Диалектический дуализм

История вопроса

В начале 20 века в физике было сформулировано и широко распространилось представление о физической реальности микромира, как о дуальном предмете познания. Формирование понятий кванта и принципа неопределенности в основе квантовой механики показало на примере физической реальности невозможность сведения описания объекта познания к одной стороне его природы: либо волновой, либо корпускулярной. Развитие идей квантовой механики и математическое описание этой сферы реальности к середине 20 века привело исследователя Хью Эверетта к утверждению идеи о ветвящихся мирах – идее многомерности пространственно-временного устройства мира (идее многомирия). Имеется много теоретических наработок, свидетельствующих о радикальной недостаточности монистического описания природы мира, вступающего в противоречие с пониманием дуальности природы мира, с последовательно диалектическим описанием этой дуальности.

Философия при описании природы мира пыталась избежать раздвоения (по сути удвоения) его содержания. Господствующими направлениями философии – идеализмом и материализмом – в основу своих концепций был положен принцип монизма, отрицающий наличие в мире двух субстанций (по Спинозе – causa sui, или причина себя). Альтернативный дуалистический подход к природе мира, наиболее разработанный в философской системе Декарта, критиковался адептами монизма за удвоение природы мира, признание двух начал, двух субстанций в мире.

Чтобы соединить идею единства природы мира с очевидным фактом пронизанности мира полярными началами, противоположностями, два направления монизма попытались соединить принцип монизма с принципом диалектики. Как будет показано далее, принцип диалектики несовместим с принципом монизма. Попытки их совмещения порождают философские парадоксы.

В последнее время появились философские альтернативные монизму попытки соединить принцип диалектики с принципом дуализма. В Интернете мною найдены две попытки такого рода. Это исследования Ромм Фредди А. и Юрия Левченко. Итоги разработки концепции диалектического дуализма этими философами, на мой взгляд, очень скромные. Ссылаться на работы Ромма Фредди А. и Юрия Левченко при изложении своей концепции диалектического дуализма я не буду. Моя первая попытка разработки концепции диалектического дуализма была завершена в 1990 году написанием рукописи «Диалектический дуализм», которая не была нигде опубликована (хранится в моем личном архиве). Вторая попытка изложить концепцию диалектического дуализма связана с тем, что в интернет ресурсах начинают публиковаться материалы по теме диалектического дуализма. Тема актуальная, а материалы по ней таковы, что, скорее, дискредитируют идею диалектического дуализма.

Свою вторую версию изложения концепции диалектического дуализма я решил построить по методу изложения от противного (как в свое время были написаны «Антидюринг», «Материализм и эмпириокритицизм» и т.п.). В качестве оппозиции принципам диалектического дуализма я избрал работу наиболее признанного представителя диалектического материализма по вопросам диалектики – Э.В.Ильенкова.

Суть концепции диалектического дуализма в декларативном изложении

Прежде чем переходить к изложению концепции диалектического дуализма в оппозиции к концепции монистической философии я в декларативной форме перечислю основные позиции диалектического дуализма.

Согласно диалектике природа мира пронизана противоположными свойствами, полярными сторонами. Эти противоположности, полярности вступают между собой в отношение противоречия, отрицания друг друга. Противоречия разрешаются переходом полярных сторон друг в друга, в «свое другое», что приводит природу мира в процесс, движение, изменение. Мир благодаря разрешению противоречий «оживает» из статичности (целого, единого, всеохватно завершенного) в динамику дуального (целого, разделенного на принадлежащие ему части, стороны, свойства), в «живое» бытие диалектического взаимоотношения полярных сторон, свойств-атрибутов природы мира, такое как: становление (противоречие бытия-небытия, актуального-потенциального); развитие (противоречие актуального-потенциального, прошлого-будущего, старого-нового и т.д.); отражение, идеальное (противоречие оригинала и копии); развертывание предметного богатства мира (противоречие единого и множественного, целого и части); развертывание иерархической организации мира (противоречие низшего и высшего); познание (противоречие субъекта и объекта); осуществление свободы (противоречие возможного и реального, одномерного и многомерного) и т.д.

Дуальность природы мира выступает способом существования, бытия мира. Мир един, целостен по своему содержанию, но содержание мира существует через множественность полярных форм выражения этого единства. Эти полярные формы есть атрибутивные свойства природы мира.

В диалектико-дуалистической концепции мироздания субстанция одна – это единое содержание, единая природа мира как завершенного всеохватного целого (холистический мир). Казалось бы, в основу концепции положен принцип монизма. Но, следуя принципу диалектики, этот монизм реализует себя через «своё другое», через дуализм: принадлежащие субстанции свойства-атрибуты природы мира, выступают дуальными, полярными, противоположными формами выражения единого содержания мира (как дух и материя, конечное и бесконечное, внутреннее и внешнее и т.д.).

Единство всеохватного целого было бы неизменно, неподвижно, «мертво», если бы оно не выражалось через «своё другое» – дуальность полярных форм выражения своего единого содержания в переходе одной полярности в другую (своё другое), через разрешение противоречия полярных форм, разворачивающее всеохватное единое в «живой» процесс: перехода потенциального в («своё другое») – актуальное и, наоборот; конечного в бесконечное и, наоборот; внешнего во внутреннее и, наоборот и т.д. Т.о., диалектический дуализм объединяет принцип холизма (и принцип монизма) природы мира с принципом дуальности форм выражения этого единства, целостности природы мира (т.е. с принципом полярным монизму – принципом дуализма). Разрыв диалектического взаимоотношения принципов монизма и дуализма приводит антидиалектический «чистый монизм» к абсолютизации одной стороны взаимоотношения материи и духа: либо материи, либо духа. Попытка сохранить полярность духа и материи за счет выделения двух субстанций в природе мира приводит к тому же разрыву диалектического взаимоотношения принципов монизма и дуализма: взаимозависимость духа-материи в диалектическом дуализме подменяется фактической независимостью, параллельностью духа и материи в антидиалектическом дуализме двух субстанций.

В монизме материализма совершается подмена субстанции мироздания. На место единого по содержанию мира подставляется полярное свойсто-атрибут природы мира – его материальность, имеющая смысл только в оппозиции духу, сознанию. Объявление материи субстанцией мироздания превращает «своё другое» материи – дух, сознание в производное свойство материи, односторонне зависимое от материи-субстанции. Сознание превращается в ничто, лишенное содержания, поскольку содержание принадлежит субстанции, т.е. материи. Сознание низводится до копии оригинала (материи), т.е. сводится к идеальному, или лишенному собственного бытия заимствованному у материи существованию отраженного содержания. Материалисты не учитывают, что монистическая позиция фактически приводит к удвоению содержания мира: у материи свое содержание и у сознания второй экземпляр этого содержания, приобретенный сознанием в процессе отражения материи. Вот так, критикуя дуализм за удвоение мира до двух субстанций, монизм на деле сам удваивает содержание мира (и, т.о., переходит в «своё другое» – дуализм двух содержаний мира: объективно-материального и субъективно-идеального). Аналогично, в объективном идеализме на место субстанции-Мира ставится субстанция-Абсолютная идея, а объективный мир заимствует у неё свое содержание.

Диалектический дуализм устраняет удвоение монизмом содержания мира за счет утверждения диалектического отношения между духом и материей, представляющими собой полярные формы выражения одного содержания Мира-субстанции. Ни дух (сознание), ни материя не заимствуют друг у друга содержания, ибо оба они выражают одно единственное содержание, принадлежащее субстанции – Миру.

В монизме отношения противоположностей в полярных парах неравноправные, о чем свидетельствует так называемый «основной вопрос философии». Для монизма иначе и быть не может, ведь субстанция-Мир подменяется одной из сторон полярной пары дух-материя. Такая позиция монизма проистекает из стремления устранить дуальность из природы мира. Но эта попытка устранения дуальности (мир не есть дух-материя, низшее-высшее, внешнее-внутреннее и т.д., а есть материя – в материализме, или Абсолютная идея – в идеализме) приводит к разрушению диалектического отношения полярных сторон в противоречии духа и материи, сводит одну сторону противоречия к другой в одностороннем антидиалектическом порядке. Материя и дух при диалектическом подходе взаимно порождают друг друга, взаимно переходят друг в друга, меняются местами, сохраняя при этом отношение полярности (т.е. не сливаясь, не поглощая друг друга). Материя и дух (как и прочие противоположности) полярны, противоположны по отношению друг к другу по своим формам выражения единого содержания мира и едины по содержанию мира, которое они выражают в этих полярных формах.

Наглядное выражение этого диалектического отношения полярных сторон единой субстанции – это «две стороны одной медали». Сколько ни верти медаль стороны будут переходить в «свое другое», меняться местами (то спереди, то сзади), сохраняя свое отношение полярности, несливаемости, несводимости к односторонней первичности одной и вторичности другой, и невозможности подмены одной стороной всего целого (медали).

Строго говоря, односторонность монизма в материализме и идеализме, проистекающая из абсолютизации принципа монизма, не означает, что позиция монизма исключается диалектикой. На самом деле в диалектическом взаимоотношении сторон позиция монизма есть один момент, одна полярная сторона, противостоящая моменту, позиции дуализма. Как требуют правила диалектики, взаимоотношение полярных сторон образует отношения взаимного исключения, отрицания и тождества, единства. Момент монизма в диалектическом противоречии выражает отношение тождества, единства природы полярных сторон противоречия. Момент дуальности (позиция дуализма) в диалектическом противоречии выражает отношение взаимного исключения, отрицания, несводимости друг к другу полярных сторон противоречия.

Несоблюдение правил диалектики приводит к искаженному выражению природы мира в позициях абсолютизированного монизма (материализм и идеализм) и абсолютизированного дуализма (декартовская концепция дуализма, разрывающая диалектическое отношение монизма-дуализма и отрицающая субстанциальное единство духа и материи посредством утверждения двух независимых субстанций).

Критика с позиции концепции диалектического дуализма позиции диалектического материализма по работе «Диалектическая логика» Э.В. Ильенкова

Из раздела 1 «О предмете логики».

«Но в случае отношения между мыслью и действительностью встает еще одна дополнительная трудность. Известно, к чему могут привести и приводят поиски какой-то особой сущности, которая была бы и не мышлением, и не материальной действительностью, но в то же время составляла бы их общую субстанцию, то “третье”, которое один раз проявлялось бы как мысль, а другой раз – как бытие. Ведь мысль и бытие суть понятия взаимоисключающие. То, что есть мысль, не есть бытие, и наоборот. Как же в таком случае их вообще можно сопоставить друг с другом? В чем вообще может быть основание их взаимодействия, то, в чем они суть “одно и то же”? …..
Для каждого ясно, что “мышление” и “вещи вне мышления” далеко не одно и то же. Чтобы понимать это, не надо быть философом. Каждый знает, что одно дело иметь сто рублей в кармане, а другое – только в своих мечтаниях, только в своем “мышлении”»

В приведенной цитате налицо паралогизм подмены субстанции как «третьего…, в чем они суть одно и тоже». Вместо материального как полярной мышлению противоположности выражения единой природы мира подставляется «материальная действительность», понимаемая как бытие – субстанция. Понятие субстанции, как единого мира, подменено на субстанцию-материю. Из отношения материя-дух выкинуто то самое «третье», что есть субстанция-мир. Должно быть при соблюдении диалектического отношения дух-материя: мир-субстанция (или то «третье», которое «потерял» /подменил/ материализм) обладает равноправными полярными формами выражения его содержания, а именно: духом (сознанием, мышлением) и материей. Вместо этого имеем антидиалектическое отношение односторонней зависимости мышления (которое есть ничто, лишено бытия, а есть лишь копия производная в одностороннем порядке от оригинала-бытия) от «материальной действительности».

Суждение автора о том, что необоснованно допущение «какой-то особой сущности, которая …составляла бы их (мышления, и материальной действительности) общую субстанцию, то “третье”, которое один раз проявлялось бы как мысль, а другой раз – как бытие» построено на логическом абсурде, словоблудии. Ильенков в этом суждении заявляет, что материя имеет бытие, поскольку она есть «материальная действительность», а мышление не имеет бытия, поскольку «мысль и бытие суть понятия взаимоисключающие». Мышление оказалось иллюзией, обманом (навязываемым материалистам, по-видимому, нечестивыми идеалистами, утверждающими, что мышление есть в бытии, существует в действительности). Это закономерный итог монистического подхода к природе мира со стороны материализма: материя есть всё, есть бытие, а мышление – ничто, небытие.

Теперь о “мышлении” и “вещи вне мышления”. Материалистическая позиция о том, что материя вне сознания, вне мышления и потому независима от него, что предметный мир объективен и потому содержателен, и субстанциален, есть «внешний мир» строится на следующем паралогизме. Деление природы мира на внешний, объективный мир и внутренний, субъективный мир условно, имеет смысл только в рамках диалектического субъект-объектного отношения. При этом, оставаясь на позициях диалектического метода, мы не можем удваивать содержание мира на «вещи вне мышления» (подразумеваются «вещи в объективном мире, т.е. в объекте) и «вещи в мышлении» (подразумеваются вещи в субъективном мире сознания, копии объективных вещей). Вещи по своему содержанию ни объективные, ни субъективные, ни материальные, ни идеальные. Вещи просто принадлежат миру как субстанции, представляют содержание мира. А вот по форме выражения содержания мира вещи предстают через дуальные свойства-атрибуты природы мира: вещи и материальны, и идеальны, и конечны, и бесконечны, и объективны, и субъективны, и одномерны, и многомерны, и сложные, и простые и т.д. Так, конечность и бесконечность вещей по содержанию природы мира выражается через свойства атрибуты природы мира актуальное и потенциальное. Вещи конечны, поскольку представляют фрагмент, часть содержания природы мира в актуальной форме, и вещи бесконечны по представлению содержания мира в потенциальной форме, поскольку часть (вещь) несет в себе целое (мир, наличествующий в каждой вещи в потенциальной форме).

Материалистическое представление о “вещи вне мышления” нелепо и по тому основанию, что человек, делающий такое заявление, не имеет другого источника знания о вещах, кроме мышления. Только безумный (лишенный мышления) человек может рассуждать (мыслить) о “вещи вне мышления”. Следовательно, рассуждать о “вещи вне мышления” невозможно. “Вещи вне мышления” – это знаменитая кантовская «вещь в себе», о которой мыслитель принципиально ничего не может говорить, не может её познавать, по причине разрыва отношения субъекта (познающего мыслителя) и объекта (познаваемой вещи). Ибо, когда мы вещь исследуем, познаем (вступаем в объект-субъектные отношения), то вещь имеет статус «вещи для нас» (или познаваемой вещи). Когда же мы разрываем отношение субъект-объект (перестаем познавать вещь), то автоматически вещь приобретает статус непостижимой (непознаваемой) «вещи в себе». Познавая вещь, человек (субъект) переводит «вещь в себе» в «вещь для нас», последовательно делая достоянием знания (познанной вещи, объекта) все большую часть содержания мира, переводя это содержание из потенциальной формы еще непознанного знания в актуальную форму знания, как итога познавательного процесса.

Т.о., именно в субъект-объектном взаимодействии через «вещь в мышлении» «вещь в себе» становится «вещью для нас», и мы становимся обладателями нового знания из содержания мира. Мысленное представление предмета (в статусе субъекта) в силу единственности содержания мира (предметов как представителей содержания мира) отличается от предмета в статусе объекта, «внешнего предмета» только по форме выражения заключенного в предмете содержания (форме кажущегося внешним «объективного мира» и форме кажущимся внутренним «мысленного образа», сливающихся в психике в единый «чувственный образ», в котором мы мысленно разделяем предмет на дуальность внешнего «объективного предмета» и внутреннего мысленного «субъективного представления предмета»). Утверждение о том, что мысленный образ предмета неполон, искажен и т.д. (не вполне соответствует содержанию, природе предмета) говорит только о несовершенстве, незавершенности процесса познания предмета (а по сути – мира). Если бы мысленный образ выражал всю полноту содержания предмета, то это означало бы, что человек (субъект познания) стал равен Богу, ибо познал весь мир.

Процесс познания (субъект-объектное взаимоотношение) идет не по схеме материализма, когда субъект «скачивает» (копирует) содержание из внешнего объекта. Процесс разрешения субъект-объектного противоречия выявляет, переводит содержание предмета (по сути – мира) из потенциальной формы «вещи в себе» в актуальную форму «вещи для нас». Причем полярность предмета по форме представления содержания в процессе познания обусловливает то обстоятельство, что предмет предстает в процессе познания «внешним» объективным (форма «вне сознания»), и в тоже время предмет известен познающему человеку не иначе как «изнутри», из восприятия, мышления, воображения субьекта (форма «в мышлении, в сознании»). Этот кажущийся антагонизм форм выражения познаваемого предмета (предмет в познании одновременно и внешний, и внутренний) в обнаженной форме выступает в знаменитом психофизиологическом парадоксе. О его сути и разрешении речь пойдет далее.

Психофизиологический парадокс в трактовке Э.В. Ильенкова

Из раздела 2 «Мышление как атрибут субстанции»

«Есть не два разных и изначально противоположных предмета исследования – тело и мышление, – а всего-навсего один-единственный предмет – мыслящее тело живого, реального человека, лишь рассматриваемое под двумя разными и даже противоположными аспектами или углами зрения. Живой, реальный мыслящий человек – единственное мыслящее тело, с которым мы знакомы, – не состоит из двух декартовских половинок – из “лишенного тела мышления” и из “лишенного мышления тела”. …………
…глубоко верная мысль выражена у Спинозы на языке его эпохи таким образом: мышление и протяженность не две особые субстанции, как учил Декарт, а лишь “два атрибута одной и той же субстанции”; не два особых предмета, могущие существовать отдельно, совершенно независимо один от другого, а лишь два разных и даже противоположных аспекта, под которыми выступает одно и то же, два разных способа существования, две формы проявления чего-то “третьего”».

Автор начинает с важного и правильного шага в диалектическом разрешении психофизиологического парадокса (ПФП). Он утверждает, что и мышление и телесная организация не «сами по себе», не две субстанции, а аспекты (т.е. стороны, свойства) общего для них предмета (единой субстанции). Но дальнейшее утверждение прямо противоречит диалектике:

«Мыслит не особая душа, вселяемая богом в человеческое тело как во временное жилище (и непосредственно, как учил Декарт, в пространство “шишковидной железы” мозга), а самое тело человека. Мышление – такое же свойство, такой же способ существования тела, как и его протяженность, то есть как его пространственная конфигурация и положение среди других тел».

Утверждение о том, что «мыслит… самое тело человека», что «мышление – …свойство,… способ существования тела» такой же, «как его пространственная конфигурация и положение среди других тел» уже совсем не из сферы диалектики.

