Мистическая дверь в другой мир

Семь лет назад, побывав в зоне аномальных явлений – М-ском треугольнике, я даже не мог подумать, что с этого момента прямая линия его жизни будет складываться в такую же геометрическую фигуру, на вершине которой он почувствует себя посвященным в тайны бытия…

М-ский треугольник – зона аномальных явлений на границе Пермской и Свердловской областей… Семь-восемь лет назад об этом месте было много публикаций в газетах, телевизионных сюжетов, но со временем все стихло. То ли там явлений стало меньше, то ли люди уже привыкли к ним. И это не удивительно: кажется не осталось на Земле города, района без аномальных зон, появлений НЛО, инопланетян. Однако весь этот калейдоскоп чудес мало продвинул человеческие познания о Вселенной, да что там о Вселенной, даже о земной жизни ничего нового человек не узнал. И в этом ряду я не исключение. Выросло только количество гипотез и фотоснимков. Имея на руках сотню снимков аномальных явлений и постоянно наблюдая в пространстве иную жизнь, я боюсь делать какие-либо выводы, тем более для большей аудитории читателей. Но одним, и по-моему, самым главным в моей истории, я решаюсь поделиться только сейчас, спустя семь долгих и трудных для меня лет. В моей судьбе М-ский треугольник сыграл особую роль, он точно пометил меня, и пометил так сильно, что клеймо «треугольника» каждым своим углом врезалось не только в сознание, но и в сердце.

Что такое геометрический угол? Это прямая линия до определенной точки, где линия ломается и дальше пролегает в ином направлении. Точно так же ломалась прямая линия моей жизни, ломалась в каждом из трех углов этого «треугольника».

• Первый – боль, страх, ужас,
• второй – покой, тишина, одиночество,
• третий – вдохновение, посвящение в тайны бытия.

А началось все просто. Под впечатление публикаций об аномальных явлениях в М-ском треугольнике зимой, собрав компанию из четырех друзей, я сам отправился за чудесами. И, признаюсь, был сильно разочарован. Ничего особенного мы не увидели и не ощутили. Только одно показалось мне немного странным и непривычным – покалывание в теле, а поскольку это неудобство испытывал один я, то и объяснение этому нашлось простое – сильный мороз беспокоит. Потом  хорошо помню, сколько было иронии в каждом из нас к этой М-ской зоне.

В первую же ночь по возвращении в город мне приснился необыкновенный сон.

Хотя небольшое покалывание в теле досаждало мне, но устав после дороги, я быстро уснул. Во сне я опять оказался в М-ской зоне, где легко узнал место нашей стоянки, лесную поляну. Здесь же увидел трех незнакомцев со спины, удивила их легкая одежда в виде комбинезонов. Когда же они обернулись ко мне, я еще больше удивился: на меня смотрели бледные, холодные лица с чертами людей, но явно неживые, точно маски. Затем возникло яркое свечение со стороны. Завороженный, я стоял и смотрел, как оно медленно росло и приближалось ко мне. Когда же свет коснулся меня, то вмиг прожег мою грудь и, кажется, спалил в ней все. От нестерпимой боли и ужаса я с криком проснулся, разбудил  и напугал семью. Но вскоре, всех успокоив, я вновь остался один в комнате. Только уже ни включенный свет, ни знакомая с детства детская комната не спасли от страха. Казалось, комната наполнилась бесшумным ужасом, к тому же в груди все горело и ныло, голову охватил тяжелый туман. Спустя некоторое время я снова провалился в сонное состояние, хотя уже не ложился в постель. Я сидел на кровати, но моя суть вновь оказалась в М-ской зоне, где я опять увидел человекоподобных существ и опасный свет. Только на этот раз свет медленно удалился в том же направлении, откуда пришел, и вместе с ним исчезли существа, оставив после себя небольшое серое облачко. Здесь я наконец-то пришел в себя и ощутил такое бессилие, что долго не мог сделать ни одного движения. И еще удивлялся, почему нет ожога на груди, ведь мое тело продолжало гореть.

