Отношение или жажда абсолютного

Исследование категории “отношение” эффективно, по крайней мере, в двух смыслах. 1. Когда мы беремся судить об устройстве мира. 2. Когда реализуем идентификацию своего места в мире. Этим двум аспекта посвящена данная статья.

Research of a category “relation” is effective, at least, in two senses. 1. When we undertake to judge an arrangement of the world. 2. When we realize identification of the place in the world. These two aspects give n article is devoted.

Ключевые слова: бытие, отношение.

KEYWORDS: Being, the relation; “the relation or thirst of the absolute”.

Осознание проблемности пути, которым идет современная цивилизация, стало сегодня общим местом. Надежды, возлагавшиеся на развитие науки и технологий, оправдали себя только частично. Человечеству не удалось найти решение гуманитарных и социальных проблем, среди которых до сих пор значатся и голод, и нищета, не говоря о таких “мелочах” как невостребованный обществом талант… Подобная удручающая оценка ситуации с неизбежностью ведет к постановке вопроса о правомочности существования человеческой цивилизации, культуры и самого человека. Естественен или искусственен, создаваемый нами мир? Решение этой актуальной проблемы связано с выяснением роли и места человека, его субъективности в онтологическом устройстве мира. Подобное осмысливание невозможно провести вне категории “отношение”, в которой сопрягаются все возможности мышления и все богатство бытия.

Когда мы окидываем взглядом окружающее нас, то всегда выделяем особенное, отыскиваем общее, осуществляем акт по устанавливанию отношения. В средние века природа этого действа стала предметом острой, продолжающейся и в наши дни, дискуссии, известной как “спор об универсалиях”. Стремясь к реализму своих концепций, участники обсуждения исходили из двух противоположных точек зрения. Номиналисты считали, что реальное сосредоточено в единичном, которое субстанциально, а потому и универсально. “Общее есть истинное качество, существующее в душе как ее субъект…” [1]. Соответственно отношение представлялось им как свойство эмпирических объектов к взаимодействию, имеющее инструментальный характер и выполняющим функцию по обслуживанию нужд субстанции.

Концепции, противоположные номинализму, исходят из представления, что действительное бытие находится вне сознания и является внешним для человека. Общее субстанциально и наличествует в виде идей, законов или материи. Начиная с Августина Блаженного, подобное понимание объединяет установки платонизма с христианским креационизмом. Отношение рассматривается как “логика бытия”, творящая сила, к действию которой человек должен адаптироваться.

Несмотря на принципиальную разницу позиций, занятых спорящими сторонами, реализм их взглядов имеет единый фундамент и основывается на понимании отношения как источника, призванного гарантировать человеческое существование.

Автор статьи рассматривает отношение как такой способ существования, в котором стремление к гарантиям является иллюзорным и противоречащим самой сути бытия. Отношение – фундаментальное свойство, выражающее живую, хрупкую, нуждающуюся и страждущую природу, постоянно стремящуюся к обновлению, к восполнению собственной уязвимости. Реальность отношения состоит в собирании, единении существования через воспроизводство интереса бытия к самому себе, обновление стремления быть. Другими словами, акцент в исследовании отношения перемещается с феноменального мира эмпирической данности в область должного, которое выступает в качестве Абсолюта. Эта жажда бытия не может быть понята как разворачивание некоей позитивной действующей силы, например, закона, ведь ее основа не предзадана, а необоснованна и свободна. Каждое новое проявление в эмпирии – источник жизнеспособности, обосновывающее одно и то же единое начало. Анаксагор заметил: “Рождение и гибель равнозначны преображению” [2]. Поэтому поиски “естественного основания” человека, его субъективности и культуры представляется автору тем сизифовым трудом, который никогда не увенчается результатом.

Поворот в мышлении

Задаваясь вопросом о природе отношения, мы обнаруживаем, что воздействие, оказываемое одной вещью на другую, зависит от того, что эти вещи из себя представляют. Мы замечаем, что камень твердый, а вода мокрая. Замечаем, что твердость и влажность – “объективные” признаки, существующие как бы “сами по себе”. Безусловно, сталь тверже камня, но для нас это совсем не повод думать, что такого признака как “твердость” не существует в природе. Мы знаем огромную массу вещей “обладающих” этим признаком и абсолютно не задумываемся, почему этот признак их характеризует. Как только наше мышление делает вывод о том, что некая вещь обладает объективными свойствами, то сразу возникает возможность наделить атрибуты вещи статусом собственного существования. Вещь, как таковая, исчезает, превращаясь в “комплекс объективных признаков”. Отделив от вещи свойства, которые раньше представлялись нам следствием ее качественности, мы тем самым совершаем грандиозный переворот в своем отношении с вещами. У нас появляется возможность комбинировать атрибуты, создавать вещи с желаемыми параметрами. Различие между самой вещью и ее признаками становится все более формальным и трудно уловимым. Вещь утрачивает свое отличие от признака, превращаясь во временное средство, аккумулирующее свойства и зависящее от нашего произвола. Ее бытие изменяет свой статус, трансформируясь в сущность. Существование оказывается сосредоточенном на одном полюсе отношения человека и мира, в человеческом “Я”, которое и служит основанием нашей правомочности.

