно или даже нужно убить. Обусловленность обстоятельствами относится к любым истинам, включая физические законы и теории. Но хотя сам факт обусловленности любой истины обстоятельствами был отмечен и в замечательной форме выражен еще Соломоном (“Есть время разбрасывать камни и время собирать камни…) и лет так тысячи через три в лаконичной форме повторен Марксом (“Всякая истина конкретна”), признание сего факта не решает и весьма мало облегает задачу применимости конкретной истины в конкретных обстоятельствах. Мы видели, какие фокусы вытворяли евреи, применяя относительно простые истины Моисеева Учения в конкретной действительности в эпоху Судей, т.е. до Соломона. Но и после того, как узнали от Соломона про конкретность истины (в эпоху Царей), дело не пошло много лучше. Проблема эта и сегодня в общем виде не решена и порождает немало явлений весьма судьбоносных для современного человечества. Прежде всего это кризис истины, как таковой, начавшейся в 20-м веке и продолжающийся и поныне, кризис выражающийся в релятивизации истины вплоть до утверждений об отсутствии объективной истины, также как и способов ее установления и обоснования, отсутствии ее даже в науке, даже в самой рациональной из наук физике. Вот как, например, об этом пишет философ П.Фейерабенд:

“Не существует никакого научного метода; не имеется никакой простой процедуры или множества правил, которые лежат в основе какого-либо исследования и гарантируют, что оно является научным и тем самым заслуживает доверия”

(Feyerabend P. “Science in a free society”, London, New York, 1978).

С релятивизацией истины, как таковой, очень связана и релятивизация моральной истины, из чего, естественно, вытекает просто отрицание морали. Если “не убий” становится относительно, т.е. можно и убить, причем вне всякой связи с обстоятельствами, то зачем вообще провозглашать этот постулат, точно также как и другие.

Попытки релятивизации истины существовали всегда. По крайней мере, они прослеживаются с тех времен, как существует наука, философия и монотеистическая религия. Но мощный кризис истины 20-го века был обусловлен тем, что самая рациональная из наук – физика столкнулась с парадоксами радикального изменения своих понятий и выводов при переходе от одной фундаментальной теории к другой (пространство и время абсолютны у Ньютона и относительны у Эйнштейна) и не смогла их рационально объяснить. На этой почве и возник целый ряд релятивистских философских направлений, начиная с философского релятивизма и кончая пост позитивизмом, некоторые из которых поныне доминируют в западной философии. Как я показал в моей теории познания (“Неорационализм”, Киев 1992) и цикле статей по Единому методу обоснования (“Философские исследования”, Москва, _ 3, 2000, _ 1, 2001, _ 2, 2002) правильное истолкование упомянутых парадоксов (снимающее проблему и саму парадоксальность) связано с правильным пониманием условий применения соответствующих теорий, границ их применяемости или, что то же, их пресловутой конкретности. То же обстоятельство, что до сих пор это никем не было сделано (несмотря на всю важность задачи), показывает насколь нетривиальна задача установления границ или обстоятельств применимости конкретной истины.

К этому следует добавить, что это задача становится тем сложнее, чем более сложен объект исследуется. Что же касается духа, как объекта исследования, то сам создатель теории относительности Эйнштейн говорил, что человек, который создает теорию относительности для сферы человеческих отношений (в которых дух играет главенствующую речь) будет гениальнее его. Отсюда видно, насколь возрастает трудность понимания конкретности истины, когда речь идет о тех истинах, которым учит Христос.

Вот относительно простой пример:

“Тогда приходят к Нему ученики Иоанновы и говорят: почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся?

И сказал им Иисус: могут ли поститься сыны чертога брачного, пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься”.

(Мат. 9, 14,15)

Пример относительно прост, потому что здесь Иисус не дает новую истину-постулат, а устанавливает границу истины, данной уже раньше Моисеем – требования поститься в определенные дни. Но и в этом относительно простом случае нельзя понимать Иисуса слишком буквально. Речь не о том, что пост можно отменить из-за свадьбы или приезда важного гостя. Смысл поста – духовный, чтобы люди отвлеклись от забот о теле и подумали о надличном. Еще до Христа было понято евреями, что духовное важней материального. Но Иисус имеет здесь в виду, что и в сфере духа есть система предпочтительности, подобная той, что, как мы уже выяснили, есть между моральными заповедями. Он имеет в виду, что присутствие Его – Сына Божия, гораздо более важное духовное событие для Его учеников, чем пост. Земные же женихи поста не отменяют.

А вот другой пример. В упоминавшейся уже притче о фарисее и мытаре есть такая фраза – постулат Иисуса:

“… всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится”

(Лук. 18.14)

Абсолютное, без учета границ применимости понимание этой фразы (особенно второй ее части) привело к таким уродливым явлениям христианской жизни, как культ юродивых и юродствующих на Руси, как тот тип христиан, которых Ницше в “Так говорил Заратустра”, называет “последний человек”.

Как нужно понимать в данном случае Иисуса Христа, а также во многих других подобных, я буду рассматривать в следующей главе, когда перейду непосредственно к Его Учению.

Ко всему этому надо добавить, что, как и в Моисеевом Учении, здесь играет роль то обстоятельство, что бесконечная мудрость Бога не может быть уложена в рамки никакого конечного текста. Мало того, как говорит Иоанн:

“Многое и другое сотворил Иисус; но если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг. Аминь”.

(Иоанн 23.25)

Поскольку дела Иисуса есть также часть Его Учения, а из слов Его, как мы уже поняли, тоже много чего не было записано, то немалая часть Его Учения не дошла до нас. А всякое сокращение усложняет понимание.

И, наконец, на каждом из Евангелий лежит печать личности его автора. Особенно это касается Евангелий от Луки и от Иоанна. Лука – врач и в силу своей профессии способен более других Евангелистов и мыслить и излагать рационально, логично, понятно. И именно из его Евангелия разъясняются многие неясные в других Евангелиях места. Он же, не считая сокращенной по сравнению с Матфеем Нагорной проповеди, наиболее полно излагает вербальное Учение Христа (и потому его Евангелия и самое большое).

Иоанн же – натура поэтическая и со склонностью к мистике. Его Евангелие наиболее впечатляет художественной силой изложения. Но у него более чем у других сказывается недостаток школы мышления, и он не заботится о противоречивости своего текста и о том, как его будут воспринимать читатели. Поэтому именно от Евангелия от Иоанна (а также от его Апокалипсиса) произошло в дальнейшем наибольшее число криво толкований Учения Христа.

Все вышесказанное в этой главе относится к проблеме толкования Нового Завета. Но моя книга не является просто еще одним толкованием Ветхого, а теперь и Нового Заветов. О специфике моего подхода я писал во вступлении к предыдущей части. Естественно, что этот подход сохраняется и в этой части. Но в связи с некоторыми особенностями Нового Завета, сравнительно с Ветхим, я должен свой подход здесь уточнить.

Напомню, что меня интересовало и интересует развитие в Библии учения о том, как нужно жить людям и эволюция этого учения, а не ритуалы и теология. Что касается ритуалов, то я определился в отношении их в предыдущей части. Что касается теологии, то Ветхий Завет позволял мне проследить развитие Учения, не углубляясь во взаимоотношения его с теологией. Я ограничился лишь принятием аксиом, что Бог есть и что Он всеведущ, обладает абсолютной истиной. Последнее сохраняется и в этой части и распространяется на Иисуса Христа.

Но этого недостаточно, чтобы исследовать Учение Иисуса Христа, не касаясь сверх того теологических аспектов. Это потому, что Учение Иисуса, как я уже сказал, сконцентрировано на духе, а понятие духа в рамках Нового Завета тесно переплетается с чисто теологическим понятием Духа Святого. Поэтому, прежде чем приступить к Учению Нового Завета, я обязан позиционироваться более подробно в отношении теологических аспектов его и Библии вообще.

Во вступлении к первой части книги я писал о сложности объяснить эволюцию вселенной и жизни на Земле людям, у которых не было тех знаний, которыми мы обладаем сегодня. Им в Ветхом Завете, в Бытии давалась упрощенная схематическая и символическая картина сотворения в понятиях, которыми эти люди уже обладали. Не могли же они воспринимать объяснения, в которых бы фигурировали “кванты”, “кварки” и подобные понятия, о которых они тогда не ведали и чего понять не могли без прохождения соответствующего этапа развития науки. А без этого им нельзя было объяснить, как было на самом деле, без упрощений, не символически.

Теперь представим себе, насколь сложнее объяснить Самого Творца по сравнению с Его творением. Поэтому все, что связано с теологией, носит в Библии еще боле символический характер, чем, скажем, схема описания Творения. Но если, по мере развития науки, мы получаем возможность разобраться с тем, что стоит за символами картины Творения в Бытии, то вряд ли мы когда либо получим возможность (до “конца времени” по крайней мере) выяснить на научном уровне, что стоит за символами “Бог”, “Сын Божий”, “Дух Святой”, “Царство Небесное” и т.д. Это потому, что наука опирается на опыт. В отношении Творения мы можем производить эксперименты. Но не в отношении Творца.

Поэтому я считаю бессмысленными все теологические споры по вопросам типа, какова сущность Бога или как может быть Иисус Христос одновременно Богом и Сыном Божьим, т.е. Сыном Самого Себя. Гипотетически можно объяснить все, что угодно. Ну например, ясно, что слово “Сын” в словосочетании “Сын Божий” не может иметь обычного, т.е. биологического, смысла. Потому что сын в обычном смысле слова имеет не только отца, но и мать. Он имеет набор генов, заимствованный от обоих родителей. Земной Иисус Христос имел мать Марию. Но Сын Божий, воплотившийся в Иисуса Христа существовал изначально и потому никакой матери иметь не мог. А можно ли говорить о генах применительно к Богу и Сыну Божьему, мы решительно не знаем и не имеем возможности узнать.

Кроме того, Иисус в Евангелии называет себя не только Сыном Божиим, но и Сыном Человеческим. Это-то уж точно образное выражение. Не станем же мы его понимать как то, что Иисус является биологическим сыном всего человечества”

Ну а если “Сын Божий” имеет не такой смысл, как “сын Иванова” и, какой именно это имеет смысл, мы вообще не знаем, то тогда Иисус может быть и Богом и Сыном Божьим одновременно. Опровергнуть такое объяснение мы не можем, но это не значит, что оно дает нам правильное понимание ситуации. Тут вообще нельзя говорить о “понимании” в том смысле, в каком мы употребляем это слово в науке.

Если понимать слова, касающиеся теологии любой религии в буквальном смысле, то любую из них можно превратить в цирк. Ну например, при таком подходе, о каком чистом, абсолютном монотеизме, о каком “Бог один” в иудаизме может идти речь, если это в Ветхом, а не Новом Завете впервые упомянуты Сыны Божии, да еще такие, которые ничтоже сумняшеся “входили к дочерям людей”, да еще такие, среди которых был и Сатана (в книге Иова). Объяснение, что Сыны Божии – это ангелы, ничего не меняет, потому что, если кроме людей и единого Бога есть еще какие-то высшие силы, то какая разница, назовем ли мы их ангелами, Сынами Божьими или младшими, подчиненными богами.

Насколь бессмысленны, вообще, теологические споры свидетельствует то, до чего они доходили во времена средневековья, когда на полном серьезе обсуждались вопросы вроде, сколько чертей может поместиться на конце иглы. Сегодня любой уважающий себя теолог от тех дискуссий постарается откреститься, как от вздорных. Но вряд ли кто из этих теологов сумеет провести принципиальную грань различия между тогдашними и сегодняшними теологическими дискуссиями.

Выше я писал об обильном ветвлении христианства в связи с неясностью и видимыми противоречиями в Новом Завете, допускающими разное толкование. Подавляющее большинство этих ветвлений обусловлено разными толкованиями именно теологии Нового Завета, которая представляет для этого столь неограниченные возможности, что сегодня представители некоторых конфессий или культов договариваются до того, что Иисус Христос – Сын Кришны (Международное общество сознания Кришны – МОСК).

А вот когда мы говорим об Учении, которое учит нас как жить, то здесь мы становимся на твердую почву, где может быть найден общий язык между представителями и разных конфессий и разных религий и даже между людьми религиозными нерелигиозными. О том, какое это имеет значение в наш, раздираемый глобальными противоречиями, век и говорить не приходится.

Правда, на первый взгляд это далеко не очевидно и даже наоборот. Ведь как уже было показано и Ветхий и Новый Заветы содержат много видимых противоречий, причем не только в сфере чистой теологии, но и в сфере Учения. Но, во-первых, здесь, в сфере Учения, у нас есть критерий истинности – опыт и опыт этот – это человеческая история. Принятие обществом той или иной трактовки Учения влияло на качество его жизни и его судьбу. Конечно, это не единственный фактор, определяющий и то и другое, поэтому его влияние невозможно отследить на коротком историческом интервале. Но на достаточно длинном можно, что я и показал в первой части книги и буду показывать в этой.

Во-вторых, я утверждаю, что противоречия в Учении только видимые и их можно разрешить. Я показал это для Ветхого Завета и намерен показать это и для Нового. А вот противоречия между разными толкованиями теологических аспектов принципиально не арзрешимы.

Наконец, я утверждаю и намерен это показать, что Учение Ветхого и Нового Заветов это единое Учение, ведущее к одной цели – достижению человеком “образа и подобия Божия”.

Если представители разных конфессий, а тем более религий, а также нерелигиозные люди договорятся по поводу Учения, по поводу того, как надо жить и что есть хорошо, а что плохо, что морально и что аморально, это разрешит большинство нынешних конфликтов. Расхождения же в чисто теологических вопросах никому при этом не будут мешать. Пусть одни верят в единого Бога, а другие в триединого. Кто прав в этом вопросе выяснится в “конце времен”.

Причем отказ от попыток “залезть Богу в душу”, т.е. от капания в сущности Бога, от попыток описания Царства Небесного и что там будут делать люди и т.п., не подрывает и не ослабляет веры в Бога, как то утверждают богословы. Наоборот, именно постоянные, не выдерживающие критики теологически рассуждения, некоторых из которых я еще коснусь, вызывают недоверие и подрывают веру.

Поэтому, исследуя Учение Нового Завета, я буду касаться теологических аспектов его лишь в той мере, в какой это нужно будет для прослеживания учения о духе.

Глава 3. Благая весть

Квинтэссенция Нового Завета и одновременно революционный поворот в движении идеи, в эволюции Учения в целом – это “Благая весть”. Само слово “Евангелие” в переводе с греческого как раз и обозначает благую весть.

Как говорит Лука:

“Закон и пророки до Иоанна (Крестителя – мое); с сего времени Царствие Божие благовествуется”.

(Лук. 16.16)

Знаковая фраза. Она для то и сказана, чтобы подчеркнуть революционность перехода, обратить на нее внимание.

Так о чем же Благая Весть? Как видно из слов Луки, Благая Весть это весть о Царствии Божием, которое наступит на Земле (когда? – не будем пока уточнять). Хорошо, но что в этом революционного с точки зрения Учения? Какое это вообще имеет отношение к Учению?

Ну, если понимать эту фразу Луки буквально, то революционность тут прямо большевистская: “до основанья, а затем”. Закон и пророки, т.е. прежнее Учение просто отменяется, причем не с момента наступления Царства Божия, а “с момента публикации постановления”, “с сего времени” сказано.

Но понимать буквально эту фразу Луки нельзя, потому что вслед за ней идет:

“Но скорее небо и земля перейдут, нежели одна черта из закона пропадет”.

(Лук. 16.17)

Не будем пока останавливаться на том, как нужно понимать обе эти фразы вместе, а вернемся к вопросу, какое отношение Благая Весть имеет к Учению, что она для него значит. Для начала обратимся, как это принято, к первоисточнику. Я имею в виду не Библию, как таковую, и не Новый Завет, а Иоанна Крестителя. Именно от него древние евреи впервые узнали про Благую весть о Царствии Божием:

“В те дни приходит Иоанн Креститель и проповедует в пустыне Иудейской

И говорит: покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное.

И крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои!”

(Мат. 3.1,2,6)

Из дальнейшего выясняется, что Царствие Божие, оно же небесное – это, условно говоря, приятное место, куда попадут праведники и те, кому будут прощены грехи их в “конце времен”. А прочие попадут в ад. Вот это уже революционно с точки зрения Учения. Не по-большевистски с разрушением основания, но если можно так выразиться, нормальные революционно. Революционно в том смысле, в каком революция присутствует в любой эволюции, включая биологическую. Та ведь тоже не происходит абсолютно равномерно, а, как сегодня выяснилось, имеет внутри себя скачки -революции. Революционно в двух отношениях. Во-первых, давно волновавший евреев и до сих пор нерешенный вопрос о справедливости в отношениях между человеком и Богом решается и решается таким образом, на который не было и намека в Ветхом Завете. Если помним, смысл Завета евреев с Богом, упрощенно говоря, был таков: будете себя хорошо вести, будет вам хорошо; будете плохо себя вести – будет плохо. Евреи сначала восприняли его в индивидуальном плане, как относящийся к каждому в отдельности, и долго стонали и стенали, что “Всем и всем одно: одна участь праведнику и нечестивому” или еще хуже: “Путь праведника усеян терниями”, а “путь нечестивых благоуспешен и все вероломные благоденствуют”. Но потом начали прозревать, что к индивиду это не относится, а относится к народу в целом. Ну, избранные натуры удовлетворились приверженностью к добру из принципа, во имя блага народа, но многих и многих мучил вопрос: зачем же быть праведным, когда грешным быть, по крайней мере если не попадаться, приятней и полезней, а то, что будет с народом, так это ведь когда-то, а не со мной сейчас. И вот приходит, наконец, вразумительный ответ на вопрос “зачем?”. Оказывается эта жизнь – это еще цветочки, бренная она и преходящая, “все там будем”. А ягодки – это та другая, непреходящая, вечная, которая наступит в “конце времен”. Но несмотря на то, что мы “все там будем”, не все мы там будем в одном месте. А один будет вкушать райскую жизнь в Царстве Небесном, а другие – терпеть адские муки, естественно, в аду.

“Так будет при кончине века: придут Ангелы и отделят злых из среды праведных.

И ввергнут их в печь огненную: там будет плач и скрежет зубов”

(Мат. 13.49,50)

Это, конечно, мощный стимул каждому, чтобы быть праведным и не грешить.

Другой революционный момент Благой Вести – это прощение грехов. Правда, само понятие прощения грехов мелькает тем и сям еще в Ветхом Завете. Давид просит Бога простить ему его грехи. Соломон чуть ли не указание дает Богу, кому какие грехи прощать. Но нет и намека не то, что указания, а кому, собственно, сам Бог простит грехи, за что простит, что должен сделать человек для этого прощения. Не ясно даже, возможно ли такое в принципе, Яхве те веде – Бог ревнитель. Со временем, правда, найдутся еврейские толкователи, которые дотолкуются до того, что, мол, выполнение одной “мицвы”, компенсирует один грех. Но это толкование на их совести, ибо в самом Ветхом Завете нет и намека на подобное.

А вот теперь дается Богом через Своего Сына обещание прощать грехи:

“Пойдите, научитесь, что значит: “милости хочу, а не жертвы”? ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию”

(Мат. 9.13)

Причем прощать не поштучно, а все оптом, и указывается, что, собственно, человек должен сделать, чтобы получить это прощение. Указывается и смысл прощения – прощенные вместе с праведниками попадут в Царствие Небесное. Это, во истину, тоже революционное изменение.

Вспомним Давида. Как сильно он переживал свой грех овладения чужой женой и отправку ее мужа на верную смерть. Натуру сильную и чистую такие переживания могут толкнуть на путь окончательного погрязания в пучине греха. Мол, если уж рухнул мой чистый союз с Богом, то пусть теперь будет союз с дьяволом. Давид интуитивно находит правильный путь, обращаясь со страстной мольбой к Богу о прощении. Но нужно было быть именно Давидом, чтобы в дохристианскую эпоху (и, добавим, до давидовскую) обращаться к гневливому и мстительному Яхве с просьбой о прощении греха и надеяться на его получение. И вот теперь такая надежда дана каждому. Это мощный стимул к тому, чтобы согрешившие не теряли надежды и стремились исправиться. Хотя, как увидим, это может быть использовано и как стимул, чтобы грешить вновь и вновь и вновь и вновь каяться.

Но что же должен сделать человек, чтобы получить прощение? И любой ли человек, за любые грехи может получить его или нет? И кто попадет в Царствие Божие, не нуждаясь в прощении? Это кардинальные для христианства вопросы, от ответа на которые зависит понимание многого в Учении Христа, вопросы, вокруг которых ломаются копья толкователей и сторонников разных конфессий, начиная с самих Апостолов и до наших дней.

Первичный ответ на эти вопросы мы находим уже у Иоанна Крестителя. Из цитируемого выше отрывка следует, что чтобы получить прощение нужно креститься и покаяться в совершенных грехах. Из продолжения этого отрывка становится ясно также что не каждому и не любые грехи могут быть прощены. Саддукеям и фарисеям, пришедшим к нему креститься, Иоанн отказывает и добавляет:

“Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; я не достоин понести обувь Его; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем;

Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым”.

(Мат. 3.11,12)

Пшеница, которая будет собрана в житницу, – это те, кому грехи можно простить и которые покаются, а прочие, в частности саддукеи и фарисеи – это солома.

Из этого продолжения ясно также, что ответ Иоанна, как и положено быть ответу предтечи, пришедшему приготовить путь Господу, ответ предварительный, а окончательный ответ, кому и за что прощаться будут грехи, – у самого Иисуса Христа. И действительно Иисус высказывается на эту тему в Евангелии много и по разному. Вот одна серия Его ответов:

“И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому

Дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную”

(Иоанн 3.14, 15)

“Верующий в Сына имеет жизнь вечную; а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем”

(Иоанн 3.36)

“Истинно, истинно говорю вам; слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь”

(Иоанн 5.24)

“Воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день.

Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную”

(Иоанн 6.40, 47)

“Я есмь воскресение и жизнь: верующий в Меня, если и умрет оживет;

И всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек”

(Иоанн 11.25, 26)

Если воспринимать эту серию буквально и отвлечься от других высказываний Иисуса на эту тему, то получается, что для того, чтобы получить “жизнь вечную”, т.е. чтобы попасть в Царство Божие, а не в ад, нужно и достаточно только одно: поверить в Иисуса Христа, как в Сына Божия. При этом неважно, ни кто этот человек, который поверит, ни какие он грехи совершил, не важно раскаивается он или нет, будет ли он и дальше грешить и т.д.

Тут здравомыслящий, а тем более грамотный в Писании читатель может воскликнуть: Не может быть, чтобы даже сам Иоанн Богослов (а вся эта серия цитат из него) это имел в виду и так буквально это понимал. Это верно. Есть признаки, что он не так уж буквально это понимал. Но как, именно, он это понимал, мы в точности не знаем, а можем лишь догадываться и догадываться можем по-разному и даже весьма по-разному. И вся дальнейшая история христианства тому подтверждение. Кроме того, он как и прочие Евангелисты, как было уже сказано, вообще далеко не все понимал и есть признаки, что Иоанн, именно, не очень и стремился разобраться во всем логически. Главное же то, что он понимал, – это одно, а то, что он написал и что дошло до нас в виде текста – это другое. Это написанное дало возможность многим и многим в течении веков, вплоть до наших дней понимать Благую весть весьма далеко от того, что имел в виду Иисус Христов (а не Иоанн) и иногда, как говорится, “с точностью до наоборот””. И наконец, понимание того, что эту серию цитат из Иоанна нельзя понимать буквально, не снимает вопроса, как же нужно ее понимать и каков же ответ дает Новый Завет на исследуемые нами сейчас вопросы. Для продвижения дальше обратимся и другой серии цитат.

Первое, что опровергает возможность буквального понимания Иоанна, это высказывание Иисуса приводимое Матфеем:

“Не всякий, говорящий Мне: “Господи! Господи!” войдет в Царствие Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного”

(Мат. 7:21)

Т.е., как мы и предположили, недостаточно провозгласить: Господи Иисусе Христе, я верую в тебя, чтобы обеспечить себе вечную жизнь.

Нужно еще исполнять волю Отца Небесного. Но в чем она?

От Марка мы узнаем, что:

“Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет”

Т.е. надо еще как минимум креститься.

К этой серии принадлежат и уже цитированные слова Иоанна Крестителя, приводимые Матфеем, из которых следует, что для попадания в Царствие Божие нужно не только креститься, но и покаяться в своих грехах и даже это не всякому поможет, например фарисеи могут не утруждать себя покаянием – им вход в это Царство воспрещен.

А вот еще из Матфея:

“И вот, некто, подойдя, сказал Ему: Учитель благий! Что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?

Он же сказал ему: … Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди.

Говорит Ему: какие? Иисус же сказал: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и люби ближнего твоего, как самого себя”.

(Мат. 19. 16ч18)

Тут вроде бы (если понимать буквально) не нужно и в Иисуса верить и каяться не надо. Требуется лишь делать (или не делать) то, что требовалось в старом Моисеевом законе. Только тогда за это обещались блага в этой жизни, а теперь в той.

И, чтоб не оставалось в этом сомнения, вот еще как говорил Иисус:

“Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить.

Ибо истинно говорю вам; доколе не перейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не перейдет из закона, пока не исполнится все.

Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном. а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном.

Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное”.

(Мат.5.16-20)

Сюда можно добавить еще и это:

“И тогда объявлю им: “Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие”.

(Мат. 7.25)

А вот из Луки:

“И вот, один законник встал и искушая Его, сказал: Учитель! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?

Он же сказал Ему: в законе что написано? Как читаешь?

Он сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя.

Иисус сказал ему: правильно ты ответил; так поступай и будешь жить”.

(Лук.10.25-28)

Опять получается, что достаточно старый завет соблюдать. Ну там не в мелочах, типа не кушать манной каши на молоке с мясной подливой, а в главном: возлюби Бога и возлюби ближнего. Но это уже было у пророков. Кроме того здесь мы видим, что, в отличии от сказанного Иоанном Крестителем у Матфея, законникам, они же фарисеи, вход в Царство Божие не воспрещен абсолютно.

А вот еще очень интересная цитата из Луки:

“Иоанн приходившему креститься от него народу говорил: порождения ехиднины! кто внушил бежать вам от будущего гнева?

Сотворите же достаточные плоды покаяния…

И спрашивал его народ: что же нам делать?

Он сказал им в ответ: у кого две одежды, тот дай неимущему; и у кого есть пища, делай то же…

Спрашивали его также и воины: а нам что делать? И сказал им: никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем”.

(Лук. 3. 7, 8, 10, 11, 14)

Т.е. мало креститься и каяться. Еще до того, как ты пришел креститься и каяться, нужно перестать делать злое и начать делать доброе.

И наконец:

“Ибо придет Сын Человеческий во слове Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздадут каждому по делам его”

(Мат. 16.27)

По Делам, а не по вере.

Как объяснить эти видимые противоречия?

Ну, можно объяснить довольно просто. Ясно, уже, что слово “поверить” в цитатах из Иоанна, в которых речь идет о вере в Иисуса Христа, не означает простой декларации веры. Ну, а если понять его образно, расширенно? Скажем так: поверить – это значит и исправить пути свои, перестать делать зло и начать делать добро, и раскаяться в совершенных грехах и не грешить в дальнейшем. Ну а те, кто и до этого не грешил и поверил в Иисуса, провозгласил, что поверил, те уже автоматом попадают в Царствие Божие. Ну а то, что Иоанн Креститель сказал, что фарисеям даже без греха или покаявшимся все равно вход воспрещен, так он же ведь не Бог, а всего лишь предтеча, ошибался. И у Иоанна Богослова найдем две – три цитатки, позволяющие (при желании) свести все к такой трактовке.

“И изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло в воскресение осуждения”.

(Иоанн 5.29)

“Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня”

(Иоанн 14.21)

Любит, значит верит. Т.е. верить в Иисуса значит соблюдать заповеди Его, а не повторять как мантру: “Я верю” и распинаться в этом перед собой или перед другими.

Но такая трактовка, хоть и не противоречит истине, но страшно обедняет Учение Христа. Если б так оно было, не захватило бы это Учение пол мира и не могло бы и далее покорять сердца людей. То, что при такой трактовке теряется нечто большое, исключительно ценное, должен чувствовать каждый верующий христианин. Да и многие не христиане или вообще не верующие наверняка ощущают это. Возьмем, например, притчу о фарисее и мытаре. Почему фарисей попал в гиену огненную? Ведь он не крал, не убивал, не прелюбодействовал, молился и постился. Можно сказать, конечно, что, а вот гордыня, тоже грех. Это верно, конечно, но опять чувствуем, что не самое главное.

И потом, если так все просто, то почему Сам Иисус не сказал все это так же просто, чтоб потом не было всех этих кривотолкований и ветвлений христианства? Ведь знал же Он, что будут они. Мало того, Он в той Своей человеческой жизни страдал от непонимания Своих же учеников, не говоря о “широких массах трудящихся”, тем более враждебных Ему фарисеев. Так нет же, Он еще и так выражался, что ученики Его просто за голову хватались, думая куда это загнул их Равуни – Учитель:

“Я – хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который я дам, есть Плоть Моя, которую я отдам за жизнь мира”.

(Иоанн 6.51)

Далее Иисус повторяет это еще несколько раз с вариациями, после чего:

“Многие из учеников Его слыша то, говорили: какие странные слова! Кто может это слушать?”

(Иоанн 6.60)

Или

“Я есмь дверь; кто войдет Много, тот спасется, и войдет и выйдет и пажить найдет”

(Иоанн 10.9)

В том то все и дело, что все не так просто, что речь идет о сложнейшей из вещей, о духе (который, конечно, и не “вещь”, в прямом смысле этого слова).

Дух, духовность – главное требование, предъявляемое Учением Иисуса к человеку, для того чтобы он мог попасть в Царство Небесное (или чтобы он приблизился к “образу и подобию Божию”). Требование распространяющееся и на безгрешных.

Но что значит быть духовным? Это невозможно выразить четким определением. Невозможно также сделать людей духовными, бесконечно повторяя им: будьте духовны, дух, дух, дух! Сегодня в наш век инфляции слов многие так и делают, но эта болтовня дает обратный результат, вызывая вместе с отвращением к набрыдшим словам отталкивание от сути того, что они выражают.

И даже великой жертвы Иисуса, жертвы, играющей исключительную роль в пробуждении духовности в людях, недостаточно, чтобы научить людей в бесконечных разнообразных обстоятельствах, порождаемых жизнью, что духовно, а что не духовно, что истинно духовно, а что ложно духовно. Ибо как ни в какой другой сфере, в сфере духа есть тьма соблазнов и искушений, тьма ловушек, лабиринтов и тупиков. История человечества вплоть до наших дней переполнена примерами этого, а с одним из них мы уже сталкивались. Ведь фарисеи изначально по интенциям своим были духовны. Они восстали за веру, завещанную им Богом, против предающих ее саддукеев. А чем кончили?

Блестящий пример возможного искушения в области духа дает Сам Иисус в истории, когда дьявол искушает Его:

“Там (в пустыне – мое) сорок дней Он был искушаем от диавола.

И повел Его в Иерусалим, и поставил Его на крыше храма, и сказал Ему: “Если Ты Сын Божий, бросься отсюда вниз;

Ибо написано: “Ангелам своим заповедает о Тебе сохранить Тебя;

И на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею!

Иисус сказал ему в ответ: сказано: “не искушай Господа Бога твоего””

(Лук.4.2,9-12)

На чем здесь играет дьявол? Он играет на вере, т.е. на духе. Иисус не попадает в эту ловушку. Но в чем тут подвох? Ведь Иисус Сам неоднократно призывал к безграничной вере. Для того, чтобы не попадать в такие ловушки, надо иметь, так сказать, общую теорию духа. Но как сказано, рациональной научной теории духа в силу природы объекта быть не может.

Поэтому Иисус в притчах и поэтичных речах своих вылепляет как бы мозаичный образ духовности, одновременно иллюстрируя, что есть истинная духовность в по возможности широком кругу различных обстоятельств.

Вот притча о прощенных грехах из Луки. Иисус пришел в гости к фарисею, который пригласил его откушать. Служанка фарисея, грешница помазала Ему волосы маслом, омыла ноги, вытерла их своими волосами и беспрерывно целует их. Фарисей подумал, что если бы Он был пророком, то знал бы, что она грешница и не разрешил бы ей это делать. Иисус же, прочитав его мысли, рассказывает ему притчу о двух должниках, которым прощается долг, одному большой – 500 динариев, другому – 50.

“Скажи же, который из них более возлюбит его? (того, который простил долг – мое)”

(Лук. 7.42) и добавляет

“… прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много”

(Лук. 7.47)

Аналогична притча о блудном сыне, которая заканчивается словами:

“Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одним грешнике кающемся, нежели о девяносто девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии”

(Лук. 15.7)

Что тут имеется в виду? Не то, конечно, что грешники, пусть даже раскаявшиеся, лучше праведников, а то что сила раскаяния, сила чувства, веры, есть первостепенной важности фактор для определения, попадет ли человек в Царствие Божие или в ад. И что чем больше эта сила, тем большие грехи могут быть прощены раскаявшемуся. Естественно, что это вовсе не означает, что сила чувства, сила веры у кающегося грешника обязательно выше, чем у праведника, а у того у кого больше грехов, больше чем у того, у кого их меньше. Но в жизни вообще, а в ту фарисейскую эпоху в особенности, многие, очень многие, считающие себя праведниками, утратили ту силу чувства, без которой нет духа. У раскаявшихся же, у искренне раскаявшихся, этот всплеск обычно бывает очень высок. Именно это имеет в виду Иисус в этих и многих подобных притчах. То же, что всплеск чувств при раскаянии может быть не так уж велик, а главное, как это стало характерно в последующие века, он может быть кратковременным и на завтра раскаявшийся будет вновь грешить, и тогда ему не будет прощения, это Иисус опускает в этих притчах. Опускает по многим причинам. Главная же та, что всех нюансов и поворотов в обстоятельствах не способен перечислить и уголовный кодекс, но уголовный кодекс – это нудьга, которую читают только профессионалы по необходимости. Первейшая же задача Иисуса – это разжечь дух. Поэтому детализацию обстоятельств Он дает лишь в первом приближении и с учетом, так сказать, исторического момента. Дальнейшая детализация и учет новых обстоятельств и моментов возлагается на нас, живущих в этих обстоятельствах и моментах.

