В 1281 году Хубилай, внук Чингисхана, задумал завоевать Страну восходящего солнца и приказал поставить поперек Корейского пролива десять тысяч судов, чтобы соединить их деревянным настилом и пустить по этому мосту свою конницу. Но внезапно налетел тайфун, и почти вся армада Хубилая пошла ко дну. После этого ветер, спасший Японию от нашествия иноземцев, стали называть «камикадзе», то есть «божественный ветер».
Прошло более шести с половиной веков, и опять «камикадзе» предстояло спасти Японию…
Камикадзе которым уже чуждо все земное
К осени 1944 года, когда неизбежность разгрома Третьего рейха стала очевидной, в Токио пришли к выводу о необходимости срочно добиться мира с американцами. Премьер принц Коноэ доложил императору, что в ближайшее время будут предприняты шаги, которые позволят договориться с американцами и англичанами раньше, чем войска союзников сообща ударят по Японии.
И такие переговоры в обстановке строжайшей тайны действительно начались в сентябре 1944 года. К тому времени армия “божественного микадо” добилась значительных успехов на сухопутном театре войны, но на море дела обстояли не столь хорошо, сказывалось огромное превосходство Соединенных Штатов в авианосцах: 10 против 4-х. Для того чтобы сделать американцев более уступчивыми, японская дипломатия потребовала от военного командования нанести ощутимый удар по военно-морским силам США, лишив их главного козыря. Поскольку сделать это в короткий срок обычными средствами было невозможно, требовалось нечто сверхординарное.
Подготовка операции была поручена вице-адмиралу Ониси, руководившему японской авиационной промышленностью.
В секретной инструкции адмирал писал: “Самое теперь главное для каждого командира — это найти для своих солдат смерть самую полезную и самую почетную. Я убежден, что миссии самопожертвования станут не чем иным, как актом величайшей любви к императору”.
Очень скоро первый отряд смертников – камикадзе был набран
В армии, где был силен дух самурая с его идеалом беспрекословного подчинения повелителю, готовностью отдать за него жизнь, в обстановке высокого, даже фанатичного подъема духа это оказалось несложным. Чтобы убедить юношей в необходимости их гибели, им говорили о бусидо — кодексе чести самурая, о “долге и чести истинного потомка богини Амате-расу”, о том, что “человеческая жизнь легка, как перо, а долг перед императором тяжелее горы”.
Гибель “Сейнт-Лоу”
В инструкции Ониси также говорилось, что “проводы тех, кто выразил готовность к жертвенному подвигу, должны проходить в торжественной обстановке”.
Вот как выглядел проводы камикадзе – в первый раз.
…Механики прогревали моторы, когда после краткого инструктажа пятеро пилотов выстроились для последнего напутствия и прощального тоста. Пронзительный голос командира перекрыл гул моторов:
— Вы уже боги, которым чуждо все земное…
Пятеро “богов” с белыми повязками камикадзе поверх летных шлемов словно по команде вскинули пять чашечек с саке.
— Да здравствует император! — глухо прокричали юноши, почти дети, которым не суждено было стать взрослыми. Они уже подписали свой смертный приговор.
Старший группы поручик Екио Сети передал командиру конверт: “Отправьте в Киото…”. В конверте по древней самурайской традиции была прядь волос, которую пошлют той, кто всего лишь несколько месяцев назад стала его женой. Сети повел всю четверку к машинам. Захлопнулись фонари кабин. Короткий разбег, и самолеты оторвались от взлетной дорожки.
…На гигантском свинцовом блюде океана показались черные точки. Повинуясь жесту Сети (раций в их самолетах не было), пилоты-смертники увеличили скорость. Шли последние минуты. Поручик сделал небольшой вираж и поднял руку. Сигнал атаки.
Американские истребители стремительно шли наперерез. Над кораблями распустились пушистые облачка разрывов зенитных снарядов. На авианосце “Сейнт-Лоу” с тревогой вглядывались в небо, стараясь не пропустить момент, когда японцы начнут бомбометание. Но произошло неожиданное. Японские самолеты не стали разворачиваться для бомбометания. Самолет Сети, наполненный взрывчаткой, с ревом врезался во взлетную палубу авианосца. Следом на Сейнт-Лоу обрушился второй смертник. Разломившись надвое, корабль начал тонуть. Еще три американских судна были серьезно повреждены.
Истребители сопровождения благополучно вернулись на базу Мабалакат и сообщили, что специальное ударное подразделение, ведомое поручиком Сети, с заданием справилось блестяще.
Так 25 октября 1944 года вновь задул “божественный ветер”, призванный во второй раз спасти Японию. Слово “камикадзе” — так стали называть летчиков-смертников – услышал весь мир.
Ночлежка камикадзе
В начале 50-х два английских журналиста, Патрик Прингл и Тед Ферран, бродили по запутанному лабиринту токийских улиц и на маленькой площади увидели самолет. С осыпавшейся краской, провисшими крыльями, он напоминал нахохлившуюся подбитую птицу, в предчувствии скорого конца забравшуюся в укромный уголок. На фюзеляже они заметили облезлое изображение цветка с тремя лепестками.
“Ямадзакура, горная вишня, эмблема камикадзе… — послышался голос сзади. Сухощавый мужчина в потертом, но опрятном костюме был довольно высок для японца. В его скуластом лице со впалыми щеками было что-то трагическое. — Во время войны я тоже был камикадзе и носил эту эмблему почти семь месяцев. И не моя вина, что я спасся.
О том, как он стал камикадзе, Тагава-сан рассказал в ближайшем кафе, куда его пригласили журналисты.