Цель преобразовательной деятельности никогда не ставились под сомнение. Ее основания казались незыблемыми и вечными. Разве нужно размышлять над тем, хочешь ли ты есть или нет? Потребность в пище, явленная в чувстве голода, потребность в определенном температурном режиме, проявляющаяся в ощущениях жары или холода, другие потребности, выявляемые чувственностью, рассматривались в качестве “естественных” и выступали отправной точкой в понимании и решении проблем, стоящих перед человеком. Но чем больше человек трудился, чем больше создавал, тем в большей степени изменялись и его потребности, все дальше удаляясь от первозданной ясности, становясь все более изощренными и искусственными.

Не всякое занятие человека, возможно, редуцировать к “фундаментально – естественным” потребностям в пище и безопасности. Сегодняшний посетитель ресторана уже не столько утоляет голод, сколько стремится получить такой набор услуг, который весьма удален от “примитивно-естественной” потребности в пище. Что же в таком случае можно сказать о занятых в сфере науки, философии, культуры? Вряд ли они согласятся с тем, что вся их деятельность может быть объяснена с позиции выживания. Речь, скорее всего, пойдет о потребности общественного признания, развития личности и духа.

История человека развеивает миф о существовании каких-либо потребностей в неизменном виде, позволяя заметить, что цели преобразующей деятельности, ради которых и была произведена революция в существе вещей, превратившая их в релятивные сгустки отношений, сегодня, как никогда, нуждаются в осмыслении.

Рефлексивная сторона отношения и бытие

Во все времена самым обычным человеческим занятием было наблюдение за процессуальностью мира, за тем как вещи вступают в отношения между собой. Вот резко подул ветер, и небо покрылось черными дождевыми тучами. Доносятся гулкие раскаты грома. Молнии, озаряя яркими вспышками горизонт, бьют в землю. Ситуация, с которой сталкивался каждый. Человек тем и отличается от не обладающего мыслью придорожного камня, что обязательно сделает вывод: приближается гроза. Если дождь застанет тебя в поле без плаща и сапог, то быть тебе мокрому до нитки. Не всякий любит быть промокшим и озябшим. Если же твой организм не закален, то ты рискуешь заболеть и оказаться на больничной койке. Типичная ситуация может закончиться последствиями, которые тебе вовсе не нужны и на которые ты совсем не рассчитывал. Человек наблюдает за тем, как вещи вступают в отношения только потому, что это важно для его существования. Если происходящее не имеет к нему абсолютно никакого отношения, то оно излишне для его бытия.

Высказанный тезис имеет далеко идущие последствия. Он обнаруживает связь отношения и нуждающейся природы существования. Утверждает, что вне этого бытия взаимосвязи мира, будут иметь гипотетическую природу, судить о наличии и характере которых нам не под силу. Когда мы, в теоретических целях, абстрагируемся от существования человека в мире, то тем самым лишаем себя возможности судить о нем, принимать в его жизни деятельное участие. В самом деле, что значит быть “твердым”, “горячим”, “влажным”, приписать вещи какие-то свойства? Это означает только одно – мы отыскиваем в окружающем мире характеристики значимые для нашего существования, которые в дальнейшем будут использованы для решения стоящих перед нами проблем.

Утверждение о значимости всякой связи для человеческого бытия позволяет выделить в отношении две взаимосвязанные стороны: связующую и рефлексивную. Связующая представляет собой ту бесконечно множественную эмпирию взаимодействий, совершающихся как бы “сами по себе”, и “открытую” человеческому взору. Связующая сторона напоминает человеку, что он существует в мире взаимодействий, а его потребности должны быть восприняты, осмыслены и вписаны в более широкий контекст бытия.