По диалектическому методу, когда мы берем 3й элемент структуры диалектического противоречия (1й и 2й элементы – это пара полярных сторон, пара противоположностей), или предмет, которому как субстанции (причины себя и своих свойств) принадлежат 1й и 2й элементы противоречия, – то пара 1го и 2го элементов должна быть представлена действительно полярными сторонами предмета (полярными свойствами-атрибутами природы мира), а не произвольно взятыми сторонами, хотя и принадлежащими предмету, но не составляющими между собой полярного взаимоотношения. В противном случае взаимоотношение разнородных сторон одного предмета окажется выстроенным по известному далекому от диалектики выражению: «в огороде бузина, а в Киеве дядька». Только, когда мы выстроим отношение тела и мышления как отношение объекта и субьекта, отношение низшего и высшего, внешнего и внутреннего, материального и духовного, т.е. будем выражать отношение тела и мышления через универсальные полярные свойства-атрибуты природы мира, тогда мы получим тело и мышление в структуре диалектического взаимоотношения.

Ильенковское «мыслящее тело» (явно подразумеваемое как материально-физическое) ни на шаг не приближает нас к разрешению психофизиологического парадокса. Сегодня уже ни для кого не откровение многочисленные факты внетелесного мышления, восприятия, известные из практики реаниматологии в случаях состояния клинической смерти. Здесь как раз отрицаемый материализмом декартовский принцип “лишенного тела мышления” и “лишенного мышления тела”.

Но это не тема психофизиологического парадокса. «Мыслящее тело» имеет отношение к ПФП, когда тело человека, как предмет исследования, берется в широком смысле, превосходящем аспект только физического плана мира, как единство, включающее помимо физической составляющей также и тонкие тела человека (астральное, ментальное, буддическое). При таком понимании тела «живого, реального мыслящего человека» физическое тело с «его пространственной конфигурацией и положением среди других тел» противостоит диалектически ментальному телу человека как низшее высшему, а интегральное тело человека – действительно и «мыслящее тело», и физическое тело с «его пространственной конфигурацией и положением среди других тел».

Теперь следует изложить в чем, собственно, состоит психофизиологический парадокс. ПФП заключается в том, что в процессе восприятия внешнего мира в физиологическом механизме перцепции качества воздействующих на нервные окончания органов чувств внешних предметов стираются (утрачиваются) в однородном нервном процессе. В принципе участок нерва можно заменить искусственным электрическим проводником, и такая замена не повлияет на процесс восприятия. Вместо качественного образа внешнего предмета восприятия в процессе перцепции в мозг поступают серии электрических импульсов, обозначающих, кодирующих качество воспринимаемого внешнего предмета. Однако в мышлении, в психике, в сознании человек имеет качественные образы внешних предметов. Парадокс состоит в том, откуда субъект (человек) получает качество предмета восприятия, если механизм передачи (физиологический нервный процесс) это качество как раз и не передает? Кто или что в человеке переводит физиологический код качества в само качество воспринятого предмета?

В рамках материалистического монизма эта проблема не имеет удовлетворительного решения и остается парадоксом. По Ильенкову существование человека в качестве «мыслящего тела» решает все вопросы отношения духа и материи, психофизиологического парадокса. Логика такая, к которой даже определение «наивная» не вполне корректно. По этой универсальной объяснительной схеме «мыслящего тела», мы, наконец-то можем объяснить почему одни люди умные (яблоко на голову упало – додумался до закона всемирного тяготения), другие – дураки (яблоко на голову упало – разозлился), почему одни – эгоисты-индивидуалисты, а другие – способны на бескорыстие и т.д. Всё дело в различиях способов действия человеческих тел. Единственно автор не уточняет – природа этого

«Мыслящего тела» материальна или нематериальна? Или же автор настолько проникся идеями Декарта, что отошел от монистической материалистической позиции и признаёт дуалистическую природу «мыслящего тела»: мыслящему телу принадлежат оба начала – и материальность, и мышление. А может автор, напротив, последовательный монист и оба свойства (телесность и мышление) считает материальными? Автор предпочитает прикрыть эти вопросы фиговым листом «мыслящего тела».

«Мышление не продукт действия, а самое действие, рассматриваемое в момент его совершения, как, например, ходьба есть способ действия ног, “продуктом” которого оказывается пройденное пространство».

Если мышление по Ильенкову есть действие «мыслящего тела», то что выступает продуктом этого действия? Если продуктом выступает мысленный образ, теоретико-логическое описание чего-либо, то этот продукт материален или нет? Если продукт материален, то все рассуждения о «мыслящем теле»укладываются в логику вульгарного материализма. Если продукт нематериален, то

все рассуждения о «мыслящем теле» укладываются в логику антидиалектического материализма (именующего себя «диалектическим материализмом»), объявляющим сознание свойством, односторонне производным от материи, как субстанции.

При рассмотрении психофизиологического парадокса с позиции диалектического дуализма решение вопроса будет следующим. Предмет мира, данный человеку в восприятии как объект, воспринимаемый субъектом (я человека), предстает в процессе восприятия как находящийся вне субъекта. В восприятии (и в познавательном процессе вообще) природа мира предстает дуальностью субъекта – я и объекта – не я, представления предмета внешним, находящимся вне-я, и внутренним, находящимся в-я, в моем мысленном представлении предмета.

Физиологический механизм перцепции представляет предмет мира для человеческого сознания в форме кода электрических импульсов. Этот код распознается в астральном и ментальном телах (уровнях интегрального тела) человека, формирующих чувственное и мысленное представление человека о предмете восприятия, адекватное степени развитости (воспитанности, образованности, учености, опытности) человека.

Само содержание воспринимаемого предмета есть в человеке изначально, поскольку часть (человек) несет в себе целое (содержание мира). По мере развития человека, расширения его сознания через познание мира (его предметного богатства), предметы мира в восприятии человека предстают все более многосторонне, все более содержательно. В познании нет перекачивания содержания из «внешнего» объекта во «внутренний» субъект, а есть идентификация содержания предмета с помощью нервно-физиологического кода – механизма извлечения потенциального содержания сознания в актуальную форму чувственно созерцаемого предмета.

Возникает новый вопрос. Каким образом содержание мира, присутствующее в человеке имплицитно, в потенциальной форме еще непознанного становятся достоянием актуального содержания сознания человека? Механизмом извлечения человеком содержания сознания из потенциальной формы непознанного в актуальную форму познанного содержания, то есть нового знания в сознании, выступает интуиция. Интуиция представляет собой канал связи ограниченного (актуального содержания) сознания человека с Высшим планом природы мира (в религии – Бог, в науке – информационно-энергетическое поле мира) – источником получения человеком нового знания в познавательном процессе. В трактовке материалистической концепции познания содержание «объективного мира» копируется сознанием из материальных предметов мира, существующих независимо от сознания. Таким образом материализм (монизм) в своём учении удваивает содержание мира на субстанциальное материальное содержание предметов «объективного мира» и субъективное содержание идеальных копий объективных предметов.

«…функциональное определение мышления как действия по форме любой другой вещи ориентирует и структурно-пространственное изучение мыслящей вещи, т.е., в частности, тела мозга. В мыслящей вещи надо выявить и открыть те самые структурные особенности, которые позволяют ей осуществлять свою специфическую функцию, то есть действовать не по схеме собственного устройства, а по схеме устройства и расположения всех других тел, включая сюда и своё собственное тело. … Таково подлинно материалистическое функциональное определение мышления, или его определение как деятельной функции особым образом организованного тела природы, нацеливающее как логику (систему функциональных определений мышления), так и физиологию мозга (систему понятий, отражающих материальную структуру органа, в котором и с помощью которого эта функция осуществляется) на действительно научное исследование проблемы мышления…в человеке мыслит та же самая материя, которая в других случаях (в других “модусах”) только “простирается” в виде камня или любого другого “немыслящего тела”, мышление и в самом деле нельзя отделить от мировой материи и противопоставить ей же самой в виде особого, бестелесного “духа”, оно – ее собственное совершенство»

Здесь Ильенков предельно ясно выразил, что « гениальность решения вопроса об отношении мышления к миру тел в пространстве вне мышления (то есть вне головы человека), сформулированного Спинозой в виде тезиса о том, что “мышление и протяженность – это не две субстанции, а лишь два атрибута одной и той же субстанции“», принципиально неприемлемо в диалектическом понимании в рамках материалистической концепции. Вместо субстанции (мира), которому принадлежат полярные формы его выражения (материя и сознание, мышление) производится материалистически-монистическая подмена на субстанцию-материю (объективный, внешний мир), а мышление оказывается свойством, принадлежащим не миру (действительной субстанции) – оно принадлежит материи. Тем самым утрачивается полярность дух-материя, как форм выражения «третьего» – природы мира. Мышление в одностороннем порядке стало свойством материи (а не мира), и, как бы ни открещивался автор, а последовательно-логическое изложение идеи материализма непременно приведет к вульгарному материализму.

О природе (сущности) отражения

«Такова общеметодологическая позиция, которая позднее позволила Ленину заявить, что в самом фундаменте материи резонно предположить свойство, родственное ощущению, хотя и не тождественное ему, – свойство отражения. Мышление и есть, согласно Ленину, высшая форма развития этого всеобщего и чрезвычайно существенного для материи свойства, то есть атрибута. И если отрицать за материей этот ее атрибут, то она сама будет мыслиться, как выразился бы Спиноза, “несовершенным образом”, или, как писали Энгельс и Ленин, попросту неверно, односторонне-механистически»

Трактовка отражения как атрибута природы мира в концепции материализма приобретает сильно искаженный вид из-за «односторонне-механистического»понимания природы мира материализмом. Критикуя Беркли за субъективный идеализм, материализм сам впадает в «односторонне-механистическое»понимание природы мира. Отражение как атрибут природы мира в концепции материализма оказывается механистически разделен на низшую форму (в природе до человеческого мышления) и высшую – форму мышления – по признаку: материальное отражение и идеальное отражение. В низшей дочеловеческой форме отражение материально, а в человеческой психике – идеально.

Материальное отражение – это антидиалектическое «масло масляное». Сущность отражения (любой его формы) – это воспроизведение субъектом содержания объекта в форме копии, или идеального существования в любом субъекте заимствованного (т.е. не своего, а чужого – принадлежащего объекту), скопированного содержания объекта (части содержания объекта: какого-либо его свойства, характеристики). Идеальность природы отражения (сущность отражения) объясняет почему при отражении, т.е. копировании содержания объекта (оригинала) не происходит удвоения содержания предмета отражения. Причина в том, что отражение выступает разрешением противоречия дуальности предмета, как оригинала и копии.
Разрешается это противоречие тем, что предмет мира, обладая единым своим содержанием, в процессе отражения предстает в полярных формах выражения единого содержания, как и оригинал и копия, как и объект отражения и субъект отражения, как материальный и идеальный. И в оригинале и в копии, и в объкте и в субъекте представлен один и тот же предмет, составляющий содержание отражения, но выраженный в полярных формах оригинал-копия, объект-субъект.
Когда материализм рушит полярность, дуальность, лежащую в основе отражения, то он лишает отражение самой его сущности и производит бессмыслицу материального отражения.
Материалистическое представление автора о соотношении единого и множественного:

«…последовательно материалистический вывод: “…правильное определение какой-либо вещи не заключает в себе и не выражает ничего, кроме природы определяемой вещи. Поэтому-то правильное определение (идея) может быть только одно, в отличие и в противоположность множеству и разнообразию единичных тел той же самой природы. Последние столь же реальны, сколь и единство (тождество) их “природы”, выражаемой определением в “атрибуте мышления” и реальным разнообразием в “атрибуте протяжения”»

Ильенков диалектическую пару «единое-множественное» разрывает и разносит в разнородные сферы по принципу «в огороде бузина, а в Киеве дядька». «Единое» оказывается в сфере мышления, логики (в субъективной логико-понятийной сфере, в “атрибуте мышления”) без «своего другого» – «множественного», а «множественное», напротив, в отрыве от единства пребывает в сфере объективного (внешнем по отношению к мышлению “атрибуте протяжения”) существования.
По автору оказывается, что сфера мышления лишена аспекта множественности, разнообразия, вещи в мышлении лишены единичности, множественности, разнообразия – все это неведомо мышлению. Зато сфера «объективного существования» (“атрибут протяжения”) лишен какого бы то ни было единства населяющих его «единичных тел», обладающих только «множеством и разнообразием». Это воистину выдающееся достижение диалектической мысли!
Ну и, конечно же, только непроходимой тупостью псевдодиалектиков можно объяснить применение ими «плоскоэклектической формулы (часто выдаваемой за диалектику), согласно которой одинаково реально существуют “как единство, так и множество”, “как тождество, так и различие”». Мне кажется, комментарии здесь излишни.

Еще раз в предельно обнаженной форме Ильенков ставит вопрос о радикальной несовместимости позиции монизма (хоть материалистического, хоть идеалистического) с диалектикой:

«Беркли и Юм в своё время тоже атаковали прежде всего понятие субстанции, стараясь объявить его продуктом “нечестивого ума”. Ибо тут действительно неумолимая альтернатива, два полярных и исключающих друг друга решения одного и того же вопроса – вопроса об отношении “мира в сознании” (в частности, в “правильном определении”) к “миру вне сознания” (вне словесного “определения”). Тут уже приходится выбирать: либо природа, включая человека как ее “часть”, должна пониматься по логике “концепции субстанции”, либо ее надо толковать как комплекс моих ощущений»

Монистический подход прямо утверждает: недопустима продиктованная диалектикой дуальность природы мира, недопустимо мир представлять, как субстанцию, полярными формами которой выступают свойства-атрибуты дух-материя, конечное-бесконечное, единое-множественное и т.д. Мир в одностороннем порядке сводится либо к материи (субстанция «объективный мир»), либо к духу, сознанию (субстанция «субъективный мир» Я, или «комплекс ощущений»).
Диалектичность природы мира, полярность духа и материи устраняется материализмом в сведении к односторонней производности сознания, мышления от материи, как свойства, принадлежащего субстанции (материи), а идеализмом, наоборот, материя сводится к субъективному комплексу ощущений. Несовместимость монизма с диалектикой превращает полярность духа и материи в «масло масляное», слияние их либо в тотальной материальности (ибо субстанция-материя), либо в тотальной нематериальности (когда субстанцией объявляют сознание, дух, мышление).
Материализм в изложении автора в структуре субъект-объектного взаимоотношения исключает сходство, частичное тождество психического образа с предметом:

«… внутри себя, в виде представления, мы имеем вовсе не самую вещь и ее собственную форму, а только то внутреннее состояние, которое вызвало в нашем теле (в теле мозга) воздействие внешней вещи.
Поэтому в представлении, которое мы непосредственно имеем о внешнем мире, перепутаны и смешаны две совсем друг на друга не похожие вещи – форма нашего собственного тела и форма тел вне его»

Здесь автор приходит к логической несуразице, объявляя содержанием мысленного представления «не самую вещь» (т.е. не мысленный образ вещи), а«только… внутреннее состояние, которое вызвало… в теле мозга воздействие внешней вещи». По Ильенкову получается, что в ответ на воздействие «внешней вещи» в мышлении мы получаем не психический образ вещи, а нечто совсем другое («внутреннее состояние в теле мозга»), по сути, не имеющее к тождественному выражению содержания вещи прямого отношения. В таком случае ни о каком познании вещи не может идти речи.

По диалектическому дуализму в психическом представлении вещь (предмет мира) предстает как «внешняя» по причине дуальности природы мира (предметного богатства мира), выражающейся в полярных формах представления единой природы мира. В восприятии (и в познании вообще) единый мир (его предметы, вещи) предстает дуальностью формы объекта (кажущегося самосущим «внешнего» предмета) и формы субъекта (психического представления предмета – «внутреннего» предмета). Предмет мира – один. Это ни внешний, объективный, ни внутренний, субъективный предметы. Нет удвоения мира на два содержания («объективного мира» и «субъективного мира»), а есть две полярные формы выражения единого содержания мира: материально-объективная и духовно-субъективная.

Второй вопрос – это степень тождественности, адекватности человеческого знания о мире (предметах мира) в процессе восприятия, в процессе познания. Здесь уже само восприятие предметов мира зависит от уровня наших знаний (степени расширенности нашего сознания) и от нашего состояния (трезвый или пьяный, здоровый или больной и т.д.). Более того, невозможно свести познание (обретение знаний о природе мира, его предметов) к процессу восприятия «внешних» предметов через органы чувств. Это обстоятельство исследуется в «психофизической проблеме», или в предельно острой форме в «психофизиологическом парадоксе». Об этом речь уже шла выше.

Ильенков о мышлении вне человека:

«Единственное “тело”, которое мыслит с необходимостью, заключенной в его особой “природе” (то есть в его специфическом устройстве), – это вовсе не отдельный мозг и даже не целый человек с мозгом, с сердцем и с руками, со всеми анатомическими врождеными ему особенностями. С необходимостью мышлением обладает, по Спинозе, лишь субстанция. Мышление имеет своей необходимой предпосылкой и непременным условием (sine qua non) всю природу в целом»

Теперь все предыдущие рассуждения о «мыслящем теле» человека оказались «забыты». Оказывается, мыслит не человек, а «природа в целом». Конечно, отельным представителям рода человеческого может повезти и случайно (в отличие от природы, обладающей мышлением с необходимостью) они оказываются способными даже мыслить (очевидно, что речь не идет об авторе «Диалектической логики»).

Очередное «достижение» материалистической диалектики основано на разрыве отношения частного и целого. Человек оказался вне сферы мышления, потому что автор приписал мышление «всей природе в целом». Теперь органы чувств оказались уже совсем бесполезны для человеческого мышления (сознания), ибо мышление односторонне принадлежит целому, единому, общему (природе в целом), человеку же нет необходимости в мышлении, в чувственном восприятии предметов мира – все это прерогатива «всей природы в целом». Соответственно поразительно просто разрешился психофизиологический парадокс. В физиологическом механизме восприятия предметов мира нет никакого смысла, ибо восприятие, оказывается не имеет отношения к мышлению. Процесс мышления оказался вне человека в «природе в целом», а чувственное восприятие и рассудок – это иллюзия того, что отдельный человек мыслит сам.

По разделу 3 «Логика и диалектика»

Автор считает, что формальная логика не имеет отношения к критерию истинности в познавательном процессе:

«Так что всякий раз, когда возникает вопрос, подводится данный факт под данное понятие или нет, появление противоречия вовсе не может рассматриваться как показатель верности или неверности суждения. Суждение может оказаться верным именно потому, что противоречие в данном случае разрушаетисходное понятие, обнаруживает его противоречивость, а значит, и ложность…»

В данном суждении Ильенков демонстрирует собственную неправоту. Утверждая, что формально-логическое противоречие «не может рассматриваться как показатель верности или неверности суждения», автор в следующем предложении утверждает прямо противоположное, обнаруживая в своих суждениях формально-логическое противоречие: «появление противоречия…не может рассматриваться как показатель верности или неверности суждения» и «суждение может оказаться верным… потому, что противоречие… обнаруживает… ложность…» Наличие этого формально-логического противоречия свидетельствует о нарушении правил формальной логики, вне которых знание о предмете не может получить адекватного логического выражения.