А вот история с Марфой и Марией:

“В продолжение пути их, пришел Он в одно селение; здесь женщина именем Марфа, приняла Его в дом свой;

У нее была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слова Его.

Марфа же заботилась о большом угощении и подошедши сказала: Господи! Или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? Скажи ей, чтобы помогла мне.

Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! Ты заботишься и суетишься о многом.

А одно только нужно. Мария же избрала благую участь, которая не отнимется у нее”

(Лук.10.38-42)

Тут вроде бы Марфа делает то же, что служанка – грешница в предыдущей истории – заботится об Иисусе и тем проявляет любовь к нему. И сколько раз в подобных ситуациях в жизни раздается вопль обывателя: я работаю, вкалываю, а она сидит, ничего не делает, только слушает, подумаешь барыня! Да и нет у нас тут никаких свидетельств, никаких знаков не дано нам, что Мария любит Христа больше Марфы. А такой тонкий писатель, как Чапек, даже обыграл эту историю в своих “Апокрифах”, представив дело так, что Марфа любит Христа гораздо больше, чем Мария, но красивой Марие всегда достаются роли представительные, а ей, некрасивой, судьбой отведено выражать свою любовь заботами. И вообще, кто сказал, что заботы это не любовь?

Но не в одной силе чувства дух, истинный дух. Ведь религиозные фанатики – люди необычайной силы чувства. Только направлено оно у них не на то. Или точнее на то, на служение Богу, но неправильно понимаемое служение. Поэтому, если есть возможность услышать слова Учения от Самого Учителя, от Сына Божия, то гораздо важнее впитывать эти слова, важнее даже чем услужить Ему в пище и удобствах.

А вот знаменитое Его “не мир, но меч”:

“Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч;

Ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее.

И враги человеку – домашние его

Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня; не достоин Меня

И кто не берет креста своего и не следует за Мною, тот не достоин Меня”

(Мат.10.34-38)

И в другом месте

“И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою.

Он же сказал в ответ говорившему: кто матерь Моя, и кто братья Мои?

И указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот Матерь Моя и братья Мои;

Ибо кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот мне брат и сестра и матерь!

(Мат. 12.47-50)

Что это? Разве Иисус не признает “Чти отца и мать своих”? Разве не Он сказал: “Я не пришел отменить закон и пророков”, закон, в котором и сказано: “почитай отца и мать своих”? Разве не из Его уст прозвучало “Почитай отца и мать” в уже цитированном выше ответе Его книжнику?

Но мало того, вот еще такая история.

“Еще другой сказал: я пойду за тобою, Господи! Но прежде позволь мне проститься с домашними моими

Но Иисус сказал ему: никто возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия”

(Лук. 9.61, 62)

Т.е. даже тому, кто добровольно идет за Ним отрекаясь от мирских благ и оставляя отца и мать и хочет только проститься с ними, Он ставит это в упрек. Неужто и этот недостаточно любит Христа? Кому-то можно просто исполнять заповеди Моисеева Учения, чтить отца и мать своих и этого достаточно, чтобы получить “жизнь вечную”, а другой избирает путь жертвенный, а ему и проститься с родителями грех?

Никто не требует от человека подвигов в мирное время. Тогда, если ты не почитаешь отца и мать своих, оставляешь их неизвестно ради чего, ты – “редиска”, нехороший человек и фиг тебе, а не Царствие Небесное. Но если пришла война к порогу дома твоего, если враг угрожает всей твоей земле, бери винтовку, оставляй отца и мать своих, оставляй детей своих и иди воевать. Ибо ты идешь воевать и за них тоже, а если останешься с ними, то предашь и дом и близких своих.

И то же и более того на войне духа. Ибо в том, что не касается духа, должно быть максимальное миролюбие и прощение врагам своим. Тут можно подставить правую щеку, когда тебе ударили по левой. Но там, где речь идет о духовной истине, там нет компромиссов, там разделяются сын с отцом и мать с дочерью. Там те твои браться, кто “в духе” с тобой.

“Не мир, но меч” – это война духа против бездуховности и тем, кого коснулась она, она бросает вызов: следовать за Иисусом или тихое предательство неучастия. Наверно, не каждому дано свыше следовать за Ним, но уж если кому дано это или кто избрал это сам, для тех “не мир, но меч” и к ним особые требования. Ибо

“… от всякого, кому дано много, много и потребуется; и кому много вверено, с того больше взыщут”

(Лук. 12.18)

Не просто особые требования, но требования беззаветного, жертвенного служения идее:

“Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер, а потом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником.

И кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником”

(Лук.14.26,27)

Многие ли из священнослужителей, самим своим саном заявляя, что следуют за Христом, выполняют эту Его заповедь?

Тема Благой вести не будет исчерпана и суть ее не будет достаточно прояснена, если не разобраться, не сделать хотя бы попытку разобраться в понятии Царствия Божия. С него начинается Благая весть и, как сказано, она является мощным стимулом людям и чтоб не грешили, и чтоб согрешив каялись и исправлялись, и чтоб не давали своим душам заплыть жиром, чтоб были людьми духовными. О Царстве Небесном очень много говорится в Евангелиях, но очень неясно, более неясно, чем о чем либо другом. Мало того, что неясно, но есть много видимых противоречий, которые и критикам Христианства дают оружие в руки и для верующих являются соблазном и искушением – позволяют толковать Благую весть вкривь и вкось.

Из того, что сказано в конце предыдущей главы о символичности теологических понятий, вытекает, что и неясностей и видимых противоречий в случае с Царством Небесным следовало ожидать. И разобраться на научном уровне в том, что есть Царство Небесное и во всех противоречиях в Евангелие, с ним связанных, нечего и надеяться. Тем не менее я хочу отследить эту видимую путаницу, потому что прояснятся из нее кой какие вещи, связанные с тем, что меня интересует, связанные с духом и вообще Учением.

Итак, прежде всего большинство высказываний Иисуса о Царствии Божием характеризуются, можно сказать, нарочитой неясностью и видимым нежеланием быть ясным, уклонением от этого. Вместо того, чтобы говорить о том, что из себя представляет Царство Небесное, Он, даже когда Его об этом прямо спрашивают Его ученики, рассказывает им притчи, смысл которых, даже иносказательный, не в том, что есть Царство, а в том, какую ценность представляет оно в сравнении с земными благами или что нужно сделать, чтобы туда попасть, и даже почему нечестивые не наказываются Богом прямо сейчас, а будут наказаны лишь в “конце времен”.

“Еще подобно Царство Небесное сокровищу, сокрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем идет и продает все, что имеет, и покупает поле то.

Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин,

Который, нашел одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее

Еще подобно Царство Небесное неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода,

Который, когда наполнился, вытащили на берег и севши, хорошее собрали, а худое выбросили вон”

(Мат.13.44-49)

“И сказал: Царствие Божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю,

И спит и встает ночью и днем, и как семя всходит и растет не знает он;

Ибо земля сама собою производит сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе;

Когда же созреет плод, немедленно посылает серп, потому что поспела жатва.

И сказал: чему уподобим Царствие Божие? Или какою притчею изобразим его?

Оно, как зерно горчичное, которое, когда сеется в землю, есть меньше всех семян на земле;

А когда посеяно, всходит и становится больше всех злаков и пускает большие ветви, так что под тенью его могут укрыться птицы небесные”

(Мар.4.26-32)

“Другую притчу предложил Он им говоря: Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем;

Когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел;

Когда взошла зелень и показался плод, тогда явились и плевелы.

Пришедшие же рабы домовладыки сказали ему: господин! Не доброе ли семя сеял ты на поле твоем? Откуда же на нем плевелы?

Он же сказал им: враг человека сделал это. А рабы сказали ему: хочешь ли мы пойдем, выберем их?

Но он сказал: нет, чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы;

Оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в связки, чтобы сжечь их; а пшеницу уберите в житницу мою”

(Мат.13.24-30)

И так далее и тому подобное.

Во-вторых, отметим противоречия в указании сроков наступления Царства Небесного на земле. Из одних высказываний можно понять, что оно наступит скоро, очень скоро, в течении жизни одного поколения, так что даже некоторые из слушающих Иисуса доживут до этого момента:

“Ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого (с чего начнется Царствие Божие на земле – мое)…

И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются;

Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе…

Истинно говорю вам: не перейдет род сей, как все сие будет”

(Мат. 24. 27, 29, 30, 34)

“Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе”

(Мар. 9.1)

Есть даже уточнение этого скорого срока. А именно Царство Небесное грядет после падения Иерусалима, предсказываемого Иисусом:

“Когда же увидите Иерусалим, окруженный войсками, тогда знайте, что приблизилось запустение его…

… ибо великое будет бедствие и гнев на народ сей;

И падут от острия меча, и отведут в плен во все народы; и Иерусалим будет попираем язычниками, доколе не окончатся времена язычников

И будут знамения в солнце и луне и звездах, а на земле унынье народов и недоумение; и море восшумит и возмутится

И тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаке с силою и славою великою…

Истинно говорю вам: не перейдет род сей, как все это будет”.

(Лук. 21.20, 23, 24, 25, 27, 32)

Наконец у Иоанна есть фраза, что Царство Небесное вот вот наступит:

“… наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Божий”

(Иоанн 5.28)

С другой стороны, Царствие Небесное упоминается в одном контексте с “концом времен”. Конечно, конец времен мог бы наступить и до того, как умерли бы все слушавшие Иисуса. По крайней мере до падения Иерусалима, которое осуществилось, как и предсказано было в 69 г. н.э., через 36 лет после смерти Иисуса, некоторые из них наверняка дожили. Но вот времена язычников”, как их ни понимай, растянулись безусловно на гораздо больший срок, чем мог прожить даже самый живучий из учеников Иисуса. Да и вообще, с тех пор прошло уже 2000 лет, а Царства Небесного на земле все еще нет. За это время было огромное количество толкователей, предсказывающих наступление “конца света” в таком то году, затем в таком то. На почве некоторых из этих прорицаний происходили драматические события вроде массовых самосожжений, но конец времен пока не наступил и никто не дал вразумительно объяснения, как же понимать заявление Иисуса о скором наступлении Царства Небесного на земле.

Заметим, что это противоречие трудно списать на символику. Одно дело, сказать что “Царство Небесное” или “Сыны Божии” – это символы, за которыми мы не можем знать, что скрывается. Другое дело, когда говорится, что некоторое событие, пусть неясной сути, но столь выдающееся, что незамеченным оно пройти никак не может, должно произойти еще при жизни слушающих предсказание, а проходит 2000 лет и ничего не происходит.

В-третьих, в случае Царствия Небесного в отличие от всех прочих теологических понятий встречающихся в Библии, есть, если не прямые указания, то, как говорится, толстые намеки на символичность этого понятия. И даже более, чем на символичность. Что я имею в виду поясню в дальнейшем. Сначала, что сказано в тексте:

“Быв же спрошен фарисеями, когда придает Царствие Божие, отвечал им: не придет Царствие Божие приметным образом,

И не скажут “вот, оно здесь”, или: “вот, оно там. Ибо вот, Царствие Божие внутри вас есть”.

(Лук. 17. 20, 21)

Во-первых, как увязать “не придет Царствие Божие приметным образом” с не раз уже упоминавшимися потрясающими знамениями, которые должны предшествовать второму пришествию Сына Божия и наступления Царства Небесного. Мало того, прямо после цитированного Лука пишет:

“Сказал также ученикам: придут дни, когда пожелаете видеть хотя один из дней Сына человеческого и не увидите:

И скажут вам: “вот здесь”, или: “вот, там”, – и не ходите, и не гоняйтесь;

Ибо как молния, сверкнувшая от одного края неба, блистает до другого края неба, так будет Сын Человеческий в день Свой”.

(Лук. 17. 22-24)

Но главное, конечно, это “Царствие Божие внутри вас есть”. Это дает основание заподозрить, что именно в этом, в состоянии души и духа человека и есть подлинный смысл Царства Небесного, а все остальное, включая воскресение всех из мертвых в “конце времен” это, так сказать, агитпункт, предназначенный, чтобы направить людей в правильном направлении. При таком предположении становится понятным нежелание Иисуса объяснять своим ученикам, что же это такое Царство Небесное и что за жизнь там будет после воскресения. Объясняется и противоречие в сроках наступления. Понятно тогда, что некоторые из его Учеников могут достичь Царства Небесного, т.е. соответствующего просветления духа или “образа и подобия Божия” еще при жизни, ну, а все человечество достигнет этого в “конце времени”. Достигнут, естественно, лишь те, кто тогда будут жить. Ну, а что касается умерших за это время и их воскресения, то это, как сказано, “агитпункт”.

Конечно, такая трактовка должна не только покоробить верующего человека, но и вызвать возражения у любого честного и беспристрастного исследователя. Во-первых, есть и о Царстве Небесном хоть что-то вразумительное, пусть не о том, что там есть или будет, так по крайней мере о том, чего там нет:

“Ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают как Ангелы Божии на небесах”

(Мат. 22.30)

Если Царство Божие – “агитпункт”, то зачем грузить и такими подробностями? Хотя с другой стороны, можно это отнести и к тому Царствию Божию, что “внутри нас”. Там, внутри, естественно, тоже не женятся. Но как тогда быть с воскресением из мертвых, о котором в продолжении Иисус говорит еще и так:

“А о воскресении мертвых не читали ли вы реченного вам Богом.

“Я Бог Авраама, Бог Исаака, и Бог Иакова”? Бог не есть Бог мертвых, но живых”.

(Мат. 22. 31, 33)

Не похоже это на агитпункт, даже если бы это было не из уст Сына Божьего, а из уст обыкновенного современного политика. Но главнее – это можем ли мы допустить “агитпункт” от Бога или Сына Божьего? Да еще “агитпункт” со столь настоятельными и повторяемыми обещаниями, вроде

“И взыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло в воскресение осуждения” (Иоанн 5. 29)

Опять же – смотря как смотреть. Вспомним приемы, с помощью которых Бог вдохновлял евреев прежде, чем дать им Учение в Синае. Разве в громах и молниях на горе Синай нет элементов агитпункта? И не уподобляемся ли мы друзьям Иова, распинаясь по поводу того, что Бог не мог обмануть людей, повторяя им много раз про воскресение из мертвых “в конце времен”? А когда Бог советует евреям идти в Египет и успокаивает их, говоря Иакову: “… не бойся идти в Египет, ибо там Я произведу от тебя народ великий. Я пойду с тобой в Египет, Я и выведу тебя обратно” (Быт. 46.3, 4). Но не говорит, что они попадут на 400 лет в рабство. Разве это не обман, в нашем человеческом понимании этого слова? Разве евреи пошли бы в Египет, зная, что попадут там в рабство на 400 лет? И разве не из Библии взято понятие “ложь во спасение”? И разве мы не обманываем наших маленьких детей для их же блага, говоря: “будишь себя плохо вести, придет злой дядька с мешком и заберет тебя”?

И разве не Иисус сказал:

“Имейте веру Божию. Ибо истинно говорю вам: если кто скажет горе сей: “поднимись и ввергнись в море” и не усумнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, – будет ему, что ни скажет”?

(Мат. 11.23)

Ну и что, кто-нибудь из распинателей в стиле Элифаза, попробовал передвинуть гору в море?! Эти псевдоревнители веры, также лишены на самом деле веры и духа, как и циничные скептики, которые зацепившись за ложь внешнюю, не видят здесь огромной силы истины внутренней и говорят: “фу, какая ахинея”. Какой изумительный образ, какое вдохновение силой веры и духа дает нам Иисус в этом и многих подобных местах! Мнго раз, читая это место до того, как начал писать эту книгу, я даже не замечал этой внешней, назовем ее так, детали.

И вообще. Бог обладает абсолютной истиной – это да. Бог заботится о благе человека (в смысле человечества в целом; если бы о благе каждого человека, то не было бы всемирного потопа, повеления евреям истреблять язычников в Ханаане и т.д.) – это да. Но, не есть ли эта непомерная гордыня, навязывать Богу наше представление о том, что Он должен делать на благо человечества? И если уж Он в свое время для блага человечества устроил Всемирный Потом, то почему бы Ему не рассказать людям какую-нибудь сказочку для этого же блага? Ведь это ж в Его власти объяснить им со временем, что это была сказка, рассказанная вам, когда вы были маленькие. Или предоставить им самим сообразить, что это так, когда они достаточно подрастут и созреют.

Стоит обратить внимание еще и на часто повторяемый Иисусом рефрен, что Я, мол, не знаю точной даты прихода Царства Небесного. Это только Отец Мой знает.

“О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один”

(Мат. 24.36)

Несколько не вяжется: Ведь Иисус – это лишь один из ликов Самого Бога. Лицо – это наружное, а знание – это внутреннее. Знание же может принадлежать лицу, оно принадлежит Самому Богу, а Христианство принимает постулат, что Иисус – Бог и потому всеведущ. (и я этот постулат здесь тоже принимаю). И что интересно, что каждый раз, когда Иисус говорит, что не знает точной даты прихода царства, Он тут же добавляет: поэтому, ребята, бдите, “бодрствуйте”.

“Итак бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш приидет…

Потому и вы будьте готовы, ибо в который час не думаете, придет Сын Человеческий.

Кто же верный и благоразумный раб, которого господин его поставил над слугами своими, чтобы давать им пищу во время?

Блажен тот раб, которого господин его пришед найдет поступающим так;

Истинно говорю вам, что над всем имением своим поставит его

Если же раб тот, будучи зол, скажет в сердце своем: “не скоро придет господин мой”,

И почнет бить товарищей своих и есть и пить с пьяницами

То придет господин раба того в день, который он не ожидает, и в час, который не думает,

И рассечет его и подвергнет его одной участи с лицемерами; там будет плач и скрежет зубовный”

(Мат.24.42,44-51)

Эту же мысль Иисус повторяет во многих других притчах, например, в притче о десяти девах и пленнике, притче о талантах, закапываемыми в землю (Мат. 25) и т.д.

Мысль, суть которой – не расслабляйтесь под лозунгом “сначала поживем, а потом увидим, раскаяться, мол, никогда не поздно”. А напрягайтесь с сего момента и каждый момент, чтоб быть людьми духовными и приблизиться к “образу и подобию Божию”.

Стоит также обратить внимание на уже цитированную историю о том, как богатый молодой человек спросил Иисуса, что ему делать, чтобы получить “жизнь вечную”, и Иисус ответил ему, чтобы он соблюдал заповеди.

В продолжении там идет еще такое:

“Юноша говорит Ему: все это сохранил я от юности моей; чего еще не достает мне?

Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною”

(Мат. 19. 20, 21)

Тут ключевое слово – “совершенным”. Царство Небесное – это некий водораздел, отделяющий “зерно” от “плевел”, тех, кто попадет в это Царство, от тех, кто в него не попадет. Есть некая мера праведности, добрых дел и духовности, которая определяет, попадет ли человек в Царство или не попадет. Об этой мере говорит Иоанн в Апокалипсисе.

Но те, кто превзойдут эту меру и попадут в Царство, не равны между собой в совершенстве, также как и тех, что не попадут – в несовершенстве. Вот этому юноше для того, чтобы попасть в Царство, достаточно было соблюдать заповеди (предположим, что были у него достаточными и вера и добрые дела). Зачем же быть сверх этой меры? Зачем совершенство? Или там в Царстве Небесном есть места “просто приятные”, есть поприятнее и есть “приятные во всех отношениях”? Это уже начинается какая-то ахинея домыслов, на мой взгляд, более дискредитирующая веру в Бога и Иисуса Христа, чем допустить, что Царство Божие – это лишь инструмент для направления людей к совершенству, к образу и подобию Божию и состоянию души и духа.

Кстати, если мы перечитаем внимательно выше цитированные притчи о Царстве Небесном, то убедимся, что все они великолепно соответствуют пониманию Царства, как такого, которое “внутри нас”, которое есть состояние нашей души и духа.

Вспомним также осуждение Иисусом лицемеров, делающих добрые дела или угождающих Богу в надежде получить за это тут же вознаграждение, возвысившись в глазах ближних:

“Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою, …

И когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаться молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою”.

(Мат. 6. 2, 5)

В чем их лицемерие? В том, что доброе дело не есть доброе, если преследует корыстные цели.

Ну а тот, кто хочет получить вознаграждение за добродетель в той жизни, он что – не корыстен? Ведь эта жизнь – преходяща, а та – вечная, следовательно вознаграждение – несравненно ценней. Не может быть, чтобы поднимая духовность на такую высоту своим примером, своей мученической смертью за людей, Иисус имел в виду научить людей корыстному расчету, лицемерию, против которого сам же яростно выступал. И та светлая высокая духовность, которую вылепляет Иисус своей жертвой за людей и своими речами, тоже не вяжется с какой бы то ни было корыстью. Ведь вот как говорит Он о духе и духовности:

“Бог есть дух и поклоняющийся Ему должен поклоняться в духе и истине”

(Иоанн 4.24)

“Сын Человеческий не для того пришел, чтобы ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих”

(Мат. 20.28)

“Я – хлеб живый, сшедший с небес; … хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира, …

Дух животворит, плоть не пользует ни мало, слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь”.

(Иоанн 6. 51, 63)

“Говорю же вам, друзьям Моим; не бойтесь убивающих тело, а потом не могущих ничего более сделать

Но скажу Вам, кого бояться; бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в гиену; ей говорю вам того бойтесь

(Лук. 12.4, 5)

“Душа больше пищи и тело – одежды…

Итак не ищите, что вам есть и что пить и не беспокойтесь,

Наипаче ищите Царствия Божия”

(Лук. 12.23, 29, 31)

Как сказал бы Киса Воробьянинов “Торг здесь неуместен”. Не может быть, чтобы после призыва к столь высокой духовности, не ограниченной мерой (Бог дает духа без меры), духовности жертвенной, “Царствие Божие” в последней фразе и “гиена” выше обозначали банальное вознаграждение и наказание. Это сняло бы всю высоту духа, которая пронизывает и эти отрывки и все Учение Иисуса.

После всего, все вышесказанное не является, конечно, формальных доказательствам того, что Царства Небесного нет и не будет, что это лишь прием убеждения.

Можно и еще находить аргументы в пользу того, что оно таки будет. Например, можно спросить, что делать с упоминаемыми в Нагорной проповеди “блаженными”:

“Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь.

Блаженны плачущие ныне, ибо возвеселитесь”

(Лук. 6.21)

В этой жизни, мы знаем, они вполне могут остаться до конца голодными и не возрадоваться до смерти. Так где же если не в Царстве Небесном они насытятся и возвеселятся?

Можно также и еще находить аргументы в пользу того, что Царство – это символ. И так, наверное, до бесконечности. И вообще,как я уже сказал, в теологической сфере не может быть доказательств. Но, что мы можем извлечь из этого исследования, это то, что независимо от того, будет или не будет Царствие Божие и вечная жизнь, человек должен стремиться к совершенству, и светлой духовности, вылепленной и очерченной Иисусом Христом, к “образу и подобию Божию”.

Зачем? Я бы ответил на этот вопрос так.

Если человек стремится к “образу и подобию”, это не гарантирует ему, что он будет счастлив в этой земной жизни. Но это дает ему шанс, принципиальную возможность счастья. И как бы ни складывались тяжело внешние обстоятельства его жизни, Царствие Божие будет внутри него. “… и возрадуется сердце ваше и радости этой никто не отнимет у вас” (Иоанн 16.22) сказал Иисус своим ученикам. Фраза эта напрямую не связана в тексте с Царством Небесным, но может быть именно она лучше всего выражает его суть. Без этого не может быть настоящего счастья. Может быть лишь иллюзия его. Как в той истории с проституткой, которую пытался перевоспитать Макаренко, а одна из его сотрудниц сказала ему: “Зачем мы с ней мучимся, ведь она по-своему счастлива. “Свиньям, а не людям то счастье” – ответил Макаренко.

Глава 4. Учение Иисуса

Я уже начал излагать это Учение в предыдущей главе и изложил важнейшую его часть, которую можно было бы назвать “О духе”. По большому счету все Учение Иисуса Христа это Учения о Духе. Но из него можно выделить части, в которых речь идет о духе в связи с другими понятиями. Об этом и пойдет речь.

О любви к ближнему.

—————————

“Нет большей любви, как если кто положит душу свою за други своя”.

Многие знают эту фразу в том или ином варианте перевода ее, не подозревая, что принадлежит она Иисусу Христу. И я зацепил ее где-то когда-то задолго до того, как прочел впервые Библию и долго был убежден, что она принадлежит романтическому литературному герою, Тарасу Бульбе, Павке Корчагину или кому-то вроде. Настоль не соответствует по духу она той манной каше на киселе, в которую превратили Учение Иисуса в целом и особенно о любви к ближнему и о смирении те, кто пасся на его идее, откармливая брюшко над сенью Церкви. Конечно, было бы несправедливо отнести это к каждому священнослужителю и богослову. И все- таки, в целом, Христианство разменяло высокий дух Иисуса Христа на слащавое и слюнтявое блеяние.

“Возлюби своего ближнего” впервые встречается у Моисея в “Пятикнижии”. Но настоль вскользь там это сказано: “Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя”, настоль затеряно среди всего прочего, что не случайно один московский философ, специализирующийся на морали, рецензируя одну из моих работ, написал, что “возлюби своего ближнего” впервые встречается у Христа, а у Моисея этого нет. Но хоть это и не впервые у Христа, но у Него – это одна из центральных тем и поднята любовь к ближнему в Его Учении на такую высоту, что не случайно христианство считается религией любви.

Высочайший образец любви к людям дал Иисус Христос Сам Своей добровольной жертвой ради спасения их, ради того, чтобы каждый, какой бы он ни был грешник, получил шанс на спасение. Немало примеров любви Иисус продемонстрировал в своей земной жизни и до этого, например, исцеляя больных, а особенно своим отношением к своим ученикам. И вот как говорил Иисус о любви к ближнему:

“Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга”.

(Иоанн.13.34)

“Вы слышали, что сказано: “люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего”.

А я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас.

Да будете сынами Отца вашего Небесного; ибо он повелевает Солнцу своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.

Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не тоже ли делают и мытари?

И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так ли поступают и язычники.

И так будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный”.

(Мат. 5. 43-48)

В Учении Иисуса Христа о любви есть одна особенность, на которой я хочу остановиться. Меня, и, я полагаю, не только меня, при первом еще прочтении Библии озадачил вопрос: как можно любить не то что врагов своих и пусть даже не посторонних, которые тебе ничего плохого не сделали, а хотя бы только всех тех, которые тебе сделали хоть какое-нибудь добро. Ведь любовь – избирательное и очень деликатное чувство. Да, если кто-то делает тебе добро, это способствует приязни, но отсюда до любви еще очень далеко. Может ли мужчина заставить себя полюбить женщину, потому что она добрая и делает ему добро? Можно ли, вообще, заставить, принудить себя полюбить? Это видимое противоречие с естеством, с натурой, с творением рождала сомнения в правильности Учения Христа о любви, хотя не покидало и ощущение, что оно все-таки истинно. И оно таки истинно.

Дело в том, что есть любовь и есть любовь. Слово одно, но понятия разные. Иисус то эти разные понятия различает, но не мог же он изложить теорию понятий своим современникам тем более простым рыбакам, если теория понятий – сложнейшая часть современной теории познаний. Он давал им Учение “на вырост”, чтобы со временем сами, то есть их потомки, додумали, что Он хотел сказать. Возьмем его знаменитое:

“Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями…”

(Мат. 7. 6)

А кто это здесь “псы” и “свиньи”? Вряд ли найдется хоть один богослов, который скажет что речь идет о братьях наших меньших с когтями и копытами. Нет, речь идет о тех самых ближних, любовь к которым, проповедуемую Христом, богословы рассопливили и отождествили с избирательной любовью к женщине, к детям, к друзьям, к братьям по крови и по духу. Но сам Иисус не отождествлял того и другого.

Любовь к ближнему у него – это прежде всего признание в каждом человеке, даже в самом жалком и ничтожном, даже во враге своем, признания в нем “образа и подобия Божия”. А значит сострадание к нему в боли его и нужде, готовность помочь ему, готовность простить ему, если он раскаивается в грехах и злых делах и помочь исправиться. Это значит теплое отношение к нему, любовь, как к “образу и подобию Божию”. Но нет примирения со злом, низостью и бездуховностью в человеке. И нет отождествления любви к ближнему, любви огромной, но к человеку вообще, к “образу и подобию” в нем с избирательной любовью, например, к своим братьям по духу, своим ученикам, которых он как раз и учил не метать бисер перед свиньями. Вот как он молит отца своего за учеников перед своей смертью.

“Я открыл имя твое человекам, которых Ты дал Мне от мира; они были Твои, и Ты дал их Мне, и они сохранили слово Твое.

Я о них молю: не о всем мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои;…

Когда Я был сними в мире, Я соблюдал их во имя Твое.

Я передал им слово Твое, и мир возненавидел их, потому что они не от мира, как и Я не от мира.

Не молю, чтобы Ты взял их от мира, но чтобы сохранил их от зла…

Освяти их истинною Твоею слово Твое есть истина.

… за них я посвящаю Себя…

Да будет все едино: как Ты отче во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино…

И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им…

Я в них, и Ты во Мне; да будут совершенны и да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня.

Отче! Которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят Славу Мою, которую Ты дал Мне…”

(Иоанн.17.6,9,11,13-16,19,21-25)

Отождествление любви к ближнему с избирательной любовью, осуществленное внутри Христианства, но не только в нем одном, приносило людям много вреда. Вреда не сильно заметного на кровавом фоне человеческой истории. Когда массы людей погибали в войнах, от голода и болезней или страдали в неволе, то искажение нормальных человеческих чувств казалось многим и объявлялось многими чем-то пренебрежимым. Но это далеко не так в действительности. Иисус как раз и учит, что любовь важней самой жизни: “Нет большей любви, как если кто положит душу свою за друга своя”.

Но любовь, избирательная любовь, не отделима от свободы. Можно создать в обществе условия благоприятные для цветения любви и дружбы. Можно воспитывать в людях уважение, вкус, потребность в настоящей любви и дружбе. Но невозможно принудительно, заставить человека любить, любить любовью избирательной случайных ближних, дружить с ними и быть счастливым. Нельзя не вспомнить слов Бармалея из кинофильма “Доктор Айболит”: “Подумаешь счастье! Я могу в пять минут сделать всех счастливыми. А кто не хочет, того к акулам”. Принуждение в этой сфере в рамках ли Христианства или принудительного советского коллективизма порождало только фальшь.

Хотя нужно, конечно, заметить, что это принуждение никогда не было тотальным ни в Христианстве, ни в Советском обществе. В Христианстве этому искривлению противостояло само Учение Иисуса Христа, истина которого пробивалась сквозь все искривления его. Советский же коллективизм изначально не был совсем фальшивым и принудительным и зачастую был одухотворен подлинным энтузиазмом. А главное, что в советском обществе пропагандировалось классическое искусство, которое как раз сберегло и развило истинное Учение Иисуса Христа о любви, даже если и не упоминало имени Его. Но все же много, очень много человеческих судеб было поломано упомянутым искривлением. И классическая литература посвятила этому немало прекрасных страниц. Ограничусь лишь двумя примерами: “Ромео и Джульеттой” Шекспира, где Ромео принуждают избрать любимую только из рода Монтекки, а Джульетту, аналогично, – из Капулетти. Конечно, это делается не во имя Христовой любви к ближнему, а во имя клановых интересов. Но нельзя ограничивать или принуждать ничем человека в этой деликатной сфере, кроме морали, например, заповедью “не прелюбодействуй”. И пример фальшивой дружбы под лозунгом советского коллективизма в домкоме под руководством Швондера из “Собачьего сердца” Булгакова.

О смирении и страдании

Знаменитая Нагорная Проповедь – наиболее концентрированная и значительная часто вербального Учения Иисуса Христа – начинается так:

“Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное, Блаженны плачущие, ибо утешаться, Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю…”

(Мат. 5.3-5)

И далее:

“Вы слышали, что сказано: “око за око, зуб за зуб”? А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую;

И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду”.

(Мат. 5, 38-40)

А вот еще из Нагорной проповеди, но из записанного Лукой:

“Напротив, горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение.

Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете.

Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо”.

(Лук. 6. 24-26)

“… унижающий себя возвысится”

(Лук. 18.14)

Добавим сюда

“… трудно богатому выйти в Царство небесное”

(Мат. 19.23)

Добавим притчу о богаче и Лазаре и многое другое в этом роде и увидим, что можно извлечь из всего этого и культ юродства, бывший в свое время на Руси, и философию страдания Достоевского и ряда русских писателей и философов, и учение Л. Толстого о непротивлении злу насилием, все то обывательское понимания смирения, свойственное многим и многим конфессиям Христианства, против которого восстал Ницше устами своего Заратустры:

“Проповедники смирения! Всюду, где есть слабость, болезнь и гниение, они ползают как вши и только мое отвращение мешает давить их”.

И многим еще критикам Христианства и до и после Ницше дали эти толкования повод и основания для злой критики его, на которую богословы не находили достойного ответа.

Вот и в недавно вышедшей и получившей уже широкий резонанс в интеллектуальных кругах книге “Апгрейд обезьяны” А. Кононова полно необычайно агрессивных нападок на Христианство. В том числе и по этой линии. Вроде “Мир с Богом – это унизительный путь вниз. Путь от совершенства к несовершенству”. И т.д. И вводили эти толкователи многих верующих в заблуждение, направляя их по ложному пути утраты “образы и подобия Божия”. И, конечно, делали это не в соответствии с духом Учения Иисуса, а вопреки ему.