Рефлексивная сторона отношения сосредотачивает свое внимание на ином аспекте. Человек не может удовольствоваться ролью беспристрастного регистратора процессов и событий. Он кровно заинтересован в регулировании и вмешательстве в происходящее вокруг него. Уже само существование способности замечать, обнаруживать, предполагает, что человек займет по отношению, к тому, что он наблюдает, какую-то позицию. Ведь от нее будет зависеть: останешься в живых или нет. Формирование позиции в образующемся отношении означает, что мы имеем дело с его активной стороной, когда результат взаимодействия должен прогнозироваться, соотноситься с человеческими нуждами и интересами. Замечая, человек ситуацию оценивает, рассматривает ее на приемлемость собственным интересам, ищет возможности для ее преобразования. Извлечение уроков из взаимодействия с ситуацией выделяет человека из “естественного протекания процессов” отводя ему особую, синтезирующую позицию в мире, позволяя охарактеризовать рефлексивную сторону отношения в качестве принципа человеческого бытия

В переводе с латыни “reflexio” означает “обращение назад”. В нем человек осмысливает собственную деятельность, ищет ее основания. Этот поиск связан с негарантированностью человеческого существования, проблемностью его будущего. Обращение человека к основам собственной деятельности ведет к переосмыслению принципов и способов бытия. Обнаружение в отношении рефлексивной стороны ставит вопрос о том, на что человек должен ориентироваться, организуя свое бытие. Если ты способен мыслить, выдвигать новые цели, формировать новые потребности и интересы, то не можешь положиться на “мудрость” совершающихся вокруг природных процессов, которые безразличны к происходящему с тобой. В такой ситуации стремление доверить собственную жизнь “естественному течению обстоятельств” – неоправданное безумие. Осознание равнодушности окружающего мира вещей и процессов как друг другу, так и к факту твоего существования, заставляет задуматься о рефлексивной стороне отношения как о структуре связанной с устройством мира.

Нуждающееся, проблемное, не могущее существовать без окружающего мира, обретающее в этом контакте собственную природу человеческое бытие, позволяет заключить о природе отношения как производящем принципе, благодаря которому бытие становится возможным. Тем не менее, отношение не является причиной бытия. Оно – характеристика, благодаря которой, бытие может быть самим собой.

Когда человек рождается, он получает бытие как подарок. Никого не интересует: нужна ли ему эта жизнь. Пока человек не родился ему невозможно задать этот вопрос. Новорожденного уже поздно, о чем-либо спрашивать, да, и до определенного времени, делать это бесполезно. Человек должен научиться мыслить. Только что родившийся малыш абсолютно беспомощен, ему не выжить без родительского попечения. Не всегда эта забота своевременна и ребенку приходится терпеть родительские просчеты. Преодоление трудностей, решение возникающих перед человеком задач делают его взрослым и самостоятельным. Жизнь, полученная как дар, оказывается с подвохом. Обладание подарком требует от его владельца неустанного попечения и заботы. Негарантированность существования постоянно взывает к человеку, побуждая к решению обступающих его со всех сторон проблем. Не всегда их решение связано с преобразованием только внешней для человека ситуации, но зачастую уводит нас в область собственного совершенствования.

Ключом к пониманию роли отношения в бытии может послужить сообщение Плутарха об одном из высказываний Помпея. [3]. Когда Помпей, получивший от сената чрезвычайные полномочия для доставки в Рим хлеба из Сардинии, Сицилии и Африки, собирался в обратный путь, разразилась буря, делавшая плавание крайне опасным. Но Помпей без колебаний первым поднялся на корабль и возгласом “navigare necesse est, vivere non est necesse” отдал приказ к отплытию.

В самом деле, человек живет не потому, что кто-то принуждает его к этому и не потому, что жизнь настолько интересна, что захватывает без остатка. В подавляющем большинстве случаев он просто боится умереть, утратить дар, полученный при рождении. Страх смерти не случаен и представляет собой негативное (от противного) обоснование жизни. Каждый знает, что смерть наступает в результате болезней, голода, жажды, сопровождается страданиями. Человек может хотеть умереть только тогда, когда чаша терпения переполнена, когда смерть представляется выходом из жизненного ада. Во всех остальных случаях мы просто вынуждены заботиться о поддержании собственной жизни, так как не хотим мучений.

Помпеев тезис “плыть необходимо, жить нет необходимости” неожиданным образом переставляет акценты в понимании бытия. Осмысленной может быть только “необходимость плыть”, то есть забота о способах поддержания бытия. Сама же жизнь никого ни к чему не принуждает, требуя лишь собственного заполнения. Понимание негативного характера этого требования позволяет уяснить его нуждающуюся, уязвимую, хрупкую природу. Немыслимое и осмысленное, поэтому, не является антитезой, оформляющей человеческое существование. Бессмысленность существования Альбера Камю, могущая толкнуть человека к самоубийству, это прореха, образующаяся в привычке все осмысливать, утрата привычного способа бытия, не имеет ничего общего с фундаментальным требованием Немыслимого “быть”.