Т.о., формальная логика имеет отношение к критерию истинности в познавательном процессе. Итог познания предмета требует адекватного (соответствующего правилам логики) логического описания предмета. В противном случае (несоблюдения правил логики) описание предмета окажется искаженным, следовательно, ложным.

Другой вопрос – это исчерпывается ли критерий истинности познания соблюдением правил логики или нет? Ответ очевидный, что судить об истинности предмета только по логической непротиворечивости суждений нельзя:

«Поэтому-то и нельзя бездумно применять критерий общей логики там, где речь идет об опытных суждениях, об актах подведения фактов под определения понятия, об актах конкретизации исходного понятия через данные опыта. Ведь в таких суждениях исходное понятие не просто разъясняется, а пополняется новыми определениями. Тут происходит синтез, присоединение определений, а не анализ, т.е. разъединение уже имеющегося определения на подробности…

Любое эмпирическое понятие всегда находится поэтому под угрозой опровержения со стороны опыта, со стороны первого же попавшегося на глаза факта. Следовательно, суждение чисто эмпирического характера, т.е. такое, где субъектом выступает эмпирически данный, чувственно созерцаемый предмет или объект (например, то же суждение о лебедях), верно и правильно лишь с обязательной оговоркой: “Белы все лебеди, до сих пор побывавшие в поле нашего опыта”. Такое суждение бесспорно, ибо оно и не претендует на отношение к тем единичным вещам того же самого рода, которых мы еще не успели повидать. И дальнейший опыт вправе корректировать наши определения, менять предикаты суждения»

В этих рассуждениях автор ведет речь об ограниченности, недостаточности сферы применения правил формальной логики в полном теоретическом описании предмета. По сути автор перешел границу сферы формальной логики и приводит доводы необходимости применения правил иной, неформальной логики для более сложного описания предмета. Однако сразу же необходимо подчеркивать, что выход логики за сферу границ ее простой формы (формальной логики) не исключает правила формально-логического описания предмета, а превращает их в «снятый», подчиненный элемент более сложной формы логики. Язык формальной логики (и ее правила) входит в структуру «неформальной логики».

Рассматривая проблему научно-теоретических обобщений, автор утверждает (на примере суждения “все тела природы протяжены”), что подобные обобщения априорны, применимы «ко всякому возможному опыту относительно тел природы»:

«Мы почему-то убеждены (а наука придает нашему убеждению характер аподиктического утверждения), что, сколько бы мы ни носились в просторах космоса и как бы глубоко в недра материи ни забрались, мы никогда и нигде не встретим “тела природы”, опровергающего это наше убеждение, – “непротяженного тела”.

Почему? Потому что непротяженных тел в природе быть не может? Отвечать так, полагает Кант, было бы неосмотрительно. Тут мы можем сказать только следующее: если даже в составе бесконечного универсума такие удивительные тела и существуют, то они, во всяком случае, в поле нашего зрения, в поле нашего опыта попасть никогда не смогут. А если и смогут, то и они будут восприняты нами как протяженные или же вообще никак не будут восприняты. Так уж устроены наши органы восприятия, что способны воспринимать вещи только под формой пространства, только как протяженные и продолжающиеся (под формой времени)»

Кант считал, что утверждать подобное человек не имеет оснований («отвечать так, полагает Кант, было бы неосмотрительно»). Автор считает, что положительное утверждение имеет основание: «так уж устроены наши органы восприятия, что способны воспринимать вещи только…как протяженные и продолжающиеся…».

Ильенков неправ, поскольку опыт в познавательном процессе, он свел к одной форме чувственного восприятия, встав тем самым на позиции позитивизма, признающего источником познания исключительно научно-эмпирический опыт. Познание включает помимо эмпирического (базирующегося на чувственном восприятии) также и логико-теоретическое восприятие познаваемого предмета. В логико-теоретическом восприятии и описании познаваемого предмета источником нового знания о предмете выступает уже не чувственное, а сверхчувственное восприятие – интуиция ученого, философа, художника. Сочетание чувственного и сверхчувственного восприятия дает теоретическое описание, познание предмета сверх рамок, признаваемых позитивизмом. В итоге еще в начале 20-го века в описание предмета квантовой механики – элементарной частицы – вошло научно-теоретическое обобщение, описывающее природу элементарной частицы-фотона, как кванта.

Квант выступает пределом делимости протяженности и длительности пространства-времени мира. Для составления протяженности необходимо более одного кванта. Аналогично и время имеет предел делимости на отрезки, имеющие характеристику длительности. Квантом времени выступает настоящее, не имеющее длительности, поскольку длительность включает в свою структуру прошлое и будущее, которые и проявляют себя за счет разделения длящегося на полярность прошлого и будущего. Наименьший отрезок длительности (квант времени) и есть настоящее, разрезающее любую длительность на прошлое-будущее, т.е. сам квант оказывается лишенным длительности.

Строго говоря, в рамках диалектического описания природы мира, квант не имеет протяженности и длительности и, вместе с тем, обладает ими. Квант содержит в себе противоречие дискретности (отдельности) и синкретности (непрерывности). В чувственном восприятии протяженность и длительность даны как непрерывность, синкретность. Теоретические выводы о квантованности пространства протяженности и квантованности времени невозможно вывести из чувственного восприятия, ибо «так уж устроены наши органы восприятия, что способны воспринимать вещи только под формой пространства, только как протяженные и продолжающиеся (под формой времени)» . Или как заявляет В.Н. Леонович в «Концепции физической модели квантовой гравитации»: «Субъективное восприятие формируется суммарным квантовым воздействием, воспринимаемым через посредство цепочки физических сенсоров (чувствительных механизмов-датчиков), а это означает, что субъективное восприятие всегда является результатом статистического усредненного воздействия. Таким образом, квантовая структура и квантовое устройство мира – это объективные реалии, а наше статистическое восприятие в формате классической геометрии – это субъективно воспринимаемый, реальный, но только эффективный мир, который, де факто, допускает не адекватное (ошибочное) субъективное восприятие».

Кант (и Ильенков) разрывает диалектическое взаимоотношение синтеза и анализа:

«В центре внимания…проблема так называемых синтетических действий интеллекта, т.е. действий, посредством которых достигается новое знание, а не просто разъясняется уже имеющееся в голове представление. Понимая под синтезом вообще “присоединение различных представлений друг к другу и понимание их многообразия в едином акте познания”, Кант тем самым придал синтезу роль и значение фундаментальной операции мышления, по существу и по времени предшествующей всякому анализу. Если анализ сводится к процессу разложения готовых представлений и понятий, то синтез как раз и выступает в качестве акта производства новых понятий. В самом деле, говорит Кант, где рассудок ничего раньше не соединил, там ему нечего также и разлагать, поэтому “наши представления должны быть уже даны раньше всякого анализа их и ни одно понятие не может по содержанию возникнуть аналитически”»

В определении Кантом анализа («анализ сводится к процессу разложения готовых представлений и понятий») безосновательно утверждается наличие в мышлении «готовых представлений и понятий». Откуда готовые понятия берутся в интеллекте, мышлении? Готовые понятия – не врожденные слагаемые ума. Они либо формируются интеллектом из эмпирического материала, предоставляемого уму, интеллекту, мышлению через чувственное восприятие предметов мира, либо принимаются умом одного человека (ученика) из ума другого человека (учителя). Но учитель, также, либо сам формирует из эмпирического опыта«готовые понятия», либо заимствует их у своего учителя. В обоих случаях изначально «готовых понятий» в уме нет. Т.о., в интеллекте, мышлении нет изначально «готовых понятий» – источника для логического анализа. Мы имеем классический пример – что первично: яйцо или курица, кто кого порождает?

Можно пытаться перенести источник анализа в сферу эмпирического: там де пребывает единичное, частное, разрозненное, а вот в сфере интеллекта господствует логический синтез, который де открывает в познавательном процессе новое знание (а эмпирическое единичное, частное, разобщенное непостижимым образом из сферы чувственно-конкретного образа восприятия переносится в сферу абстрактно-логического мышления, интеллекта в форме «готового понятия», разложенного в логическом анализе на составные части, из которых интеллект с помощью синтеза лепит уже «новые понятия» с неведомо откуда взявшимся новым содержанием ).

Рассмотрим взаимоотношение синтеза и анализа с позиции диалектического метода исследования. В познавательном процессе синтез и анализ взаимно порождают, производят друг друга. Одностороннее сведение анализа к следствию синтеза (как итогу разложения синтетического, целого, единого на множественные составляющие части) лишает синтез своей основы. Ведь, в свою очередь, синтез есть ни что иное как сложение, обобщение частного, множественного (того, что есть итог анализа) в единое, цельное, обобщенное, интегрированное, синтетическое. Как анализу неоткуда браться, кроме как из «своего другого» – синтеза – через разложение синтетического, так и синтезу неоткуда браться, кроме как из «своего другого» – анализа – из полученных в анализе множественных составляющих частей познаваемых предметов мира.

Источник нового знания – это не синтез (инструмент из сферы логического) и вообще не интеллект сам по себе. В диалектическом взаимоотношении анализа и синтеза в сфере интеллекта само по себе принципиально новое знание родиться не может. Ни синтез, ни анализ (ни индукция, ни дедукция) сами по себе не добывают новое знание о предметах мира. Источником нового знания выступает содержание природы мира. Содержание мира присутствует во всей полноте в любом предмете мира (в человеке в том числе). В сознании человека (и в познании) содержание мира представлено в актуальной форме уже известного (познанного) содержания, или знания, и в полярной форме потенциального, т.е. еще неизвестного (непознанного) содержания, или неведения (запущенная форма – невежество).

Источник нового знания (понимаемый как инструмент познания) – это интуиция человека. Именно интуиция (или канал связи человека с еще непознанным знанием) переводит новое знание из формы непознанного, потенциального в форму доступную интеллекту и чувственному восприятию. В процессе работы интуиции ранее недоступное (потенциальное для познающего человека) содержание мира становится достоянием сферы чувственного восприятия (воображение, чувственно-конкретные образы синкретного художественного постижения мира) и сферы абстрактно-логического интеллектуального постижения мира. Через интуицию новое содержание попадает в познавательный процесс и тогда результатом диалектического взаимодействия анализа и синтеза действительно могут стать новые представления, понятия, новое интеллектуальное знание в сфере интеллекта.

Работа интеллекта с материалом, поставляемым интуицией, строится по правилам (законам) своей абстрактно-логической сферы: по законам формальной, диалектической и специальной логики. Логика (во всех своих разновидностях) выступает обязательным правилом работы интеллекта с содержанием мира (с доступным, усвоенным в познании знанием и знанием еще только постигаемым). Нарушение интеллектом (рассудком, умом познавателя, ученого) законов логики приводит к искажению результатов познания, неадекватности (ложности) наших представлений о природе мира. И в этом смысле (обеспечения адекватного перевода содержания мира в абстрактно-логическую форму знания) можно говорить о соблюдении правил логики (и формальной, и диалектической, и специальной), как критерия истинности знания (в его абстрактно-логической форме).

Из этого положения следует: а) в научном и философском познании следует применять логику, как метод исследования, познания мира (что соблюдается и это банальность); б) логику необходимо изучать, совершенствовать как теорию, имеющую своим предметом правила мышления, необходимые для адекватного выражения в познании содержание мира в сфере интеллекта. Вывод б) чрезвычайно актуален, поскольку, несмотря на долгую историю развития логики, применение на практике ее раздела – диалектической логики – мягко говоря, оставляет желать лучшего. Причины я вижу две. Во-первых, сама по себе диалектика непроста в применении. Во-вторых, господство до сего времени формально-логического способа мышления. Заключенного, прежде всего, в правиле запрета противоречия: либо то, либо иное – третье (и то, и иное; с одной стороны, с другой стороны) исключено. Ну и признание диалектики как раздела логики – само по себе в настоящее время дискуссионно.

Разделение вплоть до разрыва Кантом сферы логики и сферы «эмпирических наук»:

«Основоположником такого понимания логики (как универсальных форм познавательной деятельности субъекта в индивидуальном сознании) Кант не без основания считает Аристотеля… Кант, однако, упрекает Аристотеля в том, что тот, …не удовольствовавшись выяснением логической функции категорий, приписал им еще и “метафизическое значение”, объявив их не только логическими, т.е. теоретико-познавательными, схемами деятельности ума, но и всеобщими формами бытия, всеобщими определениями мира вещей самих по себе, то бишь “гипостазировал” чистейшие логические схемы в виде метафизики, в виде универсальной теории объективности как таковой… и, таким образом, превратил логику в метафизику, в онтологию»

У Канта получается, что логика, будучи наукой, изучающей формы (правила, схемы деятельности ума) мышления, не имеет отношения к наукам, имеющим дело с эмпирией (изучающим «объективный мир»). Однако, любая наука имеет своим языком категории, понятия из сферы логики и оперирует в своем познании суждениями по правилам логики. Т.е. эмпирическая наука не имеет иного средства выражения своего предмета кроме, как язык логики и правила логики. Следовательно, логика имеет весьма прямое отношение к сфере «эмпирических наук», к онтологии. Вне средств логики никакая наука не может существовать. Таким образом, прав Аристотель, относящий логику и к собственной сфере мышления (законы, правила мышления, как предмет логики), и к сфере онтологии (логика как метод, средство, инструмент познавательный у частных наук, изучающих мир «сам по себе»). Знание конкретных наук выражается не иначе, как через облечение их содержания в абстрактно-логическую форму понятий, категорий, суждений, заключений из сферы логики.

«Согласно Канту, категории – чисто логические формы, схемы деятельности интеллекта, связующего данные чувственного опыта (восприятий) в форме понятия, теоретического (объективного) суждения. Сами по себе категории пусты, и попытка использовать их не в качестве логических форм обобщения эмпирических данных, а как-то иначе ведет лишь к пустословию, к чисто вербальным словопрениям. Эту мысль Кант выражает на свой манер, утверждая, что категории ни в коем случае нельзя понимать, как абстрактные определения вещей самих по себе, как они существуют вне сознания людей, за пределами опыта. Они всеобщим (абстрактно-всеобщим) образом характеризуют лишь мыслимый предмет, т.е. внешний мир, как и каким мы его необходимо мыслим, как и каким он предстает в сознании после преломления его через призму наших органов чувств и форм мышления. Посему трансцендентальная логика истины – и есть логика, и только логика, только учение о мышлении. Ее понятия (категории) абсолютно ничего не говорят нам о том, как обстоят дела в мире вне опыта, есть ли там, в мире “трансцендентного”, внеопытного, причинность, необходимость и случай, качественные и количественные различия, разница вероятности и неизбежности наступления событий и т.д. и т.п. Этот вопрос Кант не считает возможным решить. Однако в том мире, какой дан нам в опыте, дело обстоит именно так, как рисует логика, а большего науке и не нужно».

Вновь имеет место разрыв субъект-объектного отношения на «вещи в мышлении» и «вещи самой по себе» (знаменитая «вещь в себе»). У человека нет иного способа не только знать что-либо о предмете, но даже судить о некоей «вещи в себе», кроме как посредством ума, мышления. «Вещь в себе» – это наглядный образчик «пустословия, чисто вербальных словопрений», ибо это чистый домысел, вымысел, следствие разрыва субъект-объектного отношения. В процессе познания знания о вещи, предмете приобретаются человеком в процессе субъект-объектного взаимоотношения. В этих взаимоотношениях в познании рождается знание о предмете, вещи. Вещь выступает здесь объектом – «вещью для нас». Вне познания нет никакой непостижимой «вещи в себе», есть вещь просто вне процесса познания. Вне познания вещь является не непостижимой «вещью в себе», а непознанной вещью, которая станет постижимой «вещью для нас», когда мы вступим в субъект-объектное отношение с вещью в процессе познания.

Логика, как инструмент, вне которого познание предмета принципиально невозможно в сфере науки (в отличие от сферы искусства, где используется не только абстрактно-логическая форма мышления), ни в коей мере не сводится к «только логике» (явно подразумевается под логикой теория мышления: ее правила, подразделения на формальную, диалектическую, специальные виды логики). Содержательная сторона эмпирического знания в науке выражается в логических формах тех же понятий, категорий, суждений. Только предметом логики здесь выступают не сами логические формы («только логика»), а содержательная сторона наук, выражаемая средствами логики. Логика, имеющая своим предметом изучение своих собственных форм (понятий, категорий, суждений и т.д.), своих правил, законов, – это теория логики. Логика, имеющая своим предметом выражение своими логическими средствами содержания наук – это логика в статусе научного метода, методология научного знания.

«Критика чистого разума» строится Кантом на трактовке логической сферы мышления

с позиций формальной логики, налагающей запрет на противоречие в суждениях:

«В состояние логического противоречия (антиномии) рассудок попадает таким отбразом: …при попытке произвести полный синтез всех теоретических понятий и суждений, сделанных на базе протекшего опыта, сразу же обнаруживается, что и сам уже протекший опыт был внутри себя антиномичен, если, конечно, брать его в целом, а не только тот или иной произвольно ограниченный его аспект или фрагмент, где, разумеется, противоречия избежать можно. И антиномичен протекший опыт уже потому, что он заключает в себе обобщения и суждения, синтезированные по схемам не только разных, но и прямо противоположных категорий.

В инструментарии рассудка, как показала трансцендентальная логика, имеются пары взаимно противоположных категорий, т.е. взаимно противонаправленных схем действий мышления. Например, существует не только категория тождества, нацеливающая интеллект на отыскание одинаковых, инвариантных определений в разных объектах, но и полярная ей категория различия, нацеливающая как раз на обратную операцию – на отыскание различий и вариаций в объектах, по видимости тождественных. Рядом с понятием необходимости имеется понятие случая и т.д. и т.п. Каждая категория имеет противоположную себе и несоединимую с нею без нарушения запрета противоречия категорию. … И любое явление, данное в опыте, всегда можно осмыслить при помощи как одной, так и другой, прямо противоположной ей категориальной схемы. … Тут два взаимно несовместимых и никогда не совпадающих друг с другом направления поиска, два пути исследования одного и того же факта. …

Таким образом, относительно любого предмета или объекта во Вселенной всегда могут быть высказаны две взаимоисключающие точки зрения, намечены два несходящихся пути исследования, а потому и развиты две теории, две концепции, каждая из которых создана в абсолютном согласии со всеми требованиями логики, как и со всеми относящимися к делу фактами (данными опыта), и которые тем не менее или, вернее, именно благодаря этому не могут быть связаны воедино в составе одной теории без того, чтобы внутри нее не сохранилось и не воспроизвелось то же самое логическое противоречие. И трагедия рассудка состоит в том, что он сам, взятый в целом, имманентно противоречив, содержа категории, каждая из которых столь же правомерна, сколь и другая, а сфера их применимости в рамках опыта не ограничена ничем, т.е. столь же широка, как и сам опыт.