И вот этот-то «сон» произвел во мне первую перемену. Я не относил себя к мистически настроенным людям, но в этом случае что-то во мне переменилось, по крайней мере, в отношении к М-скому треугольнику и подобным аномальным зонам, с которыми пришлось столкнуться в дальнейших странствиях. Тогда я всем существом воспринял близость какой-то великой тайны и ее огня в моей груди. Но эта близость к великой тайне стоила мне больших страданий. Ведь с той самой ночи меня не покидала странная подавленность, частые головные боли, но хуже всего – в моем сердце поселился страх. И потом,  с каждым днем, усиливалось покалывание в теле, изводившее так, что пришлось обследоваться в больнице. Конечно, никаких отклонений в моем здоровье не обнаружилось, и можно было бы успокоиться, если бы спустя месяц мое покалывание не начало передаваться семье. Стоило мне побыть с ними вместе более 15 минут, как жена и дочь начинали чувствовать покалывание в себе.

Но все эти переживания, чувства, догадки, совершенно ничего не объясняющие, существовали днем. А ночью приходили страшные видения и с ними ни с чем не сравнимый страх: мысли, желания, воля – все поглощалось им. И то, что страх приходил вместе со сном, сливался с ним воедино, делало его непреодолимым и ужасным. Засыпая, я, как глухой стеной, отделялся от всего мира и оставался наедине со страхом, и явь темноты всеми свечениями, вспышками, звуками приводило в полное содрогание и на мгновение останавливала всякую жизнь вокруг.

Это мучительное состояние не могло продолжаться бесконечно, и спустя два месяца после первого посещения М-ской зоны я вновь отправился туда. Скорее всего, именно второй поход спас меня от неминуемой беды, поскольку в таком состоянии я вряд ли долго протянул. Что интересно: по мере приближения к зоне я лучше себя чувствовал. Во-первых, ослабевало покалывание в теле; во-вторых, уходили внутреннее напряжение и страх; и чудеса в виде светящихся  и прозрачных шаров, странные туманности, которые на глазах меняли цвет, или звуки явно искусственного происхождения уже не пугали, а забавляли меня, как ребенка. Ну а когда я спустился на главную поляну М-ской зоны, даже пришла мысль, что меня здесь ждали. Однако с наступлением темноты опять оживал страх.

Мне в жизни нередко приходилось испытывать страх смерти.

И всегда или почти всегда удавалось его преодолеть, потому что еще в юности я приучил себя к мысли, что в известных обстоятельствах нужно принимать смерть как неизбежность. И все-таки настоящий, всепоглощающий страх смерти я испытал не в горах, когда оступался на горной тропе, не в море, когда попадал в сильный шторм, а здесь, в М-ском треугольнике.

В первый же день моего пребывания в зоне я еще днем, до сумерек, нагляделся разных чудес, поэтому, казалось, ко всему привык и уже вряд ли испугаюсь новых явлений. Но когда в полночь надо мной завис светящийся объект размером с футбольный мяч, я испугался не на шутку. К тому же появилась сильная подавленность и тяжесть в голове. Объект висел примерно на высоте 10 метров, и все представление продолжалось минут 10-15. Поэтому мне хватило даже времени сфотографировать этот шар. Затем он медленно поднялся и так же медленно уплыл за лес. Вскоре меня потянуло в сон, и я скрылся на ночь в теплом спальнике. И хотя был уже в каком-то дремотном состоянии, ощутил, как мое тело наливается свинцом, застывает, и я не могу сделать ни одного движения. Более того, чувствую, как на мою грудь, на лицо наливается невидимая тяжесть и вскоре не позволит мне даже дышать. И после короткой борьбы за хотя бы еще один вдох я понял, что это и есть конец. В накрывшей меня темноте вмиг пронеслась всяя моя жизнь, вспыхнув ярким светом. Мой ад кончился. Наконец я был свободен! Так я умер.