Нужда – негативная, не отлившаяся в определенность формы, потребность, требование заполнения, насыщения. Помпеев тезис “жить нет необходимости” демонстрирует нам чудесную и свободную основу бытия, поясняя, как хрупкость и уязвимость становятся источником необходимого и закономерного. Лишь осуществляясь, нужда обретает конкретные очертания и этот процесс самоосуществления невозможен без внутреннего обращения к самому себе, без рефлексивности. Мысль возможна только потому, что сам механизм самоосуществления бытия предполагает рекуррентность. Бытие последовательно проявляется в собственном движении, где отношения между осуществленными частями поддерживают и направляют процесс. Именно поэтому перед взором человека процесс существования открывается в форме Логоса, позитивно осуществляющейся необходимости, а все “неувязки” списываются на “ошибки понимания”. На самом деле, лишь разворачивание нужды, понимание ее как требования к осуществлению, позволяет судить о происхождении сущего.

Дарованное бытие, нуждаясь в сохранении, переступает очерченные границы. Необусловленное стремится превратиться в самодостаточное. Становится понятным, почему все необходимое для поддержания нашей жизни находится за рамками тела. Но на этом пути, человека поджидает сюрприз. Как только наши потребности удовлетворяются, наступает пресыщение, и жизнь утрачивает свой интерес. Самодостаточность, независимость от ситуации оборачиваются инертностью, утратой жизненного импульса. Существование становится уязвимым, не жизнеспособным. Бытие оказывается под угрозой и вновь появляется потребность в его нуждающейся сути. Человек превращается в канатоходца, постоянно балансирующего над бездной.

Онтология не может быть чем-то иным, чем местом встречи человеческой нужды в мире и нужды мира в человеке. Если наше бытие нуждается только в галлюцинациях, то тогда мир не нужен, как, в прочем, и мы не нужны миру, если являемся только его бледной тенью. Эмпирия это та составляющая бытия, в которой оно явлено, определено, наполнено позитивным содержанием. Очевидно поэтому, что вечность эмпирии, в отличие от вечности субстанции, должна разворачиваться в пространстве и времени и быть бесконечно множественной. И если мы желаем докопаться “до последнего основания”, то   поиск абсолютного в бесконечности относительного находится за рамками концепций “природных законов”, “логоса”, “абсолютной идеи” и сосредотачивает наше внимание на месте уникальности в бытии. Антропоцентризм и человеческая самобытность становятся неотъемлемой частью и законным продолжением устройства мира.

Субстанциальное и эмпирическое, общее и отдельное это стороны жизни бытия, совершающие, по мысли И.С.Эриугены, “становление друг в друге” [4]. Этой же точки зрения придерживается Марсилио Фичино: “Кто не действует в себе самом, тот и не пребывает в себе. Ибо эти два понятия – бытие и деяние – являются равнозначными” [5].

Проявляясь в эмпирических вещах, существование, а именно оно субстанциально, претерпевает изменение. Рождение знаменует собой акт самоотречения и самообретения. Субстанция “умирает” в качестве общего, что бы возродиться в индивидуальном и единичном. Это самоотрицание – глубочайшее таинство бытия. В бескорыстном дарении иному, оно постигает себя, разворачивает свою сущность. Ведь под бытием мы понимаем бесконечность, необходимость и многообразие проявлений жизни. Даря себя эмпирическому, существование овладевает им, одновременно продолжая оставаться собой, ведь общее существует, не принадлежа себе. Наличествуя в частях, пронизывая весь мир, оно – реально. Таковым оно становится в своей способности к проявлению. Действительность общего заключается не в отношении господства, не в его диктате частям, а в том, что последние приходят в движение, что между ними возникают эмпирические отношения, разрушающие монотонность однородности. Гомогенность общего достигается не монолитной пустотой однообразия, а постоянно обновляющимся единящим желанием быть, явленного в чувстве полноты и радостности бытия.

Единство бытия, существования принципиально отличается от общего, достигаемого в познании. Последнее всегда инструментально и зависимо от целей, интересов ищущего субъекта. Общее познания не является субстанциальным, его существование производно. Поэтому оно не может быть предметом нашего исследования, ведь мы ищем абсолютное в бытии, а не в средстве его поддержания.

Несмотря на то, что бытие присутствует в эмпирических проявлениях, оно трансцендентно им. Существование вещей его частный случай. Реальное не исчерпывается ни сенсуальной конечной формой, ни позитивным их взаимодействием явленным нам в виде движущих сил. Подлинно реальным может быть лишь то, что делает мир Единым и всеобщим, а потому вечным и бесконечным. Такое “делание” всегда есть усилие, преодоление инертности, пассивности, статичности. Именно в этом усилии сплавляются в Единое: Благо, Истина и Прекрасное, являющихся сторонами полноты бытия. Единое – это проявление субстанциального, в котором совершается трансформация негативной нужды в позитивную потребность. Этот переход не только акт дарения, но и обретение бытием жизнеспособности через собственную реализацию, сопряженную с консолидацией.