Поэтому всегда, и раньше, и теперь, и впредь, по поводу любого объекта неизбежно должны возникать и развиваться две (в пределе, конечно) взаимно противоположные теории, каждая из которых высказывает вполне логичную претензию на роль всеобщей, на справедливость по отношению ко всему опыту в целом.

Антиномии можно было бы ликвидировать только одним-единственным путем: выбросив из логики ровно половину ее законных категориальных схем синтеза, в каждой паре одну категорию объявить законной и правильной, а другую запретить для пользования в арсенале науки. Прежняя метафизика так и делала. Она, например, объявляла случайность чисто субъективным понятием, характеристикой нашего незнания причин явлений и тем самым превращала необходимость в единственно объективную категориальную схему суждения, что вело к признанию фатальной неизбежности любого, самого мельчайшего и нелепого факта и фактика».

Вывод Канта: изгнание противоречия из логики ведет к утверждению законной, правильной только одной категории из полярной пары. Это есть антидиалектический метод познания.

Историческое основание монистического подхода в философии – это «метафизический метод мышления»:

«Именно поэтому-то Гегель несколько позднее и назвал указанный метод мышления метафизическим. Он и в самом деле был характерен для прежней – докантовской метафизики, избавлявшей себя от внутренних противоречий за счет простого игнорирования ровно половины всех законных категорий мышления… Но при этом сразу же вырастает и требует решения роковой вопрос, а какую именно категорию из полярной пары предпочесть и сохранить и какую выбросить на свалку, объявить “субъективной иллюзией”? Здесь, показывает Кант, никакого объективного основания для выбора нет и быть не может. Решает чистый произвол, индивидуальная склонность. И потому обе метафизические системы равно оправданны (и та и другая проводит равно универсальный принцип) и равно субъективны, так как каждая из них отрицает противоположный ей объективный принцип».

Так и поступает монизм, следуя своей сути. В обнаженном виде монизм открыто «выбрасывает на свалку»: материю в субьективном идеализме; дух, сознание в вульгарном материализме. Видимостью диалектического взаимоотношения духа и материи монизм прикрывается в формах объективного идеализма и диалектического материализма.

Источник антиномий Кант (и Ильенков?) видят не в ограниченности формальной логики, а неадекватности логики вообще «вещи самой по себе»:

«Прежняя метафизика упрямо старалась организовать сферу разума на основе закона тождества и запрета противоречия в определениях. Задача принципиально невыполнимая. Ибо если категории рассматриваются как необходимо присущие некоторому субъекту всеобщие предикаты, то таким субъектом должна быть вещь сама по себе. Но категории, рассматриваемые как предикаты одного и того же субъекта суждения, оказываются противоречащими друг другу, и создается парадоксальная ситуация. И тогда суждение подпадает под запрет противоречия, который в кантовской редакции звучит так: “Ни одной вещи не присущ предикат, противоречащий ей…” Стало быть, если я определяю вещь самое по себе, через одну категорию, то я уже не имею права, не нарушая запрета, приписывать ей определения противоположной категории.

Вывод Канта таков: достаточно строгий анализ любой теории, претендующей на безусловно полный синтез всех определений (всех предикатов одной и той же вещи самой по себе), на безусловную справедливость своих утверждений, всегда обнаружит в ее составе более или менее искусно замаскированные антиномии».

Этот запрет формально-логического противоречия снимается переходом в логическом описании вещи с уровня формальной логики на уровень диалектической логики. Отсылка к природе «вещи самой по себе» (“Ни одной вещи не присущ предикат, противоречащий ей…”) противоречит даже логике самого Канта. Сам Кант утверждает, что «вещь сама по себе» находится вне сферы мышления, вне сферы логики. Но в таком случае о каком предикате, «противоречащем вещи», можно рассуждать, когда «предикат» находится в сфере логики, а «вещь сама по себе» – вне этой сферы? Вновь можно сказать, что подобные «пустословия»порождаются разрывом субъект-объектного отношения на «вещь в мышлении» и «вещь саму по себе». Субъект («вещь в мышлении») остался вне противоположения со «своим другим» – объектом («вещь-объект»). И тут же объявила себя непостижимая «вещь сама по себе».

«Вещь-объект» – это кажущаяся вне нас (в объективном мире) вещь (предмет, представляющий в познании мир), которую субъект познает и в итоге познания знает (в той мере, в какой процесс познания перевел потенциальное содержание вещи в актуальное, в наше знание вещи), а «вещь сама по себе» – это предмет пустословия, схоластики, ибо она вне восприятия, вне мышления, вне процесса познавания.

По разделу 4 «Принцип построения логики»

«…понятие такой же объект научного изучения, как и любой другой предмет. Тем более что любой другой предмет мы знаем научно лишь постольку, поскольку он выражен в понятии, и никак иначе. Значит, определить понятие и определить предмет – выражения абсолютно тождественны».

Казалось бы, наконец-то, диалектический метод восторжествовал. Предмет логики диалектически рассматривается и как сфера науки, эмпирии(«предмет мы знаем научно лишь постольку, поскольку он выражен в понятии, и никак иначе»), и как сфера мышления (само «понятие…- объект… изучения»). Обе сферы применения логики принадлежат одному их хозяину (две стороны одной медали) – логике. Однако выводы из этого диалектического утверждения Фихте, по мнению Ильенкова, делает далекие от диалектики:

«Поэтому исходным принципом науки о науке у Фихте и выступает не противоположность вещи и сознания, объекта и его понятия, а противоположность внутри самого Я. Из двух разных, ничего общего не имеющих между собою дуалистически разрозненных половин не создашь единой, целостной системы. Нужен не дуализм, а монизм, не два исходных принципа, а лишь один. Ибо, где два разных изначальных принципа, там две разные науки, которые никогда не сольются в одну».

Автор утверждает от имени Фихте, что вещь и сознание, объект и его понятие (субъект) являются«двумя разными ничего общего не имеющими между собою дуалистически разрозненными половинами», на основе которых «не создашь единой, целостной системы». И снять этот дуализм можно переместив противоположность субъекта и объекта из двух сфер, соответственно, сознания и вещи (объективного мира), в одну сферу сознания, Я:

«Фихте и толкует предмет и его понятие как две различные формы существования одного и того же Я, как результат саморазличения Я в себе самом. То, что кажется Канту предметом или “вещью в себе” (объектом понятия), есть на самом деле продукт бессознательной, нерефлектирующей деятельности Я, поскольку оно продуцирует силою воображения чувственно созерцаемый образ вещи. Понятие – продукт той же самой деятельности, но протекающей с сознанием хода и смысла собственных действий».

Монистам приходится проявлять изрядную изобретательность, изворотливость, чтобы поставить с ног на голову диалектическое взаимоотношение противоположностей с целью оправдания своего монистического подхода к описанию мироздания. Субъект-объектное взаимоотношение «вещи и сознания, объекта и его понятия» , в процессе познания выступающее диалектическим взаимоотношением полярных форм, выражающих одно и то же содержание предмета познания, объявляется дуализмом «двух разных, ничего общего не имеющих между собою… разрозненных половин». Если бы был прав Фихте и объект и субъект действительно не имели бы ничего общего, то познание просто было бы невозможно. Попытка подменить диалектику монизмом в данном случае приводит к агностицизму. Заталкивание полярностей субъекта-объекта в одну сферу Я (сознания) – это попытка избежать дуальности отношения вещи вне сознания (объект) и вещи в сознании (субъект), понимаемой антидиалектически (не как две формы выражения одного и того же содержания, а как «два исходных принципа»).

«Поэтому изначальное тождество понятия и предмета, точнее, законов, по которым построен чувственно созерцаемый мир, и законов, по которым строится мыслимый мир, мир понятий, заключено уже в тождестве их субъекта, их происхождения. Я сначала продуцирует силою воображения некоторый продукт, а затем начинает его рассматривать как нечто отличное от самого себя, как объект понятия, как не-Я. На самом же деле под видом не-Я оно по-прежнему имеет дело лишь с самим собой, рассматривает самое себя как бы со стороны, как в зеркале, как вне себя находящийся объект.

…Только с такой точки зрения обретает рациональный смысл операция сопоставления понятия с его предметом. Фихте показывает, что ничем не опосредствованная противоположность между вещью самой по себе и ее понятием (дуализм) как раз и приводит Канта к полнейшему дуализму и внутри самого понятия, внутри системы понятий».

Показательно, что попытка избежать дуализма (понимаемого как существование в мире двух субстанций) средствами монизма (утверждение субстанцией мира либо материи, либо духа, сознания) вновь порождает дуализм. Кант во избежание дуализма признает действительной только сферу субъективного, сферу мышления. Объективное по Канту – это ни что иное, как непостижимая «вещь в себе». Отрицая в качестве действительной сферу объективного (ибо мы не имеем оснований о ней судить, ведь она находится по ту сторону действительного мышления), Кант порождает дуализм, поскольку признает, что «вещь в себе» все же имеет право на существование (хотя и непостижима для мышления).

Фихте устраняет дуализм Канта, заявляя, что никакого внешнего, объективного мира нет. Субъект-объектное отношение принадлежит не мышлению и материальным («объективный мир») предметам, а это отношение Я и не-Я в сфере самого мышления, исключительно в сознании. В субъективном идеализме субстанция-сознание поглощает «своё другое» – объективный мир, и тем самым рушит полярность духа-материи, внешнего-внутреннего. Теперь сознание не противоположно материи, объективному миру. Дух, сознание больше не субъективны (ибо больше нет полярных им материи, объективного мира: всё поглощено сознанием) – они оказались самим миром, единой субстанцией, а материя – это фикция, игра мышления.

Однако, отказ от дуальности мира, представленного объективной сферой «вещи» и субъективной сферой мышления, сознания этой «вещи» в пользу признания действительности только субъективной сферы мышления, сознания, на самом деле не освобождает мир от дуальности. Сфера мышления, сознания, «чистой субъективности», объявленная Фихте свободной от дуальности, точно также (как дуальный мир «вещи» и «мыслимой вещи»), проявляет дуальность своей природы, как только мы вводим в эту сферу отношение субъекта и объекта. «Чистая субъективность» тут же оказывается подверженной дуализму субъекта и объекта, когда единое Я мы рассматривем как полярную пару субъекта и объекта: Я (в активной ипостаси воспринимающего, исследующего субъекта) и не-Я (или Я в ипостаси пассивного, исследуемого объекта). Рефлексирующее сознание и выступает дуальной, полярной парой Я и не-Я.

В соответствии с диалектическим методом сознание (Я) предстает в процессе рефлексии дуальностью: Я-субъект, идеальное, которое переходит в «своё другое» – в Я-объект, или не-Я, – материальный предмет познания, восприятия, отражения. Включаясь в структуру диалектического отношения полярной пары противоположностей (Я и не-Я) в процессе рефлексии, сознание обнаруживает дуальность своей природы: как объекта и субъекта, как копии (идеальное, отраженное) и оригинала (материальное, отражаемое), или в противоположном отношении идеального оригинала – эйдоса, ноумена и материально-феноменальной копии – эмпирически данной вещи.

Диалектическое рассмотрение природы сознания показывает, как противоположности меняются местами, переходят в «свое другое», при каких условиях идеальное может оказаться оригиналом, а материальное – копией, а в другом отношении они меняются статусами и при этом противоположность материального-идеального не будет устранена, а сохранится отношение полярности.

По разделу 5 «Диалектика как логика»

«Однако для логики как науки здесь возникает фундаментальная трудность. Если логические принципы допустимо сопоставлять только с логичным мышлением, то исчезает какая бы то ни была возможность проверить, а правильны ли они сами? Само собой, понятно, что эти принципы всегда будут согласовываться с тем мышлением, которое заранее согласовано с ними. Но ведь такое положение и означает, что логические принципы согласуются лишь сами с собой, со своим собственным воплощением в эмпирических актах мышления. Для теории в данном случае создается весьма щекотливое положение. Логика имеет в виду только логически безупречное мышление, а логически неправильное мышление не довод против ее схем. Но логически безупречным она соглашается считать только такое мышление, которое в точности подтверждает ее собственные представления о мышлении, а любое уклонение от ее правил расценивает как факт, находящийся за рамками ее предмета, и потому рассматривает только как “ошибку”, которую надо “исправить”».

Рассуждение автора одностороннее, недиалектичное. Допуская, что в индивидуальном мышлении может присутствовать «нелогичное мышление», противоречащее правилам «логичного мышления», автор, в то же время, исключает то обстоятельство, что само «логичное мышление» исторически возникло из того же индивидуального мышления (только представителями индивидуального мышления были не профаны, а корифеи: Кант, Фихте, Гегель и т.д.), имевшего дело с эмпирией («логические принципы согласуются лишь сами с собой», а не с эмпирией).

В разрешении вопроса «Если логические принципы допустимо сопоставлять только с логичным мышлением, то исчезает какая бы то ни была возможность проверить, а правильны ли они сами?» ответ нужно искать в несколько иной плоскости. Это по сути вопрос о критерии истинности любого знания вообще (логические принципы – лишь частный случай).

Если для ученика (или ученого, работающего в отрасли знания далекой от рассматриваемого научного предмета) критерием истинности усваимого знания является адекватность усвоения готового знания, даваемого учителем (для ученого: знания, признанного в научной отрасли, к которой относится рассматриваемый научный предмет), то для нового знания, еще не вошедшего в научные достижения человечества, истинность знания проверяется соответствием знания эмпирии на практике.

Отсюда следует, что «логически неправильное мышление» совершенно правомерно проверять на соответствие с «готовым, устоявшимся знанием» – «допустимо сопоставлять только с логичным мышлением». Но, когда на сцену выходит представитель индивидуального мышления, способный сказать новое слово в науке логики, то здесь уже критерием истины будет выступать не старое здание логики, с ее признанными правилами, а сама практика (непосредственно через соответствие прорывного нового знания эмпирии, через практическое применение нового знания). Так было, когда при недостаточности формальной логики пришла диалектическая логика. Так будет и в дальнейшем развитии, как теории логики, так и в развитии всего человеческого знания о мире.

Ильенков приводит весьма показательный пример приложения диалектического метода к «основному вопросу философии», демонстрируя, что, допуская вторичность, производность мышления от материи, и оставаясь при этом на позициях диалектики, мы непреложно обязаны утверждать обратную зависимость, производность материи от мышления, духа:

«…поступки человека, а стало быть, и результаты этих поступков, вещи, которые ими создаются, не только можно, но и нужно рассматривать какпроявления его мышления, как акты опредмечивания его мысли, замыслов, планов, сознательных намерений. Гегель с самого начала требует исследовать мышление во всех формах его реализации. Мышление обнаруживает свою силу и деятельную энергию вовсе не только в говорении, но и во всем грандиозном процессе созидания культуры, всего предметного тела человеческой цивилизации, всего “неорганического тела человека” (Маркс), включая сюда орудия труда и статуи, мастерские и храмы, фабрики и государственные канцелярии, политические организации и системы законодательства.

Именно на этом основании Гегель и обретает право рассматривать внутри логики объективные определения вещей вне сознания , вне психики человеческого индивида, причем во всей их независимости от этой психики. Ничего мистического или идеалистическою здесь пока нет: имеются в виду формы (“определения”) вещей, созданных деятельностью мыслящего человека. Иными словами, формы его мышления, воплощенные в естественно-природном материале, “положенные” в него человеческой деятельностью. Так, дом выглядит как воплощенный в камне замысел архитектора, машина – как выполненная в металле мысль инженера и т.п., а все колоссальное предметное тело цивилизации – как “мышление в его инобытии”, в его чувственно-предметном воплощении »

В описанном взаимоотношении материального «объективного мира» («орудия труда и статуи, мастерские и храмы, фабрики и государственные канцелярии») и мышления («замысел архитектора», «мысль инженера») мышление диалектически переходит в «своё другое» – в оригинал, задуманный проект, который копируется в сооруженном доме («как воплощенный в камне»), в изготовленной машине (по «мысли инженера»).

Здесь воплощенные в камне, в металле замыслы архитекторов, мысли инженеров, получают существование содержания дома, машины в идеальной форме, заимствованное из мысли инженера, замысла архитектора. Материальные дом, машина диалектически перешли в «своё другое», приобрели статус идеального, копии, заимствованного содержания из мышления инженера, архитектора, взятого в статусе оригинала-проекта для его воплощения в любом количестве копий этого оригинала – в домах, машинах, «орудиях труда и статуях, мастерских и храмах, фабриахи и государственных канцеляриях». И в этом обращении в «своё другое» нет «ничего мистического», ибо материя и дух, мышление выступают не двумя субстанциями, а всего лишь полярными формами выражения содержания одной субстанции – Мира, которому они принадлежат как атрибутивные свойства.

С позиций монизма рассмотрение воплощения замыслов человека-творца, переводящего содержание мысли в “неорганическое тело человека”, предстает переворотом всей системы монизма с варианта материалистического монизма (субстанция – материя) в вариант идеалистического монизма (субстанция оказалась теперь уже идеальной: дух, мышление творит, производит свое свойство – “неорганическое тело человека”; сознание первично, базисно, а материя“неорганическое тело человека” – вторично, производно, продукт сознания). Весь порок монизма заключен в подмене субстанции: вместо субстанции-мира, субстанцией объявляется одно из полярных свойсв мира, форм выражения природы мира – либо материя, либо сознание.

Ильенков дуализирует мышление на две формы. Мышление как деятельность, или «форма внешней действительности» и мышление в форме «сознательного мышления»:

«Форма мышления как таковая выступает перед нами только в ходе мышления о самом же мышлении, только в логике. Но прежде чем человек начнет мыслить о мышлении, он уже должен мыслить, еще не отдавая себе отчета в тех логических схемах и категориях, в рамках которых протекает процесс его мышления, однако уже воплощая их в виде конкретных мыслей и понятий науки, техники, нравственности и пр. Мышление, таким образом, реализуется вначале как деятельность во всем многообразии своих внешних проявлений. Форма мышления тут еще “погружена” в материал конкретных мыслей, чувственных образов и представлений, “снята” в них и потому противостоит сознательному мышлению как форма внешней действительности. Иными словами, мышление и формы мышления вначале выглядят для мыслящего существа вовсе не формами его собственной деятельности (его “самости” – das Selbst), создающей некоторый продукт, а формами самого продукта: конкретного знания, образов и понятий, созерцания и представления, формами орудий труда, машин, государств и т.д. и т.п., а также формами осознанных целей, желаний, хотений и пр. Прямо себя мышление “увидеть” не может иначе чем в зеркале собственных творений, в зеркале внешнего мира, каким мы его знаем благодаря деятельности мышления».

