То, что политика эта – взаимное укрепление рабства духовного и социального, идейно подкрепляемое ссылками на церковные авторитеты прошлого и настоящего, преследованием всякого инакомыслия и другими весьма решительными мерами, ведет в тупик, замедляет не только общественное, но и экономическое развитие государства, – этого феодальная система не могла, да и не хотела видеть. Обращение к духовным авторитетам прошлого казалось надежным спасением от необходимости отвечать на запросы дня.
Контроль культуры, общественной и личной жизни, религиозные идеалы, внедряемые церковью, казались надежными, во всяком случае, они освящались авторитетом святых отцов. Все это не за страх, а за совесть обеспечивалось церковью, прежде всего монашеством, специфическими средствами монастырей. Зная это, иноки не слишком опасались за свою привольную жизнь и, внешне соглашаясь с обвинениями, в который уже раз обещали „исправиться”.
Этого иноческого приволья хватило еще на века русской истории, но какими же трудными, политыми потом и кровью народа были ее страницы, какими народными тяготами оплачены были и сила государства, и его богатство, и роскошь святых обителей, и величественная красота монастырских ансамблей!
Позднее церковь создает елейную картину прошлого: благочестивые жертвователи на храмы, заботившиеся о спасении своей души и пекущиеся о подвластных им селянах. Благочестивые селяне старательно гнут спину в монастырском храме или на монастырской пашне. Завершает картину фигура инока, благочестивого уже до полной святости… Правда истории была так же далека от этой идиллии, как иконный святой от своего прототипа.
Иногда говорят, что современная церковь в проповеди религиозных идеалов спекулирует на фактах прошлого. Спекулировать на фактах трудно. Даже вовсе нельзя на них спекулировать. Церковь делает это не на фактах, а на религиозной их интерпретации, на освещении их тусклым и неверным светом церковной лампады. Религиозная идиллия прошлого – одна из живучих церковных легенд.