Ведь не раз повторял Иисус, варьируя на разные лады: “Я не пришел отменить закон пророков, но исполнить их”. Не мог Он учить противно духу Учения Отца Своего. Не может быть, чтобы Отец Его, давший закон, учил: “не будь лицеприятен к нищему, и не угождай лицу великого, по правде суди ближнего твоего”, а Он всех бедных, несчастных и сопливых, всех гамузом зачислил в праведники только потому, что они бедные и несчастные. Не мог он не понимать, что среди бедных и несчастных сукиных сынов тоже более чем достаточно. А есть такие, что и несчастны только из-за подлости своей, или душевной вялости, уныния и лени. А ведь Иисус был против уныния.

На самом деле эта подборка цитат о смирении, которую я сорганизовал выше, это образчик так называемого начетничества – нечестного жонглирования цитатами для извлечения из текста нужного тебе вывода, к которому в действительности текст не ведет. Я сделал это специально, чтобы показать, как строятся вышеупомянутые толкования.

А строятся они так: Во-первых, я обрезал некоторые фразы, и тем уже изменил их смыл. Предложение, из которого вырвано “…унижающий себя возвысится”, в полном объеме звучит так: “Ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится”. Это дает основание предположить, что, может быть, смысл фразы (и всего куска текста, к которому она относится), именно в том, что возвышающий сам себя будет унижен, а вторая половина фразы добавление по художественным соображениям для симметрии. Тем более, что неизвестно, вообще, употреблял ли Иисус слово “унижающий”? Русского слова “унижающий” Он точно не употреблял, потому что говорил на иврите, а какое именно слово Он употребил, неизвестно, потому что самый древний текст Евангелий, принимаемый за первоисточник, – греческий. И как бы мы не упражнялись в уточнении оттенков смысла соответствующего греческого слова, мы все равно не узнаем какие искажения были допущены при переводе с иврита на греческий. Кроме того, и ученики Иисуса могли несколько исказить смысл сказанного Им в меру свыше понимания – непонимания.

Но это пока только предположение. Но если мы вставим эту фразу в ее непосредственный контекст, то увидим, что это предположение верно. Потому что фразой этой Лука заканчивает притчу о молитве фарисея и мытаря. А начинает он эту притчу так:

“Сказал также к некоторым, которые уверенны были о себе, что они праведны, и унижали других, следующую притчу:”

(Лук. 18.9)

Т.е. не для унижающих себя эта притча рассказана, а для возвышающих себя, самоуверенных в своей праведности фарисеев. Да и “унижающий себя” мытарь, он же не в обычном смысле слова унижает себя в этой притче, не перед людьми он унижает себя, а перед Богом.

Аналогично, я урезал и фразу “…трудно богатому войти в Царство Небесное”.

Вырезание из ближайшего контекста изменило смысл всех “блаженных”. После первых трех процитированных мной “блаженных” у Матфея идет:

“Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны вы, когда будут поносить вся и гнать и всячески неправедно злословить за Меня…”

(Мат. 6.6, 8, 10, 11)

Кто эти “нищие духом”, которые упомянуты первыми из “блаженных”? Если рассматривать их в том ряду, который я сорганизовал выше, то “нищие духом” – это вроде нищих вообще, т.е. всякие несчастные и страдающие. Если их рассматривать в более полном ряду, они начинают ассоциироваться больше с “кроткими”, “милостивыми”, “чистыми сердцем”. Аналогично “плачущие”, которые в первом ряду воспринимаются просто в качестве несчастных, может быть даже унылых слизняков, начинают ассоциироваться с изгнанными за правду и за Самого Иисуса. Не забудем, что Иисус не математические теории излагает, а говорит языком поэтическим, образным, вдохновенным и вдохновляющим, прибегая и к такому приему, как повтор одной и той же мысли с ее последующим эмоциональным усилением и углублением смысла.

А кроме контекста непосредственного, есть еще контекст Евангелий в целом.

Сказано: “…не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую…”. Но ведь сказано и о том, что Иисус выгнал плетью торгашей из храма

“Приближалась Пасха Иудейская, и Иисус пришел в Иерусалим.

И нашел, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег.

И сделал бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец и волов и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул…

При сем ученики Его вспомнили, что написано: “ревность по доме Твоем снедает Меня””

(Иоанн. 2. 13-17)

Это что, непротивление злу насилием? Нет, как сказал бы Ницше: “Каждый выбирает свою войну”. В отношениях между людьми Иисус проповедует максимальное миролюбие, не злобливость, не заносчивость, прощение друг другу обид. Но нет прощения тлящим дух. И здесь может быть и насилие применено.

И кроме цитированных выше фраз о смирении, которые в отрыве от контекста можно понять и как призыв к самоуничижению перед сильными и властными, к эдакой обывательской мудрости, граничащей с трусостью (“Ваш сиясь, чего изволите?”), Иисус ведь своим личным примером дал образцы смиренного перед Богом, незаносчивого перед людьми, но высоко достойного, бесстрашного поведения пред власть и силу имущими:

“Первосвященник же спросил Иисуса об учениках Его и об учении Его.

Иисус отвечал ему: “Я говорил явно миру…

Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил.

Когда Он сказал это, один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь Ты первосвященнику?

Иисус отвечал ему: если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?”

(Иоанн. 18.19-23)

А вот Иисус перед Пилатом:

“Пилат сказал Иисусу: откуда Ты?

Но Иисус не дал ответа.

Пилат говорил Ему: мне ли не отвечаешь? не знаешь ли, что имею власть распять Тебя и власть отпустить Тебя?

Иисус отвечал: ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было тебе дано свыше…”

(Иоанн. 19.8-11)

Это самоуничижение? Это раболепие перед силой?

Смирение Иисуса – это не унижающее человеческое достоинство заискивание перед властью, силой или толпой, которая не хуже власти может навязывать свои стереотипы и “понятия”. О таких “смиренных” ницшевский Заратустра говорит так:

“В сущности, в своей простоте они желают лишь одного: чтобы никто не причинял им страдания. Поэтому они предупредительны к каждому и делают ему добро.

Но это трусость: хотя бы и называлась она “добродетелью”. …

Но опять есть и такие, что сидят в своем болоте и говорят из тростника: “Добродетель – это значит сидеть смирно в болоте””.

У Иисуса смирение – это одна из сторон Его благородства и в нем (в благородстве) не превзошел Его никто из великих, бывших до и после Него. Немногие лишь, вроде Давида, приближались к нему в этом. У большинства же, мнящих себя благородными, в лучшем случае испорчено благородство их заносчивостью и чванством, а в худшем – все сводится к позе и пренебрежению к прочим “неблагородным”, “неблагородство” которых в том, что они не по моде одеты, не богаты и не у власти, хоть может они и не рвались ни к богатству, ни к власти.

Иисус же, любя и уважая каждого, за “образ и подобие Божие”, потенциально заложенные в нем, даже тех, про кого он говорит: “не мечите бисер перед свиньями”, одновременно высоко несет Свой дух, не только не подделываясь под “свиней” ради завоевания дешевой популярности, но не допускает, чтоб лапали они идолов грязными пальцами”. То, что проповедуемое Иисусом смирение нужно понимать именно так, подтверждается кроме контекста Евангелий в целом также контекстом историческим и упомянутым в первой части книги локальным вектором. Но об этом позже.

О справедливости и милосердии

“Не судите, да не судимы будете”. Эту фразу Христа любят цитировать, понимая ее буквально, не только многие христиане, но и многие неверующие и даже те, которые обычно поносят Христианство последними словами. Но когда чувствуют они осуждение в окружающих своего неблаговидного поведения, начинают вопить “не судите…”, забывая, что сами они весьма тяготеют к тому, чтобы не просто судить ближних и дальних, но судачить, злословить, перемывать косточки, а то и просто клеветать. Забывают и, что у Иисуса кроме этой фразы есть еще много других фраз и притч и разных историй, из которых совершенно ясно следует, что “Не судите…” никак нельзя понимать буквально, а следует понимать лишь как не судачьте, не злословьте, не будьте лицемерны в оценке ближнего, не спешите с осуждением, больше доверяйте людям и т.п. Предоставим слово Самому Иисусу:

“Не судите по наружности, а судите судом праведным”

(Иоанн 7.24)

Как видим “судите”, только судите “судом праведным”

“Если согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего;

Если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово.

Если же не послушает их, скажи церкви; а если и церковь не послушает, то да будет он тебе как язычник и мытарь”

(Мат. 18, 15-17)

Как видим “обличи”, т.е. суди, но не поза спиной, а в лицо и наедине сначала, чтоб дать возможность человеку исправиться, не травмируя его сверх меры.

А вот контекст этой одиозной фразы про “не судите”:

“Не судите, да не судимы будете

Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить.

И что ты смотришь на сучок в глазу брата твоего, а бревна в твоем не чувствуешь?

Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего”.

(Мат. 7, 1-5)

Т.е. не вообще не судите, а не будьте лицемерны и прежде, чем осуждать другого проверьте, а не грешите ли и вы тем же, и может еще в большей мере. Тому же учит и история, в которой Иисус вызволил падшую женщину, которую евреи собирались побить камнями, сказав “кто из вас без греха, первый брось на нее камень”.

Тем более ясно, что в “не судите” речь никоим образом не идет об отмене моральных заповедей для верующих в Иисуса. Не идет речь и об отмене суда, как института общества. Нет этого и потому, что Иисус сказал не раз “Я не пришел отменить закон и пророков”. Следует это и из такой его фразы:

“… всякий гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: “рака”, подлежит синедриону…”

(Мат. 5.22)

И т.д.

Но хотя Иисус и “не пришел отменить закон и пророков” и, следовательно, не отменил учения о справедливости из Ветхого Завета, но можно смело сказать, что, если центр тяжести в Ветхом Завете был на справедливости, хотя и требование милосердия не забывалось, то в Учении Иисуса Христа основное ударение делается на милосердие и прощение; не злобливости, терпимости, миролюбии и доброте, что органически переплетается с Христовой любовью к ближнему.

Вытекает это уже из самого смысла Благой Вести, дающей шанс несовершенным людям на прощение и спасение. Можно подтвердить это и множеством цитат из Евангелий:

“Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут”

(Мат. 5.7)

“Ибо, если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш небесный.

А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец вам не простит вам согрешений ваших”.

(Мат. 6.14, 15)

“Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой перед жертвенником, и пойди, прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой.

Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним…”

(Мат. 5.23-25)

“Всякому, просящему у тебя, давай, и от взявшего твое, не требуй назад

И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними.

И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят.

И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники то же делают.

И если взаймы даете тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же.

Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым.

Итак будьте милосердны, как и Отец Ваш милосерд.

Не судите и не будете судимы; не осуждайте и не будете осуждены; прощайте и прощены будете;

Давайте и дастся вам: мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше; ибо какой мерою мерите, такою же отмерится и вам”

(Лук. 6.30-38)

Все это не требует комментариев.

О бренности земной жизни

Никакие пренебрежения к земной жизни, к ее радостям, к красоте этого мира, созданного Творцом у Иисуса нет. А все эти “юдоли”, “бренность” земной жизни, которую надо только претерпеть и чем больше в ней будет страданий тем лучше, вся эта муть с умерщвлением “греховной” плоти – все это плод плохого понимания того, чему в действительности учил Иисус Христос.

Конечно, у Иисуса есть фразы, которые можно так понять, особенно, если есть желание.

В основном это те фразы, которые я уже упоминал, когда говорил о смирении. Например:

“Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь”.

(Лук. 6.21)

Это также филлипики Иисуса против богатых:

“Тяжелее верблюду пройти чрез игольное ушко, чем богатому войти в Царство Небесное”

“Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкалывают и крадут”

(Мат. 6.19)

“Напротив горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение.

Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете.

Горе вам смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете”

(Лук. 6.24, 25)

Это также усиление Моисеевой заповеди “Не прелюбодействуй”, сделанное Иисусом:

“Вы слышали, что сказано древним: “Не прелюбодействуй”,

А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделение, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем”

(Мат. 5.27, 28)

Логика тех, кто извлекает отсюда “юдоль” и “бренность” проста: если все голодные, несчастные, плаксивые попадут в Царство Небесное, а богатые и даже просто жизнерадостные (“смеющиеся”) попадут автоматом в ад и “восплачут”, то тогда чего тут радоваться в этой жизни? Это не смешно. Плакать надо. Также, поскольку пресловутое вожделение возникает в здоровом теле при виде красивой женщины помимо воли, то плоть греховна сама по себе и ее надо умерщвлять.

При этом сознательно, а чаще подсознательно, упускается из виду все то, о чем я уже писал. Во-первых, фразы извлекаются из ближайшего контекста. Например, прямо вслед за “Блаженны алчущие ныне… Блаженны плачущие ныне…” идет

“Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого”

(Лук. 6.22)

А это уже можно понимать и так, что и “плачущие” и “алчущие”, они не от дефективности своей плачут и алчут, а также как и те, что в следующем параграфе, т.е. из-за преследований их “за Сына Человеческого”. А опущено в первом случае “за Сына Человеческого” просто как литературный прием, чтоб дважды не писать одно и то же.

Вслед за “Не собирайте себе сокровищ на земле” идет:

“Но собирайте себе сокровище на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкапывают и не крадут;

Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше…

Никто не может служить двум господам; ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить Богу и Мамоне”.

(Мат. 6.20, 21, 24)

Отсюда довольно ясно видно, что Иисус против богатых и богатства не потому, что Он против земных радостей жизни, а потому, что стяжательство убивает в человеке душу и дух.

Кроме того, такие толкователи отвлекаются от контекста Библии в целом. Ведь Иисус – Сын Божий. Не может Он пренебрегать Творением Своего Отца. Тем более, что пять раз сказано в “Бытии”: “И увидел Он, что это хорошо”. И “это” – это наш земной мир. В Евангелиях же, помимо цитированных фраз Иисуса, есть и другие, которые надо учитывать для правильного понимания этих. Иисус не только не проповедовал плаксивость и самоистязание по имя “пострадать”, наоборот, Он не раз выступал против уныния и учил надежде:

“Сказал также им притчу о том, что должно всегда молиться и не унывать”

(Лук. 18.1)

“Просите и дано будет вам; ищите и найдете; стучите и отворят вам;

Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят”

(Мат. 7.7, 8)

Он учил не омрачать эту жизнь, этот праздник, дарованный нам милостью Творца, Его Отца, не омрачать ее чрезмерной заботой о хлебе насущном и завтрашнем дне:

“Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи и тело одежды? …

Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложется вам.

Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день будет сам заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы”

(Мат. 6.25, 33, 34)

. Конечно, Иисус не имел здесь в виду, чтобы крестьянин перестал возделывать землю и собирать урожай под предлогом, что это забота о завтрашнем дне. Иисус здесь, как и во многих местах, говорит метафорически. О завтрашнем дне нужно заботиться, но в разумной мере, не забывая, что каждый прожитый день на Земле – это дар Божий нам, который мы должны ценить и благодарить за него Бога. Чрезмерная забота о завтрашнем дне разрушает ощущение изумительного дара Божьего, именуемого “жизнь”. Тот же, кто называет эту жизнь “юдолью”, проявляет неблагодарность Богу. И это – лицемерие – благодарить Бога за то, что он даровал нам эту жизнь и пренебрегать ею, называя “бренной”.

Иисус не чурался Сам и потому не мог и другим запрещать простых радостей жизни – со вкусом поесть и даже выпить:

“В доме же том оставайтесь, ешьте и пейте, что у них есть; ибо трудящийся достоин награды за труды свои”

(Лук. 10.7)

Он принимал приглашения желающих устроить ему угощение, принимал даже от фарисеев. Сказано:

“Пришел Сын Человеческий, есть и пьет; и говорят: “вот человек, который любит есть и пить вино”.

(Мат. 11.19)

Но, конечно, это не превращалось у него в обжорство и пьянство и не умаляло требования духовности.

Что же касается отношения Иисуса и земной любви, то нужно не забывать такие Его слова:

“… не читали ли вы, что Сотворивший в начале мужчину и женщину сотворил их?

И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одной плотью,

Так что они уже не двое, а одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает”.

Это ли умерщвление плоти? Нет, это придание духовной глубины плотскому союзу мужчины и женщины. И христианство благодаря этому сыграло огромную роль в возвеличении и облагораживании земной любви.

А что касается слова “вожделение”, употребленного в цитированной выше фразе про прелюбодеяние, так ведь это ж перевод с перевода. Кто его знает, какие оттенки имело это слово в первоисточнике? Я думаю, что Христос имел здесь в виду не физическое влечение, как таковое, а похоть, т.е. грязный, скотский вариант влечения.

Наконец, есть еще контекст исторический и упомянутый локальный вектор, к чему я вернусь в конце главы.

Но после всего нужно сказать, что у сторонников бренности этой жизни есть еще один козырь на руках, который, даже если они его не пускают в ход, присутствует в их подсознании, поддерживая их даже немотивированную убежденность в правильности их понимания пресловутой бренности. Я имею в виду Царство Небесное, понимаемое буквально, а не как состояние нашей души и духа.

Если Царство Небесное существует буквально, то это мощная альтернатива нашему земному миру, самим фактам своего существования обесценивающая эту жизнь и этот мир. Ведь оно по определению лучше этого мира и этой жизни, к тому же попавшие в него будут жить вечно, а что наша быстротечная жизнь в сравнении с вечностью? Другое дело, если она одна единственная и другой не будет. Тогда есть причина заботиться и о ней и об этом мире, в котором и только в нем, жить мне и моим детям и моим внукам и отдаленным потомкам. Ну а если этот мир – временное пристанище, то чего о нем и заботиться? Пойдет он завтра псу под хвост в термоядерной войне – не велика беда, Царство то Небесное все равно останется. И единственно, о чем беспокоится надо, это чтобы в него попасть. В общем, хоть и не вытекает отсюда полная бренность этого мира и этой жизни, но, так сказать, девальвируется их ценность весьма. Но если сюда добавить еще дурно понятое смирение с пользой страдания для попадания в Царство Небесное, тогда получается сразу сплошная “юдоль”, которую только и надо что претерпеть страдая. Не терять же вечную жизнь в Царстве Небесном из-за ничтожных мгновений (в сравнении с вечностью) удовольствия в этой жизни.

Но, как я уже сказал, мы не можем быть уверены в буквальном существовании Царства Небесного. И то, что из буквального его существования вытекает такая вот “юдоль”, с пренебрежением даже к возможному уничтожению этого мира (а ведь во все времена были христианские секты, наровившие ускорить конец света), является еще одним аргументом в пользу того, что Царство Божие только “внутри нас”.

Можно и еще усилить эту аргументацию. Если Царствие Божие только внутри нас, если эта жизнь – единственная и другой не будет, то есть смысл заводить детей и заботится о них, ибо в них – продолжение нас, когда нас не будет. Ну, а если мы будем вечно, тогда зачем дети? Из вечности жизни (в Царстве Небесном) можно извлекать и совсем кощунственные вещи. Ведь дети, как известно, безгрешны, и умершие в детстве попадают в Царство Небесное. Так что же, тот, кто обрывает им жизнь в раннем возрасте – благодетель что ли?

Так что верить в вечную жизнь в буквальном смысле (в каком-то буквальном смысле) можна. Но извлекать из этого какие-то проекции на эту жизнь, в том числе о “юдоли”, лучше не надо. В вопросах о том, как жить в этой жизни и как к ней относиться, лучше ориентироваться на прямые указания Иисуса Христа и Бога Отца и их мы уже рассмотрели.

О ритуалах

В Пятикнижии Моисеевом ритуальные указания по объему превосходят моральные и духовные заповеди. И ни слова не сказано о предпочтительности одного перед другим. Так что изначально, а для многих верующих евреев и поныне, ритуал не менее важен и свят, чем морально – духовные заповеди. Затем Давид и особенно пророки объяснили, что важней чего. Но непосредственно перед пришествием Иисуса Христа фарисеи вновь и еще хуже, чем было вначале, раздули значение ритуала, при этом весьма приумножив количество формальных предписаний.

Иисус с Его акцентом на дух и против фарисейства, конечно, противостоит этому. Прежде всего он вообще мало говорит о ритуалах, в чем уже сказывается Его отношение к ним. Атакуя фарисеев за их лицемерие, он не раз подчеркивает, что лицемерие это проявляется в их чрезмерном и показном, на публику, выполнении ритуалов:

“Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете домы вдов и лицемерно долго молитесь; за то примите тем большее осуждение”

(Мат. 23.14)

Он также, как и пророки, много и с большой силой учит, что дух и мораль гораздо важнее ритуальных предписаний:

“Не то, что входит в уста оскверняет человека (Иисус имеет в виду некошерную пищу, процедуру омовения рук перед едой и т.п.), но то, что выходит из уст, оскверняет человека!

… исходящее из уст – из сердца исходит, сие оскверняет человека;

Ибо из сердца исходят злые помыслы убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления.”

(Мат. 15.11, 18, 19)

И если уж Иисус признает необходимость ритуалов, то не забывает добавить что-нибудь в духе, что, мол, только без преувеличений:

“А молясь не говорите лишнего, как язычники; ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны”

(Мат. 6.7)

Наконец, Иисус Сам подает примеры нарушения субботы и постов, иллюстрируя тем безусловную предпочтительность духа и морали перед ритуалом. Например:

“Случилось Ему в субботу придти в дом одного из начальников фарисейских вкусить хлеба, и они наблюдали за Ним;

И вот, предстал пред Него человек, страждущий водяною болезнью.

По сему случаю Иисус спросил законников и фарисеев: позволительно ли врачевать в субботу?

Они молчали. И прикоснувшись, исцелил его и отпустил.

При сем сказал им: если у одного из вас осел или вол упадет в колодезь, не тотчас ли вытащит его и в субботу?”

(Лук. 14, 1-5)

Все это, как увидим, не помешало христианству со временем нагородить ритуалов чуть ли не больше, чем в иудаизме, и развести собственное христианское фарисейство.

Итоги Учения Иисуса

Как вписывается Учение Иисуса в общую картину движения идеи, которую мы начали рассматривать в предыдущей части?

Мы видели, что до сих пор движение идеи происходило, так сказать, контргалсами. Т.е. каждый раз, когда людям давалось Учение от Бога, оно было направлено на общую стратегическую цель доведения человека до “Образа и подобия Божия”. В то же время оно каждый раз учитывало обстоятельства момента: общий уровень развития людей на тот момент, определяющий степень сложности понятий, которые они могли воспринять; характер их отклонения от “образа и подобия” на тот момент и т.п. Этот учет приводил к тому, что я назвал локальным вектором. Т.е. направленность Учения на каждом этапе по видимости не совпадала с направлением на конечную цель, которая прорисовывалась в дальнейшем. Конечно, речь не идет о прямом противоречии, но можно говорить о смещении акцентов. Так от праотцов требовалось только беспрекословное подчинение прямым указаниям Бога. Моральные заповеди, данные в дальнейшем через Моисея, им пока не даны и к нарушению оных праотцами Бог-ревнитель, Яхве проявляет снисходительность (при условии повиновения прямым Его указаниям). Это не значит, что мораль не важна для “образа и подобия”. Но в силу конкретных обстоятельств акцент делается на другом. Однако, если бы в то время были толкователи, наверняка нашлись бы такие (а скорее их было бы большинство), которые сказали бы, что никакой морали Бог не требует, надо лишь ждать, когда Он пришлет ангела и выполнять Его прямые указания (идти в Ханаан, приносить в жертву сына и т.п.).

Смещение акцентов, вызванное учетом обстоятельств (локальный вектор), было и в Учении, данном через Моисея. В нем ритуально обрядовая часть превалировала по видимости над моральной, а духовная была лишь обозначена требованием единобожия и любви к Богу.

Это не означало, безусловно, что в конечном счете для “образа и подобия Божия” дух и мораль менее важны, чем соблюдение ритуала. Но на том этапе развития было трудно объяснить людям (в силу уровня их развития), что такое дух, и вдохнуть его в них, а также привить им мораль напрямую, без ритуала. Ритуал как раз и служил инструментом привития примитивным людям духа и морали. До известной степени он сохраняет эту роль и сегодня. Но тогда “крутовыйные” евреи быстренько сообразили, что гораздо легче выполнять завет с Богом, молясь и соблюдая субботу, чем выполнять моральные заповеди и развивать в себе духовность. И поэтому Давиду и особенно пророкам пришлось объяснять им истинное соотношение ценностей.

Естественно ожидать, что и Учение Иисуса Христа, сохраняя стратегическое направление на “образ и подобие Божие”, будет учитывать обстоятельства момента и делать соответствующее смещение акцентов. И это действительно имеет место.

Главным обстоятельством, уводившим тогдашних евреев от “образа и подобия Божьего” было фарисейства. Фарисейство, как уже сказано, умерщвляло ту духовность, которую накопило Учение, точнее его носители евреи на предыдущем этапе. Следствием этого стала замена морали лицемерным морализаторством и замена духа другими ценностями, прежде всего стяжательством. “Свято место не бывает пусто”. Это и определило локальный вектор Учения Иисуса Христа, смещение акцентов в нем. Это проявляется не в том, что Иисус четко отводит главенствующую роль в Учении духу. Последнее, как можно видеть из эволюции Учения уже в дохристианский период и как мы это увидели при дальнейшем исследовании движения идеи, вполне соответствует конечной направленности на “образ и подобие Божие”. Но противопоставление духовного бездуховному Иисус доводит до черно-белой контрастности. Все полутона убраны.

Это особенно ярко проявляется в уже цитированных выше филиппиках Иисуса против фарисеев и богатых. И те и другие были в массе своей, как тип, представителями, выразителями, носителями бездуховности, на примере которых только и можно было объяснить тогдашним евреям, что такое бездуховность и чем она плоха. И Иисус достигает этой цели блестяще. Но при этом он жертвует на время нюансами, оставляя тем самым возможность непонимания и кривотолкования (А иначе нельзя довести до людей сложное учение). В результате у Него есть фразы, которые в отрыве от контекста, текста и исторического момента воспринимаются, например, так, что якобы ни один фарисей и ни один богатый не могут войти в Царство Небесное. Но как же тогда быть с Авраамом, который был богат и который, по мнению Иисуса уже находится в Царстве Небесном?

“Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном”

(Мат. 8.11)

Как быть с теми отдельными фарисеями, вроде Никодима, которые все же примкнули к Иисусу, и которых Он не отринул? Т.е. фарисеи и богатые в этих филиппиках Иисуса – это просто символы бездуховности. Говоря, что фарисеи и богатые не могут попасть в Царство Небесное, Иисус имеет в виду, что бездуховные не могут туда попасть, опуская при этом, что конкретные фарисеи и богатые могут быть духовными и могут туда попасть. Это опускание нюансов, это смещение акцентов были оправданы, неизбежны с точки зрения эффективности воздействия Учения. В то же время, как уже было показано и будет показано еще, они приводили к неправильному пониманию и искажению Учения многими толкователями.

Другим обстоятельством, определяющим направление локального вектора Учения Иисуса Христа, были саддукеи. Через них осуществлялось влияние на еврейский народ языческий, прежде всего, римской культуры, с ее перегруженностью телесным, земным. Я не буду сейчас детализировать этого влияния и расширять характеристику римской и, вообще, античной культуры, т.к. намерен это сделать в следующей части книги. Скажу только, что противопоставляя духовность этой избыточной, односторонней телесности и учитывая аудиторию, которой было не понять тонкостей, Иисус опускал, что и земное, телесное – тоже не пренебрежимо. Можно предположить также, что Иисус Христос говорил и более внятно об этих нюансах, о взаимоотношении духа и тела, но ученики Его, впечатленные главным, тем, на чем Иисус делал акцент, т.е. Его учением о духе, о второстепенном, неважном (как им казалось) забыли, когда писали Евангелия по памяти много времени спустя.

Искажению Учения Иисуса последующими толкователями, начиная с Апостолов, способствовало и то, что дух, являющийся стержнем Учения Иисуса, – понятие в высшей степени трудное для объяснения и еще более трудна задача вдохнуть его в людей.Чтобы разжечь дух Иисус Христос прибегает к поэтическому, образному языку, потому что математически точными формулировками невозможно даже объяснить во всей полноте суть духа, тем более разжечь его. Эта образность языка Иисуса глубоко впечатляет, но она же и осложняет понимание. Примеры этой образности я приводил в предыдущей главе. Вот еще:

“Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее;

Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою”

(Мат. 15.25, 26)

В этом маленьком отрывке, слово “душа”, употребленное несколько раз, имеет разные смыслы: и жизнь и душа и дух. Отрывок впечатляет, но он не легок для правильного понимания. Вот еще:

“Истинно говорю вам: будут прощены сынам человеческим все грехи и хуления, какими бы не хулили;

Но кто будет хулить Духа Святого, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению”

(Мар. 3.28, 29)

Если воспринимать этот текст буквально, то можно грешить и делать все что угодно, кроме хулить Духа Святого. В действительности, как мы уже выясняли, ни о каком пренебрежении моралью в Учении Иисуса речь не идет. Но постоянно подчеркивается приоритет духа над всем прочим, включая мораль. Это же имеется в виду и здесь. Это становится ясно, если рассматривать этот отрывок в сочетании со следующим:

“… истинно говорю тебе, если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия…

… истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие:

Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух”

(Иоан. 3.3, 5, 6)

В этом отрывке опять видны и образность речей Иисуса и то, что их ни в коем случае нельзя понимать буквально, что имело место уже со слушавшими Его, но продолжается и по сей день. В частности Никодим, к которому и обращена эта речь, говорит Иисусу: “как может человек родиться, будучи стар? неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться?”

(Иоан. 3.4)

В этом отрывке (и в некоторых других в Евангелиях) появляется слово “дух” с маленькой буквы, чего не было в Ветхом Завете. Выясняется, что есть Божий Дух, “который носился над водами”, есть Дух Святой, который, можно предположить, есть то же самое, что и Божий Дух, но есть еще просто дух, который уже не то же, что Божий Дух или Дух Святой. И поскольку “дух” с маленькой буквы, то ясно, что это нечто, присущее человеку.

Это тот дух, о котором я писал в первой части, сказав, что не буду давать этому понятию формального определения, предоставив ему самому выкристализовываться по ходу движения идеи. Иисус, который вводит слово “дух”, но также не дает ему формального определения, тем не менее существенно расширяет его содержание по сравнению с Моисеевым Учением. Там дух, уже введенный, хоть и не названный по имени, был связан только с преданностью Богу. Иисус Своей добровольной жертвой во имя спасения людей расширил понятие духа на преданность и любовь к людям, к роду людскому в целом. Об этом же говорит и его знаменитое “Нет большей любви, как если кто положит душу свою за други своя”. Это не моральная заповедь. Моральные заповеди обязательны для всех, но если все начнут “ложить душу свою”, то прекратится род человеческий.

Тут следует отметить еще одно вырисовывающееся свойство духа, которое отличает его от морали. Лучше всего оно отражено в словах Иисуса: “Не мерою дает Бог Духа”. Мораль имеет меру, пусть даже точно мы ее не можем установить. Сорвать огурчик на ходу, идя через колхозное поле, и съесть его – это не воровство, а вот набрать рюкзак или тем более машину огурцов с этого поля – это воровство. Значит мера лежит где-то внутри этого интервала. И если человек морален по мере, то этого уже достаточно. Сверх меры – не надо. Сверх меры это уже тоска, которая может привести к отталкиванию людей от морали. Этим, кстати, среди прочего, пользовались и пользуются нигилисты, атакуя мораль. Поэтому мораль не может стать содержанием жизни людей, а те, которые пытаются это сделать, становятся противными морализаторами.

Духа же не бывает много. Этого не надо путать с направленностью, истинностью духа. Всякие там Хумейни, Торквемадо, Саваноролы – это тоже дух, дух высокий, много духа, но не истинный, ошибочный, направленный не туда куда надо, основанный на неверном понимании Учения. Хорошо или плохо, когда много такого искривленного духа, я не хочу пока обсуждать, но чем больше истинного духа – тем лучше. И это совершенно замечательное свойство. Оно дает возможность бесконечного развития человеку и человечеству. Как я покажу в дальнейшем, это имеет особо важное значение в наши дни.

Из выше цитированного выясняется также, что дух теснейшим образом связан с Духом Святым (хоть это и не одно и то же).

Теперь, что значит “Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа, есть дух”. Это значит, что духовное в человеке не передается по наследству вместе с генами родителей. Кто бы ни были родители Маугли, но, воспитанный в волчьей стае, он не может стать духовным человеком (Если не произойдет прямого вмешательства Бога). Духовное в человеке в каком-то смысле (не будем пока уточнять в каком) от Духа Святого, “свыше”. “Рожденный свыше” – значит ставший человеком духовным.

И как мы уже выяснили в главе о Благой Вести, кто не станет человеком духовным, не войдет в Царство Небесное. Это и имеет в виду Иисус, говоря “кто не родился свыше”.

Теперь становится понятным, что, говоря, “кто будет хулить Духа Святого”, Иисус имеет в виду не только тех, кто будет делать это в буквальном смысле, но вообще бездуховных, тех, кто пренебрегает и Духом Святым и духом, и не только публично, но внутри себя. Но образность языка этого отрывка, конечно, затрудняет его восприятие.

Учет исторического момента появления Учения Иисуса Христа и обусловленного им локального вектора или смещения акцентов, а также учет поэтической образности Его речей о духе вместе с учетом контекста и текста окончательно расставляют точки над “V” в вопросах о любви к ближнему, смирении, “не судите”, “бренности земной жизни” и т.п. рассмотренными выше. К сожалению ни ученики Иисуса, ни последующие христианские толкователи этого в полном объеме не поняли, что привело ко многим драматическим последствиям и в движении идеи и в судьбах народов, принявших христианство или прошедших через него. Неправильное понимание Учения Иисуса Христа повлияло и на движение идеи за пределами христианства, особенно в эпоху Просвещения. К тому, как развивали в меру своего понимания – непонимания Учение Христа Его ученики после Его смерти, мы переходим в следующей главе.