Сперва, как деятельность в «форме внешней действительности», мышление проявляет себя «формами самого продукта: конкретного знания, образов и понятий, созерцания и представления, формами орудий труда, машин…» и уже затем мышление обнаруживает себя в своей собственной форме«сознательного мышления».

Если отбросить словесную эквилибристику автора и обнажить суть его рассуждений в привязке к «основному вопросу философии», то откроется следующая картина. Природа вне человека материальна. Человеческое мышление идеально, принадлежит сознанию. Та часть природы, которая получила преобразование под воздействием мышления как деятельности («Мышление… реализуется вначале как деятельность»), – преобразуется в «неорганическое тело человека» и меняет статус с материальной природы на идеальную природу, ибо является формой мышления («Форма мышления тут еще “погружена” в материал конкретных мыслей…”снята” в них и потому противостоит сознательному мышлению как форма внешней действительности»).

В рассуждениях Ильенкова есть диалектический смысл перехода противоположностей друг в друга, перемена местами при сохранении отношения полярности, но этот смысл прямо опровергает базовую установку материалистического монизма об односторонней зависимости, безусловной производности сознания от материи и никак наоборот. Диалектик в Ильенкове разрушает материалистическую установку, что принуждает автора идти на словесные ухищрения для прикрытия антагонизма диалектики и монизма-материализма.

О соотношении в психическом (понимаемом как субъективная сфера человека) чувственно-созерцательного и абстрактно-логического.

« Мышление в широком смысле слова, как деятельность, изменяющая образы внешнего мира вообще, выраженные в словах (а не слова сами по себе), мышление, как способность, создающая знание в любых формах, в том числе в форме созерцаемых образов, и “проникающая” в них, а отнюдь не только субъективно-психический акт обращения со словами, и есть предмет логики – науки о мышлении

Мышление “выступает сначала не в форме мысли, а в форме чувства, созерцания, представления – в формах, которые должно отличать от мышления как формы“. Форма мышления как таковая выступает перед нами только в ходе мышления о самом же мышлении, только в логике.

…за специфическую форму понятия старая логика приняла форму абстрактного тождества, абстрактной всеобщности. Поэтому только старая логика и смогла возвести закон тождества и запрет противоречия в определениях в ранг абсолютных основоположений, критериев формы мышления вообще…

Для Гегеля в понятии раскрывается подлинная природа вещи, а не только ее сходство с другими вещами, и в нем должна поэтому находить своё выражение не только абстрактная общность (это лишь один момент понятия, роднящий его с представлением), а и особенность его объекта. Вот почему формой понятия оказывается диалектическое единство всеобщности и особенности, которое и раскрывается через разнообразные формы суждения и заключения, а в суждении выступает наружу. Неудивительно, что любое суждение ломает форму абстрактного тождества, представляет собою ее самоочевиднейшееотрицание…

Гегель четко отличает всеобщность, диалектически заключающую в себе, в своих определениях также и все богатство особенного и единичного, от простой абстрактной общности, одинаковости всех единичных объектов данного рода…

Центральным понятием логики Гегеля поэтому и является конкретно-всеобщее, и его отличие от простой абстрактной всеобщности».

Рассматривая мышление в структуре психического, Ильенков мышление понимает «в широком смысле слова» и включает в природу мышления, как собственно мысли, так и «чувства, созерцания, представления», т.е. чувственное восприятие, чувственные образы психики человека.

Такая трактовка природы мышления не вполне корректна. Возьмем мышление и чувственное восприятие в психическом как диалектическую пару. Их взаимоотношение в психическом процессе можно рассмотреть в три этапа.

На первом этапе мышление имеет чувственный образ созерцания как предмет мира, данный мышлению в статусе объекта мыслительной деятельности. Мышление подвергает цельный конкретный чувственный образ процедуре абстрагирования логическими средствами, разлагает цельность и конкретность чувственного образа на частные, отдельные абстрактно-логические элементы в процессе логического анализа.

Затем на втором этапе мышление подвергает логические элементы, полученные в анализе конкретного чувственного образа, процедуре логического синтеза. Результатом логического синтеза выступает воссоздание конкретности предмета мира (содержавшейся в чувственной форме образа предмета в созерцании) теперь уже средствами логического рационального мышления. Мы имеем логическую реконструкцию конкретного предмета в мышлении.

На третьем этапе образу предмета в психике человека возвращается качество цельности и конкретности формы чувственного выражения предмета мира. На третьем этапе логические элементы мышления, которые привязаны к отдельным сторонам чувственного образа предмета мира (привязка осуществилась в процессе абстрактно-логического анализа чувственного образа, когда каждое отдельное свойство, сторона чувственного образа получила обозначение логическим элементом), воссоздают в психике цельный конкретный чувственный образ предмета (представление о предмете).

Пройденный трехэтапный процесс диалектического взаимодействия чувственного и логического в сфере психики делает первичный чувственный образ восприятия предмета вторичным чувственным образом предмета, являющимся достоянием психики – содержанием памяти в виде чувственных представлений предметов мира.

Наличие содержательно богатой памяти в психике человека обусловливает возможность формирования в психике стереотипов поведения. Стереотип строится на конструировании психикой запрограммированной чувственно-образной картинки «внешнего мира», когда предметы мира расставляются памятью человека по отведенным им стереотипом местам и человек быстро ориентируется в знакомом пространстве без растрачивания психической энергии на трехэтапный процесс распознавания «внешнего мира». Оборотная сторона стереотипов поведения – это так называемый «замыленный глаз», не видящий за привычной стереотипной картинкой пространства нужного предмета, сменившего привычное место в пространстве. Человек смотрит на предмет, но не видит его, т.к. память ему демонстрирует привычный стереотип, а реальная расстановка предметов в пространстве изменилась: привычное место предмета в картинке стереотипа пусто, новое место предмета в стереотип еще не вошло.

Еще одной оборотной стороной в целом весьма ценной памяти является психический феномен достраивания чувственного образа предметов мира в процессе их восприятия психикой человека. Это своего рода фантазирование психики основывается на свойстве психики под названием «здравый рассудок». Рассудок, опираясь на базу данных памяти, сопоставляет образ восприятия действительности с наличным опытом и конструирует опосредованные мышлением чувственные образы воспринимаемых предметов мира в соответствии со «здравым смыслом». Рассудок стремится выстроить чувственный образ предмета в соответствии с наличным опытом как «правдоподобный чувственный образ». В арсенале физиологии человека есть специальные средства, демонстрирующие в экспериментальной форме это явление домысливания, достраивания чувственного образа предмета в соответствии с наличным опытом. В психологии соответствие образа здравому смыслу относится к классу явлений психического, известному как воображение. Пассивное воображение – его образы возникают спонтанно, помимо воли и желания человека и репродуктивное воображение – ставится задача воспроизвести реальность в том виде, какова она есть, хотя и здесь также присутствует элемент фантазии.

«Гегель хочет сделать субъективное сознание мышления о себе самом тождественным его предмету – всеобщим и необходимым (объективным) формам и законам всеобщего (а не индивидуального) мышления. Это и значит, что в логике как высший принцип должен быть проведен принцип тождества субъективного и объективного, т.е. что подлинные формы и законы мышления должны быть изображены в логике точно, адекватно и правильно. Ничего большего принцип тождества субъекта и объекта не означает. Ибо и объектом, и субъектом в логике является одно и то же мышление…

Отстаивая объективность логических форм, Гегель, разумеется, на голову выше (и ближе к материализму) всех тех, кто до сих пор упрекает его в “гипостазировании” логических форм, чтобы отстоять свою версию тождества мысли и предмета как чисто конвенциональный принцип, как принцип тождества знака и обозначаемого, понятия и того, что в нем мыслится»

Представление тождества субъективного и объективного, понимание «объективности логических форм» у Ильенкова (при изложении идей Гегеля) принимает форму гипостазирования, ибо за объективными формами мышления у Ильенкова скрывается опредмечивание логических форм в придании статуса объективных логических форм мышления орудиям труда, машинам, зданиям (мышление проявляет себя «формами самого продукта: формами орудий труда, машин…»).

Отношение мысли к предметам мира как тождество, соответствие мысли предмету на основании конвенционального принципа, как тождества знака и обозначаемого, понятия и того, что в нем мыслится в приведенном контексте корректным будет выражать не через конвенциональный принцип, а принцип изоморфизма знака и обозначаемого, понимаемого как их тождество формальное, сводящееся к отношению взаимно однозначного соответствия знака обозначаемому. Признание понятия и того, что в нем мыслится, как тождества на основании принципа изоморфизма знака и обозначаемого принципиально верно. Абстрактно-логическое понятие в своей противоположности конкретности предмета, выражаемого в чувственных образах психики, выступает отношением знака к обозначаемому (предмету, данному мышлению в психике в форме конкретно-чувственного образа).

Критика Ильенковым рассмотрения отношения понятия и предмета им обозначаемого, как тождества знака и обозначаемого, строится на том основании, что такое тождество чисто формальное, отвлеченное от содержательного, качественного соответствия понятия предмету. В мышлении же, трактуемом Ильенковым расширительно, как сфера собственной формы мышления (логики) и формы чувственного восприятия, тождество с предметами мира включает качественный, содержательный аспект. Однако, можно утверждать, что принцип изоморфизма знака и обозначаемого в приложении к отношению логического понятия и предмета мира не исключает качественного тождества предмета и его психического образа.

Рассмотрим мысленное логическое описание предметов мира с позиции диалектики. С одной стороны, в одном отношении мысли к предмету, как знака к обозначаемому, мы имеем формальное соответствие знака и предмета. С другой же стороны, в другом отношении мысли к предмету, к его качественной, содержательной природе, выражаемой в психическом образе предмета – образе, вызываемом в психике субъекта мыслью из памяти, мы имеем чувственное качественное, содержательное представление о предмете мира, неразрывно связанное с мышлением, побуждающем, производящем качественное отображение предмета в чувственном представлении.

Если встать на точку зрения, выражаемую от имени Гегеля Ильенковым, то, с одной стороны, мы получаем опредмечивание (гипостазирование) логической формы мышления в «объективности логических форм» – в технике, орудиях труда, зданиях. А, с другой стороны, в тождестве мышления и мыслимого предмета в точке зрения Ильенкова отрицается специфика мышления как абстрактного знаково-понятийного выражения природы предмета.

Суть мышления, понимаемого диалектически, как противоположность чувственному, в том, что мышление противостоит чувственному конкретному и синкретному образу, как абстрактное (выделенное, отвлеченное от содержательной конкретности в чувственном), обозначающее содержательность чувственного логическими элементами (терминами, понятиями, категориями), выражаемое в языке аналогами логических элементов – словесными обозначениями.

И в то же время, мышление состоит в единстве с чувственным, поскольку в психическом образе предмета мира чувственное представление предмета порождается мысленной конструкцией предмета абстрактно-логическими средствами (понятиями, категориями). Мышление, понимаемое как интегративный процесс психики, включает собственную специфику понятийного и выступает в этом отношении мышлением абстрактно-логическим. В отношении же к порождаемым абстрактно-логическим мышлением чувственным представлениям предмета мира мы имеем уже эйдетическое мышление посредством чувственных образов. В таком интегративном понимании мышления выражена диалектика чувственно-образного и абстрактно-логического в природе мышления. Здесь сохраняется и полярность чувственного и логического, и их единство в целостной интегративной природе мышления.

Абстрактно-логическая суть мышления утрачивается в позиции Ильенкова, в его требовании не знакового изоморфного соответствия элементов логики предмету, а содержательно-качественного тождества. Между тем, как было показано выше, само качественное тождество психического образа предмету мира не исключает непосредственно в сфере логического мышления принцип изоморфизма логического по отношению к предметам мира. Отрицание же знакового механизма соответствия абстрактной мысли предмету превращает язык, слово в «пустой звук», ибо знаковое соответствие, изоморфизм не имеет никакого отношения (по Ильенкову) к мышлению и человек, таким образом, лишен средства общения, обмена мыслями с помощью языка, слова, речи, письменности. Всё это оказалось за бортом мышления, не имеющего никакого отношения к знаковому соответствию с предметами.

Видимо Ильенков полагает, что человек, мыслящий не абстрактно-логическими понятиями-обозначениями предметов, а мыслящий чувственными качественно-содержательными образами, общается не с помощью формально-знакового языка (именно благодаря знаковой природе элементов логики и языка в их изоморфном отношении к предметам мира и возможно существование множества языков, включая иной по носителю язык глухонемых, при единой природе мышления), а исключительно телепатически.

По логике Ильенкова между мышлением и словом обнаруживается пропасть: слово по своей сути – знак, а мышление противоположно знаковой форме – оно заключено в субъективную форму чувственного («Мышление выступает сначала… в форме чувства, созерцания, представления») и объективную форму опредмеченности (техники, орудий труда, зданий и т.п.) – форму «неорганического тела человека».

Предмет логики и сфера её применения.

«Гегель…вводит одно из своих важнейших различий между мышлением “самим по себе” (“an sich”), которое и составляет предмет, объект исследования в логике, и мышлением “для себя” (“für sich selbst”), т.е. мышлением, которое уже осознало схемы, принципы, формы и законы своей собственной работы и действует вполне сознательно в согласии с ними, отдавая себе полный и ясный отчет в том, что и как оно делает. Логика и есть сознание, выражение через понятия и категории, тех законов и форм, в согласии с которыми протекает процесс мышления “самого по себе” (“аn sich”). В логике оно и становится для себя самого предметом …

…предметом логики не могут быть лишь те формы, которые уже осознаны, уже заключаются в наличном сознании (в учебниках логики и метафизики).Готовыми эти формы ни брать, ни подвергать классификации нельзя. Их надо выявить в самом же ходе рассуждения о них, в ходе самого мышления о мышлении…

Если…логика – наука, то она должна представлять собой критически-систематическое исследование, не берущее на веру ни одного определения, не проверенного мышлением. В таком исследовании критика форм мышления, известных сознательному мышлению, возможна и мыслима только каксамокритика. Схемы, правила, формы, принципы и законы этого мышления подвергаются здесь критике не путем их сравнения с каким-то вне их лежащим предметом, а исключительно путем выявления той диалектики, которая в них же самих заключена и обнаруживается тотчас же, как только мы вообще начинаем мыслить, отдавая себе строгий и полный отчет в том, что и как мы при этом делаем».

Все рассуждения о предмете логики, приведенные автором на нескольких страницах «Диалектической логики», можно свести к диалектическому утверждению: изучение схем, правил, форм, принципов и законов мышления самого по себе является предметом логики в статусе науки логики (теория логики); применение же логики в отношении «онтологических» наук (наук, изучающих мир сам по себе), использующих в качестве своего инструментария логические формы (понятийный, категориальный аппарат) является предметом логики в статусе методологии наук, предоставляющим наукам их логический аппарат, который разрабатывается в сфере логического, но уже усилиями самих наук.

Таким образом, сфера логики обширна – она охватывает и философию, где предметом логики выступают сфера собственно мышления и сфера методологии, как раздела философии, для «онтологических» наук, и сами «онтологические» науки, где предмет логики составляет методологию наук, методологический инструментарий, вне которого немыслимо развитие научного знания и сами же науки развивают этот инструментарий.

О соотношении индивидуального и надиндивидуального в науке логике, объективном и субъективном в логике.

«Объективно противостоящий индивиду мир духовной и материальной культуры, мир понятий науки, техники и нравственности и есть опредмеченное – реализованное в продукте – мышление человечества. А индивиду надо его распредметить, воспроизвести и присвоить те способы деятельности, которые там реализованы. В этом и состоит образование. В образованном сознании категории действительно выступают в виде активных форм деятельности мышления, форм переработки материала чувственных впечатлений в форму понятия»

Гегель в трактовке автора диалектически противопоставляет индивидуальное и надиндивидуальное в логике, как соотношение логики в индивидуально-субъективной форме мышления человеческого индивида и логики в форме надындивидуального человеческого сознания, имеющего своим предметом и продуктом науку логику (в объективной форме надындивидуального научного знания). «Гегель хочет сделать субъективное сознание мышления о себе самомтождественным его предмету – всеобщим и необходимым (объективным) формам и законам всеобщего (а не индивидуального) мышления». Достижение тождественности «субъективного сознания» человеческого индивида «всеобщим и необходимым (объективным) формам и законам всеобщего (а не индивидуального) мышления» (науки логики) имеет хорошо известный механизм – «образование», изучение и усвоение накопленного человечеством научного знания, индивидуальное овладевание наукой логики. Далее Гегель уточняет, что сам научный опыт – это только ступенька для дальнейшего развития науки. Научный опыт вне дальнейшего развития науки – мертв, не служит образцом, ориентиром для «субъективного сознания» человеческого индивида.

По разделу 6

«Еще раз о принципе построения логики. Идеализм или материализм?»

«Как и всякий материалист, Фейербах борется против дуалистического противопоставления мышления бытию в качестве исходного принципа философии. … Фейербах имел в виду не только дуализм в той чистой форме, в какой он представлен Кантом, но и философию Фихте, Шеллинга и Гегеля, т.е. систематически проведенную попытку преодолеть дуализм “справа”, в форме идеалистического монизма. Однако Фейербах старается показать, что преодоление дуализма в данном случае неизбежно остается фиктивным, формальным, словесным… …между мышлением и бытием вне мышления по-прежнему зияет ничем не заполненная пропасть. Видимость решения проблемы достигается здесь только тем, что вместо действительного бытия повсюду подставляется мыслимое бытие, т.е. бытие в том виде, в каком оно уже выражено в мышлении. Поэтому под грандиозно глубокомысленной конструкцией гегелевской философии скрывается на самом деле пустая тавтология: мы мыслим окружающий мир так и таким, как и каким мы его мыслим»

Блестящий пример исходной порочности, логической абсурдности принципа монизма, данный философом-монистом. То, в чем обвиняет монист-материалист Фейербах монистов-идеалистов Фихте, Шеллинга, Гегеля (применительно к Гегелю аргумент справедлив лишь отчасти), ровно в той же мере относится к позиции материализма, только в зеркальном отражении. Материализм в решении «основного вопроса философии» продвинулся ничуть не дальше идеализма. «Масло масляное» в материалистическом подходе к «основному вопросу философии» выражается в формуле: сознание является свойством материи, следовательно принадлежит материи, как свойства вещей принадлежат вещам, а не являются вне и независимо от вещей существующими. Следовательно, будучи принадлежащим материи, сознание является единым по природе со своей субстанцией, то есть – материальным. Если же материализм пытается откреститься от своего последовательно логичного детища – вульгарного материализма, то мы получим логическую бессмыслицу, абсурдное утверждение. В таком случае сознание находится вне материи и абсолютно лишено какого бы то ни было смысла, поскольку вне материи-субстанции ничего не существует, что и подтверждает материалистический логический «шедевр»: мышление противостоит бытию. Бытие – это существование, которому диалектически противостоит небытие, или ничто (несуществующее). Мышление, противостоящее бытию и есть ничто, фиктивная, пустая категория по логике решения «основного вопроса философии» материализмом. Мышление – небытие, пустой эпифеномен при материальном бытии.

