В последних числах марта нежный девичий голосок по телефону поинтересовался, не могу ли я написать диплом «Пластинки и патефон в истории XX века». Чудно, подумал я, есть же люди, которые сваливают на головы бедных студенток подобные темы. Тема не столько со смыслом, сколько с умыслом, – мол, покопайся, поищи, – а между тем овчинка выделки не стоит. Отказался, однако, девушка оказалась настойчива, спрашивает, не могу ли я предложить свои темы для дипломной работы. Я назвал навскидку несколько тем, и расстались на том, что она узнает, разрешат ли ей поменять тему дипломной работы.
Спустя неделю трубка наполняется знакомым воркованьем. Просит назвать новые темы. Меня это уже начало утомлять, я возьми и скажи – КУЛЬТУРНЫЙ ПЛЮРАЛИЗМ СМЕРТИ. Она не удивилась, сказала лишь, что должна обсудить тему с научным руководителем. Через три дня новый звонок: научный руководитель тему одобрил, но выразил сомнение, что она с темой справится. Я сказал, что все будет в порядке, и мы договорились, что через неделю она получает вводную часть. Не скрою, рад был радешенек, сентябрь время глухое, заработков никаких. Восхищаюсь собой, какой молодец, и для книги польза, за диплом деньги заплатят. Приступая к работе побаивался, думал будет не по себе, но вышло наоборот: я перестал бояться смерти. Наверное, от того, что я, субъект смерти, обратил смерть в объект собственного исследования. Плохо было лишь то, что я работал без залога, а заказчица не давала о себе знать. Спустя три недели я позвонил. Дозвонился далеко не сразу, но, наконец, взяла трубку. Воркует по-прежнему, однако что-то в голосе изменилось. Уж слишком безмятежна, слишком невинна, слишком чиста. Но раскалывается не сразу. А потом заявляет вот что: после разговора со мной у нее сложилось впечатление, что я не справлюсь с работой, и она заказала диплом на тему «Мир дворянской усадьбы». Пахнет пылью, и скулы сводит от тоски. Но и то верно, что если не списывать все подряд у Тургенева, никто не придерется.
В моей работе риск есть всегда, поскольку я имею дело с теми, кто изначально идет на обман. Но существует грань, которая отделяет обман от подлости. И некоторые переступают эту грань с поразительной легкостью. По большей части женщины. Что удивляет. Говоря ученым языком, ложь имманентна женской природе, но подлость чужда ей по определению. Даже подлец в русском языке только мужского рода. Либо русский язык не поспевает за быстро меняющейся действительностью, либо я в самом деле, как уверяет мой молодой наставник в деловых отношениях, в бизнесе смыслю не больше курицы.
Ну а теперь по большому счету – какой смысл писать о том, что изменить нельзя и что является непреложной истиной?