Глава 5. Учение Павла

В этой главе речь пойдет о периоде движения идеи непосредственно после смерти и вознесения Иисуса Христа, когда живы были и действовали Его ученики, к которым присоединился Павел. Павел оказался совершенно доминантной фигурой на этом этапе, по крайней мере, он оказался таковым в ретроспективе, по тем материалам, которые дошли до нас. Поэтому я считаю, не будет натяжной весь этот этап эволюции Учения назвать учением Павла.

Для исследования Учения Иисуса я пользовался текстом Евангелий. Теперь объектом исследования являются “Деяния апостолов”, их “Послания” и “Откровение Иоанна Богослова”. Между Евангелиями и этими текстами с точки зрения данного исследования, есть принципиальная разница. В Евангелиях изложено Учение Иисуса Христа, Сына Божьего, носителя абсолютной истины. Правда, оно изложено в передаче земных людей со всем их несовершенством. В силу своего несовершенства они внесли в Учение субъективные искажения. Задача была очистить Учение от этих искажений и понять его правильно. Истинность же его сомнению не подлежала.

А вот “Деяния”, “Послания” и “Апокалипсис” – это самостоятельная деятельность и творчество несовершенных людей и в соответствии с принятым мной подходом, и в отличие от классического подхода, разделяемого, я думаю, всеми христианскими конфессиями без исключения, я не считаю эти тексты святыми и истинными по определению. Несмотря даже на то, что писаны они учениками Иисуса и, как сказано в Евангелиях, на них снизошел Дух Святой, который, как считают сторонники святости этих текстов, дал им истинное знание и понимание.

Во-первых, не только что не все эти тексты написаны учениками Иисуса, но наоборот, большинство их написано как раз не учениками. “Деяния” написаны Лукой. Лука, как мы знаем, – не ученик Иисуса и Дух Святой на него не нисходил. Не ученик Иисуса и Павел, послания которого являются главнейшей по значению и превалирующей по объему частью исследуемого текста. Правда, Павел утверждает, что на него тоже снизошел Дух Святой и в подтверждение даже привел Апостолам одного свидетеля (Варнаву). Но сколько с тех пор было и сколько сегодня есть таких, которые заявляли и заявляют, что на них снизошел Дух Святой или им было видение и в нем Ангел открыл им новую истину? И многие из них приводят гораздо больше свидетелей. Но кто им верит, кроме тех, кого им удалось обратить в свою конфессию, если им удалось таковую создать? В конце этой книги я разберу учения некоторых конфессий, культов или сект, созданных такими визионерами и мы увидим какую ахинею они предлагают нам от имени Господа Бога.

Напомню также, что Сам Господь Бог в Ветхом Завете и Иисус в Евангелиях предупреждали о необходимости осторожности с претендующими на прямой контакт с Ними. “По плодам их узнаете их”. О том же предупреждает и Апостол Иоанн: “Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире”.

(Иоанн 4.1)

И как увидим из дальнейшего, не исключено, что Он имеет здесь в виду Павла. Правда, если судить Павла “по плодам”, то нельзя не признать его одухотворенности в немалой части его посланий и поэтому можно поверить ему, что на него, в каком-то смысле, снизошел Дух Святой.

Но что вообще значит, что на кого-то “снизошел Дух Святой”? Я уже писал, что все, что связано с теологией, мы не можем, не имеем права понимать буквально. Если понимать сошествие Духа Святого на Апостолов и Павла как одухотворение их свыше высоким духом, глубокой верой и готовностью к жертвенному служению идее и даже определенными способностями, которые сегодня принято называть экстрасенсорными, то такое понимание мы можем проверить “по плодам их” и убедиться, что оно соответствует этим плодам. Но если понимать это как то, что этим людям дана была абсолютная истина, то, во-первых, это будет святотатством, поскольку абсолютной истиной обладает только Бог, а они все таки остались людьми и после этого и, как увидим из дальнейшего, не без человеческих слабостей. Во-вторых, уже Евангелия, написанные ими после сошествия на них Духа Святого, свидетельствуют, как мы видели, что эти люди не стали обладателями абсолютной истины и много в Учении Иисуса не поняли, кое-что исказили и там и сям добавили от себя того, чего Иисус говорить не мог. И это в Евангелиях, где их задача была всего лишь правильно изложить то, что они слышали от Иисуса. Когда же они начинают самостоятельно развивать полученное ими Учение, степень их несоответствия претензиям на обладание абсолютной истиной становится еще очевидней. Особенно хорошо иллюстрируют это их многие попытки извлечь из Ветхого Завета предсказание пришествия Иисуса, причем из тех текстов, которые, как легко показать, не имеют к этому никакого отношения (хотя, как я уже писал, в Ветхом Завете есть места, в которых, без сомнений, пришествие Иисуса предсказано). Вот образцы таких попыток:

“И мы благовествуем вам, что обетование, данное отцам, Бог исполнил нам, детям их, воскресив Иисуса,

Как и во втором псалме написано: “Ты Сын Мой, Я ныне родил тебя”.

(Деян. 13. 32, 33)

Во втором псалме Давид повествует об иноземных царях восстающих против царя, помазанного Господом. Т.е. против него, Давида. И Давид предупреждает их, чтобы они оставили свои замыслы, потому что Господь, который сказал ему, Давиду “Ты Сын Мой, Я ныне родил тебя”, конечно, защитит его. Это смысл псалма. И “сын Мой” здесь, естественно, – поэтический образ. Вот часть контекста, из которого Павел вырвал фразу:

“Восстают цари земли и князья совещаются вместе против Господа и против помазанника Его.

Живущий на небесах посмеется, Господь поругается им

Тогда скажет им во гневе Своем, и яростию Своею приведет их в смятение”.

“Я помазал царя Моего над Сионом, святою чарою Моею”

Возвещу определение: Господь сказал мне: “Ты воин Мой: Я ныне родил Тебя;

Проси у Меня, я дам народы в наследие тебе и пределы земли во владение тебе

Ты поразишь их жезлом железным, сокрушишь их как сосуд горшечника”

(Пс. 2.2, 4-9)

Не Иисусу же Бог говорит: “Ты поразишь их (иноземных царей), жезлом железным”. Иисус ведь послан на землю не сокрушать царей, а принести Себя в жертву во имя спасения людей.

И сразу же вслед за этим Павел делает еще одну такую же “услугу” Иисусу

“А что воскресил Его из мертвых, так – что Он уже не обратится в тление, о сем сказал так: “Я дам всем милости обещанные Давиду верно”.

(Деян. 13.34)

Это цитата из Исайи. Но нет ни малейшего основания полагать, что в этом месте Исайя имеет в виду Иисуса. Вот что говорит Исайя:

“Приклоните ухо ваше, и придите ко Мне; послушайте и жива будет душа ваша; и дам вам завет вечный, неизменные милости, обещанные Давиду”

(Ис. 55.3)

Ну, призывает Господь евреев быть верными Ему, как был верен Давид и обещает им за это те милости, которые обещал Давиду. Почему это должно относиться к Иисусу?

И этого Павлу мало и тут же он добавляет еще в том же духе:

“Посему и в другом месте говорит: “не дашь Святому Твоему увидеть тление”

(Деян. 13.35)

Это из 15-го псалма Давида:

“Я сказал Господу: Ты Господь мой; блага мои Тебе не нужны.

К святым, которые на земле, и к дивным твоим – к ним все желание мое.

Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня: не поколеблюсь.

Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя успокоится в уповании;

Ибо ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тление.

Ты укажешь мне путь жизни: полнота радости пред лицем Твоим, блаженство в деяниях Твоих вовек.

(Пс. 15.9, 3, 8-11)

Я привел почти весь псалом, в котором всего 11 строф. Сомневающийся может проверить: то, что я опустил, ничего не добавляет и не меняет. Из контекста ясно, что “святому Твоему” – это Давид говорит о себе. Ведь выше уже есть “к святым, к дивным Твоем…” Это что? про многих Иисусов, что ли? Святыми здесь Давид называет праведных людей и себя в том числе. Может быть с какой-то формально теологической точки зрения, называть праведных людей “святыми” – неверно, но ведь псалом – это поэзия, а не математическая теорема. Из контекста видно также, что “не дашь увидеть тления” значит – не отправишь меня в ад.

В общем, трудно отделаться от впечатления, что Павел здесь “элифазничает”, т.е. лицемерно, греша против истины, распинается за Иисуса Христа, зарабатывая себе тем самым теплое местечко в Царстве Небесном и авторитет у своих новых товарищей – Апостолов.

Какова же общая картина движения идеи в этот период? Это период становления церкви – организации, предназначенной для распространения Учения Иисуса Христа. Становление организаций, обслуживающих ту или иную идею, включая не религиозные, например, марксизм, имеют много общего. Апостольский период христианства – яркий тому пример. Первое, что происходит в такие периоды, и в этот в частности, – это бурная, героическая пропаганда идеи среди широких масс и связанный с нею стремительный рост числа сторонников идеи. Пропаганда сопровождается идеологической борьбой против сторонников господствующей в обществе старой идеи или идей и борьбой внутри организации. Последняя подразделяется на борьбу идейную, за правильное понимание учения и борьбу за авторитет, престиж, руководящую роль, в конечном счете, за власть в организации, которая (власть) становится тем весомее, притягательней, соблазнительней, чем мощней и многочисленней становится организация. Причем борьба идейная и борьба за власть настоль тесно переплетены, что иногда борющиеся за власть даже сами убеждены, что они борются за идею, и в любом случае они только так представляют наружу свою борьбу.

Что касается борьбы с противостоящей, точнее противостоящими идеями: язычеством и фарисейством, то здесь борцы за новую идею выступают дружным фронтом. При этом некоторые из них демонстрируют во истину высокий дух. И это свидетельствует, что в этом смысле Дух Святой таки снизошел на них.

Вот некоторые образцы высоко одухотворенных их речей:

Так говорил Стефан

“Жестоковыйные! люди с необрезанным сердцем и ушами! вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы.

Кого из пророков не гнали отцы ваши? они убили предвозвестивших пришествие Праведника, которого предателями и убийцами сделались ныне вы,

Вы, которые приняли закон при служении Ангелов и не сохранили”

(Деян. 7.51-53)

Так говорил Иоанн:

“Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны положить души свои за братьев”.

(1.Иоанн. 3.16)

“Возлюбленные! Если так возлюбил нас Бог, то и мы должны любить друг друга.

В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение, боящийся не совершенен в любви…

Кто говорит: “я люблю Бога”, а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, которого не видит?”

(1 Иоанн 4.11, 18, 20)

И так говорит Павел:

“Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая, или кимвал звучащий”.

Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставить, а не имею любви, то я – ничто…

Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, а знание упразднится”

(1 Кор. 13.1, 2, 8)

Что касается внутренней борьбы в апостольской церкви, то приходится признать, что несмотря на завет Иисуса Своим ученикам (Кто хочет из вся быть первым, тот пусть будет последним), несмотря на совместную жертвенную борьбу с внешним врагом, от которого, как хорошо известно, терпели ранние христиане жесточайшие преследования, борьба между самими Апостолами, а также между Апостолами и главами поместных церквей была прежде всего борьбой за авторитет, за престиж, за власть, частью неприкрытой, а частью очень плохо прикрытой идейными соображениями. И даже там, где налицо разница в толковании Учения Иисуса между апостолами, тяжело отделаться от ощущения, что и толкования эти мотивированы борьбой за авторитет и будущую славу. Вот наиболее яркие языки пламени этой борьбы:

“Ибо я знаю, что по отшествии моем войдут к вам лютые волки, не щадящие стада;

И из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою”.

(Деян. 20.29, 30)

Это Павел говорит общине в Эфесе и, как видно будет в дальнейшем, под лютыми волками он имеет в виду своих конкурентов внутри церкви и прежде всего других Апостолов.

“И долготерпение Господа нашего почитайте спасением, как и возлюбленный брат наш Павел, по данной ему премудрости написал вам,

Как он говорит об этом во всех посланиях, в которых есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания”

(2 Петр. 3.15, 16)

Да, не успели отгреметь речи Иисуса против лицемерия, как Петр демонстрирует великолепный образчик его, обозвав Павла “возлюбленным братом” с “данной ему премудростью”, прежде чем подпустить ему шпильку по поводу его посланий “в которых есть нечто неудобовразумительное”, “превращающее” неутвержденных и т.д. Но, как увидим, в сравнении с Павлом,Петр – наивное дитя с душой нараспашку.

“Я писал церкви; но любящий первенствовать у них Диотраф не принимает нас

Посему если я приду, то напомню о делах, которые он делает, понося нас злыми словами, и не довольствуясь тем, и сам не принимает братьев, и запрещает желающим и изгоняет из церкви”

(3. Иоан. 9,10)

Тут Иоанн говорит прямым текстом, без обиняков; с каким-то Диотрофом, который – не Апостол, можно не церемониться и опустить “возлюбленного брата”.

“… и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их (Апостолов) потрудился; не я впрочем, а благодать Божия, которая со мной”.

(1 Кор. 15.10)

Это Павел только начинает свои претензии на первенство среди Апостолов, начинает с полагающейся скромностью и смирением: “я более всех их потрудился; не я впрочем, а благодать Божия, которая со мной”. Вот так.

“Ибо если бы я и более стал хвалиться нашею властью, которую Господь дал нам к созиданию, а не к расстройству вашему, то не остался бы в стыде”.

(2 Кор. 10.8)

Потрясающие словесные кульбиты, которым могли бы позавидовать и лицемернейшие из фарисеев. Я, де, не хвалюсь, ребята, но если бы я похвалился, то вы увидели бы какой я ого-го. Все это, естественно, для накачки авторитета в борьбе за первенство в организации. Но Павел тут же превосходит этот свой рекорд лицемерия, добавив несколькими строками ниже:

“Хвалящийся хвались о Господе

Ибо не тот достоин, кто сам себя хвалит, но кого хвалит Господь”.

(2 Кор. 10.17, 18)

А он, значит, сам себя не хвалит.

“Но я думаю, что у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов.

По истине Христовой во мне скажу, что похвала сия не отнимется у меня в странах Ахайи…

Ибо таковы лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых…

Как многие хвалятся по плоти, то и я буду хвалиться

Ибо вы, люди разумные, охотно терпите неразумных:

Вы терпите, когда кто вас порабощает, когда кто объедает, когда кто обирает, когда кто превозносится, когда кто бьет вас в лицо.

К стыду говорю, что на это у нас недоставало сил. А если кто смеет хвалиться чем либо, то, скажу по неразумению, смею и я”

(2 Кор. 11.5, 10, 13, 18-21)

И далее следует перечень заслуг и страданий Павла на ниве служения идее.

Тут, как говорится, нет слов для выражения. Такого “черного пиара” надо поискать даже в наши разнузданные дни в предвыборной гонке за президентство. Надо иметь медный лоб, чтобы учеников Иисуса, которых тот Сам при жизни избрал Апостолами, обозвать лжеапостолами, в то время как сам он имеет куда как более сомнительный мандат на апостольство. Самовосхваление здесь Павел уже не пытается прикрыть никакими фиговыми листочками предписанного смирения. И доходит до плохо скрытых призывов к насилию против “высших Апостолов” в ответ на их якобы “превознесение” и “порабощение”. При этом забывает не только Христово “Если кто ударил тебя по левой щеке, то подставь и правую”, но и свои собственные обильные призывы к смирению, терпению и страданию уже не Христовому, а рабскому и унизительному (о чем речь еще впереди).

“Я дошел до неразумия хвалясь: вы меня к сему принудили. Вам бы надлежало хвалить меня, ибо у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов, хотя я и ничто”

(2 Кор. 12.11)

Какой скромняга! Я, де, не хочу хвалиться. Это вы должны меня хвалить. Но если вы такие тупые, то что делать? В общем, Павел раскатывается как в партитуре Ференца Листа: “Играть быстро. Еще быстрее. Как только можно быстро. И еще быстрее”.

“… мы дерзнули в Боге нашем проповедовать вам благовестие Божие с великим подвигом…

Не ищем славы человеческой ни от вас, ни от других

Мы могли бы явиться с важностью, как Апостолы Христовы…

Ибо вы помните, братия, труд наш и изнурение: ночью и днем работая, чтобы не отяготить кого из вас, мы проповедовали у вас благовестие Божие”.

(1 Фес. 2.2, 6-9)

После того как “мы – с великим подвигом”, мы, оказывается “не ищем славы человеческой”, вроде этих гнусных Апостолов Христовых, которые “с важностью”.

И после всего этого все конфессии без исключения считают, что каждое слово Павла, как и других Апостолов, свято. Но ведь если свято слово Павла, что высшие Апостолы – лжеапостолы, то как же может быть и их слово свято? Три с половиной тысячи лет прошло со времен Корея, который заявил Моисею, что “все общество, все светы”, за что Бог и истребил его и его “корейцев”. Но в Христианстве до сих пор святы все, кто, образно выражаясь, “дорвался до микрофона” и узурпировал право толковать, а точнее эксплуатировать себе на пользу Учение Иисуса. Начиная с Павла, через всех Пап римских и кончая основателями современных культов, вроде Муна, Смита (мормоны) и других. И каждое слово их свято для их конфессионеров.

Все это была пока только прямая похвальба Павла и нападки на Апостолов, либо прикрываемая лицемерным смирением, либо безпардонно неприкрытая. О нападках Павла на Апостолов под видом идейной борьбы за правильное понимание Учения Иисуса речь впереди, когда я буду рассматривать эволюцию Учения в апостольский период. К сему и приступаю.

Прежде всего, нужно сказать, что несмотря на подвижническое служение идее в противостоянии гонителям ее, несмотря на то, что Апостолы разжигали истинный дух в новообращенных и своим примером и своими речами, вроде цитированных выше, несмотря на все это, они борьбой между собой за первенство, тоннами лицемерия и злобы, выплеснувшимися в этой борьбе прежде всего со стороны Павла (по крайней мере, судя по дошедшим до нас материалам), снизили высокий и светлый дух Учения Иисуса. Это была та ложка дегтя, которая портит бочку меда, и надо сказать, это была большая ложка. Этим было положено начало процесса духовной деградации, продолжавшейся всю историю Церкви, хотя и неравномерно, Реформация, как увидим, была попыткой духовного возрождения. Как я показал в “Неорационализме”, постепенный упадок, омертвление духа, замена его эрзацами, неизбежны в процессе эволюции организации, обслуживающей и одновременно эксплуатирующей духовную идею. Но этот процесс может идти быстрее или медленнее в зависимости от личностей, участвующих в нем.

Поскольку Учение Иисуса – это прежде всего учение о духе и все, что в нем не о духе прямо, все равно тесно с духом связано, то снижая дух, Апостолы не могли, конечно, существенно развить Учение в других аспектах. Рассмотрим, что конкретно произошло в апостольский период с некоторыми из тех частей Учения Иисуса, которые я выделил в двух предыдущих главах.

Благая весть

Там и сям Апостолы демонстрируют правильное в общем понимание сути Благой вести, пусть и не всеобъемлющее, и выражают это понимание во впечатляющей, вдохновенной форме. Лучше всего и наиболее полно это удалось Петру (не зря Иисус именно на нем как краеугольном камне собирался поставить Церковь Свою).

Как послушные дети, не собразуйтесь с прежними похотями, бывшими в неведении вашем,

Но по примеру призвавшего вас Святого, и сами будьте святы во всех поступках.

Ибо написано: “будьте святы, потому что Я свят”…

Послушанием истине чрез Духа очистивши души ваши к нелицеприятному братолюбию, постоянно любите друг друга от всего сердца”

(1 Петр. 1.14ч16, 22)

“… крещение, не плотской нечистоты смытие, но обещание Богу доброй совести”

(1 Петр. 3.21)

Петр не упоминает здесь Благую весть, но все требования предъявляемые Учением Иисуса к человеку для того, чтобы он мог попасть в Царство Небесное: духовность, любовь к ближнему, раскаяние в грехах и соблюдение норм морали в будущем (обещание доброй совести) есть здесь и изложены языком поэтическим.

Но гораздо чаще Апостолы просто раскачивают качели противоречия между духом и моралью (законом), то утверждая, что вера делает ненужным (с разными оттенками смысла ненужности) закон, то вновь утверждая необходимость соблюдения заповедей и даже вводя свои собственные. Причем если из Иисуса такое противоречие можно извлечь, только вырезая отдельные фразы из контекста и текста Евангелий, а если видеть картину Его Учения в целом, то ясно, что никакого противоречия нет, то у Апостолов это противоречие выглядит гораздо жестче. Более других раскачкой этих качелей занимается Павел:

“… не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут”

(Рим. 2.13)

Казалось бы куда как ясней сказано и вывернуть отсюда на то, что закон не нужен или его исполнение не обязательно, невозможно без сутьевого противоречия. Но что Павлу до противоречий. И далее он пишет:

“… делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть…”

(Рим. 3.20)

Так оправдаются или не оправдаются делами исполнители закона? Лобовое противоречие между этими двумя фразами невозможно устранить никакими разъяснениями в контексте. И чтобы предотвратить хоть малейшую возможность устранения этого противоречия Павел добавляет еще и еще:

“Получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе…

…мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона”

(Рим. 3. 24, 28)

Ну все, уничтожил Павел закон на корню и пенек выкопал и место то заровнял, чтоб не видно было, что там было что-то раньше. Ну а то, что в предыдущей главе писал наоборот, что “исполнители закона оправданы будут”, так это нечаянно вывалилось из его фарисейского прошлого. Надо было бы, конечно, извиниться за ляп и вообще как-то отнестись к тому, что раньше писал противоположное. Тем более, что Павел не лаптем щи хлебал – культурный человек для своего времени, ученик выдающегося законника Гамлиэля. Но не будем придираться, человек – не Бог, лукавый попутал. И только мы себя таким образом уговорили и успокоили более менее бунтующие мозги, как Павел нас тут же дубиной опять по этим мозгам:

“Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем”.

(Рим. 3.31)

А это как, простите? С этой подачи Павла христианство потом и дошло до “Верую, потому что нелепо” и к разным прочим нелепостям, которые к Учению Иисуса Христа ни малейшего отношения не имеют.

А чтобы мы не подумали, что эта последняя фраза опять из него случайно выпала, Павел наставляет нас еще законами-заповедями собственного сочинения

“…ревнуйте о странноприимстве;

Благоговейте гонителей ваших…

Никому не воздавайте злом за зло.

Не мстите за себя

Итак, если враг твой голоден, накорми его

… побеждай зло добром”

(Рим. 12.13, 14, 17, 19, 20, 21)

Не станет же человек развлекаться сочинением законов, если исполнение их никому не нужно. Ну и на закуску еще так:

“А мы знаем, что закон добр, если кто законно употребляет его”.

Правильная, конечно, мысль. Хотя к чему все эти тонкости употребления закона, если употреблять его не обязательно, а удовольствия от этого употребления никто не получает.

Кроме того, иногда, когда Павел нападает на закон, трудно отделаться от впечатления, что им движет не жажда истины и желания послужить идее, а борьба за авторитет и первенство со своими соперниками и врагами, они же “братия во Христе”, остальными Апостолами. Дело в том, что Апостолы, приняв Павла в свою среду, тем не менее, изначально разделились с ним, разделив сферы влияния. А именно, Павла отправили проповедовать язычникам, оставив евреев за собою. После этого каждая сторона старалась залезть еще и на чужую территорию, что тоже, судя по некоторым фразам в “Деяниях” и “Посланиях”, не способствовало миру. Но, в общем, Апостолы проповедовали прежде всего евреям, а Павел – язычникам. И это уже влияло на направленность толкования Благой вести. Чрезмерно нападать на закон, толкуя Благую весть евреям, у которых закон сидел уже в спинном мозгу, было, как теперь говорят, контрпродуктивно. И как мы видели на примере Петра, Апостолы не попадают резко на закон и в большей или меньшей мере близки к тому, что имел в виду здесь Христос. Павел же, апеллируя к публике, у которой закон, да еще не в меру детализированный, вызывал раздражение, шел, до известной степени, на поводу у аудитории, а местами чувствуется, использовал предпочтения своих слушателей, чтобы натравить их на других Апостолов. Так в послании к Галатам он резко попадает на закон, противопоставляя его духу и вере:

“Сие только хочу знать от вас: через дела ли закона вы получили Духа, или через наставление в вере?…

Подающий вам Духа и совершающий между вами чудеса, чрез дела ли закона сие производит, или чрез наставление в вере?

А что законом никто не оправдывается пред Богом, это ясно, потому что праведный верою жив будет.

(Гал. 3.2, 5, 11)

А потом между строк у него проскальзывает:

“Ревнуют по вас нечисто, а хотят вас отлучить, чтобы вы ревновали по них”.

(Гал. 4.17)

Кто ревнует, он не говорит. Но раз “ревнуют нечисто”, то ясно, что это враги. Враги эти – это не язычники, ибо пафос послания – против закона, до которого язычникам дела нет. Если бы это были фарисеи, то Павел бы их назвал. Фарисеи – это легитимный, объявленный враг и нет причины тут делать фигуры умолчания. А вот выступать прямо против своих “возлюбленных братьев во Христе”, Апостолов – неприлично, хоть Павел иногда в запале срывается и на это. Но все же язык намеков предпочтительнее. Вот и получается, что какие-то там, с законом связанные, “ревнуют по вас нечисто”. А он, значит, “ревнует” чисто.

Но кроме раскачки качелей закон – вера, и кроме использования тенденциозного толкования для нападок на Апостолов, есть у Павла и попытки аргументированного толкования Благой вести, толкования отличающегося от того, что на самом деле имел в виду Иисус Христос. Неизвестно, насколь это толкование у Павла искренне, а насколь продиктовано борьбой с Апостолами за власть и авторитет в церкви, но главное, что аргументировано оно не так уже слабо, тем более для своего времени и, что еще более важно, эта Павлова трактовка оказала мощнейшее влияние на дальнейшую эволюцию Христианства. Настоль мощное, что можно сказать, что Христово Учение было в значительной степени подменено учением Павла. Поэтому это толкование требует пристального рассмотрения.

Базируется она на трех посылках-аргументах, направленных против закона явно или завуалировано.

Во-первых, это утверждение, что пока не было закона, не было и греха. Поскольку, если человек не знает, что есть грех, то он и не виноват, даже если сделал подлость. Кроме того, закон де, запрещая что либо делать, провоцирует человека делать именно это. Вот его высказывания на эту тему:

“Но мы знаем, что закон, если что говорит, говорит к стоящим под законом, так что заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен перед Богом”

(Рим. 3.19)

“Ибо закон производит гнев, потому что где нет закона, нет и преступления”

(Рим. 4.15)

“Закон же пришел после, и таким образом умножилось преступление”.

(Рим. 5.20)

“Но грех, взяв повод от заповеди, произвел во мне всякое пожелание; ибо без закона грех мертв.

Я жил некогда без закона; но когда пришла заповедь, то грех ожил.

А я умер: и таким образом заповедь, данная для жизни, послужила мне к смерти,

Потому что грех, взяв повод от заповеди, обольстил меня и умертвил его”.

(Рим. 7.8ч11)

Надо сказать, что и в этих высказываниях и в других, относящихся к его толкованию, Павел старается подражать образному стилю Иисуса. Но, у Иисуса Христа это искренне и вытекает из необходимости, из сложности задачи объяснить дух и вдохновить им. Павел же просто темнит, чтобы придать видимость глубины его мысли и чтобы жесткое противоречие между тем, что он говорит здесь и его уже цитированными похвалами закону не так бросилось в глаза. Тем не менее, ход его мысли вполне отслеживаем и … опровергаем. Каин убил Авеля, человечество развратилось да еще до такой степени, что Бог истребил его всемирным потопом (кроме праведного Ноя), Содом и Гоморра, все это было до принятия закона. Что? все это не было грехом? Так за что же Бог наказал Каина, навел всемирный потоп и истребил Содом и Гоморру? Демагогия это, хотя и ни без ловкости закрученная и припудренная красивыми многозначительными словесами. Самое же печальное, что прошла эта демагогия сквозь все Христианство и вышла далеко за его пределы, будучи мощно подхвачено модернизмом и постмодернизмом наших дней, о чем речь впереди.

Конечно, не все тут так просто, и есть повод для спекуляций. Вспомним Иова, который ропщет на то, что Бог наказывает его неизвестно за что. Иов имеет в виду, что никакого существующего известного закона он не нарушил. И Бог признает, что Иов более прав перед Ним, чем его друзья, утверждающие, что он может быть грешен и при отсутствии того закона, который он нарушил бы. Вспомним также расхожее утверждение, что животные безгрешны, потому что не ведают, что творят. Все это, казалось бы, веские аргументы в пользу Павла. Но дело в том, что способность различать добро от зла дана человеку, в отличие от животного, еще со времен Адама и Евы (или со времен, когда он в процессе эволюции превратился из животного в человека). Убив Авеля, Каин отлично понимал, что содеял зло, иначе он не пытался бы скрывать это от Бога. Грех это и есть, когда человек делает зло, понимая или будучи способен понять, что это зло, и не зависимо от того, есть ли уже закон или его еще нет. А Иов оправдывается Богом не потому, что он не нарушил существующего закона, а потому, что не содеял никакого зла.

Для уточнения ситуации напомню, что человеку дана способность различать между добром и злом, но не полное знание этого. Т.е. возможны ситуации, когда человек действительно не знает и не может на данном этапе или в его конкретных обстоятельствах знать, что он делает зло. Пока мы не испортили достаточно экологию, мы не знали даже слова экология и действительно не ведали, что творили и каждый, кто принимал в этом участие, был безгрешен, не виноват. Но сегодня, если представитель цивилизованного общества губит природу и утверждает, что не знает, что это плохо, то даже, если он говорит правду, он все равно виноват, грешен, потому что мог и должен был это знать. Но если какой-то предприниматель, открыл химическое предприятие в приамазонских дебрях, наняв на работу представителей совершенно дикого племени (допустим еще есть такие) и не объяснил им, что нельзя сливать отходы в реку, и кто-то из них слил, то виноват, грешен предприниматель, а не дикарь. Отсюда, кстати, видна не только важность для общества закона и морали, как таковых, но и важность их непрерывного развития с учетом бесконечно меняющихся обстоятельств жизни общества.

Возьмем для примера ситуацию, сложившуюся в России и Украине в переходный период после развала Союза. Если применить к тем, кто в этот период обогатился, нормы и законы сложившихся социализма или капитализма, то получим, что либо все они воры, либо никто из них вообще ни в чем не виноват. Ни то, ни другое не будет соответствовать действительности, потому что разные люди по разному прошли этот путь и для выяснения кто из них – кто, нужны более тонкие дефиниции, которые не легко, но можно и нужно сделать для того, чтобы обе эти страны вышли в дальнейшем на нормальный путь демократического развития. Кстати, не следует отсюда делать вывод, что все нормы морали можно и нужно менять как перчатки при смене, скажем общественного строя и других подобных обстоятельств (как утверждает Маркс). “Не убий”, “не укради” и друге фундаментальные нормы – вечны и не зависят от строя и прочего. Но вот определение того, что есть кража, уже зависит. Тех, кто хочет углубиться в сей предмет, отсылаю к моей теории оптимальной морали (“Неорационализм”, Киев, 1992).

Можно допустить, что Павел не знал, не понимал всех этих тонкостей (хотя они наверняка были отражены хотя бы частично в римском праве, с которым Павел был знаком). Но то, что Каин совершил грех, убив Авеля, когда еще не было сказано “не убий”, это он безусловно понимал.

Другая мысль, проводимая Павлом, это что вера в Бога и Иисуса Христа и любовь к ближнему автоматически приводят к тому, что человек не грешит, даже если он не знает закона. Есть и у Иоанна фразы формально поддерживающие эту мысль, хотя про Иоанна нельзя сказать, что он последовательно проводит какую-то мысль с логическим обоснованием ее. Иоанн весь – дух и эмоции и мысли свои он бросает как бы в трансе, не заботясь об их логической связности, а только прислушиваясь к внутреннему голосу. В дальнейшем я разберу стиль Иоанна и его влияние на судьбу Христианства. Сейчас же я хочу зацитировать и его вместе с Павлом по этому поводу, чтобы разобрать сразу все в Новом Завете, на что ссылались и поныне ссылаются сторонники такой трактовки. Итак:

“Впрочем, помазание, которое вы получили от Него, в вас пребывает, и вы не имеет нужды, чтобы кто учил вас; но как самое сие помазание учит вас всему, и оно истинно и неложно, то чему оно научило вас, в том пребывайте”

(1 Иоан. 2.27)

Т.е. никакого закона не надо, а если вы “во Христе”, то прислушивайтесь только к своему внутреннему голосу, как делает сам Иоанн.

“Всякий пребывающий в Нем не согрешает: всякий согрешающий не видел Его и не познал Его”.

(1 Иоан. 3.6)

“Всякий рожденый от Бога не делает греха, потому что семя Его пребывает в нем; и он не может грешить, потому что рожден от Бога”

(1 Иоан. 3.9)

“Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон.

Ибо заповеди: “не прелюбодействуй”, “не убивай”, “не кради”, “не лжесвидетельствуй”, “не пожелай чужого”, и все другие заключаются в сем слове: “люби ближнего твоего, как самого себя”.

(Рим. 12.8, 9)

“Ибо весь закон в одном слове заключается: “Люби ближнего, как самого себя”

(Гал. 5.14)

По видимости эти и подобные фразы Иоанна и Павла – как бы то же самое, что говорил сам Иисус. На самом деле с помощью изящного софистического трюка мысль Иисуса здесь вывернута наизнанку. Иисус не раз говорил (и сам Иоанн чаще других приводит эти его высказывания), что верующий в Него попадет в Царство Небесное, имея в виду, как мы выяснили, что “верить в Него, значит и знать заповеди и исполнять их, но не сухо, бесчувственно, формально исполнять, а быть проникнутым духом, т.е. любовью к Богу и любовью к ближнему. Иоанн же и Павел утверждают здесь что тому, кто “верит в Него” не надо знать заповедей. Само чувство любви к Богу и к ближнему обеспечит, что ни о чем не думая, он будет соблюдать заповеди.