призыв к разрушению замкнутости феноменов “на себя”, призыв к совместной жизни в общем порыве, сопровождающееся окрыленностью радостью бытия. Возвращение к Единому знаменует очищение от всего корыстного, тупиков маленьких “мирков”, вновь обновленную на эмпирических принципах чистоту и гомогенность жизни. Таким образом, негарантированность существования напрямую связана с рефлексивностью, самоотношением бытия, с жаждой абсолютного.

Концепции, трактующие природу отношения

Выяснение сути феномена отношение актуально потому, что связано с вопросом о том, чем человеку руководствоваться в собственной жизни, на что возлагать свои надежды и уместно ли вообще на что-то надеяться. Поэтому размышление над природой феномена “отношение” всегда было фундаментальным для человека деятельного. Ведь в нем сконцентрировано представление о направлении и успешности предпринимаемых человеком усилий. Различные концепции, так или иначе трактующие этот вопрос, подспудно вызревавшие в общественном сознании, находили выражение во взглядах того или иного философа, отливаясь в виде представлений о человеческом месте в мире. Все многообразие взглядов, раскрывающих взаимосвязь человека и мира, на сегодняшний день, исчерпывается тремя основными подходами: детерминизмом, телеологией и индетерминизмом.

Телеология

Как только человек осознает собственное бытие как проблемное, перед ним сразу возникает вопрос о причине этой проблемности. Он замечает, что чувство голода, необходимость дышать, сексуальное влечение, другие потребности, определяющие характер его жизни, только отчасти доступны его контролю. Это побуждает человека истолковать свои потребности в качестве естественных. Решение проблем, являющихся следствием действия “естественных” нужд, связывается с их удовлетворением. В связи с тем, что средства удовлетворяющие потребности находятся в окружающем мире и для их добычи человеку приходится прикладывать усилия, формируется представление, что человеческое существование некоторым образом значимо для бытия, которое связывает с нашей жизнью некие планы и надежды. С этой точки зрения, все компоненты, составляющие мир, представляются имеющими собственное предназначение и, подобно ручьям, сливающимся в могучую реку, служат высшей цели, образующей единство бытия. Высшая единая цель – это общая совместная цель, исходящая из общности будущего человека и мира. Подобное отношение возможно только между близкими родственниками. Так человек и относился к миру, как живому старшему брату, от расположения которого зависела его жизнь. Совершенно естественно, что отношения между родственниками имеют этическую основу, которую, до поры до времени, не в состоянии изменить эмпирическая практика. Истинность, благость, красота, соединяясь воедино, придают этой совместной высшей цели характер подлинной Реальности, в наличии которой мир получает оправдание, мудрое устройство, источник обоснования, а человек обретает свое законное место в семье. Отношения, взаимодействия между ее членами, понимаются в качестве гармонизирующего, собирающего и производящего принципа, служащего наиболее полному раскрытию и решению задач, совместного бытия.

Удел человека в такой модели мира скромен. Если хочешь жить счастливо, то должен исполнить свое предназначение, соответствовать отведенному месту. Человек не может выйти за рамки судьбы и обсуждать волю богов. Не смотря на то, что судьба скрыта от его глаз, человек обязан вверить себя “верховной мудрости” происходящих процессов и событий. Его задача заключена в сосредоточении усилий на отыскании и исполнении своего предназначения, в угадывании и истолковании знамений. В данном случае телеология не только смыкается с фатализмом, но и человек оказывается повязанным одной веревкой с существованием мира как реальности, обоснованной высшей целью.

В историческом плане, телеология является первым пониманием природы связи между миром и человеком. Телеология не противоречит эмпирической, практической деятельности человека. Наоборот, она вырастает из этой деятельности, придает ей определенную ценность и смысл.

В классической работе К. Леви-Стросс “Мышление дикарей” (1962) приходит к интересным выводам. 1.Мифологическое мышление не только не произвольно, но обладает не менее строгой логикой, чем наша наука. Только это иная логика. “…Вместо того чтобы противопоставлять магию и науку, стоило бы расположить их параллельно, как два способа познания, не равных по теоретическим и практическим результатам…” [6]. 2.Это мышление располагает обширным материалом, точными знаниями, особенно ботаническими и зоологическими, но не сводится к практическим, “прикладным” знаниям. 3.Почти неэффективное в непосредственном практическом применении, мифологическое мышление, прежде всего “отвечает интеллектуальным побуждениям, прежде чем или вместо того, чтобы удовлетворять нужды” [7].

Если, в цитированном тексте, заменить слово “мифологическое” словом “телеологическое”, то его смысл нисколько не изменится. В самом деле, телеология обладает собственной строгой логикой, основанной на иных принципах, чем логика научная. Механизм действия целевой причинности иной, чем в обычном детерминизме. Цель есть причина, оформляющая процесс из его конечной, а не изначальной, точки. Целесообразность не обнаруживается посредством “прямого наблюдения или опыта”, но может быть найдена или отвергнута только путем размышления. Наличие цели всегда устанавливается в разумном акте и не может быть редуцированно к слепому физиологическому побуждению, возникающему как реакция на действие внутренних или внешних раздражителей.