Забегая вперед, скажу, что подобную смерть мне пришлось пережить еще три раза.

Точно неведомая сила таким образом учила меня жизни. правда, эта «учеба» стоила больших страданий, лишений, и всякий раз, когда приближался урок «смерти», я умирал с покорностью и послушанием. Понимая, что только на этом уроке мое сознание постигает самое важно и необходимое для дальнейшей жизни. действительная смерть покуда отступала. Что-то не позволяло мне обрести свободу в полной мере, и чья-то сила возвращала меня снова к жизни, что б начинать все сначала, с учетом полученных знаний. Я понял первое правило в этой учебе – смертью осмысливается человеческая жизнь. Отсюда укрепилось в моем сознании не отделять жизнь от смерти, не исключать смерть как нечто инородное. Я стал с еще большим усердием изучать эту невидимую  и не освещенную нами сторону жизни. я постепенно приближался к новому осмыслению нашего бытия. Скоро понял, что именно смерть является самым верным ориентиром и направлением в вечном движении человеческой жизни во Вселенной. Смерть – только порог истинной жизни, нет ни этого, ни того света, есть лишь огромное единство! И наше бытие мы невольно разделяем как с ушедшими из жизни, так и с теми, кто в жизнь еще не вступил. И  в этом самом «бытие» прибывают все  без исключения, не говорю – «одновременно», ибо как раз отсутствие времени и обуславливает то, что все прибывают в вечности.

Но вернусь к первой своей смерти

В М-ской зоне, смерть закончилась, к счастью утренним пробуждением без каких-либо следов насилия, более того, сердце было наполнено неземной радостью. Словно ничего ужасного и тревожного накануне не было. В тот момент во мне жила только радость, от которой я даже забыл на время, где нахожусь. Но увидев в пространстве россыпи и гирлянды мелких «шариков», тут же вспомнил многое, в том числе и последнюю ночь. Теперь же это ничуть не беспокоило, ведь мое тело ни снаружи, ни изнутри не испытывало каких-либо неудобств: покалывание, тяжесть, страх – все ушло. А то, что мельтешило перед глазами, не отражалось на моем самочувствии, напротив, даже забавляло. Тогда же я сделал первые снимки того, что вижу на сей день, и, конечно продолжаю фотографировать.

За семь дней моего пребывания в зоне было много чудес, и большая часть из них уже не раз описывалась в печати, так что нет смысла повторяться.

Расскажу о других чудесах – аномалиях в моем сознании.

Первое время моя жизнь в городе шла спокойно. Покалывание прошло, ночные кошмары прекратились, и к походам в М-ский треугольник я скоро относился, как к обычным путешествиям, не более. Правда, на память о них осталась способность видеть «шарики». Но и к ним я довольно быстро привык и проявлял к ним интерес, когда фотографировал или замечал что-нибудь новое в их беспрерывном полете вокруг меня. И все же, не смотря на общий покой, что-то во мне еще таилось такое, чего я долго не мог распознать, настолько глубоко оно было запрятано внутри меня. И первый расточек этого «что-то» показался через настроение. Стало твориться непонятное. Мое настроение совершенно не зависело от окружающей обстановки и менялось мгновенно, менялось ни с чего. Казалось, оно черпает тоску из «пустого» пространства, и заполнило мое сердце тоской доверху, что быстро отразилось буквально на всем. Глаза почему-то старались заметить в людях лишь печаль. Мой  слух был глух к радости и смеху, зато далеко слышал стон и плач. Мои руки обжигались от рукопожатия полнокровного здорового человека, и в то же время сами тянулись согреть слабые и нежные руки. Даже сознание работало на воображении тоски и печали. Вид незнакомого прохожего мог стать причиной того, что мое сердце начинало разрываться от боли и тоски за этого человека.

Повсюду я невольно видел только несчастные судьбы.