То, что материализм под бытием понимает материальное существование и отказывает в равноправном бытии противоположности материи – духу, мышлению (таким образом утверждая материалистический монизм), видно из материалистической гносеологии, где сознание выступает бессодержательным ничто, заимствующим содержание у материи в процессе отражения. Поскольку же содержание принадлежит материи, то и само мышление – материально, либо пустая фикция.

«Фейербах считает, что только таким путем (в “медицинском аспекте человека”) основной вопрос философии ставится на твёрдую почву фактов и здесь, естественно, решается в пользу материализма. Мышление есть деятельная функция живого мозга, от материи мозга неотделимая. И если имеется в виду материя мозга, то вообще нелепо спрашивать, как мышление “связано” с ней, как одно соединяется и “опосредствуется” с другим, ибо тут попросту нет “одного” и “другого”, а есть одно и то же: реальное бытие живого мозга и есть мышление, а реальное мышление есть бытие живого мозга. Этот факт, выраженный в философских категориях, раскрывается как “непосредственное единство души и тела, которое не допускает никакого промежуточного звена между материальной и имматериальной сущностью, никакого различения или противопоставления их…”».

В этом отрывке Фейербах показан автором как последовательный бескомпромиссный вульгарный материалист. Фейербах утверждает, что «мышление есть деятельная функция живого мозга, в котором мы имеем …”непосредственное единство души и тела, которое не допускает …между материальной и имматериальной сущностью, никакого различения или противопоставления их…”». Поскольку не требует доказательства признание материализмом природы мозга как безусловно материального, то признание мышления деятельной функцией живого мозга без какого бы то ни было

«Различения или противопоставления их», однозначно объявляет мышление одной природы с мозгом, то есть – материальным. Чистейшей воды вульгарный материализм.

Ильенков, прикрывая коллегу по философской партии, приписывает Фейербаху идею, с которой сам Фейербах бескомпромиссно боролся:

«…логика борьбы против дуализма и спиритуализма прямо заставляет Фейербаха высказать, по существу, диалектическое положение, признать, что живой мыслящий мозг является таким “предметом”, в котором оказываются непосредственно тождественными противоположности: мышление и чувственно-предметное бытие, мыслящее и мыслимое, идеальное и реальное, духовное и материальное, субъективное и объективное. Мыслящий мозг такой своеобразный “предмет”, который в философских категориях может быть правильно выражен только через непосредственное отождествление взаимоисключающих определений, через тезис, заключающий в своем составе единство противоположных категорий»

В этом утверждении Ильенкова мозг выступает таким предметом, которому диалектически принадлежат противоположности «духовное и материальное, субъективное и объективное». Что означает у Ильенкова «диалектическое положение»? Это означает, что поскольку одному предмету (мозгу) принадлежат «взаимоисключающие определения», то этот предмет по своей природе не сводится ни к первому, ни к противоположному определению (мозг ни материальное, ни духовное, ни субъективное, ни объективное), но он (предмет, или мозг) обладает дуальной природой (он одновременно и материальное, и духовное, и субъективное, и объективное). Ильенков, сам себе не отдавая отчета, отошел от материалистической позиции и утвердил дуалистическую позицию, чем оказал последовательному материалисту Фейербаху медвежью услугу.

У философов-материалистов советской закалки для меня просто необъяснимо потрясающе развито чувство партийности философии. Партийный принцип сведения мира к одной его стороне, к аспекту материальности (мир есть материя) ослепляет советских философов до такой степени, что в «основном вопросе философии» они становятся невосприимчивыми к элементарным правилам логики. У Ильенкова в одном предложении вопреки правилам формальной логики преспокойно уместились два формально противоречивых утверждения:

«Именно потому, что мышление есть материальный процесс, материальная деятельность материального органа, направленная на материальные же объекты, продукты этой деятельности (мысли) можно соотносить, сравнивать и сопоставлять с “вещами в себе”, с вещами вне мышления, что и делает каждый человек на каждом шагу без помощи опосредствующей деятельности бога или абсолютного духа»

Начинает Ильенков сугубо по партийному – все на свете материально: «Именно потому, что мышление есть материальный процесс, материальная деятельность материального органа, направленная на материальные же объекты…». Следовательно, материальны и продукты материальной деятельности – мысли.

Второе утверждение из этого же предложения: «…продукты этой деятельности (мысли) можно соотносить, сравнивать и сопоставлять с “вещами в себе”, с вещами вне мышления». В этом утверждении заявлено о соотнесении, сравнении и сопоставлении «вещей в себе» с вещами какими? И кто сопоставляет?

Ответ на первый вопрос подразумевает «вещи в мышлении». Теперь мы получаем два ряда материальных вещей: в мышлении и вне мышления. Материалистическое «масло масляное». Устранив противоположность материального и духовного, Ильенков получил удвоение вещей в мире: один комплект в объективных «вещах в себе» и второй комплект в субъективных «вещах в мышлении». Таким образом, слепо заявляя принцип материалистического монизма – мир есть материя (а следовательно: «мышление есть материальный процесс, материальная деятельность материального органа, направленная на материальные же объекты»), в итоге автор получает дуалистическое удвоение мира на “вещи в себе” и «вещи в мышлении».

По второму вопросу: кто сопоставляет? Психология ответит – это мыслящий рассудок в идеальной психической сфере сознания. Ильенков ответит – это мыслящее человеческое тело. Ну а по логике первой части процитированного предложения (мышление есть материальный процесс, материальная деятельность материального органа) не вызывает сомнения, что мыслящее человеческое тело материально. Видимо материальное мыслящее тело человека и сопоставит материальную «вещь в себе» с материальной же «вещью в мышлении».

«…нелепо задавать вопрос, в каком особом отношении система логических определений находится к чувственно данному миру, к миру в созерцании и представлении. Логическая система и есть не что иное, как выражение определенности чувственно созерцаемого мира. Мнимым, фиктивным оказывается и вопрос об отношении логики к метафизике. Нет такого отношения, ибо логика и метафизика суть непосредственно одно и то же. Универсальные определения мира в мышлении (логические определения, категории) суть не что иное, как выражение абстрактно-универсальной определенности вещей, данных в созерцании. И потому именно, что и мышление, и созерцание имеют дело с одним и тем же реальным миром».

Нелеп по мнению автора вопрос об «особом отношении» логической сферы к чувственной сфере, в которых человеку дан мир. Это «особое отношение» есть отношение диалектическое. Логическое и чувственное – есть полярные формы (абстрактное, символическое и конкретное качественно-содержательное), в которых мир дан человеку в его психике. Эти формы взаимно обусловливают друг друга, переходят в «свое другое» при сохранении отношения полярности. В мышлении логическое опосредовано чувственным. Логическое абстрагирует свои конструкты категорий, понятий из сферы конкретно-чувственного, а, в свою очередь, собственные логические построения облекаются «плотью» в конкретно-чувственных представлениях психики, её памяти.

Теперь о мнимости вопроса «об отношении логики к метафизике». В настоящее время Наукой под предметом метафизики времен немецкой классической философии понимается онтология – наука (скорее комплекс наук) о мире «самом по себе». По мнению автора «логика и метафизика суть непосредственноодно и то же». Однако, предметом онтологии Наука считает мир сам по себе, познание природы мира в статусе независимого от сознания, мышления, от субъекта – «объективного мира». Предметом же логики выступают законы абстракно-логического мышления, выступающего по отношению к «объективному миру» его противоположностью – субъектом, исследующим «объективный мир». Если же Ильенков прав в своём утверждении, то субъект и объект (предмет логики и предмет онтологии) суть «непосредственно одно и то же» и онтология (по-старому – метафизика) оказывается «мнимой, фиктивной» наукой – у неё нет своего предмета, ибо всё, что исследует онтология составляет предмет логики.

«С материалистической точки зрения… логические формы и закономерности суть не что иное, как осознанные универсальные формы и закономерности бытия, реального, чувственно данного человеку мира. …фейербаховская трактовка взаимоотношения мышления и бытия остается верной и бесспорной для любого материалиста, в том числе и для марксиста»

Вновь «шедевр» марксистской мысли – «взаимоотношения мышления и бытия». Теперь в новом ракурсе. Природой «бытия, реального…мира» объявляются«логические формы и закономерности». Более того, логические формы и закономерности настолько принадлежат реальному миру, что мышление, оказывается, изначально к ним не имеет отношения: «…они являются производными, выведенными, а не первоначальными мыслительными формами… Так называемые логические формы (первоначальные мыслительные) суть только абстрактные элементарнейшие формы речи; но речь – это не мышление, иначе величайшие болтуны должны были бы быть величайшими мыслителями».

Приведенные рассуждения еще объяснимы для объективного идеалиста Гегеля (Ильенков переиначивает идеи Гегеля), но для философа, именующего себя материалистом, они просто нелепы, то есть материалистически последовательны.

Итак, автор объявляет мышление дважды производным: сперва от бытия реального мира, откуда мышление черпает «логические формы и закономерности», затем от чувственного восприятия, в котором человеку дан мир. Далее, и слово изреченное не имеет отношения к мышлению, ибо «речь – это не мышление».

Что же мы имеем в итоге? Имеем логически последовательное развертывание «шедевра» марксистской мысли о мышлении вне бытия. Бытие (материальный, объективный мир) есть всё, а мышление (субъективный, идеальный мир) есть ничто.

По разделу 7

«О диалектико-материалистической критике объективного идеализма»

Ильенков оценивает доводы Гегеля и признает словесно-знаковую природу (форму) главного элемента мышления – понятия:

«Именно знание, доставшееся ему (человеку) в ходе образования сразу же в форме понятий, т.е. в форме словесно-знакового выражения, является для него и началом (исходным пунктом) его специфической деятельности, и концом, специфической ее целью»

Тем самым автор впадает в формально-логическое противоречие со своим утверждением в предыдущем разделе своего труда «Диалектическая логика», в котором он утверждал, что «…речь – это не мышление, иначе величайшие болтуны должны были бы быть величайшими мыслителями». Речь есть словесно-знаковое выражение понятия – сущностного элемента мышления. Это автор подтверждает в разделе 7, но отрицает («речь – это не мышление», понятие имеет не словесно-знаковую природу) в предыдущих разделах своего труда.

Да, болтуны не имеют отношения к «величайшим мыслителям», но не потому, что «речь – это не мышление». Речь, язык имеют прямое отношение к мышлению. Они – формы выражения мыслей. Но содержательная сторона природы мышления не определяется одной лишь формой её выражения (языком). Другие аспекты мышления – это интеллектуальный уровень, багаж знаний, развитость интуиции и т.д. и т.п. мыслящего человека. «Болтуны», следует полагать, обладают не только способностью выражать мысли в словах речи, но и обладают все же самими мыслями, хоть и не такими глубокими, как у подлинных мыслителей. Иначе формула «речь – это не мышление» превращает болтунов из людей в животных, копирующих речь (попугаи и т.д.).

«Для него (профессионала-теоретика) знание, накопленное человечеством и притом зафиксированное в словесно-знаковой форме, выступает одновременно и как исходный пункт, и как цель его специальной работы. Его личное участие в процессе производства и накопления знания и заключается в том, чтобы приплюсовать к исходному понятию (к полученному им в ходе образования знанию) новые определения. Практика же – вне и независимо от него совершающийся процесс созидания вещей и сами вещи – его интересует главным образом как процесс овеществления и проверки теоретических выкладок, как процесс воплощения понятия, как фаза логического процесса. На практику теоретик неизбежно смотрит так, как смотрит драматург на спектакль, поставленный по его пьесе: его интересует, естественно, вопрос, насколько точно и полно воплощен его замысел, его идея и какие уточнения он должен внести в свой текст, чтобы на сцене этот замысел получил еще более адекватное воплощение…

Естественно, что с такой точки зрения понятие и начинает казаться “саморазвивающейся субстанцией”, “автоматически действующим субъектом”, “субъектом-субстанцией всех своих изменений”, всех своих “метаморфоз” …

Если фиксировать формы, которые расширяющееся, возрастающее знание попеременно принимает в своем кругообороте, то получаются такие определения: наука (накопленное знание) есть слова (“язык науки”); наука есть вещи, созданные на основе знания, – опредмеченная сила знания. Знание становится здесь субъектом некоторого процесса, в котором оно, постоянно меняя словесную форму на предметно-вещественную, изменяет свою величину, свои масштабы, отталкивает себя как прибавленное знание от себя самого как исходного знания, “саморазвивается”. Ибо движение, в котором оно присоединяет к себе новое знание, есть его собственное движение, следовательно, его возрастание есть самовозрастание, самоуглубление, саморазвитие. Оно получило магическую способность творить знание в силу того, что само оно есть знание».

Это, по мнению автора, переложение им идей Гегеля. Что Ильенков приписывает Гегелю? Проводя аналогию с марксовой схемой движения стоимости (Т-Д-Т и Д-Т-Д), Ильенков не вскрывает источник нового знания, аналогичный источнику прибавочной стоимости. В марксовой теории движения стоимости таким источником выступает труд. Ильенков обходит стороной вопрос: что в процессе получения «прибавочного знания» имеет статус труда из теории стоимости? В изложении Ильенкова у Гегеля процесс движения знания с приращением нового знания предстает феноменологическим описанием, демонстрирующим внешнюю сторону процесса познания, но не объясняющим механизм приращения знания, источник нового знания.

Источником нового знания выступает творческий процесс познания, реализуемый человеком-ученым, его (ученого) научная деятельность (труд в теории Маркса), основанная на применении научного опыта (старого знания), интеллектуальных и интуитивных способностей ученого. Результатом процесса выступает новое знание, пополняющее общечеловеческое знание – содержание науки.

Ильенков переводит рассмотрение процесса производства нового знания в плоскость отдаленную от источника этого знания. Автор рассматривает процесс движения знания в опосредовании знания практическим его применением по формуле знание – дело – знание (З-Д-З). Эта плоскость рассмотрения, хотя и имеет отношение к движению знания, но весьма далека от источника его выработки – научного творчества ученого.

Воодушевленный политэкономией Маркса, Ильенков переносит процесс выработки нового знания из собственной сферы познания в сферу практического применения знания и там полагает источник нового знания – вне субъекта познания. Попытка объявить источник знания вне сферы его нахождения, вне субъекта науки – в области объективированного знания (в понятийно-словесной форме архивированного знания науки или в сфере опредмечивания знаний прикладной науки – «опредмеченная сила знания») – наделяет мистической силой эту внешнюю форму знания ( «Знание становится здесь субъектом некоторого процесса, в котором оно, постоянно меняя словесную форму на предметно-вещественную, изменяет свою величину, свои масштабы, отталкивает себя как прибавленное знание от себя самого как исходного знания, “саморазвивается”» ).

Неудивительно, что в такой трактовке знание «получило магическую способность творить знание в силу того, что само оно есть знание». Автор приписывает Гегелю открытие мистической способность знания порождать новое знание «в силу того, что само оно есть знание». Ничего не скажешь, получили очередной «шедевр мысли». Вопрос только от кого: от Гегеля или все же от Ильенкова?

По разделу 8 «Материалистическое понимание мышления»

«Идеальное – субъективный образ объективной реальности, т.е. отражение внешнего мира в формах деятельности человека, в формах его сознания и воли. Идеальное есть не индивидуально-психологический, тем более не физиологический факт, а факт общественно-исторический, продукт и форма духовного производства. Оно существует в многообразных формах общественного сознания и воли человека как субъекта общественного производства материальной и духовной жизни».

Идеальное – отражение внешнего мира в формах деятельности человека. Каким образом формы деятельности человека являются субъективным образом объективной реальности? Что такое формы деятельности человека? Мыслительная деятельность – форма деятельности человека? Практическая деятельность (на работе, на отдыхе, в спорте и т.д.) – форма деятельности человека? Если подразумевается положительный ответ на вопросы о деятельности, то возникает следующий вопрос: деятельность человека и её формы, кроме мыслительной деятельности, материальны? Казалось бы, для материалиста ответ очевиден. Но у Ильенкова формы деятельности человека идеальны, если их рассматривать в качестве отражения объективной реальности. В этом случае формы деятельности человека субъективны и образны. Идеальными оказались не только «форма общественного сознания», но и «формы деятельности человека» вообще. Зато противоположна ситуация с индивидуальной психикой человека.

А что же человеческая индивидуальная психика, какова ее природа? Природа психики как индивидуально-психологического факта («факт» здесь – признание реального существования психики у индивидуального человека) – вовсе не идеальное. По материализму, что не идеальное, то материальное. То есть форма«индивидуально-психологической» деятельности человека оказалась материальной.

Ильенкову удалось выйти за пределы материалистического решения «основного вопроса философии», что несовместимо с концепцией материализма

Далее. «Идеальное есть…факт общественно-исторический». Оно – принадлежность «…человека как субъекта общественного производства материальной и духовной жизни».

Идеальное выносится за пределы человека индивидуального, за пределы личности во внешние отношения. Следовательно, и мышление, сознание, воля выносятся (отчуждаются) вовне человека в общественные отношения. Человек-индивидуальность оказывается пустым сосудом, в который «фасуются» порции общественно сформированного мышления, сознания, воли. Прямо по материалистической формуле «бытие (общественно-историческое) определяет сознание (человека-винтика)».

«Материализм… (позволяет) …понять, что идеальное как общественно-определенная форма деятельности человека, создающей предмет той или иной формы, рождается и существует не в голове, а с помощью головы в реальной предметной деятельности человека как действительного агента общественного производства».

Продолжение нелепости с точки зрения материализма. При помощи головы человека «в реальной предметной деятельности человека» (т.е. во внешнем, объективном мире) «идеальное… рождается и существует». Соблюдая правила элементарной логики, здесь мы обязаны констатировать, что нечто при помощи головы человека порождает идеальное во внешнем, объективном мире, или идеальное принадлежит объективному миру, а голова человека – средство порождения идеального во внешнем мире.

«Идеальное как форма деятельности общественного человека существует там, где происходит, по выражению Гегеля, процесс “снятия внешности”, т.е. процесс превращения тела природы в предмет деятельности человека, в предмет труда, а затем в продукт труда. То же самое можно выразить и по-другому: форма внешней вещи, вовлеченной в процесс труда, “снимается” в субъективной форме предметной деятельности; последняя же предметно фиксируется в субъекте в виде механизмов высшей нервной деятельности. А затем обратная очередь тех же метаморфоз – словесно выраженное представление превращается в дело, а через дело – в форму внешней, чувственно созерцаемой вещи, в вещь. Эти два встречных ряда метаморфоз реально замкнуты на цикл: вещь дело – слово – дело – вещь. В постоянно возобновляющемся циклическом движении только и существует идеальное, идеальный образ вещи».