Отличие целесообразности от побуждения не только в структуре самой связи, но и в результатах достигаемых активностью. Следствием побуждения будет простое удовлетворение физиологической потребности, результатом же достижения цели будет не только сам результат, но и развитие личности индивида. Именно в этой последней характеристике содержится смысл телеологического, этического взгляда на взаимосвязь.

Телеология может выступать как в качестве составляющей, так и быть системообразующей основой мифологического, религиозного, философского отношения к миру. Цель является причиной и регулятором собирающей воедино разрозненные части целого. Но этот, же принцип обоснования в целом ценности частей, может из достоинства превратиться в недостаток, когда человек начинает по-новому осмысливать свою роль в этом мире.

Детерминизм

Процесс накопления знаний, увеличивающий человеческие возможности, создал предпосылки для пересмотра телеологической концепции взаимоотношения человека с миром. Так, сама практическая потребность, вкупе с изменившимися условиями, вела к созданию новой модели мироотношения. Если раньше “объективные” природные процессы были объектом поклонения, фетишизации, благосклонность которых человеку необходимо было искать, то теперь они были истолкованы в качестве поля человеческой деятельности. Старший брат умер и семья распалась.

Человек открыл, что природные процессы имеют не только собственную причину, но и то, что причина в одних и тех, же условиях производит одно и то же действие, не зависящее от того было ли или нет совершено жертвоприношение. Открыл, что действие причины абсолютно равнодушно к его нуждам и чаяниям и всегда происходит по установленному порядку. Кроме того, человеку стало известно, что на действие причины оказывают влияния условия, которые можно комбинировать и изменять. Сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, основополагающим тезисом детерминизма явилось утверждение о том, что механизм причинения объективен и ни от кого не зависит, с другой, что результат действия причины может быть поставлен под вопрос особой комбинацией условий, в которые причина может быть помещена. Различение детерминизмом двух видов причин, собственно, самой причины и условия, в которых эта причина находится, представляет собой попытку сочетания двух видов устанавливания связей: 1. объективной, полностью самостоятельной и 2. то же объективной, но призванной корректировать действие первой.

Как только мы допускаем возможность действия множества причин, так в тот же самый миг действительность утрачивает субстанциальность, конечную основательность, превращаясь в бесконечную круговерть движения. Понятые как объективно существующие, природные процессы предстают как лишенные конечного основания, направления и цели развития. Такие “процессуальности” ничего не могут сказать человеку о том, к чему ему стремиться, ни о том, как ему прожить собственную жизнь. Если в телеологической концепции объективность связывалась с приоритетом совместной цели, оправданностью миропорядка, то в детерминизме понимание объективности претерпевает радикальное изменение. Она становится манифестацией чаяний человека, ищущего оснований для утверждения собственной значимости, независимости от внешних человеку сил. Стабильный, лишенный каких-либо сюрпризов, не зависящий от чьей-либо воли и желания порядок, осуществляющийся как безличный автоматизм, как нельзя лучше подходит на роль поля утверждения человеческой сущности.

Представление о научной деятельности, сформировавшееся к 17 веку, ставящей своей целью открытие все более глубоких связей, проясняющих основания бытия, методологически несостоятельно. Оно опирается на одно “крыло” детерминистских взглядов, совершено забывая о мировоззренческих истоках этой концепции. Нельзя обрести жизненные ориентиры, опору там, где нет конечного основания, а есть только бесконечное многообразие комбинаций факторов. Наука, решающая только эмпирические, сиюминутные задачи, не имеет права называться наукой. “Знание”, полученное эмпирическим путем, принципиально не может быть обобщено и является реакцией на текущую ситуацию. Подобное “знание” перестает быть силой, призванной гарантировать существование человека, претендуя, в лучшем случае, на роль временной “заплатки”.

Если объективность отношений состоит в их независимости от чьей-либо воли и сознания и заключена в автоматизме процессуальности, то изменения, происходящие с миром, могут иметь источник, лишь в нем самом. Этот детерминистский тезис демонстрирует окончательность разрыва с телеологическими воззрениями. Человек освобождается от бремени внешней высшей мудрости, оказываясь предоставленным самому себе.