Но, даже обнаружив разницу между тем, что имел в виду Христос и тем, что утверждают Иоанн и Павел, мы еще отнюдь не доказали, что это подлог и извращение мысли Учителя, а не развитие Его Учения. Ведь развивали ж Учение Моисея Давид и пророки.

Но в данном случае это все-таки подлог, хотя опять же на первый взгляд мысль подкупает и кажется развитием. Действительно, если ты веришь в Иисуса Христа и любишь ближнего, неужели ты станешь делать этому ближнему гадости, не говоря о том, чтоб убить его, например? Но что значит “веришь” и что значит “любишь”? Вспомним, что “не мерою Бог Духа дает”. Значит, есть дух и вера и есть дух и вера. Нет предела совершенству. А значит, человек не бывает совершен. Но можно ли полагаться на несовершенного человека с несовершенной верой и любовью в том, что, и не зная определения добра и зла, он всегда будет делать только добро просто по интуиции, или заглядывая себе в душу, исходя из благих намерений? Ведь благими намерениями дорога в ад вымощена.

За примерами далеко ходить не надо. Верил ли сам Павел “в Него” и любил ли он ближних?

Если принять Христово определение, что верить – значит в том числе исполнять заповеди, то Павел не верил, потому что заповеди нарушал: лицемерил, злобствовал против ближних – Апостолов. Но сам то он глубоко убежден, что он верит. Не просто верит, а верит больше всех других. И в каком-то смысле (эмоционально), он таки верит. Но это же не мешает ему лицемерить и злобствовать. Надо сказать, что Павлу не помешало бы и знание закона, тем более, что уж кто-кто, а он – фарисей и ученик Гамлиэля, знал его лучше других. Но если закон есть, признается, не устраняется верой, то по крайней мере другие могут дать нарушающему оценку и не следовать его примеру. Отмена же закона под любым предлогом, в том числе и через поглощение его или замену верой, как предлагает Павел, приводит к тому, что каждый, накачав себя мантрой: “я верю”, “я верю”, “я верю”, начинает вытворять чорт знает что и ни у кого уже нет никаких критериев, что есть добро, а что – зло. И такое было и есть в Христианстве и за его пределами. Я буду это разбирать в дальнейшем, а пока что ограничусь примером хлыстов, которые тоже ведь святоши, убежденные, что они веруют во Христа, и даже, что только они одни и веруют.

Я бы резюмировал эту тему так: “Закон без веры и любви мертв”, как учит Иисус Христос, но вера без закона – это фанатизм, кликушество, искривление духа.

А что касается того, что из любви к ближнему вытекает весь закон, то это тоже софистика. Нет спору, что любовь – это свет, и без любви нет жизни. Но ведь и сколько зла наделано из любви. Все это прекрасно разобрано в мировой литературе, особенно эпохи Просвещения. Какой-нибудь домостроевский персонаж Островского любит в своем понимании своих ближних, и он же их любя калечит морально, а иногда и физически. Любовь не должна быть слепа, а закон (мораль) – это глаза любви, конечно, если закон хорош, мудр, правилен.

Чтобы окончательно добить закон, Павел выдвигает еще такую идею: тому, кто верит, тому, кто “во Христе”, можно нарушать закон даже зная его. Ему все грехи прощены наперед по милости Божьей, а не по делам закона. Идея настоль очевидно противоречит Учению Иисуса, настоль кощунственна, что Павел, конечно, не говорит это так прямым текстом, а припудривает это ставшей с его подачи обязательной словесной шелухой, долженствующей символизировать, якобы, глубину мысли и религиозного чувства.

Тем не менее, местами он звучит весьма близко к тому, что я сформулировал прямым текстом:

“Ибо что говорит Писание? поверил Авраам Богу, и это вменилось ему в праведность.

Воздаяние делающему вменяется не по милости, а по долгу;

А не делающему, но верующему в Того, Кто оправдывает нечестивого, вера его вменяется в оправдание”

(Рим. 4, 3ч5)

Здесь Павел использует свой самый сильный козырь в поддержку его идеи. Бог, действительно, прощал Аврааму его грехи, прощал их за его веру и не требуя, чтобы Авраам раскаялся. Но, во-первых, Авраам не был ужасный грешник и то, что ему прощались его грехи, не значит, что любые грехи будут прощены любому за веру, как к тому клонит Павел. Во-вторых, как мы уже выяснили, прощения грехов Аврааму было временным, локальным явлением, связанным с планом Бога произвести избранный народ, которому будет дан закон. Если бы целью Бога была вера без закона, то вдохновив евреев верой в Себя после того, как вывел их “рукою крепкою” из рабства, Он мог бы на этом остановиться. Зачем было еще закон давать? И наконец, Павел притворяется, что он развивает Учение Христа, а не сочиняет собственное, вопреки Ему. Ведь Иисус не раз говорил, что верить, – это значит и исполнять закон.

Ну и далее уже почти без обиняков:

“… мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона”

(Рим. 3.24, 28)

“Но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить (Богу) в обновлении духа, а не по ветхой букве”

(Рим. 7.6)

“Христос искупил нас от клятвы закона”

(Гал. 3.13)

Нет нужды доказывать, что это противоречит Учению Иисуса, (и самому Павлу в других местах), настоль это очевидно. И тем не менее эта мыслишка оказалась необычайно живучей в христианстве, поскольку она во истину от лукавого. Ведь это так приятно освободиться от оков морали и вытворяя чорт знает что, чувствовать себя выше, лучше, правильнее всех нехристей, независимо от того, утруждают ли те себя соблюдением норм морали или свинячат наравне с этим сортом христиан (христиан лишь по самопровозглашению)

Смирение

Я уже сказал, что неправильное понимание учения Иисуса о смирении привело к развитию культа юродства, к пренебрежению мудростью, к придуриванию. Началось это с Апостолов и особую лепту здесь внес опять Павел. Вот его высказывание на тему:

“Ибо написано: погублю мудрость мудрецов, а разум разумных отвергну”

(1 Кор. 1.19)

Здесь Павел претендует на то, что он якобы цитирует Исайю. На самом деле он сильно перекручивает сказанное Исайей, радикально меняя смысл. Вот что пишет Исайя в том месте, на которое ссылается Павел:

“Так вот я еще необычайно поступлю с этим народом, чудно и дивно, так что мудрость мудрецов его погибнет, и разума у разумных его не станет”

(Ис. 29.14)

У Исайи нет негативного отношения к мудрости и разуму как таковыми. Речь идет лишь о том, что те, кто вел еврейский народ, кто почитался за мудрых и разумных в тот момент, вели его неправильно, за что Бог и накажет евреев, а особенно этих, выдающих себя за мудрых, но отнюдь не мудрых на самом деле. Ведь и пророки, как предупреждал и Яхве и Иисус могут быть и истинными и ложными. Точно также и мудрецы. Павел же начинает здесь атаку на мудрость и разум, как таковые, проводя мысль, что быть мудрым, разумным – это гордыня, противоречит смирению, которого требовал Иисус. И вот как он развивает дальше свою атаку:

“Где мудрец? где книжник? где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?

Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих”.

(1 Кор. 1.20, 21)

Здесь Павел напрямую начинает пропагандировать юродство, возводя при этом поклеп на Иисуса Христа, что якобы Он юродствовал в Своих проповедях. Что именно Павел имеет в виду под “юродством проповеди” Иисуса, он не поясняет, но очевидно (не видно ничего другого возможного) он имеет в виду притчевый стиль речей Иисуса. Но в притчах Иисуса нет и тени придуривания, свойственного юродству. Помимо того что, как мы знаем, Иисус прибегал к притчам в связи со сложностью задачи объяснения духа и неподготовленностью аудитории, нужно отметить, что притчевый стиль в ту эпоху считался признаком именно мудрости и утонченного интеллектуализма. Вспомним “Премудрого” Соломона с его притчами.

Павел продолжает:

“Посмотрите, братия, кто вы призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных;

Но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избирал Бог, чтобы посрамить сильное;

И незнатное мира и уничиженное и ничего не значущее избрал Бог, чтобы упразднить значущее, –

Для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом”.

(1 Кор.1, 26-29)

Сам то Павел, между прочим, был до “избрания” и мудрым по плоти и сильным и благородным, т.е. имел чин не рядовой и власть и знал законы, включая римские. Не рядовых выбирал и Бог Отец: Авраама, Моисея. Благородного Давида Иисус тоже ногами не пинает. “Избрал” же Иисус “незнатное мира и уничиженное” не для того, “чтобы упразднить значущее”, а для того, чтобы “никакая плоть не хвалилась пред Богом”. “Не хвалиться перед Богом”, еще не значит быть незначащим, тем более юродивым. Павел же, ловко смешивая праведное с грешным, искажает мысль Иисуса.

И далее

“Никто не обольщает самого себя: если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым”.

Это уже проповедь юродства в чистом виде.

В отношении Павла к мудрости к рациональному разуму есть и одна глубокая и отчасти правильная мысль, но к сожалению лишь отчасти:

“… знание надмевает, а любовь назидает.

Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает, как должно знать.

Но кто любит Бога, тому дано знание от Него”

(1 Кор. 8, 1ч3)

Тут Павел правильно ухватил очень важную вещь: рациональное познание хорошо само по себе только, когда речь идет о материальном мире. Но когда речь идет о человеке и направлении его на путь истинный, рациональное познание лишенное духа, дает сбой. (Эта мысль впоследствии будет прекрасно развита православными философами, особенно Лосевым). Но не прав Павел, полагая, что оно здесь вообще не нужно. Примеры того, куда заводит вера и дух, не контролируемые рациональным разумом, противопоставляемые ему, дает уже сам Павел, своими заблуждениями. А в наш век таких примеров хоть пруд пруди, начиная с хумейнизма.

В другом искривлении учения Иисуса о смирении принимают участие дружно уже все Апостолы. Вот как это проявляется в их речах!

“Итак, будьте покорны всякому человеческому начальству для Господа: царю ли, как верховной власти,

Правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро…

Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым

Ибо то угодно (Богу), если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо.

Ибо, что за похвала, когда вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу”

(1 Петр. 2.13, 14, 18ч20)

“Так точно будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть, отвергают начальства и злословят высокие власти”

(Иуда. 1.8)

“Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены”

(Рим. 13.1)

“Рабов увещевай повиноваться своим господам, угождать им во всем, не прекословить”

(Тит. 2.9)

Все, что есть на эту тему у Иисуса, это “Богу – Божее, кесарю – кесарево”. Отсюда до “Всякая власть от Бога” и беспрекословного подчинения любой власти во всем, что она требует, далековато. Хотя, конечно, тут нет жесткого, непреодолимого противоречия и Апостолы могли бы свести концы с концами, заявив, что хоть они нигде и не упомянули, что подчинение властям ограничивается все же тем, что сначала “Богу – Божие”, но они, мол, имели это в виду. Т.е., если власть заставляет тебя отступиться от веры или делать противное заповедям, то тут никакого послушания быть не может. И надо сказать, что именно так и поступали они в отношении власти, к их чести будь сказано. Но на словах забыли это добавить и это создает смещение акцентов от исполненного достоинства Христова смирения в сторону смирения рабского, приниженного.

Этот акцент усугубляется еще и заявлением Петра, что Богу угодно, “если кто … переносит скорби, страдая несправедливо”.

Из учения Иисуса о том, что страдающий в этой жизни получит вознаграждение в той, вовсе не следует что Всеблагому Богу угодны страдания людей и рабская покорность их власти. Конечно, Иисус призывал к кротости и терпению, но нигде не говорил, что речь идет о рабской покорности, не допускающей сопротивления ни в каком случае. Самим Своим обликом, Он учит, что это не так, а случай с торгашами в храме показывает, что была у него мера терпения и кротости. В призывах же Апостолов к покорности властям, начальству и хозяевам нельзя не уловить рабский оттенок.

“Не судите…”

Апостолы довольно дружно толкуют Христово “Не судите, да не судимы будете” в буквальном смысле слова:

“Не злословьте друг друга, братия: кто злословит брата или судит брата своего, тот злословит закон и судит закон; а если ты судишь закон, то ты не исполнитель закона, а судия

Един Законодатель и Судия, могущий спасти и погубить: а ты кто, который судишь другого?”

(Иак. 4.11, 12)

С одной стороны Иаков правильно улавливает пафос Иисуса направленный против фарисеев, которые использовали закон для того только, чтобы лицемерно судить других и злословить. Но с другой стороны доводит это до запрета вообще судить ближнего. Мол, закон дан лишь для того, чтобы каждый сам для себя определял, что хорошо и что плохо и что можно, а что нельзя.

“Итак, неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого; ибо тем же (судом), каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя другого, делаешь то же…

Неужели, думаешь ты, человек, что избежишь суда Божия, осуждая делающих такие дела и (сам) делая то же?..

Посему не судите никак прежде времени пока не придет Господь, который и осветит сокрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому будет хвала от Бога”

(1 Кор. 4.1, 3, 5)

Павел, как видим, тоже “начинает за здравие”, мол не судите ближнего лицемерно, делая сами то же самое, а “кончает за упокой”: не надо вообще судить ближнего, пусть Бог рассудит. И поскольку он имеет неплохую школу мышления, то подводит под этот тезис логическое обоснование, не лишенное остроумия, но все равно неверное. Мол, не надо судить ближнего, поскольку мы не знаем его помыслов и намерений, один Бог знает, вот пусть Он и судит. Могу добавить от себя, что мы никогда не обладаем всей полнотой информации и посему суд человеческий всегда несовершенен. Тут Павел, действительно, проникает в суть (есть это у него там и сям). Но вывод его все равно не верен. Ибо эта неполнота информации, да еще и ума недостаток, несовершенство, касаются всех дел, которые делает человек на земле, а не только суда, и если принять это за достаточную причину, чтобы не делать, то нельзя делать вообще ничего, не только что судить, а значит и жить нельзя. А главное, Иисус Христос говорил не только: не судите лицемерно, несправедливо, поспешно и т.д. Он говорил еще и “судите”: “Не судите по наружности, а судите судом праведным”. Не себя же тут имеет в виду Иисус, должен судить человек “судом праведным”, а ближнего своего. И даже расписывает Иисус, как это нужно делать деликатно, чтоб понапрасну не обидеть и не опорочить ближнего: сначала “обличи” этого ближнего наедине, чтобы он имел возможность либо объясниться и оправдаться, либо исправиться, потом, если не помогло, в присутствии одного двух людей, и только потом “обличи” его публично. Это никак не похоже на то, чтобы стыдливо отворачиваться от безобразий ближнего, оставляя это заботе Господа Бога. Нет, Иисус как и Его Отец, учит нас, что это на нас возложено, не допускать загнивание жизни здесь и сейчас, а не только готовить каждому себя к будущему Царству Небесному. Иначе и в Царство Небесное не попадешь.

Это искажение Христова “Не судите” сочетается у Апостолов с перекручиванием Его Учение о смирении и еще более превращает достойное смирение Иисуса в рабское и приниженное, в стиле “Моя хата с краю, я ничего не знаю”.

“Бренность” земной жизни, греховность плоти

Как я уже писал, ничего такого нет в действительности в Учении Иисуса, но в толкованиях это появляется уже начиная с Апостолов.

“Итак, как Христос пострадал за нас плотию, то и вы вооружитесь той же мыслью, ибо страдающий плотью перестает грешить”

(1 Петр. 4.1)

Куда как яснее: страдайте, ребята, умерщвляйте свою плоть, от нее все грехи. А вот тот, кто страдает плотью, тот не грешит. Ну, а как же грех мщения? Ведь мстит человек, который пострадал и зачастую пострадал плотью. И вообще, посмотрите направо, посмотрите налево: кругом полно страдающих плотью и, тем не менее, законченных сукиных сынов. А многих из них именно страдания и толкнули к греху. Сколько людей воруют только потому, что им кушать нечего. Сколько женщин из-за этого становятся проститутками. А главное, ничего подобного Иисус Христос не говорил. Он призывал сострадать всем страдающим, но не говорил, что все страдающие – хорошие люди и попадут в рай. Страдающие за правду – эти попадут. А те, которые умерщвляют свою плоть постами, могут быть лицемерными фарисеями и эти уж точно не попадут в рай. И их Иисус обличал многократно и как же об этом можно забывать Петру, на котором, как на краеугольном камне Иисус хотел основать свою церковь.

А вот “бренность мира” по Иоанну:

“Не любите мира, ни того что в мире, кто любит мир, в том нет любви Отчей.

Ибо все что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира (сего).

И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек”.

(1 Иоан. 2. 15ч17)

Что значит “Не любите мир”? Отбросим вариант, что речь идет о мире – творение Господа, творя который Он повторил, что это хорошо. До такого кощунства Иоанн, конечно, не мог опуститься. Примем вариант, что речь идет о мире в понимании последователей Иоанна, противопоставляющих мирское, мирскую суету, духовной жизни монахов и отшельников, удалившихся от мира. Тогда “Не любите мир” значит “не любите мирских, суетных и небезгрешных людей”. (Допустим для простоты, что “в миру” все грешны, а монахи все безгрешны, что, как мы знаем, тоже не совсем так). Но ведь Иисус Христос сказал, что он пришел спасти не праведных, но грешных. И призывая любить своего ближнего он имел в виду этих самых мирских грешных людей.

Но может быть Иоанн имеет в виду не людей “мира”, а все прочее, что есть “в миру”, скажем, грех, суетность, похоть. Ну, если он имел в виду, именно, грех, суетность и похоть, то нужно было бы так и говорить и тогда бы не извлекли из него его исследователи “бренность мира”. Тем более, что он говорит: “Не любите мир и все что в мире”, значит и “мир”, т.е. людей “мира” тоже. И не только грех, суетность и похоть не любите, но все что в мире”. А в “мире” между прочим, есть еще честный труд и простые радости жизни, т.е. вознаграждение, которого достоин каждый трудящийся, как говорит Христос, есть любовь мужа с женой, которая плотская, но не похоть, есть любовь родителей к детям и детей к родителям. Иисус никогда не призывал не любить всего этого.

Путает здесь Иоанн Иисусово “Не мир, но меч”, обращенное к тем, кто избрал себе путь служения духовной идее и кто во имя этого должен отказаться от мирских радостей и даже оставить отца, мать и братьев своих, чтобы идти за Ним, путает с отношением Иисуса к “миру”, мирскому и плоти. Иисус провел мудрое разделение между людьми обычными, “мирскими” и избравшими путь служения духу. И у Него есть требования общие для тех и других: любить Бога, исполнять заповеди, любить друг друга и есть дополнительные требования к избравшим путь служения.

Для последних: “Оставь отца и мать своих” и жены себе тоже не заводи, потому что это помешает тебе до конца отдаться служению. Но если все будут бросать отца и мать, то будет чорт знает что. А если все не будут жениться, то прекратится род людской. И Иисус нигде не говорил, что никто из тех, кто не избрал себе путь служения идее, не попадет в Царство Небесное. Точно также как не обещал, что все избравшие этот путь попадут туда. Он говорил: “Кому много дано, с того много и потребуется”. Какой бы путь человек не избрал, он должен еще пройти его достойно, чтобы попасть в Царство Небесное. Тот, кто дал обет служения, взял на себя большие обязательства. Но те, кто не дали – вовсе не погибшие люди, если они свое выполняют. И “не любить” их – это от Иоанна, а не от Христа.

Кстати, разделение на избравших или избранных на путь служения и прочих не Иисус первый ввел. Это сделал еще Бог Отец в Моисеевом Учении. Только там избранные – левиты были предопределены, назначены по крови, по происхождению. Это был упрощенный подход, принижающий дух, подход пригодный для раннего этапа движения идеи. Иисус, поднимая дух на новую высоту во всем, поднимает его и в этом отношении. Теперь человек сам, по внутреннему влечению (или по ощущению, что на него “снизошел Дух Святой”) выбирает себе путь служения и акт выбора уже есть акт духовный, проявление духа. Потому что есть в этом добровольная жертва, отказ от многих земных благ. Попытка же распространить требования, предъявляемые к избравшим путь служения, на всех людей, помимо прочего, снижает высоту духа, которая есть в добровольном выборе пути служения. Чего уж тут высокого, если это обязаловка?

А вот как “умерщвляет плоть” Павел:

“Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные – жизнь и мир,

Потому что плотские помышления суть вражда против Бога, ибо закону Божьему не покоряются, да и не могут.

Посему живущие по плоти Богу угодить не могут”

(Рим. 8. 6-8)

Но ведь Иисус и сам не отказывался от приглашений отобедать и даже выпить, и учеников своих учил тому же. Аж, до того, что противники обвиняли Его в чрезмерной любви покушать и выпить. Конечно, Иисус не призывал ни к обжорству, ни к пьянству и главное, духовные потребности Он ставил превыше “помышлений плоти”. Но не во всяком “помышлении плоти” Иисус видел грех. С Павла же начинается путь христианства к средневековой аскезе, к изуверской попытке изгнать из жизни все плотское, как греховное, так и здоровое, нормальное, дарованное человеку Творцом, создавшим человека не только духовным, но и плотским.

Павел же продолжает “гвоздить” плоть:

“Итак, братия, мы не должники плоти, чтобы жить по плоти,

Ибо, если живете по плоти, то умрете, а если духом умерщвляете дела плотские, то живы будете”

(Рим. 8.12, 13)

(Как поется “…а если вы не живете, то вам и не умирать”.)

“Дела плоти известны; они суть прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство,

Идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны), ереси,

Ненависть…”

(Гал. 5.19-21)

Во всем виновата плоть. И в религиозных войнах и в зверствах инквизиции. И с какой стати “идолослужения, волшебство, вражда, ссора, зависть, гнев, распри, разногласия и ненависть” это только от плоти. А Каин убил Авеля, по “помышлению плоти”? А сами Апостолы, призывая к умерщвлению плоти, не враждуют между собой, не ссорятся, не завидуют друг другу?

Откровения Святого Иоанна Богослова

Хотя я и назвал апостольский период развития христианства учением Павла, и хотя роль Павла, действительно, доминантна на этом периоде (да и во всей дальнейшей эволюции христианства), тем не менее вклад Иоанна Богослова с его Апокалипсисом заслуживает отдельного рассмотрения. Влияние его хоть и не столь значительно, тоже прослеживается вплоть до наших дней.

Иоанн выделялся среди других Апостолов еще при жизни Иисуса Христа. Он был любимым учеником Иисуса и не случайно во время “тайной вечери” возлежал рядом с Ним, положив голову Ему на грудь. Выделялся Иоанн повышенной чувствительностью, восприимчивостью к духовной части Учения, и поскольку она есть главное в этом Учении, Иисус и любил его больше других. Именно, Иоанн в своем Евангелии передал наиболее поэтические, образные, впечатляющие высказывания Иисуса о духе. Этим он внес, конечно, неоценимый вклад в развитие Учения. Но в то же время именно на цитатах из Иоанна я иллюстрировал кажущуюся противоречивость учения Иисуса о Благой вести. Это потому что Иоанн, будучи по природе богато одаренным к восприятию духа, легко воспламеняемый им, легко воспаряющий на крыльях его, в то же время не то, чтобы начисто лишен был способности воспринимать рациональное, мыслить рационально (он точно передал и некоторые тонкие рациональные мысли Иисуса), но он, безусловно, пренебрегал рациональной стороной Учения. Что и привело к тому, что видимая противоречивость Учения Иисуса наиболее проступает, именно, в его Евангелии, в то время как, скажем, у Луки, врача, и, следовательно, человека рационального уже по профессии, Учение выглядит наиболее гармоничным, последовательным и непротиворечивым, но далеко ему до тех взлетов духа, которые сумел ухватить и передать Иоанн. Но Иоанн, сконцентрировавшись на духе, просто опускал многие рациональные рассуждения Иисуса, относящиеся к закону и морали. Дух же, лишенный рацио, тяготеет к искривлениям и это проявилось в Апокалипсисе.

Впрочем, в первых 3-х главах его есть еще мало-мальски рациональные, конструктивные поучения, которые Иоанн дает семи общинам и которые вполне могли бы быть помещены где-нибудь среди малых пророков и не выделялись бы на их фоне. Но уже в этих главах начинается, а дальше сплошным валом идет жанр христианских фэнтази, сиречь видений, с “престолами”, “радугами”, “старцами”, с животными с глазами в неположенных местах и т.д.

Я уже не раз писал о том, что и Бог Отец и Иисус Христос предупреждали о необходимости осторожности с видениями, образец которой дал Гидеон, многократно уточнявший, действительно ли от Бога это видится ему. После него, к сожалению, никто, включая Иоанна, этого не делал. Яхве и Иисус Христос предупреждали о лжепророках, которые будут выдавать себя за истинных пророков и говорить якобы от лица и по поручению Бога. Сказано “По плодам их узнаете их”. Но для того, чтобы можно было “по плодам узнать их”, надо чтобы “плоды” эти были в принципе узнаваемы. Когда Исайя говорит, что столько то лет спустя придет царь Кир и он разрешит евреям вернуться на родину, то тут все узнаваемо и проверяемо. Царь – это царь, Кир – имя, евреи – это евреи, где их родина известно. Проходит столько то лет, появляется царь Кир, разрешает евреям вернуться, значит Исайя истинный пророк. Не появляется, не разрешает – Исайя – лжепророк. Как сказал бы К.Поппер, первое требование его фоллибилизма выполнено – есть принципиальная проверяемость. Ну, там с хорошеньким опозданием, но хоть в принципе. Но кто и когда сможет проверить все эти престолы, силы и зверей с глазами?

Впрочем, если их нельзя проверить на соответствие фактам, то можно оценить художественную правдивость их описания. Когда тот же Иоанн передает душевные страдания Иисуса Христа перед предстоящей мученической смертью, то потрясает художественной достоверностью описываемого:

“Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать? Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел”.

(Иоан. 12.27)

Еще сильнее описана эта сцена моления в Гефсиманском саду (“моления о чаше”) у Матфея:

“И взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал скорбеть и тосковать,

Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною.

И отошед немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты”

(Мат. 26.37-39)

Бесхитростно, лаконично, но художественно достоверно описывает Матфей раскаяние и смерть Иуды:

“Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам,

Говоря: согрешил я, предал Кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам.

И бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился”

(Мат. 27. 3-5)

Столь же художественно правдиво описывает Матфей и сцены издевательств над Иисусом перед и во время казни:

“И сплели венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и становясь перед ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся Царь Иудейский!

И плевали на Него и, взявши трость, били Его по голове…

Проходящие же злословили Его, кивая головами своими

И говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста”

(Мат. 27.29, 30, 39, 40)

И много еще можно привести мест из Евангелий, истинность, описываемого в которых, невозможно сегодня проверить по факту, но в которые невозможно не поверить в силу их художественной убедительности.

А вот описание Царства Небесного с престолами, радугами и зверями с глазами из Апокалипсиса:

“… и вот престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий;

И сей Сидящий видом был подобен камню яспису и сардису: а радуга вокруг престола видом подобная смарагду

И вокруг престола двадцать четыре престола; а на престолах видел я двадцать четыре старца, которые облачены были в белые одежды и имели на головах своих золотые венцы.

И от престола исходили молнии и громы и гласы, и семь светильников огненных горели пред престолом, которые суть семь духов Божиих

И пред престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади.

И каждое из животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят, Господь Бог Вседержитель, который был, есть и грядет.

И когда животные воздают славу и честь и благодарение Сидящему на престоле, живущему во веки веков,

Тогда двадцать четыре старца падают пред Сидящим на престоле, и поклоняются Живущему во веки веков, и полагают венцы свои пред престолом, говоря:

Достоин Ты, Господи, принять славу и честь и силу, ибо Ты сотворил все и все по твоей воле существует и сотворено”.

(Отк. 4.2-6, 8-11)

С одной стороны, это смахивает на самую примитивную научную фантастику. С другой, на описание двора восточного деспота с маниакальной жаждой всеобщего преклонения и раболепия перед ним, а не на Всеблагого Творца, самодостаточного и не нуждающегося в подлизах типа Элифаза. С третьей, это отдает “произведением впечатлений” на примитивную публику в стиле: “А вдоль дороги мертвецы с косами стоят”. Отсюда и пошло невообразимое кликушество, сопровождающее христианство вплоть до наших дней.

Кстати, Иисус Христос упорно избегал описания Царства Небесного, даже когда ученики, включая Иоанна, просили Его об этом. Если Иисус избегал этого, то чего это вдруг позволено теперь это делать Иоанну. Трудно отделаться от впечатления, что, одержимый желанием выделиться среди других Апостолов и подтвердить свой статус любимого ученика Иисуса, поколебленный, очевидно, необычайной амбициозностью Павла, Иоанн навоображал себе всяких турус на колесах, а затем его богатая фантазия организовала ему на этой почве “видение”, в которое он охотно поверил.

Даже такой богослов, как Ориген, которого, как увидим в дальнейшем, весьма трудно упрекнуть в избытке рационализма, пишет:

“Тот же самый святой Павел называет, не знаю только, откуда Он взял это – какие-то престолы, и господства, и начальства, и власти…”

(Ориген “О началах”, Рига, 1936, с.79)

Ориген, правда, говорил о Павле, а не об Иоанне, но это не имеет значения. Главное, что даже у такого ортодоксального богослова, все эти “престолы” не вызывают доверия.

Конечно, есть в Апокалипсисе “звезда Полынь”, как бы предсказавшая Чернобыль. Но темно и многосмысленно сказано это у Иоанна. Это не царь по имени Кир, через столько то лет. Это какой-то третий ангел протрубил в трубу и упала звезда. А перед этим было еще два ангела и те тоже трубили в трубу и что-то происходило. Но совершенно невозможно идентифицировать то, что происходило после трубных гласов первых двух ангелов с реальными событиями, предшествующими Чернобылю.

Когда это в недавнем прошлом на земле “третья часть дерев сгорела и вся трава зеленая сгорела”, (Отп. 8.7), что должно было случиться после первой трубы? Или что можно сопоставить воздействию трубы второго ангела, последствия которой описаны так:

“И умерла третья часть одушевленных тварей, живущих в море, и третья часть судов погибла”

(Отп. 8.9)

Ничего подобного перед Чернобылем не наблюдалось.

Не предсказана дата звезды Полыни-Чернобыля, зато сказано не раз, что скоро все это будет, а прошло около двух тысяч лет.

Совпадения же названия Чернобыля с полынью может быть ведь и простой случайностью.

Вообще, все предсказания Апокалипсиса полны неопределенности и поэтому их можно относить к весьма разным реальным событиям, если вообще к чему-то можно отнести. Сколько раз, начиная со средних веков, объявляли дату Апокалипсиса через пару лет или просто завтра и творили на этом основании чорт знает что.

Оторвав дух от рацио, погрузившись в экстатическое состояние, способствующее появлению видений, но не способствующее их рациональному контролю, слепо уверовав в свою избранность и потому надежность своих видений, Иоанн перестает заботиться о соответствии этих видений Учению Иисуса Христа. В результате высокий и светлый дух Иисуса, гармонически сочетающийся в Его Учении с рацио, Иоанн подменяет мрачной мистикой, нарочитой таинственностью и непонятностью, почти шаманским камланием:

“Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое, число его шестьсот шестьдесят шесть”

(Отк. 13.18)

Какая мудрость и чего считать, если число названо? И что значит число зверя, которое заодно – число человеческое? Какая отвратительная мистика, пахнущая кабалой и тайными жреческими учениями Междуречья и Египта, против которых заострено и Учение Моисея и Учение Иисуса.

Апокалипсис – это не только замена подлинного духа мистикой, это также подмена сути Учения. В Апокалипсисе нет вообще следов Учения за пределами первых трех глав. Хотя, как я сказал, уже и в этих главах начинается нагнетание мистики. Вот, например, начало 3-й главы:

“И Ангелу Сардийской церкви напиши: так говорит имеющий семь духов Божиих и семь звезд…”

(Отк. 3.1)

Кто этот, имеющий семь духов Божиих? Яхве, Иисус Христос? Тогда почему только семь, а не 7 тысяч или миллионов? И что это, вообще, за “духи Божии”? До сих пор был Дух Святой и просто дух, который был один на всех. И при чем тут семь звезд? У Иисуса Христа тоже не все понятно сразу, но постепенно проясняется. А Иоанн просто темнит. К тому же, что позволено Юпитеру, то не позволено быку. Толкователь должен прояснять, а не затемнять толкуемое.

Но в дальнейших главах Апокалипсиса нет ни “возлюби ближнего”, ни “возлюби дальнего”, ни “возлюби Бога”, ни не делай того или делай это. Вместо этого война высших сил, из которых одни хорошие, другие плохие по определению. Война в которой люди – это просто пассивный материал, безучастно обреченые на страдания и смерть.

“И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя”

(Отк. 13.15)

И еще много подобного. Все это напоминает войны между собой языческих богов, войны, в которых люди расплачиваются за поражения своих богов.

До Апокалипсиса Учение – это более-менее чистый монотеизм. “Шма, Исраэль, Адонай Элокейну, Адонай эхад” – “Слушай, Израйль, Господь Бог наш, Бог один”. Ну, мелькает там, на заднем плане Сатана, не упразднены и языческие боги, помогающие, скажем, фараоновым жрецам, но все это не конкуренты по большому счету Господу Богу. Это так, мелкие пакостники в сравнении с Творцом и Его Сыном. А в Апокалипсисе появляется Антихрист, всякие звери и драконы, которые хоть и обречены на поражение в конечном счете, где-то, когда-то, но до того ведут бой с Богом на равных и даже на определенном этапе одерживают победу. Это уже не монотеизм, а почти дуализм и манихейство.