В январе 1945 года он был молодым летчиком и проходил обучение на одной из баз на острове Кюсю. Как-то их всех, человек шестьсот, выстроили на плацу. Выступил приехавший из Токио генерал, сказал курсантам, что перед ними открывается возможность ценой собственной жизни обеспечить победу императорской армии. Дескать, им предстоит обрести высший смысл жизни: научиться умирать.
Тагава-сан не выдержал напора демагогии дальнейшей психологической обработки. Он записался в смертники. Но остался жив. Чудом.
Его вылет был назначен на 15 августа 1945 года. Накануне ему и другим камикадзе дали подогретое саке и разрешили пойти в город. А утром девятерых смертников, выстроившихся у самолетов, провожал весь отряд.
В воздух взмыл первый самолет. Шасси, отделившись от фюзеляжа, подпрыгивая, покатилось к дальнему концу взлетного поля. Все, с этой минуты пилот уже мертв. Сесть на таком самолете невозможно. А парашюта смертнику, разумеется, не полагалось. Потому и баки истребителя заправлялись горючим только на полет в одну сторону. Взлетел второй, третий, четвертый, уже выруливал пятый… Вдруг на командной вышке замахали флагом. К самолетам бежали офицеры. “Капитуляция! Император выступил по радио! Война окончилась!” Тагава, он был седьмым, с трудом выбрался из самолета, сделал несколько шагов и рухнул без сознания…
“За души моих товарищей, чьим кладбищем стал Тихий океан. Камлай! — Тагава-сан осушил стаканчик саке. — Нас, камикадзе, называли “пилотами-полубогами”, чуть ли не победившими американский флот. Никого мы не победили”.
“Но ведь сами американцы пишут, — возразил ему Прингл, — что камикадзе буквально терроризировали их тихоокеанский флот”. “Янки выгодна эта легенда, чтобы возвеличить свою победу. На самом деле большинство камикадзе были сбиты, не достигнув цели. Многие вообще не находили ее и, израсходовав горючее, падали в океан. Впрочем, и у нас, которым не повезло погибнуть, судьба не лучше. Нам не могли простить, что мы остались живы. Нас считали трусами. Общество отвернулось от нас. Кое-кто из моих товарищей покончил с собой. Другие опустились на дно, так и не сумев войти в послевоенную жизнь. А я показываю Токио иностранным туристам. Помогло знание английского языка, вот и перебиваюсь кое-как. А этот самолет с цветком ямадзакуры, который поставили на площади, чтобы дети могли в нем играть, моя ночлежка, Что ж, ничуть не хуже какой-нибудь вонючей каморки; за которую нужно платить. Еще продаю туристам пуговицы, на которых вырезан цветок вишни с тремя лепестками, их носили на своей форме камикадзе. Они не настоящие. Мне, бывшему камикадзе, их делает один приятель. Американцы берут нарасхват.
Обман камикадзе и угрозы
Судьба Тагавы-сан настолько поразила Патрика Прингла, что он стал собирать материалы о необычном “оружии”, изобретенном генералами “божественного микадо”. И тут он обнаружил много такого, о чем не знало большинство самих японцев.
Оказывается, как только началось формирование первых подразделений камикадзе, появился секретный приказ японского генерального штаба, гласивший, что в них следует направлять исключительно пилотов-новичков. “Асов не брать. Слишком ценный материал, чтобы расходовать на одноразовые задания”. Возможно, учитывалось и то, что молодежь шла в смертники с большей безоглядностью. Но и у юношей порыв улетучился довольно скоро. Когда операции с использованием пилотов-смертников стали обычным делом и преимущество внезапности было утрачено, все меньшему и меньшему числу камикадзе удавалось прорваться через управляемый радарами заградительный зенитный огонь и американские истребители. После того, как за три месяца боев за Филиппины погибло 378 летчиков-смертников, а Окинава стоила жизни 2400-м, к тому же становилось ясно, что гибель их ничего по сути дела не меняла, желающих жертвовать жизнью за императора становилось все меньше.
Поначалу для привлечения добровольцев хватало того, что вокруг летающих самоубийц создавался ореол “сверхгероев”. При этом, конечно, не забывали и другие, более прозаические стимулы: специальная форма, повышенное денежное содержание плюс особые продовольственные карточки для них самих и членов их семей и даже символические урны с прахом, которые посылались близким после выполнения задания.
Теперь же пришлось перейти к обману камикадзе и угрозам.
В одной провинциальной газете журналист вычитал про такой случай.
“Все, кто считает себя недостойным высокой чести пожертвовать жизнью за императора, должен открыто заявить об этом, — предупредил командир выстроившихся перед ним летчиков. — Если есть таковые, шаг вперед!”
Строй замер. Полковник удовлетворенно обвел взглядом сумрачные лица. Вдруг где-то на фланге строй, колыхнулся, и вперед нерешительно шагнул невысокий крепыш. Его примеру последовал второй, третий… Когда перед строем стояло уже шесть человек, полковник крикнул:
— Вы, шестеро трусов, лишенных чести! Нужно помочь вам вновь обрести храбрость! Вы шестеро первыми пойдете в камикадзе!
Они побледнели. Но никто не возразил ни слова. Это был приказ. Теперь у них было на выбор: либо почетная смерть, либо — пуля за отказ от нее”.
И Прингл вспомнил слова, которые сказал ему на прощание Тагава-сан: “Если бы я мог, то посадил тех, кто придумал камикадзе, в самолет, что стоит на площади, и послал их самих таранить янки. Пусть бы они почувствовали, что значит быть обреченным. И если бы они каким-то чудом уцелели, вот тогда бы я спросил у них, нужны ли были камикадзе…”.