Это освобождение, одновременно, несет в себе семена конфликта. Утратив цель, эволюция не просто ослепла, но и умерла. Став неодушевленной, механистичной, природа лишилась интегративной основы. Ее единство стало эмпирическим, номинально собирательным. Ведь, если бесцельному, равнодушному, “саморазвивающемуся” миру нет никакого дела до пребывающего в нем человека, как, впрочем, и до всех остальных его составляющих, то утрата или обретение какого-либо элемента никоим образом не отразится на существовании “системы” в целом, а будет всегда, имеющим локальное значение процессом. Мир превращается в конгломерат автономных частей и никак не зависит от того, есть ли в нем какие-либо элементы, или нет. Говорить в такой ситуации о целостности мира нет никакой возможности. Но если мир не является целым, то и существование в нем автономных частей так, же проблемно. Их существование необъяснимо, безосновно, является чудесным. Короче, мы попадаем в ситуацию, в которой категориальная пара “часть и целое” перестает иметь соответствующий денотат.

Исходя из этого, можно констатировать, что детерминизм, идя собственным логическим путем, сам себе роет яму. Начав с поиска основополагающего принципа, организующего всю совокупность отношений, развертывание детерминистского взгляда на мир, закономерно приводит к возникновению нового подхода, стремящегося найти непротиворечивые методологические основания.

Индетерминизм

Современную науку уже невозможно представить без геометрии Лобачевского, алгебры Буля, обширного семейства многозначных логик, квантовой механики и квантовой теории поля. Все это многообразие сфер научного знания пронизано одной эмпирически найденной идеей. В отношениях с миром, человек во все большей мере начал полагаться на растущее могущество рационального мышления. Зародившаяся в “новое время” наука желала стоять на твердой почве действительности собственных знаний. Она видела свое назначение в том, чтобы строить свои прогнозы post festum, чтобы ее обобщения рождались из эмпирического опыта. Именно в следовании “законам природы” она искала собственную состоятельность и практическую значимость. Эта устремленность принесла свои плоды. К началу ХХ века упорный научный труд, материализовавшийся в завершении в передовых странах Европы и Америки промышленной революции, привел к тому, что человек почувствовал себя твердо стоящим на собственных ногах. Эта сформировавшаяся психологическая убежденность привела к подвижкам в способах научного мышления сразу в нескольких отраслях знания. Даже такая конкретная, приземленная, ориентированная на практическую значимость собственных открытий наука, каковой является физика, стала одним из застрельщиков нового методологического подхода мысли, получившего название “пост – ” или “ин – ” детерминизма. Наработанное умение отделять от вещи ее свойства, представлять их в виде реально существующих объектов, сочетать действие причины с условиями ее проявления, привели к открытию новых возможностей мышления. Оказалось, что мир можно конструировать, переводить мыслительную действительность в действительность реальную. Понимание объективности вновь изменило свой смысл. Реально существующим было объявлено все то, что можно построить.

Например, в результате теоретических исследований стало известным, что возможна реакция синтеза ядер дейтерия (так называемая “холодная термоядерная реакция”), которая сопровождается выделением большого количества энергии. Если бы человек получил контроль над этой реакцией, то он смог бы обеспечить себя практически неисчерпаемым источником дешевой, экологически чистой энергии. Вся проблема сосредоточена в условиях, при которых эта реакция способна протекать. Требуется всего лишь на всего температура порядка 100 млн. градусов и достаточно высокая плотность плазмы. В обычной жизни человек очень удален от подобных условий. Но если он хочет решить свои энергетические проблемы, то он должен не только создать подобные условия, но и получить над ними контроль. Вот этот контроль никогда не является свойством протекания природных процессов. Если термоядерная реакция совершается в недрах звезд, то она бесцельна, бессмысленна, бесконтрольна. Человек же вмешиваясь, привносит в процесс ее протекания характеристики собственного бытия, что позволяет вести речь о создании реальности, в основании которой лежат принципы не свойственные миру, в котором человека нет.

Комбинирование действия причины и условий в интересах человеческого существования остро ставит вопрос об основаниях этого действа. Один из глашатаев индетерминизма И.Г. Фихте заявил, что человек является сам себе целью, должен определить сам себя и не позволять определять себя ничем внешним [8].

Успехи квантовой физики, математических исчислений, одновременно с выявлением возможностей, заложенных в рациональности, особенно остро ставят вопрос о целях и результатах научных изысканий. Совершенно очевидно, что научное мышление не является мышлением “естественным”. Оно требует от его носителя особой изощренности ума, концентрации усилий, полной погруженности в процесс мышления, целеустремленности и дисциплинированности. Это свойства особого, сформированного самим человеком, поведения. Это “культурная наработка”, достижение, отличающее человека от животного. “Логика, этика, эстетика суть три… предрассудка, благодаря которым человек возвышается над животным миром и, опираясь на них, как на сваи, разумно и свободно возводит здание культуры, без вмешательства потусторонних сил…” [9]. Глубинные основания такого рода деятельности, коренятся в неприятии окружающего мира в том виде, в котором он дан в ощущениях, в развертывании несоответствия между тем, что “действительно” и тем, что “должно быть”. Пытливость ума современного ученого обращена уже не к обобщению экспериментальных данных с тем, что бы на их основе строить прогностические модели, а к нахождению условий в которых, требующиеся для человеческого существования тенденции, превращаются в реальность. Изощренность научного мышления есть не что иное как нарастание его рациональной рафинированности, деривативности, ухода от наглядности в мир критики понятий и теорий. Такой путь движения мысли стал возможным благодаря отделению и объективации свойств от их носителя – вещи.