О, как я мучился, потому что понимал всех этих людей! Даже если старался далеко обходить их, я знал их тайны. В такие моменты меня будто выталкивало из меня самого и вталкивало в их жизнь, протаскивало сквозь их жизнь, сквозь все их тяготы и выбрасывало на улицу, на тротуар, под ноги прохожим.

И скоро я стал замечать, что с каждым днем моя жизнь становиться все хуже и тяжелее, чувствовал, что она уже не подчиняется мне. Теперь я уже боялся не ночей, а светлых дней и людей, казалось, что я безнадежно обречен стать одним из них помимо моей воли. Любой резкий разговор, а тем более плач потрясали меня до глубины души, от крика во мне что-то падало и разбивалось и заполняло мою душу осколками, которые беспрестанно кололи и резали.

Если бы эти чувства мог вытиснять хотя бы в своей квартире, общением с близкими людьми… Но увы: эти чувства, эта душевная боль терзали меня каждый день, вызывало сотни других переживаний, и все это восставало против меня и моей жизни, и я уже не мог из этого вырваться. Целыми неделями я думал о тех, кто успел умереть раньше, и завидовал им. Тогда я хотел верить, что где-нибудь в мировом пространстве есть места, откуда весь этот ужас представляется лишь явлением природы. Во мне подымались тревога и чувство безысходности. Черные дни в настроении возникали сами собой и тянулись все дольше. Скоро стали хватать за горло острые приступы необъяснимой и беспредметной тоски.

Появилось почти никогда не оставляющее меня чувство какой-то неопределенной болезни, хотя ничего осязательного уловить я не мог, да и жаловаться на какие либо физические недомогания не было оснований. Я пытался приурочить это тяжелое самочувствие к различным внешним обстоятельствам, но сам же чувствовал, что дело не них. И тем крепче я цеплялся за работу в туризме, путешествия, тогда – единственное надежное «пристанище». Но в один день, или точнее, в один миг этого «пристанища» не стало. Случилось это в том же году, но уже в Крыму, на берегу Черного моря. Я сидел на пляже и, всматривался в волны, пытался настроиться на отдых под парусом, однако настроение расплывалось внутри меня, словно песочный городок после набежавшей волны. Как вдруг белый парус вдалеке показался мне наконечником стрелы, пронзившей насквозь морскую пучину. Но прежде, каким-то образом, пронзил насквозь меня, мою жизнь, мое сознание. И от этой раны внутри меня стала растекаться новая, горячая кровь, которая выжигала все изнутри и взамен вливала невообразимую твердость и силу.

Что случилось тогда со мной, я не отвечу и сейчас, только в тот момент я шагнул к морю совсем другим человеком. От меня прежнего осталась всего лишь плоть, которая еле-еле вмещала обновившееся нутро. В какие-то секунды было обесценено все, чем я жил. как будто я умер и заново родился одновременно, даже сердце мое не успело остановиться, а тут же стало разгонять по всем сосудам новую жизнь, данную неведомой и невидимой силой из пространства. Пусть оставался прежний земной облик, но отныне в ней жила новая воля, в раз изменившая весь смысл жизни.

С того самого дня началось отрицание всех устремлений прошлой жизни.

Не скажу, что это происходило без боли, но новые страдания вызывали необъяснимую свободу. Такую свободу, которая исключила все удобные, привычные и желанные атрибуты бытия. Но иного пути для меня уже не существовало. Я пожертвовал всем: семьей, уютной городской квартирой, интересной работой. Ради чего? Я и сам не представлял в то время. и какого бы ни было мое понимание случившегося, оно не закрывало главного в моем самочувствии – произошел некий разлом, разрыв биографии, другими словами, внутренний обвал, факт внезапности которого удивлял не только людей знавших меня, а в первую очередь – меня самого. Переживая неожиданность и катастрофичность всего произошедшего, я не ощущал смертельную болезнь или тоску, а скорее наоборот – жгучую радость и рождение.