Идеальное здесь порождается только в сфере трудовой деятельности человека по схеме:

Тело природы (вещь) превращается в предмет трудовой деятельности, а затем в продукт труда, или форма вещи посредством трудового процесса преобразуется всубъективную форму предметной деятельности (совершенно загадочное понятие), которая предметно фиксируется в субъекте в виде механизмов высшей нервной деятельности (вновь совершенно загадочное выражение). Под приведенной автором схемой непонятно что подразумевается. Но, если принять такие объяснения природы идеального, за осмысленные, то получается интересная картина. Во-первых, за пределами сферы трудовой деятельности нет ничего идеального, то есть там торжествует вульгарный материализм (все материально). Во-вторых, даже принимая идею трудовой природы идеального, мы получаем ситуацию: когда человек вне сферы трудовых отношений воспринимает девственную природу, то он должен мысленно вовлечь внешние предметы в схему трудовой деятельности (например, мысленно срубить дерево, превратить его в предмет труда, обработать до готового продукта труда) и тогда человек получит идеальный образ внешнего предмета в своем сознании.

Если же мы не будем притягивать за уши политэкономию Маркса в качестве последнего объяснительного основания природы идеального, то результат будет существенно иным. Как я уже выше кратко определял природу идеального, её сущность – это отражение. Сфера идеального не только мышление, психика, взятые в их аспекте отражения (мышление, психика ни в коем случае не сводятся только к отражению), но это свойство отражения, присущее любому предмету мира. Сюда относятся и приведенные Марксом общественные отношение, товарно-денежные отношения. Взаимодействие любых предметов мира сопровождаются моментом отражения одним предметом свойств, природы другого предмета.

Идеальное, как природа, сущность отражения, есть воспроизведение свойств одного предмета на базе материального субстрата другого предмета в процессе их взаимодействия. Идеальное есть отношение выражения одним предметом (субъектом) содержания другого предмета (объекта). Отношение отражения придает предметам статус диалектической пары субъект-объект. Субъект имеет свою природу, свой материальный субстрат, но будучи отражением объекта субъект несет в себе и чужую, заимствованную природу – природу объекта (отражаемые свойства объекта). Вот это самое выражение чужой природы (свойств объекта) через свою природу (природу, свойства субъекта) и есть идеальное существование отражаемой природы объекта на базе материального субстрата субъекта.

Трудность для монизма понимания и признания идеального как природы отражения вообще заключается в том, что необходимо признавать дуальность природы предметов мира. Различие предметов в процессе отражения сочетается с наличием у них общности, тождества части свойств (части их природы) без чего не может быть ни взаимодействия, ни отражения. Частичное тождество предметов и служит основанием процесса отражения. Предмет-субъект отражает ту часть природы предмета-объекта, которая тождественна его природе. В материальных субстратах субъекта и объекта есть общее содержание. Вот это-то единое, общее содержание и выступает в субъекте отражением объекта – отражением идеальным (то есть полярным по форме материальным субстратам субъекта и объекта). Тождественное содержание субъекта и объекта выступает в отражении полярными формами копии (статус субъекта отражения) и оригинала (статус объекта отражения), идеального и материального.

Дуальность природы предметов (субъект-объект, материальное-идеальное) объясняет наличие в субъекте и материального, и идеального (отраженного). Субъект обладает тождественным объекту содержанием и оно выступает в полярных формах его выражения: материального (принадлежащего себе – субъекту) субстрата и идеального отражения (того же содержания субъекта, но в статусе, в форме принадлежащего уже не себе, а объекту, заимствованного, отраженного, скопированного у объекта). Содержание предмета дуально по формам выражения: оно «своё» (материальное, принадлежащее предмету в статусе объекта) и, в то же время «не своё» (идеальное, отраженное, заимствованное, скопированное у объекта, принадлежащее предмету в статусе субъекта). Выявление такой дуальности в природе предметов мира и превращает их диалектически то в объект отражения, то в субъект отражения в зависимости от того, в каком статусе мы рассматриваем один предмет по отношению к другому. В той мере, в какой мы берем один предмет как отношение отражения им другого предмета – это будет отношение субъекта к объекту. Статус предметов изменится на диаметрально противоположный, как только мы второй предмет рассмотрим как отражение первого.

Так, содержание мышления идеально (по форме) в отношении отражения им предмета «объективного мира», и вместе с тем содержание мышления материально, объективно (по форме) в отношении продуктов преобразующей деятельности человека. Эти продукты, так называемое, ильенковское опредмеченное знание: замысел, мысленный проект, воплощенные в предметах мира – во «второй природе человека», техносфере, «неорганическом теле человека». Знание человека (мысленные проекты, замыслы) меняет статус идеального отражения «объективного мира» на статус материального объекта, отражаемого в предметах техносферы. А материальные предметы «объективного мира» (предметы техносферы) по отношению к содержанию мышления (к замыслам в статусе объекта отражения) приобретают субъективный статус идеального заимствования чужого содержания (содержания мысленных проектов из сферы мышления).

Здесь диалектически субъект и объект, идеальное и материальное меняются местами, сохраняя отношение полярности, несводимости друг к другу. Соблюдение диалектики в субъект-объектном взаимоотношении показывает, что, как и любой другой предмет мира, мышление, психика имеют как статус субъекта, отражающего объект, и в этом отношении они идеальны, так и статус отражаемого объекта, и в этом отношении они материальны. Психика являет себя своей материальной стороной, когда она выступает объектом отражение в познании её собственной природы (рефлексирующее сознание: идеальное, как субъект самоотражения, и материальное, как объект самоотражения).

Сами мышление, психика не только способны отражать предметы мира в статусе субъекта отражения, но они также способны руководить деятельностью человека, человечества и тем самым выступать фактором, определяющим преобразующую деятельность человека.

Важный вопрос о соотношении в мышлении, психике статуса отражения предметов мира и статуса фактора преображения человеком предметов мира. В статусе отражения психика имеет дело с предметами мира в их статусе объекта. И здесь цель психики выразить в чувственной форме (чувственного образа), и в форме мысли (абстрактно-логического понятия) вещь такой, какая она есть сама по себе. В статусе же деятельного фактора у психики цель диалектически противоположная. Здесь цель психики состоит в том, чтобы управлять деятельностью человека, направленной на предметный мир. Теперь психика человека направлена не на идеальное отражение предметов мира, а на их материальное преображение через деятельность человека. Такие качества психического, как целеполагание, волеизъявление выступают аспектами психики, противоположными по своей сути отражательной способности психики.

Дуальность природы психики (идеальность в аспекте отражения «внешнего мира», «объективного мира», с одной стороны, и материальность в аспекте преобразующего воздействия на

«Объективный мир», с другой стороны) есть выражение дуальной природы самого человека. Субъект в природе человека выступает понятием «Я». «Я» человека, переживаемое как внутренний, духовный, субъективный мир, не сводится к отражательной способности сознания, мышления человека. Отражая, познавая мир, человек («Я») формирует своё знание о мире. Обладая знанием, волей, человек («Я») действует, живет в мире, применяет итоги познания мира («не-Я») в своем действенном, целенаправленном, управляемым волей отношении к миру. В человеческом «Я» и «не-Я» диалектически соединены идеальная и материальная, субъективная и объективная стороны сознания.

«…труд, реальное преобразование окружающего мира и самого себя, совершающееся в общественно развитых и общественно узаконенных формах, как раз и есть тот процесс – совершенно независимо от мышления начинающийся и продолжающийся, – внутри которого в качестве его метаморфозы рождается и функционирует идеальное, происходит идеализация действительности, природы и общественных отношений, рождается язык символов как внешнее тело идеального образа внешнего мира. Здесь – тайна идеального, и здесь же – ее разгадка»

Автор, цитируя и ссылаясь на Маркса, явно не отдает себе отчета в том, что в приведенном рассуждении по ильенковски раскрывается «тайна идеального, и здесь же – ее разгадка», которая выходит за рамки материалистического подхода к объяснению мироздания.

По материализму мир собой представляет материю и сознание. Сверх этого по материализму ничего нет и быть не может. Принципиальное отличие сознания от материи сводится к одному: сознание нематериально, то есть идеально. Материя – реальность, бытие, а сознание – не бытие, а идеальное отражение бытия.

Утверждая вслед за Марксом, местом рождения идеального трудовой процесс, «совершенно независимо от мышления начинающийся и продолжающийся, – внутри которого в качестве его метаморфозы рождается и функционирует идеальное» , Ильенков тем самым утверждает, что идеальное, отнюдь не эксклюзивное свойство сознания. Более того, оно и рождается то вне сознания («совершенно независимо от мышления») и там же (вне сознания)«функционирует». Получается вывод, противоречащий самим основам материализма: идеальное присуще не только сознанию, но и самой материи (материальной трудовой деятельности). Остался один шаг до принципиального признания идеального сущностью отражения вообще.

«Чтобы сделать понятнее…суть этой тайны… проанализируем…феномен цены. “Цена, или денежная форма товаров…есть нечто, отличное от их…телесной формы, следовательно форма лишь идеальная, существующая лишь в представлении”. Прежде всего обратим внимание, что цена «есть объективная категория, а не психофизиологический феномен. И, однако, цена – “форма лишь идеальная”»

Ничтоже сумняшеся автор в анализе «феномена цены» отошел от позиции материализма на позицию дуализма. Сперва вполне материалистическое утверждение“Цена, или денежная форма товаров…есть нечто, отличное от их…телесной формы, следовательно форма лишь идеальная, существующая лишь в представлении” . Но затем, без оглядки на материалистическую позицию, утверждается, что цена, все-таки, не “форма лишь идеальная”, и существует не только“лишь в представлении”, но и «есть объективная категория». Таким образом, отбросив материалистический монизм (цена “форма лишь идеальная, существующая лишь в представлении”, т.е. в мышлении, в сознании), автор утверждает дуальность природы цены: с одной стороны, цена идеальная, субъективная,

. и материальное, как объект самоотражения”существующая лишь в представлении”, но, с другой стороны, цена все же и «объективная категория»,существующая вне и независимо от мышления, сознания.

«Самое комическое заключается в том, что любая разновидность фетишизации словесно-символического существования идеального не схватывает самого идеального как такового. Она фиксирует результаты человеческой деятельности, но не самую деятельность. Поэтому она схватывает не само идеальное, а только его отчужденные во внешних предметах или в языке, застывшие продукты. И неудивительно: идеальное, как форма человеческой деятельности, и существует только в деятельности, а не в ее результатах, ибо деятельность и есть постоянное, длящееся отрицание наличных, чувственно воспринимаемых форм вещей, их изменение, их снятие в новых формах, протекающее по всеобщим закономерностям, выраженным в идеальных формах. Когда предмет создан, потребность общества в нем удовлетворена, а деятельность угасла в ее продукте, умерло и самое идеальное».

«Самое комическое заключается в том, что…» автор, ухватившись за интерпретацию понимания Марксом идеального, сводит сферу возникновения и существования идеального к «форме человеческой деятельности». «Когда…деятельность угасла в ее продукте, умерло и самое идеальное» – это утверждение свидетельствует не о пределах сферы наличия идеального, а о том, что идеальное рождается в процессе взаимодействия объекта с субъектом, выступает сущностью процесса отражения, и вне процессов взаимодействия и отражения не существует. Как только мы вынимаем продукт деятельности из сферы деятельности (из отношения взаимодействия и отражения), тут же «умерло и самое идеальное».

«Наличием идеального плана деятельности человек и отличается от животного. “…Самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т.е. идеально”»

Здесь плохо обстоит дело с диалектикой. Результат процесса труда («ячейка из воска») является отражением, предметной копией мысленного плана, проекта. Содержание «ячейки из воска» заимствуется из психического образа, то есть идеально воспроизводится на базе материального субстрата – воска. Придание воску формы сотовой ячейки является идеальным существованием мысленного плана, проекта в «ячейке из воска». Отношение отражения, копирования субъектом («ячейкой из воска») объекта (мысленного плана ячейки) меняет местами полюсы материального и идеального. Привычное представление о сознании, мышлении как об идеальном (последнее предложение цитаты) здесь по сути меняется на противоположный статус мышления как материального – объекта, отражаемого в итоге труда – в «ячейке из воска», воспроизводящей в идеальной форме содержание объекта – мысленный план, проект.

«Ячейка из воска, которую лепит пчела, тоже имеется “заранее”, в виде формы деятельности насекомого, запрограммированной в ее нервных узлах. В этом смысле продукт деятельности пчелы тоже задан “идеально”, до его реального осуществления. Однако формы деятельности животного прирождены ему, унаследованы вместе со структурно-анатомической организацией тела».

То, что у пчелы соответствует психике человека, именуется врождеными инстинктами, или её субъективной сферой. В отношении строительства сотовых ячеек пчелой ситуация аналогичная человеческой. Только в качестве объекта воспроизведения, копирования (психического проекта постройки сот) выступает не мысленный проект, а инстинкт, заключающий в себе содержание «ячеек из воска». Деятельность пчелы по постройке сот воспроизводит в «ячейке из воска»содержание инстинкта (план сот). В «ячейке из воска» содержание инстинкта (план сот) дано в идеальной форме отражения материального по форме объекта – плана сот, заключенного в инстинкте пчелы.

В субъект-объектном отношении субъект выступает активной стороной. В изменениях субъекта конструируются, воспроизводятся свойства, отражается природа объекта. Объект же выступает стороной пассивной, выступает натурой, которую субъекту следует выразить через свои изменения, свою активность. В силу дуальной природы предметов мира (в том числе и психики человека) они в разных отношениях, взаимодействиях с другими предметами выступают то субъективной, то объективной своими сторонами. Мышление человека, познавая, отражая предметы мира, выступает субъективной стороной идеального отражения предметов. Когда же мышление конструирует из полученных представлений о предметном мире свои замыслы, проекты, то эти проекты выступают объективной стороной мышления, психики (оригинальными объектами), которые, как натура для копирования, в идеальной форме воспроизводятся на основе материального субстрата («воска») предметов мира. Придание человеком предметам мира формы («восковых сот»), заимствованной из мышления, психики (из оригинала), и есть идеальное, заимствованное существование «сот» в материальном субстрате «воске» как копии, снятой с оригинала-проекта. Здесь «проект сот» выступает пассивной стороной (объектом), которая идеально воспроизводится в изменениях субъекта – в формировании, лепке из воска «сот». «Восковые соты» – материальный предмет, в котором форма «соты» идеальна – позаимствована из объекта, отражает объект – «мысленный проект сот».

«Вспомним еще раз о примере с архитектором, приводимом Марксом. Архитектор строит дом не просто в голове, а с помощью головы, в плане представления на ватмане, на плоскости чертежной доски. Он тем самым изменяет свое внутреннее состояние, вынося его вовне и действуя с ним как с отличным от себя предметом»

Здесь меняется отношение человека к предмету, отраженно психически вошедшему в сферу мысленных представлений человека. Теперь предмет («дом»),изначально служивший отражаемым в психике (чувственном восприятии, мысленном представлении) объектом, меняет статус на субъект психической деятельности человека. «Дом» уже не пассивный объект отражения, а активный субъект мыслительной деятельности человека. Теперь «дом» представлен подвижной, податливой для изменений конструкцией мысленных представлений, которую мышление человека творчески перерабатывает в новую мысленную конструкцию – проект дома, представленный творчески переработанной совокупностью мысленных представлений. Новая мысленная конструкция уже не прежнее мысленное представление, отражавшее исходный объект. Это итог творческой работы мышления, который теперь сам выступает объектом для его отражения, воспроизведения на базе материального субстрата копии мысленного проекта во внешнем мире – в построенном доме.

Известная марксистская догма «труд превратил обезьяну в человека» вдохновила Ильенкова на далеко идущие выводы:

«…психологический анализ акта отражения внешнего мира в отдельной человеческой голове не может стать способом разработки логики. Индивид мыслит лишь постольку, поскольку он уже усвоил всеобщие (логические) определения, исторически сложившиеся до него и совершенно независимо от него». А развитие человеческой культуры, цивилизации психология как наука не исследует, справедливо рассматривая его как независимую от индивида предпосылку»

Автор выносит процесс отражения мышлением мира, формирования знания о мире, разработки логики, логических определений за рамки психики и за рамки индивидуального человека, личности. Персональная личность, индивид «мыслит лишь постольку, поскольку он уже усвоил всеобщие (логические) определения, сложившиеся до него и совершенно независимо от него».

По логике автора не выдающиеся мыслители продвигают познание мира, а трудовая деятельность, общественные отношения управляют мышлением человека. Мышление формируется и развивается как продукт общественных отношений, внешних человеку как индивиду, личности. Человек уподобляется марионетке, управляемой извне. Если перефразировать цитату Ильенкова, то получим: «Размышления автора продиктованы господствующей в советском обществе идеологией, и ничего идущего в разрез с официальной идеологией партийной марксистско-ленинской философии автор при всем желании высказать не в состоянии, ибо «мыслит лишь постольку, поскольку он уже усвоил всеобщие (логические) определения, сложившиеся до него и совершенно независимо от него». Как говорится, человек сам себе ставит предел возможного, как шоры лошади.

«В этом как раз и заключается секрет универсальности человеческой деятельности…: “Практически универсальность человека проявляется именно в той универсальности, которая всю природу превращает в его неорганическое тело, поскольку она служит, во-первых, непосредственным жизненным средством для человека, а во-вторых, материей, предметом и орудием его жизнедеятельности. Природа есть неорганическое тело человека, а именно – природа в той мере, в какой сама она не есть человеческое тело”»

Универсальность природы человека марксизм выносит за пределы индивидуума в сферу человеческой деятельности. Общее абсолютизируется, а индивидуальное низводится до винтика в тоталитарной системе. На самом деле универсальность человека в равной мере дана как в человеческом обществе, так и в конкретности, индивидуальности человека как элемента общества.

В индивидууме универсальность заключена в его интегральной социальной природе. Индивидуум представляет собой универсальный субстрат свойств человеческой интегральной природы. Именно наличие у индивидуума универсального субстрата, обладающего тождеством природы (содержания) с любым (в пределе, в потенции) предметом мира и позволяет человеку вовлекать в свою сферу преобразующей деятельности «природу в той мере, в какой сама она не есть человеческое тело».

Теперь диалектика восстановлена в своих правах и человеческому индивидууму возвращен статус равный статусу человеческого общества. Отношение человеческого индивидуума и общества необходимо рассматривать как диалектическое отношение единичного, особенного и общего.