В результате Апокалипсис породил в дальнейшей эволюции христианства тьму кликушества, мракобесия и эзотерики. Конечно, для всего этого были и другие источники вдохновения, вроде “Кабалы” из Иудаизма и самих восточных мистических учений, являющихся первоисточником всего этого. Но Кабала в Иудаизме не входит в канон, запрещена, т.е. лежит вне Учения. Тем более, восточные мистические учения не входят в христианский канон. А Апокалипсис канонизирован христианством, и тем введен в Учение. Таким образом, он превратился в “Троянского коня” внутри Учения, с которым Учение уже не может бороться. В результате его отрицательное влияние на дальнейшую судьбу Христианства трудно переоценить.

Итоги апостольского периода

Резюмируя этот период, можно сказать, что трудами апостолов, героическими трудами, Учение мощно распространилось по всему тогдашнему миру, приобретя многие тысячи приверженцев. С другой стороны, своими толкованиями Апостолы и особенно Павел и Иоанн серьезно исказили суть Учения Иисуса Христа и это искажение очень дорого стоило в дальнейшем христианству, да и всему человечеству, которое и сегодня продолжает платить по этому счету.

Глава 6. От Апостолов до Реформации

В этот период было написано фантастическое количество христианской литературы вообще и разных толкований Учений Иисуса Христа в частности. Вряд ли найдется какое-нибудь фундаментальное исследование по истории Христианства, которое упомянуло бы все толкования, имевшие место в этот период. Не собираюсь делать этого и я, тем более, что пишу не историю Христианства, а прослеживаю движение идеи. Я коснусь лишь тех толкований, которые существенно повлияли на дальнейшее движение идеи и, следовательно, на судьбу Западного общества и человечества в целом.

Если на этапе земной жизни Самого Иисуса Христа и на апостольском этапе Учение почти не зависело от внешних событий, точнее было привязано лишь к тем обстоятельствам, которые сложились на момент пришествия Иисуса Христа (фарисейство и все, что с ним связано), то последующая эволюция сильно заплетается с событиями и вне церкви, в которых сама церковь является активным участником, и с событиями внутри нее.

Как уже сказано, в апостольский период, множатся и распространяются географически отдельные церковные общины, но они еще не объединены в единую организацию с внятной структурой. Апостолы являют собою духовный, а не организационный центр Христианства. Они не имеют никакой формальной власти над общинами, но лишь духовный авторитет. Также между собой они “братия во Христе” и никто из них не является формальным главою. И даже скрытая борьба между ними – это борьбе за авторитет, а не за формальную власть. Также отдельные общины еще не оформлены на этом этапе в четкие организации с властными полномочиями у верхушки. Но элементы организации уже появляются, это видно из посланий Апостолов к руководителям общин. Они появляются естественным путем в силу необходимости координации действий людей, имеющих общие интересы. Раз есть функция координации, то появляются и координаторы, каковыми и были изначально пресвитеры и епископы. Но координатор, которому никто пока власти не вручал (допустим все вопросы пока решаются прямым голосованием на общем собрании) де факто уже имеет некоторую власть, манипулируя, скажем, ведением собрания. В любой стихийно возникающей организации власть постепенно консолидируется, оформляется и укрепляется. Это происходило и в христианстве, но благодаря особенности Учения Христа, учения для продвижения которого и возникла организации именуемая церковью, процесс ее консолидации растянулся на несколько столетий. Главная особенность Учения в этом отношении та, что Иисус Христос требовал от своих последователей, от тех, кто брал на себя миссию служения, а значит от руководителей общин и активных функционеров, требовал, чтоб они были “не от мира сего”. А что может быть более “от мира сего”, как не власть и все что она дает?

“Иисус же, подозвав их, сказал; вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими;

Но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою;

И кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом;

Так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих”.

(Мат. 20. 25-28)

Казалось бы после этого христианские руководители, пастыри духовные никогда не должны были бы уподобиться мирским владыкам с их властными прерогативами, богатством и т.д. Но силен в человеке соблазн власти и рано или поздно христианство извратится до забвения и этого завета Иисуса. Но настоль могуч все же дух Его Учения, что понадобилось примерно три столетия после Его смерти, прежде чем церковь превратилась в организацию подобную светской, с властными прерогативами у верхушки, а в определенные периоды даже сливалась и была частью светской власти.

В течение этих первых столетий Учение развивалось более менее независимо от организации, которой еще по сути и не было. Каждому было позволено толковать Учение в меру его понимания, что каждый и делал. Еще пока живы были Апостолы, буйство толкований сдерживалось их авторитетом. Никому не запрещено было толковать, но вес имели только толкования самих Апостолов. Но после смерти последнего из них, Иоанна, начался период анархии, вакханалии толкований, отличающихся необычайным буйством фантазии и заимствованием и внесением в Учение стиля и сути как рабинистических толкований Ветхого Завета, т.е. того самого фарисейства, против которого выступил Иисус, так и античного язычества, в частности, философии Платона. И даже влияние Кабалы четко прослеживается в толкованиях этого периода. Авторитет толкователя определялся на этом этапе только его умением впечатлить своих последователей. Критическая мысль, направленная на проверку соответствия толкований самому Учению, не наблюдается, или очень слаба.

Так, например, Барнабас видит в распростертых руках Моисея во время боя израильтян с Амалеком (“Исход”, 17) и в Медном Змие сооруженном Моисеем в пустыне (“Числа” 21) прообраз креста, на котором будет распят Иисус Христос, и таким образом, предсказание Его пришествия и распятия. Почему? – Так ему хочется. Главное, что это впечатлило его современников христиан и посему дошло до нас в сохранившемся отрывке его “Послания”. Он же рассматривает запрет евреям есть свинину, как указание истинным христианам избегать общения с не истинными, которые забывают своего Бога, когда их хорошо, и вспоминают только, когда им плохо. Действительно, это ж свинство, так вести себя; на это оказывается, и намекает Моисей, запрещая евреям есть свинину. А римский епископ Клемент утверждал, что красное платье, которое Рахав повесила в окне своего дома в Иерехоне, как сигнал шпионам израильского полководца Исуса Бен Нуна, пророчествует о крови, которую должен будет пролить Иисус Христос. И т.д.

В моде были толкования, построенные на том, что в иврите каждой букве соответствует цифра. Заменив в тексте Библии буквы в каком-нибудь слове, предложении или отрывке на цифры, и произведя с ними математические операции, которые ему хочется, толкователь получал какое-нибудь новое слово (чаще всего “Иисус”) и этим доказывал, что и в этом месте Ветхого Завета было предсказано Его пришествие. Эта детская игра с цифрами заимствована из талмудических и даже кабалистических толкований, в которых отдельные верующие евреи упражняются по сей день, только с другими, естественно, результатами.

В этот период начинают входить в моду схоластические изыски на теологические темы, вроде божественной сущности, которые, как я писал, в принципе не могут привести нас к истине и только уводят от того, что дано нам понять в Учении и задача понимания чего на нас возложена. В средние века упражнения в схоластике достигнут совершенно фантастических размеров. Но вот как они начинались на этом этапе. Вот как доказывает Ориген (“О началах”) бестелесность Иисуса Христа и то, что Бог Отец породил Его раньше всего остального, т.е. раньше сотворения мира. Для начала он приписывает Соломону, что тот в своем гимне мудрости (“Премудрость” у Оригена) под этой самой мудростью имеет в виду Иисуса Христа. Почему? Просто потому, что Оригену так хочется. Само собой, что у Соломона нет и намека на Иисуса Христа, ни в этом, ни в другом месте. Я уже цитировал этот гимн в первой части, не стану повторяться, желающий может проверить это сам по Библии. Мало того, о мудрости Соломон писал очень и очень разное. Например, он писал “Во много мудрости есть много печали и умножая знания, ты умножаешь скорбь”. Что и это тоже надо относить к Иисусу Христу? А далее Ориген зацепляется за то, что в этом гимне мудрости Саломон говорит, что Бог сотворил мудрость раньше всего остального. У Соломона это всего лишь поэтический прием хвалы Богу за Его мудрость при сотворении мира. У Оригена это превращается в то, что ему хочется доказать, т.е. что Иисус Христос был сотворен раньше сотворения мира.

А в главе седьмой первой книги “О началах” Ориген выясняет, являются ли солнце, луна и звезды “начальствами” “или же нужно думать, что они имеют только начальство над днем и ночью, так как на их обязанности лежит освещать их, но, что к числу начальств они однако не принадлежат?” Это уже прямой пролог к средневековым дискуссиям на тему: сколько чертей может поместиться на конце иглы.

Кстати, куснув слегка Павла в начале своей книги по поводу того, “откуда он взял это – какие-то престолы, и господства, и начальства и власти…”, Ориген затем сам на всю голову погрязает в рассуждения об этих престолах и начальствах, расписывая в шестой главе “О началах” иерархическое устройство Царства Небесного и утверждая, что те, кто туда попадет, будут в зависимости от заслуг в земной жизни, одни – престолами, другие – начальствами, а будут и такие, которые будут чем-то вроде рабов.

Причем будет в Царстве Небесном и возможность продвижения по службе (за выслугу лет или служебное рвение, проявленное при “падении на лице свое” и особо громких воплях “осана”). Будет и понижение в чинах, вплоть до изгнания в ад, за… грехи. И там, оказывается, тоже продолжатся грехи.

Еще одна линия, по которой происходило “развитие” Учения в это время, это включение в него элементов совершенно чуждых ему учений. Тот же Ориген, ничтоже сумняшеся и не задаваясь вопросом, как это можно увязать с Учением Иисуса, или где у Него есть хоть намек на что-либо подобное, принимает индуистское учение о перевоплощении душ.

Иногда толкователи этого периода включают в свои толкования доморощенные рассуждения о чем попало, не имеющем никакого отношения не только к Учению, но к Библии вообще. Так тот же Ориген в первой главе второй книги в “О началах” дает пространное рассуждение о материи, где среди прочего утверждает что “Материя имеет четыре качества: теплота, холод, сухость, влажность”. Почему только эти четыре, почему не взять еще твердость, мягкость, объем, вес и мало ли еще чего? Неизвестно. И вообще, какое все это имеет отношение к Учению?

Пожалуй, главной особенностью первых веков после Иисуса Христа является отсутствие канона. Нового Завета в том виде, в каком мы его знаем сегодня, не существовало. Вместо этого ходило множество текстов, касающихся Иисуса Христа и Его Учения, среди которых были и те, которые сегодня вошли в канон, т.е. в Новый Завет, и множество таких, которые не вошли и стали так называемыми апокрифами. Причем все они имели равный юридический статус и, кто в какие хотел верить, тот в те и верил.

Вся эта ситуация с отсутствием канона и полной анархией в толкованиях не могла, конечно, продолжаться до бесконечности. Во-первых, сам факт большого разброса в толковании, т.е. понимании Учения, подрывал его авторитет и тем тормозил распространение. Встречались толкования настоль дикие, что они просто порочили Учение. Также и среди того, что стало апокрифами, встречались такие, которые не добавляли доверия и уважения к Христианству. И это естественно, поскольку, когда через несколько десятилетий после смерти Иисуса, Учение завоевало широкую известность, нашлось немало людей, которые при жизни Иисуса могли вовсе не принадлежать к Его сторонникам и даже наоборот, но теперь захотели и себе заработать кусок имели “воспоминаниями” на популярную тему. Некоторые из этих “воспоминателей” могли не только не понимать Учения Иисуса, но и к Самому Ему питать не совсем добрые чувства, скажем, зависть, и соответственно писвать. Так например, в апокрифе “Евангелия от Томаса (Фомы) о детстве Иисуса Христа”, его автор пишет что маленький Иисус умертвил мальчика, который, играя, случайно налетел на Него, а когда жители селения стали упрекать Его за это Он ослепил их (“The lost books of Bible”, New York, 1926)

Пока церковь не стала централизованной иерархической организацией с единым центром в Риме, откуда назначались (возводились в сан) епископы и пресвитеры и могли смещаться, пока этим епископам не было чего особенно терять, даже если их сместят, никто не мог навязать конкретным общинам, кого им читать и кого почитать. Но еще Павел писал в своих посланиях, что труд епископов должен быть вознагражден и члены общин должны сбрасываться на сей предмет. По мере централизации церкви эти сборы были узаконены также как и величина их (включая сборы на центральный аппарат церкви) и быть епископом стало очень даже выгодно и приятно. И теперь, когда епископам было чего терять, а центр в Риме назначал и мог и снимать их с должности, этот центр мог потребовать от них и кого им признавать из воспоминателей и толкователей за истинных, а кого запретить. Что и произошло и так возник канон и была узаконена традиция толкования, так что большинство толкователей были запрещены к упоминанию, а немногие узаконены и при дальнейших толкованиях можно уже было и нужно отправляться от их толкований. Аналогичное происходило и в истории других учений, породивших мощные властные организации, например в марксизме. Но в Христианстве это впервые произошло в крупном масштабе и судьбоносно для человечества или по крайней мере значительной его части. И на примере христианства лучше всего видны коллизии, возникающие при взаимодействии идеи и обслуживающей ее организации. К этим коллизиям я еще вернусь, а пока отследим дальше сам процесс.

Кто попал в канон, т.е. в Новый Завет, мы хорошо знаем, но любопытно узнать, кто туда не попал и почему. Подавляющее большинство апокрифов не дошло до нас, поскольку, будучи запрещены, они не переписывались и, надо полагать, уничтожались также уже переписанные экземпляры. Но поскольку постепенно складывающийся духовный тоталитаризм католической римской церкви так и не достиг “совершенства” советского тоталитаризма, то до нас дошли по упущению святых цензоров упоминания о многих апокрифах, упоминания там и сям разбросанные по трудам ранних отцов церкви, таких как те же Бариабас, Климент и Ориген, которые хоть и не были признаны за традиционных толкователей, на которых можно и нужно ссылаться, но труды которых тем не менее не доистребили, и не дочистили. Из них известно, что Евангелия написали все двенадцать апостолов, а кроме них такие близкие Иисусу Христу люди, как Никодим и многие другие. Что кроме Евангелия Петр написал также “Деяния”, “Откровение”, “Суждение”, “Молитвы” и “Учение”. Что Евангелие Петра в первые века нашей эры пользовалось большим авторитетом, чем Евангелия Луки и Иоанна.

Ну, то, что в апокрифы попали “воспоминания” о том, что Иисус кого-то умертвил и ослепил, – понятно. Но как в апокрифы могли попасть Евангелия Апостолов – учеников Иисуса, включая Петра, на котором, как на скале, Иисус обещал воздвигнуть церковь свою? Кто имел моральный авторитет признать их воспоминания неверными? Где доказательства, основания, аргументы, что все эти Евангелия никуда не годятся и должны быть запрещены, уничтожены и ведение о них вычеркнуто из памяти потомства? Как все это могло случиться?

А также, примерно, как превращение во врагов народа ближайших ленинских соратников, свершителей революции, всех этих Троцких, Бухариных, Зиновьевых, Каменевых, Рыковых, Пятаковых и иже с ними. Невозможно придумать другое объяснение, кроме одного. Подковерная борьба Павла с Апостолами за авторитет, превратилась, по мере консолидации церкви как организации, в борьбу за власть между последователями Павла и последователями Апостолов. И поскольку при изначальном разделе сфер влияния между Павлом и Апостолами Павлу достались язычники, а Апостолам евреи и поскольку язычников было несравненно больше, чем евреев, и поскольку евреи в массе своей не приняли Христианства, а среди язычников оно успешно распространилось, победили сторонники, последователи Павла. Числом взяли. И никакого серьезного обсуждения, теоретического, принципиального, объективного и т.п., чьи Евангелия лучше отражают суть Учения Христа, те, что приняли в канон, или те, что отвергли, никогда не было. Можно сказать, что Святая Церковь поступила со своим Учением гораздо более жестоко, чем большевики с марксизмом. Со своими инакомыслящими, еретиками, независимыми толкователями, она затем тоже расправлялась жестоко, проложив этим дорожку и тем же большевикам и фашистам и другим идеологическим изуверам. Но по масштабам репрессий против инакомыслящих, ей, конечно, далеко до таких гигантов, как Сталин и Гитлер. Но вот в изуверстве по отношению к собственному Учению, Учению, которое она с большим удовольствием эксплуатирует по сей день, она превзошла всех до и после. Я думаю, сохранись до наших дней Евангелия Петра и других Апостолов, другие их писания и писания таких людей, как Никодим, мы узнали бы еще много интересного и важного и о личности Иисуса Христа и, особенно, о Его Учении.

По мере дальнейшей консолидации церкви, как организации, чему способствовало превращение ее из гонимой в представительницу государственной религии в Римской империи (313 г. н.е. при императоре Константине) и через это в часть государственной власти, происходило все большее отстранение рядовых верующих от права и возможности самому понимать и толковать Учение Иисуса. Сначала число узаконенных традиционных толкователей было сокращено до двух (святые Августин и Джером), затем было запрещено самостоятельное толкование даже в соответствии с Августином и Джеромом и, наконец, рядовым верующим вообще было запрещено иметь и читать первоисточник – Ветхий и Новый Заветы, а только толкования, молитвенники и т.п. Церковь прочно, мертво стала между верующими и Богом и взяла Учение полностью себе на откуп.

Параллельно продолжилось превращение церкви в организацию со всеми прерогативами мирской власти. Было создано государство Ватикан, в котором папы были не только духовными владыками, но и светскими государями. Ватикан имел и поныне имеет министерства, полицию, послов в других государствах. А в определенный период в средине века власть пап во всей Европе была превыше власти мирских государей. Папы назначали и смещали императоров Священной Римской Империи. Кроме того, через посредство подчиненных им монашеских орденов, вроде мальтийского, тамплиеров и т.п. они владели огромными земельными владениями по всей Европе и имели могучие армии монахов-воинов, с помощью которых вели войны, как против “поганых” – мусульман, так и против христиан же в Польше, Литве, России. Одновременно с помощью ордена иезуитов была создана тайная полиция для преследования еретиков-инакомыслящих по всей Европе. Невинных людей пытали ужасными пытками, колесовали, четвертовали, сжигали на костре во имя человеколюбивейшего из богов Иисуса Христа. Происходили и массовые истребления еретиков мечем – альбигойцев – 20 тысяч в 1229 году. Когда-то гонимое за веру христианство, своими жестокостями в отношении инаковерующих превзошло своих римских гонителей.

А к чему же сводились официальные и узаконенные толкования Учения в этот период? Как в основном и в первые три столетия нашей эры толкования сводились. прежде всего, к обсуждению сугубо теологических вопросов, таких как, является ли Иисус Христос только Сыном Божиим или Он Сам тоже есть Бог, подчинен ли Иисус Христос Богу Отцу, подчинен ли Святой Дух только Богу Отцу или также Иисусу Христу и т.п.

Как я уже сказал, никакого обоснованного решения по этим вопросам человеческий ум произвести не может. Принятие же “силового” решения на основе узурпации права толкования центральной властью приводило лишь к бесконечным расколам и ветвлением церкви. Первый мощный раскол церкви на западную с центром в Риме и восточную с центром в Константинополе произошел на Никейском соборе, собранном Константином в 325 г. н.э., и причиной раскола было признание триединства Бога (Троицы) одними и признание подчиненности Иисуса Христа Богу Отцу – другими. Позже, обе стороны признали Троицу, что, однако, не привело их к полному организационному слиянию. Наоборот в 458 году на Халкидонском соборе произошел окончательный раскол церкви на римскую католическую и византийскую православную уже на вопросе, подчиняется ли Святой Дух Иисусу Христу или только Богу Отцу. В дальнейшем от византийской отпочковались русская, армянская, грузинская, болгарская и другие православные церкви. Более мелкие расколы и ветвления происходили и до, и после, и в наши дни происходят. И преимущественно на основе теологических вопросов.

Что же касается самого Учения, то со временем происходило все большее искажение его по тем направлениям, о которых я говорил, разбирая само Учение. Не судите неправильно: лицемерно, пристрастно, злобно и т.д., превратилось в просто “не судите”. Нельзя ж было позволить, чтобы рядовой христианин судил своих пастырей, зажравшихся за его счет и нарушающих заповеди и Моисея и Иисуса. Смирение было полностью отождествлено с безропотным, рабским подчинение власти светской и духовной. Чего еще можно было ожидать от церкви, которая сама стала частью этой власти. А для того, чтобы легче было держать народ в повиновении, полезно было, чтобы этот народ плоть свою умерщвлял. “Земная юдоль”, от которой лучше всего удалиться в монастырь, обеспечивала Церковь бесплатной рабочей силой и монахами-воинами. Подмена высокого духа Иисуса Христа юродством и кликушеством, и верой в чудеса, усиленно насаждаемой церковью, во всякие святые мощи, которые исцеляют и т.п., облегчала манипулирование массами, которые при необходимости можно было подбить и на священную войну и на бунт против мирской власти, если последняя не ладит с духовенством. Для усиления власти под душами мирян была введена обязательная ежегодная исповедь каждого в его грехах перед священником той церкви, к приходу которой он принадлежал. Далее Святая Церковь распространила на себя сказанное Иисусом Христом одиннадцати Апостолам после Его воскресения: “Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся” (Иоан. 20.23) Это называлось “правом ключей” или “правом вязать и разрешать”. Присвоив себе право Самого Господа Бога решать, кто попадет в Царство Небесное, а кто в ад, Церковь приобрела такую власть над душами людей, какой не обладал никто и никогда из владык мирских. Но и этого ей показалось мало и грехи были поделены на две категории: смертные, которые прощены быть не могут и простительные. А для искупления последних церковь взяла себе право назначать всякие “возмещения”. Сначала в качестве “возмещения” назначалось разное количество постов, молитв или добрых дел, т.е. нечто вроде пресловутых евритских “ицвот”. Таким образом. восставшее против фарисейства христианство опять возвращалось к нему же. Но Церковь пошла дальше и додумалась брать “возмещение” деньгами, что получило название индульгенций. Но и это был еще не предел цинизма и в конце концов индульгенции стали продавать и за будущие грехи.

Естественно, все это “оправдывалось” некорректными ссылками на Писание. Так, если помним, еще Павел начал искривлять Учения Иисуса в том смысле, что верующему прощаются все его грехи, включая будущие. Ну, Павел крутил это и так и сяк, утверждая и это и противоположное, хотя и не до конца внятно. Точно также крутили это теологи и в средние века, только с еще большей амплитудой и противоречивостью. Вот, например, как выражался на сей предмет Иоанн Златоуст:

“Тело Христово – вот истинная и единственная жертва за наши грехи. Не только за те, которые прощены нам в прощении, но и за те, которые происходят с нами позднее по немощи плоти”.

(Иоанн Златоуст. Гомилия о Книге Бытия, 2 (MPG, LIII83-84))

Правда, Златоуст говорит о прощении грехов “даром”, по милости Божьей. Но Святая Церковь решила: чего ж добру пропадать, если кто-то, тем более грешник, чего-то получает, пусть платит.

Конечно, неверно было бы представлять средневековье, как сплошной мрак и такое искривление Учения Иисуса Христа, которое сводило его совсем на нет, делало тождественным скверным вариантом язычества или еще хуже их. Истина Учения пробивалась сквозь все искривления и даже в эту мрачную эпоху давала положительные результаты. Для того, чтобы видеть в правильном свете такие вещи, как религиозные войны, всевластие церкви и даже инквизиция, нужно не забывать, что не христианские народы жили в это же время никак не лучше и даже хуже. Везде шли войны, как религиозные, так и не религиозные, везде было засилье власти и власть силы и везде преследовали инакомыслящих. Христианское же учение давало по крайней мере духовную пищу рядовым верующим и прививало им хоть и искривленную Церковью, но все еще достаточно здоровую в основе мораль. Но не только. Несмотря на страшные ограничения, которые церковь наложила на право свободного толкования Учения, развития Учения происходило и прежде всего в сфере духа. Как я уже сказал, с одной стороны светлый дух Христа искажался кликушеством, юродствованием и т.п. Но одновременно были поиски и в сторону углубления духа, поднятия его на большую высоту, хотя и с оттенком мрачноватой экстатичности. Вот как писал, например, тот же Златоуст:

“Покаяние – это лекарство подавляющее грех, дар, сходящий с небес, восхитительная сила, благодать, превосходящая законы”

(Иоанн Златоуст. Гомилия о покаянии, VII, 1 (MPG XLIX, 323)

Проявление этой экстатичной, мрачноватой, но высокой духовности хорошо видны в готике средневековых костелов. Монастыри, которые с одной стороны были орудием папской власти, служили также очагами вынашивания, вызревания высокой духовности в удалении от мирской суеты.

Положительное влияние христианства проявилось в средневековую эпоху и в таком явлении как европейское рыцарство. Конечно, рыцарство не есть прямое порождение христианства. В том или инном виде оно существовало во многих странах в феодальный период их развития (например, самураи в Японии) и феодальными же отношениями в первую очередь и порождено. Верность и преданность сюзерену, скажем, не могут быть в демократическом обществе. Но европейское рыцарство имеет ряд черт, которыми оно обязано Христианству. Я уже не говорю о монахах-рыцарях, которые сочетали рыцарский кодекс чести с евангельской моралью. Но и светские рыцари, во-первых, были христиане, как и все в тогдашней Европе. Во-вторых, они не просто искали приключений, но ставили при этом себе вполне христианские цели: сражаться со злом, защищать добро. Рыцарский культ служения прекрасной даме и рыцарской дружбы также несет на себе следы влияния христианства. Конечно, рыцарская (по природе) дружба воспета еще Гомером, но в средневековой Европе, до Возрождения, влияние античной культуры было пренебрежимым.

Проникновение же античной культуры с началом Возрождения отразилось и на христианстве в целом и на толковании Учения. В университетах и в монастырях среди ученных монахов вновь был открыт Аристотель и стали применять его логику к толкованию Учения. Появилась школа так называемых схоластов с центром в Сорбонском Университете и с главной фигурой Фомой Аквинским. Их основная идея была в том, что не надо искать в Писании никаких вторых тем более тайных смыслов, не надо делать никаких кульбитов с буквами-цифрами, а надо понимать текст Писания в прямом буквальном смысле, применяя к нему логику, желательно аристотелевскую. Идея на первый взгляд хорошая и здравая. И она действительно позволила схоластам отбросить много всяких бредовых толкований с аллегориями вроде упомянутых, Барнабаса и Климента (Напомню запрет евреям есть свинину, аллегорически трактуемый Барнабасом, как запрет истинным христианам общаться с не истинными). Но не случайно имя схоластов стало нарицательным и именно они докатились до пресловутых дебатов на тему: сколько чертей может уместиться на конце иглы и логически “доказали”, что ровно 80. Дело в том, что, во-первых, хотя логика Аристотеля и была необычайным достижением в создании метода рационального познания для своего времени, но она отнюдь не завершила построения этого метода (Этот метод в основных чертах завершен в 18-ом веке, хотя в явном и четком виде не был сформулирован до наших дней. Интересующихся этим вопросом отсылаю к циклу моих статей в журнале “Философские исследования” Љ3, 2000; Љ1, 2001 и Љ2, 2002). А во-вторых и главное, хотя Барнабас, Климент и иже с ними действительно видели аллегории там, где никаких аллегорий не было и в помине, но, как было уже показано, отнюдь не все в Писании можно понимать буквально. Это относится к таким местам, как описание процесса сотворения мира в Бытии, но особенно к чисто теологическим аспектам, вроде сущности Бога, Троицы, что из себя представляет Царство Небесное и т.п. Но именно на этом более всего сосредоточились схоласты.

Вот как пишет об этом Кальвин:

“Они (схоласты – мое), например, задаются вопросы, угодно ли Богу раскаяние в одном каком-нибудь грехе, если грешник упорствует во всех прочих. Или: достаточны ли для удовлетворения посылаемые Богом наказания”.

(Жан Кельвин “Наставления в христианской вере” USA, том 2, книга 3, с.92)

Схоласты были весьма влиятельной школой и оказали сильное влияние на христианство в конце средних веков. Их сухое псевдорациональное умствование над вопросами, в которых рацио не приемлемо, где сфера чистого духа, привело к еще большему иссушению, обездушиванию Учения и самого христианства. Вот в таком состоянии западного христианства началась Реформация.

Глава VII. Реформация

Зачинатели Реформации: Лютер, Кальвин и другие восстали против духовного всевластия католической церкви, ставшей непреодолимой стеной между Богом и верующими. Прежде всего, они потребовали права каждого верующего читать Писания на понятном ему родном языке. Лютер лично перевел Библию на немецкий и аналогичные переводы были сделаны на другие языки, в то время как до этого Библия печаталась только на мертвом латинском, непонятном простым людям. Далее они отвергли претензии Святой Церкви на исключительно ей принадлежащую истинность понимания Писания и обязанность всех принимать только ее толкования. Лютер заявил, что Библия сама есть свой лучший комментатор и никакие “патристские”, т.е. узаконенные папами комментарии к ней не нужны. Каждый верующий сам общается с Богом, сам себе священник и сам толкует Писание, постигая его своим сердцем. Свято только само Писание и никакие иные тексты, написанные после него и утвержденные Святой Церковью, не святы.

Святой дух руководит каждым верующим, когда он читает и пытается понять Библию, что позволяет ему в точности понять смысл каждого отдельного пассажа в ней.

Священник не должен быть посредником между Богом и человеком. Его роль должна свестись к той, какой она была в ранних христианских общинах, т.е. координатора в делах общины.

Отцы Реформации резко выступили против узурпации Церковью божественного права отпускать людям грехи (“права ключей”), и тем более права делать это за деньги (индульгенции), а также против обязательности исповедей, которая проложила дорогу этому праву. Кальвин справедливо отмечает, что Иисус Христос нигде не говорил не только об обязательности исповедей, но и об исповедях вообще. Что касается “права” Церкви прощать грехи, то Кальвин пишет так:

“Далее священнослужитель имеет власть ключей, то есть власть вязать и разрешать, потому что (по мнению папистов – мое) не может быть бесплотным слово Христа, который сказал: “что они свяжут на земле, будет связано на небесах”.

(Жан Кальвин “Наставление в христианской вере”, т.2, кн.4, USA, 1995)

Но они ошибаются, говорит Кальвин, потому что здесь имеется в виду не право ключей, а обязанность Апостолов убеждать людей в истинности Писания. “Связать” – это, мол, и означает убедить в истинности Писания.

В другом месте Кальвин приводит еще такую аргументацию против “права ключей”, права “связывать и разрешать”:

“… весь смысл прощения заключается в вере и раскаянии того, кто о нем просит. А о вере и раскаянии смертный человек не может знать до такой степени, чтобы вынести свой приговор. Отсюда следует, что у земного судьи не может быть уверенности в связывании и разрешении.”

(Там же, с.111)

О способах искупления грехов придуманных Церковью (включая индульгенции) Кальвин пишет так:

“В еще большей степени паписты отбрасывают всякую скромность и умеренность, когда тут же объявляют о другом способе прощения грехов: через наложение испытания и принесение удовлетворения. Они как будто не в силах вынести, что Он принимает бедных грешников из чистого великодушия, но желают прежде усадить их на скамью подсудимых, чтобы осудить… Они установили немало способов искупления грехов – плач, пост, пожертвования и другие дела милосердия… Этими делами, говорят они, мы должны умиротворить Бога, заплатить за то, что должны за Его справедливость, дать возмещение за наши грехи и заслужить прощение. Ибо хоть Господь милостью и щедростями простил нашу вину, Он, согласно правилу своего правосудия – оставляет положенное нам наказание, от которого мы должны откупиться, дав некоторое удовлетворение”.

“От учения об удовлетворении ведут свое начало индульгенции. Паписты твердят, что когда нам не хватает способности принести удовлетворение, то индульгенция суть способ восполнить этот недостаток”

(Жан Кельвин “Наставления в христианской вере”, том 2, книга 3, USA, 1998, с.116, 117)

Лютер и Кальвин выступили также против умерщвляющей дух Учения схоластики.

Вот как, например, писал Кальвин:

“… софисты (Кальвин иногда называет схоластов софистами, что не совсем точно, но достаточно близко – мое) настолько охвачены стремлением к внешнему и телесному, что в их толстенных книгах нельзя найти ничего кроме того, что покаяние – это дисциплина и суровая жизнь, отчасти направленная на укрощение плоти, отчасти являющаяся наказанием за грехи. Что же касается обновления души и начала новой жизни, то об этом там не найти ничего нового”

(Там же, с.90)

Кстати, здесь Кальвин восстает не только против бездуховности схоластов, но и против умерщвления плоти, которое достигло своих изуверских вершин в католицизме еще до схоластов и подавалось как раз, как проявление духовности или средство для ее достижения.

Провозгласив, что Библия не нуждается ни в чьих толкованиях и каждый верующий может и должен воспринимать ее сам своим сердцем и т.д., Лютер, Кальвин и ряд других отцов Реформации дали тем не менее свои толкования ее и притом обширнейшие. Не будем судить их за непоследовательность, вместо этого остановимся на сути их толкования.

Основным достоинством его является то, что, борясь с умерщвлением духа Учения схоластами, они подняли значение духа на новую высоту:

“… согласие с Богом исходит более от сердца, чем от ума и более от чувства (affection), чем от рассуждения (intelligence)”

(Там же с.22)

“…начало внутренней жизни духовно: душа повинуясь внутреннему движению непритворно отдает себя Богу, чтобы ходить в праведности и святости”

(Там же с.153)

“Христос призвал труждающихся и обремененных, ибо он был послан благовествовать нищим, исцелять сокрушенных сердцем, проповедывать пленным освобождение, снять оковы с узников и утешать сетующих”.

(Там же, с.94)

В последнем пассаже Кальвин не говорит о духе прямо, но если можно так выразиться дух витает над этими его словами. Взлет духовности вызванный Реформацией отразился в европейском искусстве той эпохи, вершиной которого в этом отношении является музыка Баха.

