В своей статье «Вера, которая лечит» Шарко вскрывает естественные причины «чудесных» исцелений, которые наблюдались в местах религиозного поклонения во все времена и у всех народов. «Для «целительной веры» необходимы свои объекты и свои болезни,- пишет он,- а именно такие, которые поддаются влияниям, оказываемым на тело разумом. Истерики обладают нервной структурой, благоприятней для «лечения верой», так как они, прежде всего, внушаемы, будет ли это внушение произведено извне или будет связано с тем, что они носят в самих себе элементы мощного самовнушения. У этих индивидов, мужчин и женщин, действие разума на тело достаточно эффективно для того, чтобы излечить те болезни, которые незнание еще так недавно, не распознав их истинную природу, объявляло неизлечимыми».
Такая же подверженность влияниям, оказываемым на психику, обостренная нервная впечатлительность и внушаемость характерна и для лиц, которые чаще всего бывали «избраны свыше». Личности такого склада чаще всего и становились у древних народов Египта, Греции и Рима пифиями, оракулами и магами, у народов Севера – шаманами, у спиритов – медиумами.
Шарко собирает большую коллекцию изображений бесоодержимых и экстатиков, выполненных профессиональными художниками, и дополняет ее рисунками своего ассистента Поля Рише, документально воспроизводившими картину судорожных припадков, состояний одержимости и экстаза, которые представляют собой характерный комплекс болезненных проявлений истерии. В свет выходят два тома художественных иллюстраций – «Одержимые демоном в искусстве» и «Уродства и болезни в искусстве». Здесь собраны репродукции со с ранных миниатюр, табличек из слоновой кости, ковров, бронзовых барельефов, фресок, гравюр и картин неизвестных авторов (начиная с 5-6 века нашей эры), а также с произведений великих мастеров живописи – Рубенса, Пуссена, Рафаэля. Шарко и Рише показывают, что тики и судорожные припадки бесоодержимых и конвульсионеров, а также выражения экстатического состояния, изображенные на этих репродукциях, аналогичны картинам различных фаз судорожного припадка и нарушений сознания у больных истерией. Очень интересно высказывание Шарко по поводу истерических тиков – подергиваний мышц лица и тела. С его точки зрения они имеют то же происхождение, тот же патогенез, что и истерические нарушения сознания. Он пишет: «Есть тики в мыслях, подобные тикам тела». Смелое сопоставление таких, казалось бы, далеких друг от друга явлений, как непроизвольные сокращения мышц и наплывы своеобразных внутренних переживаний, характерных для истериков, было замечательной догадкой Шарко о характере тех внутримозговых нарушений, которые ответственны за оба эти вида болезненных проявлений.
Шарко заметил, что гипноз даже у одного и того же человека в течение данного гипнотического сеанса может проходить как бы через несколько фаз своего выражения. Эти фазы ученый назвал летаргией, каталепсией и сомнамбулизмом. Шарко считал эти фазы целиком соответствующими выделенным им же стадиям в развитии истерического припадка. Как верно заметили критики этой классификации – причиной ее было то, что Шарко изучал явления гипноза на больных, страдающих истерией, которые находились в одной и той же клинике. Поэтому на сходство картин гипноза и истерии значительно влияло внушение и самовнушение, больные зачастую просто подражали друг другу. Но Шарко не обращал на эти факторы большого внимания. Он считал, что определяющую роль во внешних проявлениях гипноза играют утренние физиологические сдвиги – изменения восприимчивости органов чувств, повышение и понижение возбудимости нервов и мышц и т. п. Возникает гипноз, по мнению Шарко, также под влиянием чисто физиологических факторов. Так, на своих знаменитых лекциях в Сальпетриере он демонстрировал гипнотизацию больных, вызывая гипнотический сон с помощью внезапных резких ударов гонга, звука сверхсильного камертона, ослепительного света друммоновой лампы. Психологические особенности гипноза, в частности повышение восприимчивости загипнотизированных к внушению (вплоть до возможности внушать несуществующие, галлюцинаторные образы), он считал вторичными, производными по отношению к основным его особенностям – физиологическим. Особенно остро критиковали взгляды Шарко врачи и ученые медицинского факультета в Нанси, тоже с не меньшим увлечением изучавшие в те годы природу гипноза и возможности его применения для лечения больных. Взгляд нансийцев был прямо противоположен взгляду Шарко: не только главную, определяющую роль в возникновении и течении гипноза играет психологический фактор, он – единственный. Глава нансийской школы профессор Ипполит Бернгейм, возражая Шарко, запальчиво восклицал: «Нет! Гипнотический сон не болезненный сон! Нет! Гипнотическое состояние не невроз, подобный истерии. Конечно, у загипнотизированного можно вызвать истерические проявления, можно развить у него настоящий гипнотический невроз, который будет повторяться в искусственно вызванном сне. Но эти проявления не обязаны своим происхождением гипнозу, они обусловлены внушением со стороны оператора или иногда самовнушением лица, особенно чувствительного… Мнимые физические проявления гипноза не что иное, как феномены психические; каталепсия, трансферт, контрактуры и т. п. являются результатами внушения. Установить, что подавляющее большинство людей внушаемо,- значит исключить идею невроза… Сам сон есть результат внушения. Я утверждаю: никто не может быть усыплен против своей воли… Идея производит гипноз; психическое влияние, а не влияние физическое или флюидическое определяет это состояние».