Если на заре своего появления классическая научная рациональность в познании мира стремилась идти от экспериментальной базы к открытию прогностических законов, если эмпирия виделась взору ученого в качестве столбовой дороги, существование которой не ставилось под сомнение и которую, что бы человек почувствовал себя уверенным, что он не сбился с верного пути, надо было только осветить фонариком разума, то сегодня путь ученого, выбравшего в качестве методологического инструмента многозначную, вероятностную логику, представляется в виде человека на болоте, стоящего в позе цапли, ищущего взглядом следующую твердую кочку, на которую можно было бы поставить ногу. Исследование превращается в поиск опоры в некоторой определенной точке теории, обретающей статус реальности. Последняя же теряет свою непрерывность и основательность, попадая в зависимость от потребностей теоретического обоснования. Позиции многозначной логики, квантовой физики, критической философии смыкаются, позволяя отчетливо разглядеть объективность “отсубъектных” оснований рациональности.

Проведенный обзор понимания человеком своих отношений с миром, позволяет яснее понять их суть.

Во-первых, существование отношения, взаимосвязи становится возможным только тогда, когда мы имеем дело с нуждающимся, проблемным, не укорененным бытием. Для любого другого существования отношение излишне: оно не может ничего не изменить, ни добавить к нему. Если же рассматриваемый элемент никак не влияет на свойства феномена, то им можно пренебречь. Поэтому отношение, связь наличествует только в том бытии, у которого в его существовании есть необходимость. Из этого можно заключить, что отношение выступает неотъемлемой характеристикой, стороной нуждающегося бытия.

Во-вторых, сделав вывод об отношении как фундаментальной стороне нуждающегося бытия, мы тем самым устанавливаем приоритет рефлексивной стороны отношения над ее другой, связующей, стороной. Отношение становится возможным не только там, где есть множественность, т.е. в эмпирическом мире, но и в рефлексивном движении к самообоснованию предстающего перед нами в качестве проявления субстанциального, абсолютного начала.

В-третьих, жажда абсолютного отчетливо видна и при взгляде на отношение с его связующей стороны. Множественный, эмпирический мир состоит из вещей, каждая из которых имеет собственную границу. Эта граница, одновременно, и связывает и обособляет вещи между собой. Для существования вещи это разделение и связывание амбивалентно, равноценно друг другу. Вне этого собственного свойства граница не может быть понятой. Но если значение сторон границы равноценно для существования вещи, то это означает, что мы имеем дело с нейтральной, незаинтересованной, а потому и статичной стороной вещного бытия. Статичное – мертво и наличие в нем связующей стороны теряет всякий смысл. Таким образом, присутствие в отношении связующей стороны подчинено задаче самообоснования стоящей перед нуждающимся бытием.

Итак, рассматривание самой сути отношения с неизбежностью ведет к пониманию природы, целей и структуры бытия. В этом нуждающемся, рефлексирующем, производящем бытии отношение выступает той характеристикой, благодаря которой, абсолютное в существовании перестает ассоциироваться с неизменным и завершенным, раскрываясь как вечное, стремящееся к собственному обретению становление. Вечное и неизменное перестает быть статичным. Жажда существования, стремления быть, пронизывает Мир, в котором субстанция и эмпирия предстают в неразрывном единстве стремящегося и осуществляющегося. Для этого единства отношение есть та естественная сторона, которая позволяет человеку не только задуматься о целях и смысле собственной жизни, но и жить.

Ссылки

1. Оккам У. Отрывки, http://lib.ru/INOOLD/OKKAM/okkam.txt [22. 5. 2001].
2. Фрагменты ранних греческих философов. Часть I. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. М., 1989. С. 535.
3. Сравнительные жизнеописания. Сочинения в двух томах. М., 1994. С. 93.
4. Антология средневековой мысли. Теология и философия европейского Средневековья. В двух томах. СПб., 2001. Т. 1. С. 186.
5. Мир и эрос: Антология философских текстов о любви. М., 1991. С. 66.
6. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М., 1994. C. 123.
7. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М., 1994. C. 119.
8. Фихте И.Г. Сочинения в двух томах. Спб., 1993. C. 9.
9. Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры. М., 1991. C. 60.