Что касается толкования реформаторами сути Благой вести, этого стержневого момента Учения Иисуса Христа, то здесь они, к сожалению, идут в фарватере, проложенном Павлом, т.е. продолжают раскачивать качели понимания ее между прощением грехов при условии веры в Иисуса Христа, раскаяния и соблюдения впредь заповедей и закона и прощением их “даром”, т.е. с верой и раскаянием, но с необязательным исправлением путей своих. Вот как начинает раскачку этих качелей Кальвин:

“Бог установил посредством Закона, что нам надлежит делать. Нам грозит его приговор к вечной смерти, если мы однажды споткнемся, и Он удерживает нас под Законом с такой силой, как будто готовится поразить в самую голову. Далее, нужно иметь в виду, что исполнение Закона полностью для нас не просто тяжело, но превосходит все наши силы и способности, если мы полагаемся только на себя и рассчитываем на собственные заслуги: если мы так считаем, то нам не остается ни капли надежды и мы – несчастные люди, отвергнутые Богом, – подлежим неминуемому осуждению. Наконец, мы установили, что есть лишь одно единственное средство избавить нас от этого страшного несчастья – Иисус Христос, явившийся, как Искупитель. В Его лице Небесный Отец, сжалившись над нами, по своему беспредельному милосердию пожелал подать нам помощь, причем при условии, что мы будем иметь твердую веру в это милосердие и непрестанно полагать в нем непоколебимую надежду”

(Там же с.12)

Здесь не сказано ничего еще про “даром”, дармовое прощение будущих грехов, но ни словом не упомянута и обязательность для прощения исправления путей своих. Зато проведено разрыхление почвы для того, чтобы потом можно было ввести это “даром”, ссылаясь на как бы уже доказанные результаты.

Нам подсовывается мыслишка, которая сама по себе не вызывает сразу резкого отталкивания и кажется вполне благообразной (хотя по сути не верна). Зато когда мы ее проглотим, примем, как доказанное, то попадем в логический капкан, который нас с обязательностью ведет уже к принятию пресловутого “даром”. Мыслишка – вот какая: мол, исполнение Закона превосходит человеческие силы, а за малейшее нарушение его, без веры в Иисуса Христа, Бог карает смертью (в той жизни, т.е. отправкой в ад). И все это подается под благостно патриотический барабанный бой, эдакую психическую атаку. Мол, ведь все это говорится для возвеличения роли Иисуса Христа. А ты, что? против Иисуса Христа?

Нет, я за Иисуса Христа. Но заслуга Его и так достаточно велика, чтоб не нуждаться в элифазовских преувеличениях. Откуда это Кальвин взял, что Бог Отец дал людям совершенно невыполнимый Закон и карает смертью за его невыполнение? Да ведь это же богохульство чистейшей воды. Ведь Господь – благ, по утверждению самого Кальвина и иже с ним. Ничего себе благость: давать людям невыполнимый Закон и карать смертью за его невыполнение. Да до этого не додумался ни один асировавилонский Ваал, Молох и прочие кровожадные боги. И разве не было, скажем, Ноя или Иова, которые были признаны праведными, т.е. безгрешными. И откуда это, что Бог Отец до Иисуса Христа никому ничего не прощал. Простил же он Аврааму и Иакову мелкие прегрешения и они по свидетельству Иисуса Христа уже в Царстве Небесном. А Давиду прощен был серьезнейший грех за его великую веру, глубокое раскаяние и, подчеркну, дела его, предшествующие и последующие. Иисус Христос добавил к этому прощение любых грехов при условии истинной веры, глубокого раскаяния и неповторения впредь грехов. А главное, Он поднял на новую высоту духовность Учения. Чернить же Бога Отца для еще большего возвеличения Иисуса Христа, это уже – нет слов для выражения. Хотя не сомневаюсь, что Кальвин не имел этого в виду.

Зато, не знаю, имел ли это в виду Кальвин или нет, но из этого пассажа следует, что поскольку человек не может не грешить, то будет он грешить и после того как раскается и поверит и одно из двух, либо нужно прощать ему это “даром” и наперед, либо, вообще, никто не может попасть в Царство Небесное.

Далее Кальвин пишет так:

“Разве вера заключается в том, чтобы ничего не понимая, отдавать Церкви право определять ее смысл? Конечно же, вера основывается не на неведении, а на знании, причем на знании не только о Боге, но и о Его воле.

Ибо мы получаем спасение не потому, что готовы принять за истину все то, что постановит Церковь, или потому, что возлагаем на нее задачу ставить вопросы и узнавать ответы. Мы получаем его постольку, поскольку сами познаем”

(Там же, с.14)

Это прекрасная аргументация против присвоенного себе Церковью исключительного права толковать Библию. Но, кроме того, здесь можно уловить, казалось бы, намерения истолковать Благую весть, как признание необходимости исполнять Закон для попадания в Царство Небесное (помимо прочего). Раз вера основывается на знании, причем не только о Боге, но и о Его воле, то значит и на знании заповедей и Закона. А знать их и не исполнять вроде бы не логично. Зачем тогда и знать то? Но это мы домыслили за Кальвина. Сам же он, действуя в стиле Павла, последнюю точку в вопросе здесь отнюдь не ставит, а продолжает:

“…Слово есть основание, которым поддерживается и на которое опирается вера; оторванная от него, она тут же спотыкается. Отнимите Слово – и не останется никакой веры”.

“…вера – это познание воли Бога, воспринимаемой через Его Слово”.

(Там же, с.19)

На первый взгляд это усиливает предыдущее, по крайней мере, если Слово понимать не только как Иисуса Христа, но и как слова им произнесенные. Но не тут то было, и далее идет так:

“Когда мы называем веру познанием (cognaissance), то имеем в виду не такое постижение, которое люди приобретают относительно вещей, доступных их чувствам. Ибо оно настолько превосходит человеческое разумение, что для его разумения духу необходимо возвыситься над самим собой. Но, даже и достигнув его, он не понимает того, что воспринимает; однако, с несомненностью убедившись, что он не в состоянии понять, разум, благодаря такой убежденности воспринимает гораздо больше, нежели дает ему постижение тех или иных человеческих предметов в меру его собственных возможностей… Постигаемое нашим сознанием о Боге через веру бесконечно и … этот способ постижения превосходит рациональное понимание”

(Там же, с. 29-30)

С одной стороны этот пассаж, ставя дух превыше рацио, что соответствует Учению Иисуса Христа, тем самым возвеличивает дух и лишний раз опровергает схоластов, иссушивших дух пустоформальным умствованием. С другой стороны, Кальвин ударяется в другую крайность, ту в которую завели Учение паписты до схоластов, т.е. в экзальтированную экстатическую духовность вообще пренебрегающую рацио. (К каким толкованиям приводила такая духовность, мы видим на примере Барнабаса, Клемента и Оригена). Кроме того, выясняется, что когда в предыдущих пассажах Кальвин говорил о познании воли Бога, то не имел в виду конструктивных требований Бога к человеку, выраженных в Заповедях и Законе, а имел в виду что-нибудь вроде познания того, как нас Бог любит. Ну, а если у кого стались сомнения, что Кельвин повернул в сторону пренебрежения Законом, то далее он говорит так:

“Но поскольку Иисус Христос передал нам все свои блага таким образом, чтобы все Его стало нашим, то мы сделались Его членами и одной субстанцией с Ним. По этой причине наши грехи преданы забвению в Его праведности, и спасение, которым Он обладает, сделало невозможным наше осуждение”

(Там же, с.40)

Ну, из этой “поэмы экстаза” следует уже однозначно, что верующим Закон не нужен, и они могут грешить хоть с конем, все равно в рай попадут. Ведь все грехи их “преданы забвению”, а осуждение их “невозможно” ни в коем случае. Но, ничтоже сумняшеся, через пару страниц Кальвин пишет прямо противоположное.

“И те, кто своей дурной жизнью вызывают Его гнев, не избегнут мщения”

(Там же, с.43)

Ну, а чтобы окончательно перевести нам ум за разум Кальвин пишет далее так:

“…мы не являемся праведными без добрых дел и в то же время объявлены таковыми без них”

(Там же, с.62)

Тут он переталмудил не только Павла и последующих отцов – толкователей, но и самих талмудистов.

Далее Кельвин разъясняет свою позицию по вопросу, рассматривая позиции других теологов и сообщая с кем он согласен, а с кем не согласен. Вот позиция схоластов в его изложении:

“… совершить покаяние значить оплакать ранее совершенные грехи и не совершать более таких, которые потом придется оплакивать”

(Там же, с. 91)

Схоласты нагородили много ахинеи, толкуя рационально то, что рациональному толкованию не подлежит. Но здесь они хоть и опускают необходимое духовное перерождение (при раскаянии), но в конструктивной части, в отношении будущих грехов совершенно правы. Но с ними-то как раз Кальвин не согласен. Зато он согласен с уже цитированным Иоанном Златоустом в том, что “Тело Христово – вот истинная и единственная жертва за наши грехи. Не только за те, которые прощены нам в прощении, но и за будущие”.

Опять закон не нужен – прощены уже и будущие грехи. Но после этого:

“Метод Писания, о котором мы говорим, двоякий. Во-первых, оно стремится запечатлеть в наших сердцах любовь к справедливости и праведной жизни, к которой по природе мы совершенно не склонны. Во-вторых, оно дает нам определенное правило, не позволяет нам, устраивая нашу жизнь, уклоняться в сторону и заблуждаться”.

(Там же, с.150)

Т.е. опять вроде Закон и Заповеди нужны и нужно, значит, их выполнять. Ну и т.д. до бесконечности.

Что касается толкования прочих аспектов Учения Иисуса Христа, то о любви к ближнему Кальвин пишет, что “любить своего ближнего надо не за его качества, а за то, что в каждом есть “образ и подобие Божии” (Там же, с.160). Это соответствует духу Учения.

Что касается понимания смирения, то восстав против узурпации Церковью исключительного права толковать Учение, права, кроме всего прочего унижающего достоинство простых верующих, отцы Реформации приблизили это понимание к истинному Христовому, такому, в котором смирение перед Богом и кротость в общении с людьми не превращается в унижение и самоунижение. И все-таки, следуя Павлу, немалую дозу самоуничижения в понимании смирения они сохранили:

“…нам, скорее, надлежит учиться открывать свое сердце Богу, насколько это в наших силах. И не только признавать себя грешниками, но подлинно считать себя таковыми, сознавать всей силой нашего разума, насколь велика и многообразна скверна наших грехов; не только признавать себя мерзкими, но и сознавать, какова наша мерзость, как она велика и изобретательна, не только признавать себя должником, но и сознавать сколькими долгами мы обременены и подавлены, не только признавать себя израненными, но и сознавать как тяжелы и смертельны, поразившие нас язвы. И даже когда грешник откроет себя Богу, сознавая все это, он должен всерьез задуматься и искренне заключить, что очень много зла в себе он еще как следует не оценил и что глубина его падения такова, что он не в состоянии ее разглядеть, не в состоянии докопаться до дна”

(Там же, с. 110)

Трудно отделаться от ощущения, что это преувеличенное смирение “пуще гордыни”.

“… врата спасения – это отказ от собственной мудрости, от желания чего-то ради самих себя и следование за одним только Господом”

(Там же, с.154)

Следование за Господом в смысле следования Его Учению – это да. Но почему отказ от самих себя? Самоотречение Иисус Христос требовал только от избравших путь служения, от Своих учеников, ну и, надо полагать, от пастырей Церкви в дальнейшем. Но вовсе не от каждого верующего. И как нам быть, скажем, с Давидом, который Самим Господом Богом признан праведным. Ведь Давид в своих псалмах не раз просит Бога: Господи, избавь меня от врагов моих, от клеветников и т.д. По Кальвину получается, что недостаточно он смиренный, не отрекся от самого себя. Он должен был бы просить: Господи, добавь мне еще врагов и клеветников, а то маловато, скучно стало. А Иов, вопиющий к Богу о своих мучениях от проказы, должен был бы просить добавить ему к проказе еще чуму и пару болячек с неприличным названием. А как же быть с Самим Иисусом Христом в “молении о чаше” просившем Отца Своего: если можно, да минет меня чаша сия. И зачем же Иисус говорил: стучите и отворят вам и если вас будут угощать в каком доме, кушайте и пейте. Не говорил же Он: просите только, чтобы вас побили и выгнали. Получается, что Кальвин хочет быть святее Самого Иисуса Христа.

“… скрупулезно исследуя свои пороки, мы должны прийти к смирению. И тогда у нас не останется ничего, чем мы бы могли гордиться, но зато будет много поводов, чтобы отречься от самих себя и унизиться”

(Там же, с. 158)

Вот “унизиться” не надо. Не учил этому Иисус Христос.

Неправильное понимание Кальвином смирения приводит его и к неправильному пониманию Христова “Не судите, да не судимы будете”. Кельвин считает, что верующий не должен замечать грехов своего ближнего, чтобы не обидеть его и не возноситься над ним. Но Христос учил, если помним, не этому, а тому, что хоть не нужно судить лицемерно, поспешно и т.д., но нужно, тем не менее, судить ближнего, деликатно сказав ему о его грехе наедине, но если не помогает, то и публично.

Одобряет Кальвин и умерщвление плоти. Может не так истово, как паписты, но одобряет:

“Начало этого (Христова – мое) учения таково: обязанность верующих – предоставить свои тела в жертву живую, святую, богоугодную Богу. Именно в этом состоит наше должное Ему служение”.

“Мы не принадлежим себе. Поэтому не будем ставить себе целью поиск того, что нужно нашей плоти. Мы не принадлежим себе. Поэтому забудем, насколько возможно о себе и о том, что нас окружает”

(Там же, с. 154)

И т.д.

Не стану повторять, чему на самом деле учит Иисус Христос в этом вопросе.

В заключение следует сказать, что хотя Реформация имела огромное значение для Христианства и для рассматриваемого нами движения идеи в целом, но она не справилась со своей задачей в полном объеме, если понимать эту задачу, как исправление всех или хотя бы самых главных ошибок в понимании Учение Иисуса Христа, накопленных Церковью за предыдущий период. То, что она осталась при неверном толковании, сложившемся в католической церкви таких моментов Учения, как смысл Благой вести, смирение, “не судите…” и ряда других, мы уже видели. Кроме того, справедливо осудив схоластов за иссушение духа Учения и применение ими рацио, логики, там где их применять не следует, реформаторы выплеснули вместе со схоластической водой и схоластического ребенка. Если есть области, в которых не применимо рациональное исследование, то тем более есть такие, где оно применимо и требуется. Реформаторы же, став в оппозицию к схоластам, откатились в соответствующих областях назад к экстатическо алегорическо фантастическим толкованиям в духе Брнабаса и Климента. Примеры этого я приводил выше, разбирая другие вопросы. Вот еще пара:

“… софисты ссылаются на то, что приписывать себе несомненное знание воли Божьей – безмерное самомнение. Я бы согласился с ними, если бы ничтожеству нашего разума мы пожелали подчинить непостижимый Божий замысел. Но если мы вместе со св. Павлом просто говорим, что приняли Духа, который не от мира сего, а от Бога, и через которого мы познаем дарованное нам Богом (1 Кор. 2:12), то, что они могут пролепетать в ответ, не оскорбляя тем самым Духа Божьего?”

Трудно не уловить в этом пассаже веяние не Духа Божьего, а душка святошества, веявшего и из уст Элифаза, осуждавшего Иова, и из уст сталинских “теоретиков” марксизма, разоблачивших какого-нибудь Бухарина, который ничего не смел “пролепетать” в ответ, не оскорбляя “духа” Сталина. А до чего можно дотолковываться прикрываясь Духом Божиим, Кельвин иллюстрирует в следующем пассаже:

“Иеремия говорит: “Вот новый союз, который Бог заключил с нами во Христе Своем: Он не вспомнит более беззаконий наших”.(Иер. 3:31, 34)

(Там же, с. 122)

Желая выслужиться перед Иисусом Христом и стать святее Папы Римского, Кельвин искажает Иеремию, приписывая ему будто он в этом месте говорит об Иисусе Христе. На самом же деле Иеремия в соответствующем месте говорит так:

“Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израйля и Домом Иуды новый завет… потому что Я грехов их уже не вспомяну более”.

Если вспомним Книги Судей и Царей, Бог периодически прощал евреям их прошлые грехи, когда они на время исаправляли пути свои. Это и имеет в виду Иеремия, а к Иисусу Христу это не имеет отношения и уж тем более имени Его Иеремия не упоминает.

Представим себе, что каждый присвоит себе право, ссылаясь на то, что он осенен Святым Духом, трактовать любое место в Писании как ему захочется и вопреки логике и здравому смыслу. Куда это приведет? Одни будут говорить, что мне Святой Дух сказал, что это надо понимать так, а другой: а мне мой Святой Дух сказал, что наоборот. Далее, очевидно, останется только ухватив толстый фолиант двумя руками, огреть им оппонента по голове. Впрочем, куда такой подход завел Христианство в наши дни, я еще расскажу в следующей главе. Пока что я хочу сделать такое отступление.

За спором реформаторов со схоластами, а еще раньше схоластов со Святыми Отцами, вроде Барнабаса и Климента, встает нелегкая и исключительная важная проблема взаимоотношения духа и рацио. Правы схоласты, увидившие в предыдущем этапе развития Учения, что дух, лишенный контроля рацио, тяготеет к экстатичности, мистике, фанатизму, опасным заблуждениям. Правы и реформаторы, заметив, что холодное, лишенное духа рацио в приложении к проблемам человеческим (а не материального мира) точно также способно приводить нас к заблуждениям, может быть еще худшим, не говоря о том, что изгнание духа, происходящее при этом, само по себе – великое зло. Но где же выход? Как определить сферы преимущественного действия духа и рацио и как найти гармонию между ними в той промежуточной сфере, которую нельзя отдать на откуп только одному из них? Кой-какие наработки на эту тему есть у меня в “Неорационализме” (Киев, 1992) в последней части: “Место духа в рационалистическом мировоззрении”). Также и эта книга, по мере продвижения ее к концу, откроет нам кое-что на эту тему. Тем не менее, не льщу себя надеждой и не надмеваюсь претензией решить эту проблему до конца. Ее предстоит решать всему человечеству по мере продвижения его к “образу и подобию Божию”.

Возвращаясь к оценке Реформации нужно сказать, что главное ее упущение в том, что осудив папистов за провозглашение святыми и непогрешимыми авторитетами всевозможных Отцов Церкви, толковавших Писание после Апостолов, она не пошла в этом направлении до конца. Толкования самих Апостолов за пределами Евангелий она оставила святыми и непогрешимыми, в частности, послания Павла, в которых, как мы видели, было немало искажений Учения Иисуса Христа. Именно этим, кстати, и объясняется, что в понимании Благой вести, смирения и т.д. Кальвин практически повторил все те извивы и отклонения, какие получил в наследство от Павла и других Апостолов. После этого непонятно, зачем было и городить такой большой огород собственных толкований, если в нем (не считая полемики с папистами и схоластами, важной самой по себе) ничего нового не прозвучало.

Эта незаконченность Реформации привела к тому, что никакого объединения и сплочения всех христиан вокруг единственно истинного толкования Учения Иисуса Христа после Реформации не произошло. Мало того, сами сторонники Реформации стали делиться на конфессии с разным пониманием Учения с еще большим успехом и энтузиазмом, чем до того. Отцы же Реформации Лютер и Кальвин, забыв, что боролись за право каждого верующего самому толковать Писание, стали требовать признания единственно истинным только каждый своего толкования. Лютера даже прозвали реформистским папой, а Кальвин дошел до того, что кого-то из своих оппонентов спалил на костре, как еретика. В результате, главное русло движения идеи вышло за пределы Христианства и доминирующими в западном обществе стали другие идеи, которые я рассмотрю в других частях этой книги. В следующей же главе я рассмотрю современное состояние Христианства.

Глава 8. Современное христианство

Как я уже сказал, дробление христианства на конфессии после Реформации шло еще более успешно, чем до того, и сегодня есть сотни конфессий только протестантских (лютеране, кальвинисты, англикане, баптисты, евангелисты, адвентисты и т.д.). Уже само это буйное разнообразие свидетельствует о неблагополучном состоянии современного Христианства. (Ведь Бог – один и истина едина). Разнообразные конфессии больны в основном одними и теми же болезнями, поэтому можно было бы рассмотреть одну или две из них в качестве примера и этим ограничиться. Но, поскольку каждая конфессия считает, что только она есть истинное христианство, только она правильно понимает Писание, а все остальные заблуждаются, то ни одна из конфессий, кроме разобранных, такого разбора на свой счет не примет, а станет утверждать, что да, те, которые я разобрал, они, конечно, заблуждаются и уже мы то говорили об этом давно, но вот мы, мы то… и т.д.

Поэтому, я хочу пойти другим путем и разобрать некоторое явление, касающееся всего современного Христианства в целом и позволяющее поэтому судить и о его состоянии в целом. Явление это – это так называемые религиозные культы. Название свое культы получили из-за своей тоталитарной организации, когда вся истина принадлежит верховным иерархам по определению, как правило – духовному вождю и основателю, но бывает, что и некой коллективной верхушке, а рядовые верующие обязаны ее принимать без права обсуждения. Но, как мы видели, этим свойством обладает первейшая из традиционных деноминаций – католицизм. Да и восставшие против этого протестанты довольно скоро вернулись более-менее к тому же. Таким образом, четкой принципиальной границы между культами и традиционными деноминациями нет. Есть разница лишь в степенях, причем не только и не столько культовости, сколько в степенях традиционности или новизны тех “Откровений”, которые культы присоединяют к Учению Иисуса Христа, объявляя их столь же святыми, как Пятикнижие Моиссея и Евангелия, по сравнению с теми, которые присоединили к Учению давным-давно традиционалисты. Традиционалисты присоединили к Учению и провозгласили святыми Откровение Иоанна Богослова и Послания Апостолов. Но это ж было две тысячи лет назад. А тут какие-то наглые лезут с новыми Откровениями, претендуя на то, что им было свеженькое “видение”, вот только вчера приснилось. Впрочем, это только у протестантов видения с откровениями отменены с окончания эпохи Апостолов. У католиков святые с видениями, правда, масштабом поменьше, еще не перевелись, кажется, и поныне. Во всяком случае, в средние века их было хоть пруд пруди. Главное же это то, что давность лет делает традицию более почтенной, но не превращает заблуждение в истину. Безуспешность борьбы, которую ведут традиционалисты с культами и причины этой безуспешности, которые я разберу ниже, хорошо иллюстрируют слабость и недостатки всех современных традиционных христианских деноминаций.

Прежде всего, какова на сегодня картина битвы культов с традиционалистами за души верующих? Вот выдержка из книги двух известных протестантских богословов:

“Свидетели Иеговы провели в 1990 году 835426538 часов, распространяя литературу. Они издают журналы “Сторожевая Башня”, “Пробудись!” общим тиражом 55 миллионов каждый месяц, на 128 языках.”

Церковь мормонов имеет в своем штате 40000 миссионеров, пропагандирующих доктрины Джозефа Смита. Они так стремительно растут, что “Альманах Церкви мормонов” с гордостью заявляет о крещении ежегодно в своей церкви трети всех крещенных во всех церквях, причем три четверти из этих людей – бывшие протестанты.

Газета “Крисчен сайенс монитор” завоевала всеобщее признание на всех уровнях в правительстве, в мире бизнеса, среди домохозяек. Она надеется также в международном варианте выпускать известную телевизионную программу”

(Д.Макдуэлл, Д.Стюарт “Обманщики”, М. “Протестант”, 1995, с.11)

“Ни одна из ветвей протестантской или католической церкви не избежала натиска со стороны Свидетелей Иеговы. Они расширяют ряды своих сторонников за счет представителей различных культур, религий и национальностей”

(Там же, с.65)

Добавим к этому еще несколько цифр. На 1992 год мормоны насчитывали 8 миллионов членов и ежегодно они крестят около 1/3 миллиона человек. Свидетели Иеговы на тот же период насчитывали 4 млн. постоянных работников и добровольных помощников. В 1990 году их Вечери поминания смерти Христа посетили 9,5 миллионов человек (Там же, с. 65). Это только 2 наиболее многочисленных культа. Общее же число культов перевалило на сегодня за 5 тысяч и продолжает расти. Вот названия некоторых из них: Христианская наука, Христианская школа единства, Церковь единения (“Мунисты”), Унитарианско-универсалистская церковь, Международный путь, Сциентология. Это так называемые западные культы, которые претендуют на свою христианскую чистопородность. А есть еще восточные культы: Трансцендентальная медитация, МОСК (Харе Кришна), Церковь Наукологии, Общество развития своих способностей и т.д. Эти не претендуют на чистое Христианство, тем не менее Иисуса Христа совсем не отвергают, рассматривая его как одного из Пророков или Аватар вроде Кришны или Будды. Есть еще так называемые культы Нового Времени (Нового Века, Века Водолея), среди которых теософия мадам Блаватской, Форум (ОСЭ), Церковь Всеобщая и Торжествующая, Религиозная Наука и т.д. Среди этих некоторые и вовсе отрицают Иисуса Христа, другие, как Блаватская, признают Его, но сочетают с оккультизмом, магией и бесовщиной. Следует сказать, что вся эта классификация несколько условна, т.к. вследствие молодости культов они периодически еще трансформируются на основе свеженьких “видений”.

К этому нужно добавить, что помимо формальных членов культов есть еще огромное число людей, не являющихся формально таковыми, но верящих в мистические силы по Блаватской или на иной манер, медитирующих трансцендентально или еще как-нибудь и т.д. Причем немалая часть этих людей являются одновременно христианами той или иной конфессии.

О слабости традиционных христианских деноминаций свидетельствует не только стремительный рост числа культов и числа их приверженцев, но и та вопиющая ахинея, с помощью которой культы завоевывают себе приверженцев, в том числе среди верующих, принадлежащих к традиционным конфессиям.

Например, “Книга Мормона” повествует о том, что американские индейцы являются потомками иудеев. (Как говорится в том анекдоте: “Мало тебе, что ты негр, так ты еще и еврей?”) Наблюдаемая невооруженным глазом принадлежность тех и других к разным расам “легко” преодолевается такой себе басней. Мол, прибывшие в Америку где-то году в 600 до н.э. евреи подразделились на праведных и неправедных (как будто бы до этого, равно как и после, евреи, как и все прочие люди, не подразделялись и не подразделяются подобным образом). “Неправедные стали темнокожими из-за грехов, а праведные – остались “белыми и прекрасными”.

Эти две группы стали бороться и воевать друг с другом и в конце концов темнокожие ламаниты одержали победу. Перед смертью Морони, последний из нефитов (белых и праведных) переписал свой народ. Запись была сделана измененными египетскими иероглифами и похоронена в холме Кумора. (Интересно, почему иероглифами, к тому же египетскими, да еще измененными? Не мог что ли написать на родном иврите? Нет, иероглифами экзотичнее и больше привлечет публику, которая, как известно, дура. Чувствуется приближение эпохи шоу-бизнеса). Этот герой вновь появляется в 1823 году в виде ангела, явившегося Смиту (основатель культа Мормонов), которому и было сказано перевести эти записи” (Там же, с.54ч59).

Из дальнейшего выясняется, что оный Смит столь же мало знал измененные египетские иероглифы, как и неизменные, равно как и сам древне египетский язык, шумерскую и акадскую письменность и много чего другого. Поэтому переводил, погружаясь в транс (для чего почему-то зарывал лицо свое в шапку), с помощью вдохновения, низводимого на него тем же ангелом. В результате удивительным образом список нефитов в переводе превратился в новое “Откровение”, тут же провозглашенное вместе с самим Смитом святым и легшее в основу вновь зародившегося культа.

Джозеф Смит после этого, однако, не угомонился, а выйдя из транса, вошел в раж и наладил массовое производство Откровений (Пророчески предвосхитив грядущее наступление эры индустриализации). В одной только книге “Учения и Заветы” записано 140 его Откровений. (Где уж было тягаться с ним бедным Апостолам, жившим на заре нашей эры и с трудом изготовлявшим вручную за всю жизнь максимум одно Откровение).

А основатель Церкви единения Сун Миунг Мун решил не утруждать себя столь хлопотным делом, так массовое производство Откровений, тем более, что за господином Смитом все равно уже не угнаться, и просто, но со вкусом, провозгласил себя не больше и не меньше, как Мессией. К чему, мол, там мелочиться. Ну, а в качестве Мессии он мог уже позволить себе верзти все, что угодно, не ссылаясь ни на какие “видения”.

А был еще такой Рон Хаббард, хорошо известный и поныне любителям фантастики, как прекрасный писатель этого жанра. Так вот, однажды, он осознал и провозгласил это публично, что писателям мало платят за слово и существенно разбогатеть на этом занятии невозможно. (Он знал, что говорил, потому что к тому времени астрочил уже 15 млн. слов, научно-фантастических романов). А вот, говорит, у сочинителей новых религий прибыль на одно слово несравненно выше. После этого написал книгу “Дианетика”, которая и стала Откровением для созданной им новой религии – культа, именуемого Церковь Сциентологии. Доходы его “пер” слово, по свидетельству осведомленных источников, после этого, действительно возросли.

Что же следует из прорисовывающейся картины? Спрашивается, как можно вешать такую лапшу на мозги людям, просвещенным сиянием истины Учения Иисуса Христа? (Я имею в виду верующих, принадлежащих традиционным конфессиям, которых культы совращают с пути праведного). Ответ напрашивается только такой: упомянутый свет истины искажен и затемнен неправильным толкованием Учения во всех этих конфессиях. Впрочем, это лишь аргумент в пользу предложенного вывода, но не его доказательство. Поэтому рассмотрим, в чем суть споров между традиционалистами и культистами, в чем они друг друга обвиняют и как обосновывают свою правоту.

Первую претензию традиционалистов к культам я уже упомянул в начале этой главы. Это упрек их в духовном тоталитаризме и в том, что они добавляют к Писанию новые Откровения, противоречащие духу и букве Учения. Но как уже сказано, большая часть традиционных конфессий сами грешат духовным тоталитаризмом, хотя сегодня даже католицизм уступает в этом отношении типичным культам. Православие и некоторые другие конфессии претендуют на внутреннюю духовную свободу их членов. В православии это называется соборность. Мол, в спорных случаях истина устанавливается решением собора, а не главного иерарха, типа Папы. Демократия, конечно, лучше тоталитаризма, как система управления обществом. В вопросах установления истины, если выбирать только между демократией и тоталитаризмом, то тоже лучше уж демократия. Но кто сказал, что в этом случае выбор ограничен только этими двумя возможностями? В рациональной науке истина не устанавливается ни единоличным решением президента Академии Наук, ни демократическим голосованием типа: Господа, кто за то, что горение происходит благодаря флогистону? – Меньшинство. – Кто за то, что горение происходит благодаря кислороду? – Большинство. Решение принято. Рациональная наука устанавливает истину с помощью принятого в ней метода обоснования. Об этом методе мы поговорим в следующей главе. Пока что я хочу отметить только то, что свобода определения истины в православии, как и в любой другой традиционной конфессии ограничена каноном, который включает тексты, излагающие не только слова Господа Бога или Иисуса Христа, но и мысли некоторых людей, которые вместе с этими текстами признаются святыми и непогрешимыми. (Есть еще принятые Церковью догматы, но их я пока оставляю в стороне). Этот канон является общим для всех традиционных конфессий. Но мы помним, как он был принят. Он был принят не по указанию Господа Бога или Иисуса Христа и отнюдь не исключительно по мотивам служения истине, а в немалой степени по мотивам борьбы за власть в Церкви. Он был принят так, что в него не попали Евангелия и Откровения 9-ти из 11-ти Апостолов, оставшихся после смерти Иисуса Христа.

Это дает мощное оружие в руки создателям новых культов. Их аргумент таков: Церковь, включая все ее традиционные конфессии, исказила подлинное Учение Иисуса Христа:

“Я спросил Тех, кто стоял передо мною в свете, какая из сект (имеется в виду конфессий – мое) истинна (в то время мысль, что все они неверны, еще не проникала в мое сердце) и к какой я должен примкнуть. Мне ответили, что я не должен присоединяться ни к одной из них, так как все они неверны. Тот, Кто обращался ко мне, сказал, что все их вероучения кажутся мерзостью в Его глазах; что все их учителя развращены”. (“Драгоценная Жемчужина”, Джозеф Смит – Истина 1:18, 19)

Мало того, – говорят они – Церковь сокрыла от верующего многие важные части Учения:

“Многие наиболее простые и ценные части и многие заветы Господа были выкинуты. Это было сделано с целью извратить истинные пути Господа” (Д.Смит. “Книга Мармона”, I Nephi, 13:26в, 27)

Что может возразить на это представитель любой традиционной конфессии, если из канона, признаваемого этой конфессией, наравне с прочими, выброшены Евангелия Петра, Иуды, Якова и т.д., многие Откровения и другие тексты Апостолов? Неужто те, кто принимали этот канон 300 лет спустя после Апостолов были более святы, чем сами Апостолы?

Впечатленный таким потрясающим разоблачением из уст Смита, простой верующий далее верит уже любой ахинее, которой его этот Смит, или Мун, или Хаббард потчует.

Конечно, эту ахинею могут заметить и разоблачить традиционалистские критики культов, что они и делают. Вот, например, уже упомянутые два ученых протестанта пишут:

“Ни у одного из культов нет стандартных правил, из которых они развивают последовательно толкование Библии. Обычно тексты, приводимые в подтверждение доктрин данного культа, вырваны из контекста” (Д.Макдоуэл, Д.Стюарт, “Обманщики” – М. “Протестант”, 1995, с. 25)

Ну, а традиционные конфессии этого не делают, не вырывают из контекста? В предыдущих главах я показал, что вырывали из контекста еще Апостолы в Евангелиях. Тем более они это делали в Посланиях, особенно Павел. Ранние отцы Церкви, вроде Барнабаса и Климента, вытворяли такие фокусы с текстом Писания, что иной раз и Джозеф Смит может им позавидовать. Восставшие против этого схоласты докатились до чертей на конце иглы. Восставшие против католиков со схоластами вместе протестанты тоже выдирали из контекста, что я показал на примере Кальвина. И достаточно послушать чуть ли не любую проповедь по радио, чтобы убедиться, что и поныне представители любых конфессий выдирают из контекста.