Свои ощущения я таил глубоко в себе, понимая, что попытка заговорить о них привели бы к полному разрыву со всеми окружающими, принявшими мой невнятные слова за нечто бредовое. Тогда меня поддерживало одно – ко мне пришло благодушие, ведь я уже верил, что жизнь каждого из нас ведется Волею свыше, так что не надо беспокоиться ни о чем, помимо задач, которые ставит перед нами родное сердце. Эта вера была наивна и хрупка, но именно в этой невинности и оторванности от земли была та чистота, которую я видел в вере великих подвижников, и она покорила меня, она стихийно вошла в душу, она была желанной, охватила меня, как волна, и мозг мой рабски подчинился ей. Наступил покой, существование мое стало ясным и тихим. Это было быстро замечено всеми окружающими и было истолковано как болезнь.

Вся моя энергия ушла куда-то внутрь, к глубочайшим тайным переживаниям. Меня, как никогда, влекло одиночество, и во мне появилась любовь к пустынным, тихим местам, где между мной и Богом была только одна моя мысль и «шарики» М-ской зоны, с которыми я уже не играл, как прежде. В уединенных местах, где я живу по сей день, «шарики», можно сказать, преобразились и стали видеться мне во всей красе. С того же времени я стал относиться к ним, как к ангелам-хранителям, которые всегда рядом и реют со всех сторон неба. Это неописуемое чувство быть захваченным и ведомым не человеком  и даже не пророком, а какой-то неведомой силой, которая совершенно свободна от человеческих глупостей.

Хаотическое движение таинственных «шариков» будило мою мысль, и заставляла искать сокровенный смысл во всем, что меня окружало. Сколько явлений вокруг обнаружилось, благодаря моим маленьким круглым ведунам. Только благодаря им мое созерцание смогло преодолеть ограниченный порог моего сознания и научилось видеть даже в страшном всего лишь часть бытия, имеющее такое же право на внимание, как и всякое бытие. И потом, дальше, нигде ничего случайного, и испытываешь наслаждение, оглядываясь по сторонам при таких открытиях, как бы желая узнать, кто это всматривается, кому это доставляет радость – так оглядываются дети, когда они увидят что-нибудь новое.

Здесь я должен заметить, что не только мои переживания смещались в область невидимого, к этому люди тянулись всегда.

Но это совсем не значит, что я стал отрицать внешний мир, более того, именно он является источникам всех моих воображений, но таких, которые оживают в пространстве, приобретают цвет, форму, тепло, силу.

Природа, вещи нашего обихода кажутся нам случайными только до тех пор, пока мы все явления и вещи не поймем нашим внутренним разумом и тем самым не преобразим их. Именно в этом и состоит наша задача – принять в себя это переходящее, бренное, чтобы их сущность в нас снова восстала и этим наполнила сокровищницу вечности. Примером этому может служить человеческая любовь, которое непрестанно превращает любимое сердцу в ощутимом мире в видимые чувства нашей природы, распространяющиеся по всей Вселенной.

Скорее всего, именно в том и состоит величие человека, что в нем могут происходить такие чудеса, как превращение видимого в невидимое. И, поверьте, такое чудо стоит не меньше, чем невидимое превратить в видимое.

Это не только мой опыт пережитого и осмысленного, и уж совсем не новый порядок бытия или новое сознание, все это можно легко обнаружить в древнейших преданиях, в строчках поэтов, в живописи, музыки, словом, во всем, что когда-либо подчинялось вдохновению человеческих чувств. Только взлетая над землей, хотя бы в воображении, человек поймет истинную цену земной жизни – идеям, людям, вещам.

Скрытая, затаенная работа воображения все больше развивала мою созерцательность, правда, вместе с этим приходила угрюмая жажда одиночества, потребность жить «про себя», не нарушая дум столкновением с жизнью. Но этот переход в ряды сторонних зрителей жизни совершался с такой сильной болью, что я вряд ли ее стерпел, если бы не поддержка этих самых «шариков». И сегодня каждый призыв жизни, которая призывает отвоевывать меня назад, вызывает боль и протест в моей душе.

Все внимание я перенес на другую сторону жизни или, точнее, жизнь в другом виде. Хорошо понимая, что не могу отрезать свою жизнь от тех судеб, с которыми она срослась, я нахожу в себе силы, чтобы поднять ее целиком такой, какая она есть, поднять до покоя, до одиночества, до тишины. Лишь там меня находит все то, что тянется ко мне с дружбой или любовью.

И этому не мешали постоянные скитания по земле и большие расстояния.

Конечно, за семь лет странствий я стал невосприимчив, а может, даже суров к незначительному. Но зато, видя изящное, красивое, я всегда чувствовал себя заветно близким красоте. Пусть это был все лишь холодный предмет. Я любил его со всею полнотою нежности, восхищаясь до стесненного дыхания, до острой жалости и слез. Почему я не могу совсем и окончательно слиться с ним, почему не могу на веки вобрать его в себя и сам войти в него?..

Я говорю и почти уверен, что останусь непонятым. В этих словах найдут следы детского воображения и игры, и я соглашусь с этим, поскольку именно детское восприятие мира, в том числе и вещей, более верное, более настоящее. Скажу больше, я верю, что это слияние возможно!

Где есть мистическое слияние там может быть и материальное.

Но еще большую красоту я находил в природе, ей я открывался совершенно весь. Тогда я вновь становился созерцателем  и подражателем таких красот, которые обычно терялись среди спящих и безучастных. Я был тем внимательным, кто ничего не упускал, тем любящим, кто все приемлел, тем терпеливым, кто не высчитывал времени и даже не думал о том, чтобы стремиться к доступному. И всегда то, что охватывало мое зрение, становилось для меня единственным – миром, в котором все происходит. И если я брал в руки камень на берегу, то только камень был моим миром и пространством, не было больше ничего, кроме этого камня. Я доверял природе и позволял увлечь меня так, что она легко делилась со мной своей далью, своим великим, ни с чем не сравнимым бытием. Я шел за природой и прислушивался к ней. Она сама словно указывала мне те места, где я должен жить, те предметы и растения, к которым я должен прикоснуться. Я шел и видел не природу, а те видения, которые она мне внушала. Я был посвящен в язык природы, поэтому без труда ловил чудный звук ее речей: и куст, и дерево, и полевой цветок, и скала, и воды – все подавали мне таинственную весть, священный смысл которой я постигал сердцем. Тогда-то я поддался искушению зримо выражать это постижение в моих небольших рассказах. Так, случайно, родилось мое маленькое творчество. Конечно, мое отношение к своему труду неоднозначно, то есть я не называю это литературой, но порой мне кажется, каждое мое слово есть откровение, конечно, не в смысле притязаний на высшую духовную истинность, даже и не в смысле непременной правильности, но все-таки откровение.

Обыкновенно я смотрел на приглянувшийся предмет, а мысль шла сама собой и почти без моего ведома. И чаще всего это было новым для меня самого и очень удивляло, но одновременно было как бы давно уже своим и усвоенным. А бывали случаи, когда все слова вырывались из меня фонтаном, не было времени даже испугаться, до того я был подчинен таинственной силе во мне. Казалось, будто я выхожу за пределы самого себя, приобщаясь к чему-то великому, что приводило в сильное волнение и трепет и в тоже время пронизывало неземной радостью.

Умереть и жить в этот момент было одинаково благостно.

Если очень глубоко разбираться в том, что произошло и как произошло, то можно, пожалуй, увидеть внезапное открытие дверей иного мира, куда я, возможно, полусознательно стучался и в предыдущие годы, еще до М-ского треугольника. Но это можно только предполагать. А вот то, что со времени посещения М-ской зоны минуло семь лет, которые изменили мою жизнь полностью – это уже факт. Многое пришлось пережить за эти года, однако я нисколько не жалею о случившемся. Скажу больше: желаю каждому отыскать свой аномальный треугольник. Только через аномальную зону человек может постичь другую геометрическую фигуру – круг. Круг жизни, круг вечности…