А когда им говоришь, что вы, ребята, искажаете смысл Писания, что если учесть контекст, то смысл здесь совершенно другой, они важно надувают щеки и говорят: “Но ведь есть же еще скрытый смысл”. – Пардон, пардон! Почему ж вы этот скрытый смысл с помощью выдергивания из контекста подаете как прямой? Ведь это ж уже обман. И чего же вы тогда возмущаетесь, когда этот скрытый смысл таким же способом извлекают из Писания культисты? И как вообще вы определяете, какой именно в каждом случае скрыт смысл? Ведь с помощью таких приемчиков можно извлечь любой смысл из любого текста. Или у вас есть прямой телефон с Господом Богом? Скрытый смысл действительно есть во многих местах Библии. Но либо он связан с теологией и тогда нам, вообще, не дано раскрыть его (до “конца времен”, по крайней мере), либо он в таких местах, как описание сотворения мира. В последнем случае мы можем раскрывать этот смысл и делаем это, но не с помощью арапских штучек с выдиранием из контекста и т.п., а с помощью рациональной науки по мере ее развития.

Еще традиционалисты обвиняют культовиков в противоречии Писанию:

“Син Миунг Мун не выдержал испытания Писанием, т.к. его видения от Иисуса противоречит тому, что Иисус говорил в Новом Завете” (Там же, с. 107)

Но ведь сами традиционалы тоже противоречат Учению Иисуса, хотя бы потому, что все без исключения принимают Послания Павла за “свято”. Послания, противоречия в которых Учению Иисуса Христа я показал выше. Причем у культистов есть в этом случае хорошее оправдание. Они утверждают, что традиционалы исказили подлинное Учение Иисуса Христа, и они противоречат не подлинному Учению, а этому искаженному. Это, конечно, ложь, но звучит убедительно. А вот традиционалистам на критику их противоречий Учению Иисуса Христа нечего возразить, т.к. они не могут отказаться ни от слов Иисуса Христа, ни от противоречащих им слов Павла, внесенных в их канон и тоже признанных за “свято”. А среди представителей культов тоже встречаются неглупые люди, способные эти противоречия отследить и доказать. Особенно успешны в этом “Свидетели Иеговы”, тем более что они начинали как вполне респектабельное Общество по углубленному изучению Писания в рамках традиционной конфессии и, лишь накопав много противоречий, откололись и создали свой культ, вполне духовно тоталитарный, только с коллективным руководством. Но покритиковав, справедливо, традиционалов за передергивание при цитировании Писания, они делают то же самое. Например, в одной из своих книг они пишут:

“В пророчестве сказано, что Мессианский Царь, или “семя” будет в совершенстве править Израилем и всеми народами (Бытие 22:18)” (“Человечество в поисках Бога”, USA 2001, с. 210)

Но вот что сказано в том месте в Бытии, на которое Свидетели ссылаются:

“И благословятся в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего”

(Бытие 22:18)

Это Бог говорит Аврааму. Тут нет ни слова про Мессианского Царя и ясно, что “семя” здесь – это потомки Авраама, избранный народ, евреи. И эта мысль повторяется, варьируясь, десятки раз на протяжении Ветхого Завета. Собственно эта фраза и есть Ветхий Завет в узком смысле слова, завет между Богом и евреями. Он впервые был заключен Богом с Авраамом, затем с другими праотцами и, наконец, со всем еврейским народом. Уж когда Бог говорит всему еврейскому народу, что если будете себя хорошо вести, то “благословятся в вас все народы земли” это то ведь никак нельзя перекрутить на Мессию и на Иисуса Христа. Не весь же народ станет Иисусом Христом. Но нет, если очень хочется представить себя лучше всех прочих, то можно. И это после того, как этих “всех прочих” только что обвиняли в том же самом.

Но что толку, если верующий, скажем, протестант, убедится с помощью Свидетелей Иеговы, что учителя его конфессии искажают смысл Учения, а затем обнаружит сам или с помощью этих же учителей, что и Свидетели Иеговы – не лучше? Он же не вернется назад в свою конфессию. Он скорей уж станет атеистом или повесится.

Еще один способ, которым культы завоевывают себе приверженцев, это опора, якобы, некоторых из них на науку и тем самым использование ее авторитета. О том, насколь этот прием распространен, можно судить по одним лишь названиям многих из них, вроде: Христианская наука, Сциентология, Церковь Наукологии и т.д. Конечно, все эти “научные” обоснования культов – блеф. О какой серьезности научного обоснования может идти речь, скажем, в случае Рона Хаббарда, если он сочинил свою “Дианетику” (“Откровение” культа Сциентелогии) исключительно по соображениям увеличения дохода на одно писанное им слово? Но почему эти обоснования приносят культам успех?

С одной стороны, это связано с кризисом самой рациональной науки, разразившемся где-то начиная со времен Эйнштейна и продолжающемся и поныне. Желающих углубиться в суть этого кризиса, отсылаю к моей книге “Неорационализм” (Киев 1992) и циклу статей по единому методу обоснования (“Философские исследования” Љ 3, 2000; Љ 1, 2001; Љ 2, 2002 гг.). Здесь я изложу эту суть в минимальном формате.

Дело в том, что до сего времени никем не был четко сформулирован (хотя попыток и претензий было много) четкий критерий, отделяющий науку от не науки. (Я утверждаю, что я это сделал в моих работах по единому методу обоснования). Поэтому с древнейших времен, точнее со времени, когда само понятие науки возникло, к науке примазывалось много всяких якобы наук, вроде алхимии, астрологии и т.п. И в средние века эти псевдо науки буйствовали настолько, что затмевали и заслоняли еще неокрепшую настоящую науку. Но по мере того, как рациональная наука развивала свой метод, метод обоснования, который и превращает ее в науку и отделяет от не науки, научное поле постепенно, так сказать, расчищалось от шлаков. И в эпоху расцвета классического рационализма, где-то со времен Декарта и до Эйнштейна, расчистилось настолько, что представители алхимий и астрологий не отваживались уже публично претендовать на научность. Но при всем при том, как я уже сказал, единый метод обоснования в науке еще не был тогда четко сформулирован. Он был уже выработан (в основном), но существовал и действовал как грамматика в языке, на котором некоторый народ уже давно разговаривает, и правила грамматики внутри этого языка существуют и бессознательно соблюдаются говорящими, но они, тем не менее, не записаны пока. В эпоху классического рационализма этого неоформленного статуса единого метода обоснования было достаточно, чтобы отделиться от псевдо науки. Настоящие ученные отличали, так сказать, “на вкус” науку от не науки, а авторитет рациональной науки в обществе, благодаря ее успехам, был настолько высок, что достаточно было коллективного мнения настоящих ученных по поводу того, что алхимия, скажем, не наука, чтобы общество приняло это безоговорочно.

Но с появлением теории относительности Эйнштейна, а затем квантовой и квантово релятивистской теорий разразился кризис, который коснулся не столько самой науки внутри себя (ученные продолжают работать так же, как они работали до того), сколько статуса науки в обществе, ее безусловной отделенности от не науки и предпочтительности перед ней. Дело в том, что теория относительности Эйнштейна, превратив абсолютные ньютоновские пространство и время в относительные, а относительную скорость света в абсолютную, и сделав многое еще в этом роде, контрастно подчеркнула отсутствие у науки официального, писанного метода обоснования ее теорий и даже поставила под сомнение само существование такого метода в ней. Вообще-то такие сомнения (как и основания для них) были и высказывались разными философами и в эпоху не только до Эйнштейна, но и до Декарта (баловались этим еще древние греки). Но сомнения эти (в купе с самой наукой) были тогда не в фокусе общественного мнения. В период же бурного расцвета классического рационализма (он же период научно-технической революции) сама наука очень даже попала в этот фокус, а вот сомнения, наоборот, совсем растаяли среди самих ученых и в широком обществе, благодаря успехам науки и приятным плодам, приносимым ею. А вот теория относительности Эйнштейна вновь пробудила эти сомнения, причем не только среди “отдельно взятых” философов, но и в широких массах. Сначала, впрочем, эта волна прокатилась именно среди философов, породив целый ряд философий, начиная с философского релятивизма и кончая множеством пост позитивистских теорий, релятивизирующих науку (а заодно и мораль) и утверждающих в общем, что никакой такой разницы между наукой и не наукой нет. Вот как, например, пишет по этому поводу Файерабенд:

“Не существует никакого научного метода; не имеется никакой простой процедуры или множества правил, которые лежат в основе какого-нибудь исследования и гарантируют, что оно является научным и тем самым заслуживает доверия.”

(Feyerabend P. “Science in free society”, London-NY, 1978)

И на сей раз ни представителям самой науки, ни философам, защищающим ее “особый эпистемологический статус”, т.е. ее внятную отличимость от не науки, не удалось уговорить “широкие массы трудящихся”, что абсолютное время – это наука и относительное – тоже наука, а вот астрология – не наука. Потому что не был дан четкий ответ на вопрос “а почему?” А почему тогда астрология – не наука и где, вообще, “кончается полиция и начинается Беня Крик”? В результате, как говорят некоторые, началось новое средневековье и буйным цветом расцвели не только недобитая в свое время астрология, но и всевозможные парапсихологии, оккультные и парануки и вообще черт знает что. В Киеве, например, в начале девяностых, три чудака, из которых лишь один с высшим образованием, а два других и писать грамотно не умеют, создали Международную Академию Космософии и в своих “трудах” (толстенных томах, на издание которых выудили у каких-то дураков в то голодное время денежки) писали, что Киев – это незакрытый пуп Земли, через который бьет столб космической энергии и информации и они к этому столбу подключились и могут подключать других желающих (за соответствующую мзду, естественно). Вот в этой мутной воде как раз и возникли идеальные условия для создания культов с “научной основой”, чем и воспользовались Роны Хаббарды и киевские космософы, каждый в меру своего таланта и с успехом по этой мере (о космософах все давно уже забыли).

Но успеху культовиков с “научным обоснованием” способствует также то, что Церковь изначально, а особенно в средние века, занимала в отношении науки враждебную позицию и много потеряла на этом в период бурного торжества и расцвета рациональной науки. Представители науки в этот период также были не слишком объективны к Библии и ее Учению, о чем я уже писал в первой части. Сегодня обе стороны ищут примирения, но путь этот далеко еще не пройден. Оставим в стороне пока науку. Что касается Церкви, включая практически все ее традиционные конфессии, то ее отношение к науке сегодня достаточно амбивалентно. С одной стороны сегодня, конечно, не сжигают на кострах и не предают анафеме ученых, утверждающих, что земля вертится или еще чего-нибудь, не соответствующее Писанию по мнению святых отцов. Мало того, есть попытки записать бурный расцвет рациональной науки в Европе именно на счет Христианства, которое, в отличие от других религий, разрешило свободу мысли и содержит зародыши рационализма в самом своем Учении. Малая доля истины в этом есть, но гораздо большая – лицемерия. Тем большего лицемерия, что с другой стороны и сегодня богословы традиционных конфессий ведут яростные и нечестные атаки на ту же, скажем, теорию эволюции. Атаки ведутся с использованием незавершенности эволюционной теории и новейших открытий астрофизики, которые еще не достаточно осмыслены в самой астрофизике. Главный недостаток, а точнее, нечестность этой, так называемой “креационистской” позиции в том, что креационисты, критикуя, и иногда вполне справедливо, недостатки конкретных эволюционистских теорий, отвлекаются от того, что эволюционисты постоянно совершенствуют свои теории.

Так, уже давно появились эволюционные теории (например, Берга), которые в отличии от Дарвина допускают возможность наряду с чисто случайными мутациями, мутации направленные. Это отводит большинство возражений креационистов против возможности эволюции и указывает на возможность сочетать эволюцию с сотворением мира. (Если эволюция направлялась Богом, то это и есть сотворение живого мира). Но креационисты предпочитают воевать с устаревшей дарвинской теорией.

А главное, креационисты ничего не могут предложить для объяснения тех фактов, которые теория эволюции объясняет. Так они до бесконечности муссируют факт неполноты эволюционной цепи, отсутствия на сегодня некоторых ее звеньев. При этом не обращают внимания на то, что наука время от времени, либо находит эти звенья, либо объясняет причину их отсутствия.

Но сами они не предлагают никакого объяснения факту наличия этой цепи, в которой найдены уже сотни звеньев, а отсутствуют единицы. Креационизм в принципе не может дать объяснения этому факту.

О честности этого спора современной религии с наукой свидетельствуют и факты, напоминающие нам “старые, добрые”, то бишь средневековые времена. Так под давлением клерикалов запрещено преподавание теории эволюции в школах, где бы вы думали? В Непале? Катманду? Нет в большинстве штатов Америки. (“В Штатах Господь Бог наступает на Дарвина”, Вечерние Вести,Киев,6.3.2003. По материалам американской воскресной газеты “Обсервер”)

А поскольку авторитет науки в обществе, несмотря на упомянутый кризис, все еще весьма велик (и не без основания), то культы, “мажущиеся” под научность, получают барыши за счет неумного конфликтования традиционных конфессий с наукой.

Разобранное выше взаимоотношение культов и современных традиционных христианских конфессий дает объективную характеристику состояния последних. Но эта характеристика далека от полноты.

Поэтому стоит добавить сюда несколько общеизвестных фактов, таких, например, как церкви для гомосексуалистов в Америке, серия процессов против католических священников – педофилов, протестантский епископ -гомосексуалист и т.д. Это логическое завершение той амбивалентной позиции в отношении Закона, которую занял еще Павел. Если одной лишь верою, а не делами также, оправдывается человек перед Богом, то можно все, что угодно, если после этого истово или неистово помолиться.

Конечно, эти примеры – это крайнее и нетипичное явление для современных христиан в целом (хотя терпимость к нему со стороны церковных иерархов говорит о многом). Но в другом варианте амбивалентность в отношении закона поражает уже основную массу современных христиан и западное общество в целом. Я имею в виду трактовку “не судите, да не судимы будете”, ведущую свое начало от Павла. На практике это выражается в лицемерии значительной части современных христиан, превосходящем фарисейское. Когда речь идет о своих неблаговидных делах, то “не судите меня, ребята, мы ж христиане, давайте облобызаемся”. И одновременно идет непрекращающееся обсуждение всех и вся. Обсуждение не по Христу, не обличение в глаза, честное, открытое, доброжелательное, деликатное, дающее возможность человеку оправдаться, а позаглазное, злобное, грязное, не заботящееся о соответствии истине, с охотой подхватывающее любую клевету, обсуждение, превращающее человеческие отношения, а также политику и другие сферы жизни современного общества, в отвратительное болото. И что тут удивительного, если эталоном, почитаемым за “свято” является Павлово “Но я думаю, что у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов… Ибо таковы лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых”. И все это “с нашим смирением”, “Господи, прости нам, что мы так говорим”, “грехи наши тяжкие” и опять за свое. И каков бы ни был уровень материального благополучия такого общества, ни о каком “образе и подобии Божием” в нем не может быть и речи.

Глава 9. Итоги

Сила Учения Иисуса Христа настоль велика, что несмотря на все недостатки реального христианства, несмотря на все искривления им его, Учение значительно продвинуло человечество к “образу и подобию Божию”. Это утверждение далеко не очевидно. Дело в том, что современное человечество по прежнему еще весьма далеко от идеала и это в сочетании с утраченной живой памятью о том, что было в далекие времена (хотя археология и раскопала немало документов об этом) приводит к распространенному стереотипу, что никакого прогресса в этом отношении нет, человек мол, несмотря на Учение Иисуса Христа, остается таким же животным, каким всегда и был и лишь сверху припудрен правилами приличия и прочими прибамбасами цивилизации. Вот и в недавно вышедшей и популярной сейчас в России книге журналиста Александра Никонова “Апгрейд обезьяны” автор с большим апломбом вещает нам эту мысль, якобы научно им обоснованную. Он не имел бы такого апломба, если бы ему не помогли в этом многие ученые, начиная с позапрошлого века и ранее. Одна из идей фикс этой псевдонаучной критики христианства состоит в том, что мол иудеохристианство – это очередной миф в цепочке эволюционирующих мифов, берущей свое начало у истоков зарождения человека, где-то в каменном веке. Символы креста, агнца, тельца и т.п. были еще у шумеров, откуда перекочевали к ассиро-вавилонянам, оттуда в древний Египет, а оттуда к евреям и христианам. Ведь и Иаков побывал в Египте, Моисей воспитывался при дворе фараона, а Иисус Христос тоже зачем то съездил туда, прежде чем начал проповедовать.

Эта концепция либо просто не замечает Учения, сводя любую, включая христианскую, религию к символам (чему не мало поспособствовали и христианские богословы, также чрезмерно сосредоточенные на теологическо-символической части Писания), либо относится к Учению упрощенно-пренебрежительно. Мол, ну что там такого дал Моисей? “Не убий”, “не укради” были еще у Хамураппи. Я уже объяснял в первой части книги, почему “не убий”, “не укради” могли быть не только у Хамураппи, но они есть даже в животной стае, что далеко еще не означает Учения. Кроме того кодекс Хамураппи предназначен для защиты господствующих классов. В нем есть “мушкену” и есть “авелу”. И те и другие – привелигированные классы, рабовладельцы,но разной степени превилигированности. Так вот, при краже скота, принадлежащего авелу, украденное возвращается в тридцатикратном размере, а при краже скота, принадлежащего мушкену, – в десятикратном размере; при повреждении глаза или кости у авелу виновному выкалывается глаз или ломается кость, а при таком же вредительстве машкену виновный платит только штраф. Это не говоря о том, какие там права у низших классов и рабов.

Разве можно это сравнить с Моисеевым “Не будь лицеприятен к нищему и не угождай лицу великого, по правде суди ближнего твоего”? И разве можно представить, что мушкену и авелу – от всеблагого и справедливого Бога? И после этого Моисей – это заимствование у Хамураппи?

А вот как раз символы могли использоваться Дающим Учение в чисто технических целях, для облегчения восприятия Учения. Поэтому не имело и не имеет значения заимствованы ли они или изобретены новые.

Насколь этот мистическо-символическо-мифологический подход научен, можно судить по применению его же к марксизму. Вместо того, чтобы рационально исследовать, в чем Маркс прав, в чем ошибался, да где его правильно поняли исполнители его предначертаний: Ленин, Сталин и прочие, а где неправильно, начинают о таинственном многозначительном видом рассказывать про то, что большевики в качестве символа использовали пятиконечную звезду. “А вы знаете, откуда этот символ? Это же щит Соломона. Шестиконечная звезда – щит Давида, а пятиконечная – Соломона”. И впечатлив таким образом не желающие напрягать мозги рациональным анализом обывателя, желающего тем не менее чем-то выделиться из серой массы и самому повпечатлять соседей, вешают ему далее на размягченные, да и без того заплывшие жиром мозги, чушь про жидо-масонский заговор.

Между прочим иудаизм в основе своей против символики. Настолько против, что ударился в другую крайность, запретом изображения Бога надолго отвратив евреев от изобразительных искусств. То, что среди евреев потом нашлись такие, которые все равно вцепились в символику, не в ту, так в другую, это уже другое дело.

Возвращаясь к тому, что дало человечеству Учение Иисуса Христа (и дало ли оно чего-нибудь), я хочу привести выдержку из книги Эриха Церена “Библейские холмы”:

“Иногда кажется, что было бы лучше, если бы мы, вообще, не умели читать.

Так, например, царь Тиглатпаласар I в XII-XI веках до н.э. рассказывает, что кровь убитых врагов “реками текла в долину”, а отрубленные головы валялись на поле битвы, как “копны хлеба”. Этот же царь сообщает об уничтожении одного из вражеских городов следующее: “Он прошел этот путь за три дня. С выходом солнца, когда их земля раскалялась, он вспарывал беременным животы, он протыкал тела слабых, Сильным он перерубал шеи”.

“Со всех главарей, которые восстали – так гласит одна надпись Ашурнасирпала, – я содрал кожу. Их кожей я покрыл столбы; одних пригвоздил я к стене, других посадил на кол и велел расставить вокруг столбов. Главарям и царским начальникам, которые восстали, я отрубал конечности…”

“Ашурнасирпал, последний великий царь Ассирии, знаток письменности и основатель библиотеки, хвастался: “Я сжег три тысячи пленных. Никого из них не оставил я живым, чтобы не оказались они заложниками”. О подавлении одного восстания он сообщает так: “Я вырвал языки тех воинов, нахальные уста которых говорили дерзости против Аншура, моего бога, и которые против меня задумали злое… Остальных людей живьем принес я в жертву. Их изрубленные тела я скормил собакам, свиньям и волкам…”

“Мои боевые колесницы размалывали мужчин и животных, – говорится в другой ассирийской надписи. – Памятники, воздвигнутые много, стоят на человеческих трупах, от которых я отрезал головы и конечности. Всем, кто попадался мне живым, я отрезал руки”.

Между прочим Эрих Церен является как раз сторонником мифологизации религии вообще и иудеохристианской в частности и склоняется (и склоняет читателей) к тому, что Учение Иисуса нисколько не улучшило человечество. И несколькими строками ниже цитированной выдержки (строками, в которых он продолжает описывать зверства ассирийских царей) он пишет:

“Таким образом, Месопотамия, раскрывает все стороны истории человечества, она показывает также историю его духовной жизни. Отсюда из Месопотамии, Палестина была не просто порабощена, но на нее распространилось и плодотворное культурное влияние.

Многое из того, что содержится в Библии, которая сравнительно недавно считалась единственным и предположительно самым древним источником, убедительно связывается с Междуречьем. Некоторые культы, различные законы, многие представления и мифы Библии восходят к более древним месопотамским первоисточникам”.

Во истину, светлое Учение о любви к ближнему Иисус заимствовал у Ашурбанипала, разве что слегка подправил его: вместо того, чтобы распинать других и похваляться этим, дал Себя распнуть ради спасения других. Церен просто не замечает Учения, а культурное влияние на Библию выводит из заимствования символов золотого тельца и креста. Не обращая внимания даже на то, что Учение Моисея не заимствует символ тельца, а сражается с ним. Сражается, потому что он символизирует жестокую и бесчеловеческую суть учений Востока, суть, который противостоит Учение Моисея, а тем более развивающее его Учение Иисуса Христа. Кстати, Иисус Христос тоже никаких символов, в том числе символа креста, не вводил. Вся христианская символика на совести высшего руководства Церкви всех веков и конфессий. На их совести и искажения Учения Иисуса Христа, которые привели на практике к таким явлениям, как инквизиция, религиозные войны и другим, дающим основание критикам Христианства утверждать, что никакого прогресса в человеческих отношениях Христианство не дало.

Мне могут возразить здесь, что само Учение, мол, было прогрессом, но что творили Гитлер, Сталин и Пол Пот? Обращаю внимание на то, что то, что творили эти – это уже не норма современного человечества, это все же уже нечто, что творившие его старались скрыть от человечества, а их последователи пытаются отрицать, что это вообще было. Неофашисты пытаются уверить мир, что не было Холокоста, а недобитые сталинисты – что не было сталинских лагерей. Все же ассирийские цари не только не видели необходимости скрывать свои злодеяния, но гордились ими и заботились о том, чтобы все будущие поколения знали об этом.

Кроме того ни Гитлер, ни Сталин, ни Пол Пот – не исповедывали Христианство, а двое первых были гонителями его. Гитлер к тому же был именно сторонник мистических учений Востока и даже свою свастику заимствовал оттуда, хотя эта уже дело десятое. Не в символике, как сказано, дело.

Так что, есть продвижение человечества к “образу и подобию Божию” и обусловлено оно в первую очередь иудеохристианским Учением и особенно Учением Иисуса Христа. Другое дело, что этот прогресс недостаточен вообще и особенно в свете тех вызовов, которые человечество само себе создало своим техногенным развитием. Но то обстоятельство, что благодаря Учению есть все же хоть какой-то моральный и духовный прогресс, оставляет нам надежду на выживание и указывает путь к этому.

Я хочу отметить также, что прогресс человечества под влиянием христианства произошел не только по части большего человеколюбия, уважения в ближнем “образа и подобия Божия” и милосердия. Произошел он и в такой важной для человека сфере, как избирательная любовь, семья и дружба.

Конечно, не Иисус Христос изобрел и подарил человечеству любовь и дружбу. Потенциал этих чувств заложен в человеке Творцом (или дается ему от животных предков, ведь и у животных можно наблюдать по крайней мере избирательную любовь). Воспеты же они были в мировой литературе и в других религиях задолго до Иисуса Христа (например, в античной культуре, в частности, у Гомера). И тем не менее Иисус Христос и Христианство придали этим чувствам новую глубину, сочетав избирательную любовь людей друг к другу с надличным, с любовью к Богу. “Браки заключаются на небесах”, “Что Бог сочетал, то человек да не разлучает” и т.д. Конечно, Церковь извратила и эту часть Учения Христа, запретив разводы и тем подменяя любовь формальным ограничением. Но, как я уже сказал, Учение пробивало себе дорогу сквозь все искривления его Церковью.

Сравнению того, как воспевалась любовь в дохристианском мире, и какую глубину она получила в Христианстве, можно было бы посвятить отдельное большое исследование. Но я ограничусь сравнением описания любви в “Песне Песней Царя Соломона” – всемирно признанном шедевре этого рода, с любовью русского православного философа и монаха Лосева и его жены, описанной в книге “Лосев” А. Тахо Годи. Я не стану приводить обильные цитирования из “Песни Песней” и из книги “Лосев”. Я просто констатирую, что как ни прекрасна “Песнь Песней”, как литературный шедевр, но описанная в ней любовь – чисто чувственная, лишенная той глубины, которую придало ей Христианство и в этом проигрывает реальной земной любви Лосева и его жены, даже, если как литература, ее описание уступает “Песне Песней”. Предоставляю читателю самому сравнивать соответствующие тексты или искать другие сравнения.

Но главное, в чем продвинуло христианство человечество, это в сфере духа. Это трудно подтвердить формально из-за того, что как сказано, дух невозможно измерить мерой. Невозможно любителю тяжелого рока, у которого “между ушами только волосы”, объяснить, что такое Бах. Дух существует объективно не менее, чем, скажем, физическое понятие силы и также, как сила, воспринимается нами чувственно. Только органы чувств, которыми мы воспринимаем силу, более менее одинаковы у всех людей, а орган, которым мы воспринимаем дух, разный (или может тоже одинаковый у всех, но у одних он открыт для восприятия, а у других – закрыт до поры до времени). И все таки кумиры рока и попсы и им подобные приходят и уходят. Еще у Пушкина есть “как стих без мысли в песне модной”, но кто сейчас помнит тогдашние модные песни и их авторов. А Бах остается. И церкви, разрушенные большевиками, сейчас растут как грибы после дождя в России и Украине. Конечно, в этом феномене тоже много моды, а в том, что происходит под сводами этих церквей – много фальши. Не могли же все бывшие секретари райкомов, ныне истово бьющие поклоны в церкви, превратиться в подлинно верующих. А главное, подлинное возрождение духа не может произойти без новой Реформации, без того, чтобы разобраться, в чем же были заблуждения, искривления Учения Иисуса Христа. А о том, что было это, свидетельствует и упадок религиозности на Западе и то, что при большевиках не только гонениями народ был отвращен от религии. Нет, в 20-30-е молодежь таки “задрав штаны, бежала за комсомолом”. Но хоть и не подлинное это еще возрождение, но веет подлинным духом от самой архитектуры новых церквей (это после того, как 70 лет не строили ничего подобного). Да и в прихожанах некоторых церквей тоже улавливаешь этот дух. Причем, чем меньше и бедней церквушка, тем больше, как правило, и в ее архитектуре и в ее прихожанах ощущается подлинного духа.

В заключение, я хочу вернуться к той коллизии, о которой упомянул выше, коллизии, связанной с толкованием Учения Иисуса Христа (хотя на самом деле не только его, но и любого другого учения). Мы видели, что в первые века Христианства, не было никаких ограничений, навязанных властью, законом, традицией и т.п. и это приводило просто к оргии самых диких толкований, что имело печальные последствия для верующих и вредило Христианству в целом. В средние века пришли к другой крайности и авторитетом, властью Церкви с опорой на установленную традицию и канон, запретили всяческую свободу толкования и зашли в тупик с инквизицией, индульгенциями и т.д. Сейчас в либеральном Западе опять свобода толкования и в результате – дикий разгул безобразных культов, теснящих ортодоксальные конфессии. Так где же выход: толковать, не толковать? И как узнать какое толкование истинно?

Сказано: “По плодам их, узнаете их”. И это относится не только к пророкам, но и к толкователям, тем более, что многие пророчества сами являются толкованияим Учения. Но как было показано, в подавляющем большинстве случаев, это не так просто “по плодам” узнать. Главная проблема состоит в том, что для того, чтобы “узнавать по плодам”, нужно дождаться, пока эти плоды созреют. Ну, а когда в результате принятия лжепророчеств, неверных толкований Учения или принятия “единственных в мире научных учений” (якобы) вроде марксизма мы постоянно дожидаемся вызревания таких плодов, как инквизиция и священные войны, или фашизм, или сталинский социализм с концлагерями, то невольно возникает желание выяснить: а нельзя ли, не дожидаясь “плодов”, выбрать из альтернативных пророчеств, толкований или теорий такую, которая по крайней мере не породила бы столь гнусных плодов.

Сегодня это желание получило мощную подпитку. Хотя и в прошлом ошибки гуманитарных учений и теорий, философий и их толкований обходились человечеству весьма дорого, но речь не шла о выживании человечества, как такового. Сегодня речь идет именно об этом. Благодаря научно-техническому прогрессу человечество создало много разнообразных возможностей истребить себя, и продолжает умножать их. Не стану их перечислять, культурным людям они и так известны. Как я уже писал выше, неправильное понимание Благой Вести, подогретое буйными фантазиями Иоана Богослова в его “Откровении”, приводило в прошлом немалое количество слабых голов к мысли приблизить, ускорить “конец света”, за которым наступит желанное Второе Пришествие. И они пытались это осуществить в меру тех возможностей, которые были им доступны в их время. Другие пытались сделать то же самое, вдохновленные неправильно или правильно понятыми другими религиями или нерелигиозными учениями. Но поскольку в их время возможности истребить все человечество не было, то это кончалось тем или иным количеством жертв, что на фоне общей кровавой истории человечества не надолго впечатляло последнее. Достаточно вспомнить недавнее пресловутое “Аум Сенрике”, которое, кстати, большинство уже вполне забыло. Пройдет еще совсем немного времени и всякие Аум Сенрике и иже с ней будут пользоваться в своих целях не синильной кислотой, а атомным или бактериологическим оружием или многими другими возможностями, которые уже созданы наукой и техникой (или на подходе), но пока еще никому в голову не пришла мысль использовать их по данному назначению (А создаются они, разумеется, исключительно для блага людей).

Но не обязательно, чтобы человечество было истреблено преднамеренно теми, кто этого сознательно желает. Разнообразные идейные, т.е. имеющие в своей основе противоречие между разными учениями или разными толкованиями одного и того же учения, конфликты, раздирающие современное человечество, могут привести к тому же результату уже без предварительного намерения, а в результате запала борьбы. Таким образом возможность оценивать истинность гуманитарных учений, включая религии, и их толкований, не дожидаясь “плодов их”, становится сегодня для человечества вопросом жизни и смерти. Как я уже сказал выше, естественные науки научились это делать. Не в том, конечно, смысле, что истинность теории относительности, скажем, гарантирует нам, что с ее помощью не сделают атомной бомбы. Истинность рациональной науки гарантирует лишь предсказываемые ею результаты при заданных условиях и заданных воздействиях, в частности, при выполнении нами определенных действий. Скажем, сложим до купы определенное количество чистого урана, произойдет атомный взрыв. А если несколько меньшие количества урана разместим на некотором расстоянии друг от друга в определенной среде, будет атомная электростанция. Но делать ли нам атомные бомбы или электростанции или вообще ничего такого не делать, рациональная наука не говорит. Это не ее парафия. За это отвечает гуманитарная наука (включая толкования Учения). Но она то, как сказано, своих выводов, к сожалению, не гарантирует, предоставляя нам убеждаться в их истинности “по плодам”.

А можно ли метод естественных наук перенести в гуманитарную сферу? Я утверждаю, что с определенной адаптацией можно. И делаю это. Во-первых, я сформулировал этот метод для естественных наук и доказал его неизменяемость и т.д. (Отсылаю опять читателя к “Неорационализму” и циклу моих статей в “Философских исследованиях”). Во-вторых, я объяснил, как метод должен быть адаптирован для применения его в гуманитарной сфере (“Биоэтика или оптимальная этика” – www.world.lib.ru/w/woin_a_m/- статься на основе доклада, сделанного в 2002 г. на Международном симпозиуме по биоэтике в Киеве). Я показал применение этого метода в моей теории оптимальной морали (“Нерационализм” 1992, Киев, гл.4) и в исследовании научности марксизма (“Побритие бороды Карла Маркси или научен ли научный коммунизм”, Киев, 1997). Наконец, я применяю этот подход и этот метод в этой книге, хотя и не показываю этого пока явно, но намерен объяснить, что и как я делал, в конце книги.

Метод прошел апробирование. Я докладывал его в московском институте философии на отделении философии естественных наук и имею положительные отзывы от руководителя отделения проф. Е.Мамчур и ее коллег. Я докладывал его на семинаре у академика Палагина в киевском Институте Кибернетики и после дискуссии также убедил оппонентов в своей правоте. Есть положительные отзывы на применение моего подхода к теории оптимальной морали и к анализу научности марксизма.

За все время, что я выступаю с этим методом, не было ни одного серьезного возражения против него, которого я не опроверг бы. И тем не менее, нет ни признания, ни обсуждения моего метода по большому счету. Верховные иерархи как от философии, так и от религии не желают этого. Им не нужна ни истина, ни метод ее установления. Им нужны только их авторитет и положение, которые могут быть поколеблены признанием (или даже обсуждением по большому счету) единого метода обоснования.