По разделу 9

«О совпадении логики с диалектикой и теорией познания материализма»

Редуцирование марксизмом мировоззренческих представлений о природе человека до уровня политико-экономических механизмов функционирования человеческого общества, отрицание духовных морально-этических основ в статусе высших человеческих ценностей. Духовные ценности в статусе бесправного придатка к экономическому базису.

«Колоссальный вред, нанесенный проповедью “высших ценностей” рабочему движению, заключался, разумеется, не в разговорах о том, что совесть – это хорошо, а бессовестность – плохо и что любовь к роду человеческому предпочтительнее ненависти к оному. В таком случае эта проповедь ровно ничем не отличалась бы от воскресных проповедей, звучавших в любой церквушке. Принципиальный вред кантианской идеи соединения науки с системой “высших” этических ценностей заключался в том, что она ориентировала саму теоретическую мысль на совершенно иные пути, нежели те, на которых развивалось учение Маркса и Энгельса. Она намечала и для социал-демократических теоретиков свою, кантианскую стратегию научного исследования, смещала представления о магистральной линии развития теоретической мысли, о тех путях, на которых можно и нужно искать научное решение реальных проблем современности. Кантианская теория познания прямо ориентировала теоретическую мысль не на анализ материальных, экономических отношений между людьми, которые образуют фундамент всей пирамиды общественных отношений, а на построение надуманных “этических” конструкций, абсолютно бесполезных (если не вредных) для рабочего движения»

Такая руководящая установка привела к тому, что положение человека при социализме как винтика в экономическом базисе (экономический базис обрел статус самоцели) оказалось еще хуже, чем в капиталистических странах, где социал-демократическая оппозиция добивалась признания человека в статусе высшей ценности, а морали – выше, чем экономических приоритетов.

Для самой политико-экономической модели капитализма и социализма человек выступает подчиненным элементом экономической системы. Сам тип экономики здесь един – это экономика общества потребления, подчиненная цели безграничного потребления природных ресурсов. Принципы духовности и морали пребывают в забвении. Стандарт общества потребления не духовное развитие, а потребление навязываемого продукта экономики, выступающего элементом расширенного воспроизводства экономики потребления.

Приведенная автором марксистская мировоззренческая установка на статус человека в индустриальном обществе очень показательный пример того, как тоталитарное общество диктует ученым свои официозные догматы.

Марксистское представление о соотношении веры и научного знания.

«Кантианская теория познания определяла границы компетенции науки вообще, оставляя за ее пределами, объявляя “трансцендентными” для логического мышления, т.е. для теоретического познания и решения, самые острые проблемы мировоззренческого плана. Но в таком случае не только допустимым, но и необходимым становилось соединение научного исследования с верой в составе мировоззрения. Именно под флагом кантианства как раз и хлынула в социалистическое движение ревизионистская струя, начало которой положили Э. Бернштейн и К. Шмидт. Кантианская теория познания тут прямо ориентировала на “соединение” (а реально – на разжижение) “строго научного мышления” (мышление Маркса и Энгельса, по Бернштейну, не было строго научным, так как его испортила туманная гегелевская диалектика) с “этическими ценностями”, с недоказуемой и неопровержимой верой в абстрактные постулаты “добра”, “совести”, “любви к ближнему”, ко всему “роду человеческому” без изъятия и т.д. и т.п.»

Марксизм, выстраивая антагонистические отношения между Наукой и Верой, на деле под Наукой понимает свои собственные теоретические построения, базирующиеся на принимаемых на веру мировоззренческих догмах типа «экономический базис» и «идеологическая надстройка», «труд создал человека», «сущность человека в общественных отношениях», «мир – это материя, бытие, а сознание – не бытие, а отражение бытия» и т.д.

Действительное соотношение науки (знания) и веры есть отношение диалектическое. Они друг друга производят, опосредуют и находятся в равноправном положении. Любая наука включает в своё основание логически недоказуемое исходное положение – аксиомы и постулаты. Постулаты принимаются в науках на веру и само развитие науки строится на соответствии приращиваемых наукой знаний исходным постулатам. В определенный момент развития науки накопленные в ней знания могут вступать в антагонизм с исходными постулатами – ситуация расхождения соответствия знаний постулатам и соответствия знаний их проверке на практике применения. Такой антагонизм разрешается пересмотром научных постулатов. Стремление ученых (научных авторитетов) сохранить старые постулаты вопреки их несоответствию новому знанию является догматизацией науки.

Без веры, без принятия исходных аксиом и постулатов невозможно никакое развитие науки. Отказ от признания веры, присутствующей в самих основах науки, свидетельствует о догматической устремленности апологетов «истинной научности» уберечь постулаты своего теоретического здания от критики, от признания «права на жизнь» конкурирующих теорий, «уводящих» познание с путей продвижения к Истине на ложные (с точки зрения догм марксизма) пути развития Науки. Отсюда и нетерпимость марксизма к «проповеди “высших ценностей”», к унижению церкви с её «воскресными проповедями, звучащими в любой церквушке» – все, что не совпадает с марксизмом по определению ложно и крайне вредно. Отсюда же и агрессивный, воинствующий материализм.

«Логика и есть теория познания марксизма… Согласно Ленину, логика и теория познания ни в коем случае не две разные науки. Еще менее логику можно определить, как часть теории познания. …в состав логических определений мышления …входят исключительно всеобщие…категории и законы (схемы) развития объективного мира вообще, схемы, общие и естественно-природному, и общественно-историческому развитию. Будучи отражены в общественном сознании, в духовной культуре человечества, они и выступают в роли активных логических форм работы мышления, а логика представляет собою систематически-теоретическое изображение универсальных схем, форм и законов развития, и природы, и общества, и самого мышления»

В голове Ильенкова настоящая мешанина. Теория познания охватила собой предметы исследования всей философии (и гносеологии, и онтологии), и в придачу общественных наук. А логика, того более, из раздела гносеологии стала самой теорией познания, что в данном контексте равно предмету всей философии.

«Но в таком понимании логика (т.е. материалистическая теория познания) полностью и без остатка сливается с диалектикой . И опять-таки налицо не две разные, хотя и “тесно связанные” одна с другой, науки, а одна и та же наука. Одна и по предмету, и по составу своих понятий».

В такой постановке вопроса о специфике диалектики говорить неуместно – это же вся теория познания! В объеме более половины всей своей работы «Диалектическая логика» автор сумел не сказать ничего вразумительного в чем же специфика диалектики, что собой представляет по предмету, по структуре раздел логики «Диалектическая логика»?

Откуда Ильенков почерпнул свои взгляды на тождество теории познания с диалектикой? Ильенков ссылается на высказывание Ленина: “Диалектика и естьтеория познания (Гегеля и) марксизма: вот на какую “сторону” дела (это не “сторона” дела, а суть дела) не обратил внимания Плеханов, не говоря уже о других марксистах” . Другие марксистские специалисты по диалектике в отличие от Плеханова и Ильенкова «обратили внимание» и предпочли взять из работы «К вопросу о диалектике» другой фрагмент, в котором диалектика рассматривается в применении не к теории познания, а в применении к концепции развития. В их интерпретации Ленин разработал идею диалектики в целое учение о развитии. Так какое учение о диалектике разработал Ленин: о диалектике как теории познания, как теории развития или еще какой-нибудь теории?

Работа Ленина «К вопросу о диалектике» по сути черновик размышлений на бумаге о том, что такое диалектика, и делать из этого далеко идущие выводы о ленинской разработке диалектики в а) учении о развитии; б) учение о единстве противоположностей; в) марксистскую теорию познания, мягко говоря, некорректно.

По разделу 10 «Логика “Капитала”»

Автор увязывает процесс выявления природы диалектической логики с анализом «Капитала», объясняя необходимость обращения к такому методу исследования тем, что другого более значимого марксистского источника для выявления природы диалектической логики (в идеале труда Маркса, Энгельса или Ленина непосредственно по исследованию диалектической логики) просто не существует.

Специфика диалектической логики в ее противопоставлении формальной (классической) логике выражается автором следующим образом:

«…при диалектическом развитии определений, теоретическое (“логическое”) противоречие, парадокс оказывается формой постановки вопроса, проблемы, подлежащей конкретному разрешению путем исследования эмпирического материала. Движение мысли по фактам становится целенаправленным, строго последовательным, дедуктивным, а переход от одной категории к другой – не произвольным, а объективно обусловленным. Такая дедукция возможна только потому, что в качестве ее основания лежит не абстрактно-общее определение, а конкретно-общее понятие, заключающее в себе единство противоположных определений»

Такая «постановка вопроса» возражений не вызывает. Автор увязывает процесс диалектического рассмотрения предмета исследования с принципом следования логических построений мышления объективной природе предмета: «Движение мысли по фактам становится целенаправленным…– не произвольным, а объективно обусловленным».

Следует поправить автора в том, что работа мышления по воссозданию природы объекта в форме логического понятия не сводится к стороне дедукции, ибо в начале работы мышления еще нет «конкретно-общего понятия», а есть чувственный образ объекта, либо же прежнее (ранее составленное мышлением) представление об объекте. Мысленное постижение предмета есть диалектическая работа мышления по двуединому процессу взаимного опосредствования логического анализа-синтезом и логического синтеза-анализом образа предмета, в итоге которого и рождается понятие, выражающее логическими средствами природу предмета, данную предварительно либо в чувственной форме созерцания (чувственный образ), либо в чувственно-логической форме представлений о предмете из памяти субъекта.

Понятие как итог диалектического выражения природы мысленно постигаемого предмета есть «конкретно-общее понятие, заключающее в себе единство противоположных определений», работа мышления по правилам формальной логики производит своим итогом «абстрактно-общее определение». Диалектическая мысленная реконструкция умопостигаемого предмета («конкретно-общее понятие») включает в себя снятым, подчиненным моментом формально-логические определения. Таким образом, диалектическая логика не устраняет, а диалектически снимает формально-логические правила. Формальная логика сохраняется в структуре диалектического понятия через процедуру снятия, т.е. диалектического отрицания с сохранением специфики формальной логики (правил формальной логики) на уровне простых элементов структуры диалектического понятия. Простые «абстрактно-общие определения» есть познавательный предел для формальной логики. Далее находится сфера диалектической логики, область «конкретно-общего понятия, заключающее в себе единство противоположных определений».

Вернемся к вопросу несводимости гносеологии к логике (даже к её высшей форме – диалектике).

Диалектическая логика приводит факты научной эмпирии в мышлении в соответствие со своими правилами , своими законами («Движение мысли по фактам становится целенаправленным…– не произвольным, а объективно обусловленным»). Но сами правила диалектической логики делают мышление гибким, более адекватным природе предметов («объективно обусловленным»), но не могут породить самого нового знания, научного прорыва, сколько бы они ни были адекватными процессу «развития объективного мира». Не достает принципиально важного элемента, входящего в предмет гносеологии, но выходящего за рамки диалектической логики. Этот элемент процесса познания есть дар, талант, творческая способность ученого, его интуиция. Можно сколько угодно пытаться применить диалектический метод к эмпирии той или иной науки и не получить в итоге ничего путного, если ученый лишен таланта.

Диалектическая логика – это один из инструментов познания, – это теоретический раздел науки Логики, но это не весь теоретический предмет не только гносеологии, но даже логики, как, в свою очередь, теория познания не равна предмету всей философии. Специфика диалектической логики видна из специфики её предмета. В предмет диалектической логики входит: диалектическое противоречие (его природа и структура), диалектическое понятие («конкретно-общее понятие, заключающее в себе единство противоположных определений»), вхождение диалектической логики в разделы философии (гносеологию, онтологию, теорию развития, теорию организации мира и т.д.) – в её надзорной функции соблюдения критерия истинности знания в аспекте соблюдения законов логики (теоретическое знание, изложенное в форме, противоречащей правилам диалектики, не может быть адекватным истине).

Диалектика входит в состав философского теоретического знания (гносеологию, онтологию, теорию развития и т.д.) в качестве метода, инструмента исследования.

«…все особенные отношения и выражающие их категории предстают в ходе анализа как различия, возникающие внутри одной и той же конкретно-всеобщей субстанции – капиталистически организованного труда, как конкретные формы этой организации, как ее “модификации”. Сама категория субстанции (в данном случае ею оказывается труд, притом не просто труд, а исторически определенная его форма) выступает как внутренне противоречивая категория, заключающая в себе необходимость порождения все новых “модусов”, особенных форм своего развития и проявления. Любое понятие, и исходное, и каждое последующее, характеризуется поэтому как конкретное единство противоположных определений, а не как слепое абстрактно-общее, не как простое отражение “одинаковости” ряда явлений.

…логику “Капитала” составляет вся система категорий логики, т.е. универсальных определений природы, общества и самого мышления, понимаемых в их диалектически противоречивом единстве, в их переходах. Диалектика как учение о развитии через противоречия – это и есть логика “Капитала”».

На основе исследования логической системы категорий в «Капитале» автор показывает, как в процессе исследования экономического предмета (эмпирического материала экономики) Маркс использовал диалектический метод. В этой системе категорий логики системообразующим стержнем выступает понятие«капиталистически организованный труд». Это понятие здесь выступает в статусе «конкретно-всеобщей субстанции», которая развертывает систему категорий в «Капитале» через действие правил диалектики: через конкретное единство противоположностей, т.е. через переход, через превращение друг в друга универсальных философских категорий (необходимости и случайности, сущности и явления, качественных и количественных характеристик и т.д.) в применении к экономическим категориям (стоимости и цены, прибавочной стоимости и прибыли, конкретного и абстрактного труда и т.д.).

Исходное понятие-субстанция («капиталистически организованный труд») вовлекает в сферу формирования логической системы категорий всё новые категории, наполняющие, развертывающие содержательный план понятия-субстанции («капиталистически организованный труд»). Это итог сочетания двух методов познания: диалектики и метода восхождения от абстрактного к конкретному. Это наполняющие понятие «труд» новые вовлеченные в понятие «труд»категории вводят в его содержание расширительные, уточняющие определениями. Описанный автором механизм применения в качестве научного метода диалектически взят, вычленен из конкретного исследования Маркса – научной работы «Капитал».

Сам диалектический метод универсален и есть, по сути, использование одной из универсальных категории (развитие, становление, отражение, мера, переход, иерархия, организация и т.д.) в качестве базового диалектического отношения противоположностей, базовой дуальности для построения диалектической логической системы категорий, вовлекающей в эту систему все остальные атрибутивные универсальные полярные категории логики.

Такие системы категорий составят здание теорий диалектического описания природы мира: теория развития, теория становления (диалектики бытия-небытия), теория отражения (включая теорию познания), теория меры (диалектики взаимоотношения качества и количества), теория диалектического перехода (диалектики взаимоотношения полярных сторон, противоположностей), теория организации, или системной иерахии (диалектики взаимоотношения низшего и высшего) и т.д.

Эти теории (взаимосвязанные в системное знание) в приложении к процессу научного познания преобразуются в методологию познания и научные методы.

По разделу 10 «Абстрактное и конкретное в диалектической логике»

«Прежде всего следует установить, что категории абстрактного и конкретного – это типичные логические категории, категории диалектики как логики, универсальные категории. В них выражены всеобщие формы развития и природы, и общества, и мышления. Это понятия, в которых запечатлена не специфика мышления по сравнению с действительностью и не специфика действительности по отношению к мышлению, а, как раз наоборот, момент единства (тождества) в движении этих противоположностей.

Поэтому конкретное в словаре Маркса (в словаре диалектической логики вообще) и определяется как “единство во многообразии”. Здесь конкретное не означает чувственно воспринимаемую вещь, наглядно представляемое событие, зрительный образ и т.д. и т.п. Конкретное означает здесь вообще “сращенное” – в согласии с этимологией этого латинского слова – и потому может употребляться в качестве определения и отдельной вещи, и целой системы вещей, равно как в качестве определения и понятия (истины и пр.), и системы понятий.

То же самое относится и к абстрактному, которое и опять-таки в согласии с простой этимологией определяется как отвлеченное, как извлеченное, как обособленное, “вынутое”, “изъятое” вообще. Безразлично откуда, как и кем, безразлично в какой форме зафиксированное – в виде ли слова, в виде ли наглядного чертежа-схемы или даже в виде единичной вещи вне головы, вне сознания. Нагляднейший чертеж может быть абстрактнейшим изображением некоторой сложной системы вещей-явлений, некоторого конкретного. Абстрактное понимается как один из ясно очерчивающихся моментов конкретного – как частичное, односторонне неполное (потому всегда по необходимости ущербное) проявление конкретного, отделившееся или отделенное от него, относительно самостоятельное образование, мнимонезависимый его момент.

С таким пониманием абстрактного и связаны все те случаи употребления этого термина у Маркса: “абстрактный труд”, “абстрактный индивид», и т.д. и т.п. Во всех этих – и многих других – выражениях абстрактное выступает как определение объекта рассмотрения, как предметное определение “бытия”, а не просто как специфическая форма его отражения в сознании, в мышлении».

У автора явное устремление включить предметы «объективного мира» в сферу логического, тенденция к отождествлению «объективных вещей» с самой логической формой («абстрактный индивид», «единичная вещь вне головы», или «абстрактная вещь»). Здесь логические формы (категории конкретного и абстрактного) приписываются самим «вещам вне головы», а не сфере логического, сфере мышления, сознания. Тенденция переместить предмет онтологии в сферу гносеологии и, наоборот.

Если пытаться показать логические формы «абстрактное», «конкретное» принадлежащими самому («вне головы», т.е. вне сферы логического) предметному миру, то мы получим парадокс. По самому статусу «абстрактное» и «конкретное» есть логическое, т.е. принадлежит сфере мышления. Выразить нечто вне сферы логического, используя логическую форму (термины «абстрактное», «конкретное»), значит утверждать, что в предметах мира есть нечто, выражаемое средствами логических категорий, понятий «абстрактное», «конкретное». Это нечто невозможно выразить логическими средствами вне сферы логики. Можно выразить нелогическими средствами субъекта. Это средства выражения «объективных вещей» через художественные произведения наподобие: конкретность «объективных вещей» выражается средствами соцреализма, а абстрактность – средствами абстракционизма.

Суть возникновения парадокса в том, что утверждая тождество объективного (предметов) и субъективного (логических понятий сферы мышления), нужно понимать в чем состоит диалектичность тождества. Тождество есть нечто общее в различающихся предметах (в нашем случае между предметами «объективного мира» и субъективным мышлением, представленным логическими понятиями, категориями «абстрактное», «конкретное»). Общность, тождество здесь заключено в содержании объективного и субъективного. Различие наших исследуемых предметов заключено в их полярной форме выражения содержания: форме «объективных вещей» эмпирической сферы и форме «субъективных логических понятий» сферы мыслительной. Это общее им содержание и есть то, что заключено в логическую форму «абстрактного» и «конкретного».

«Поэтому проблема отношения абстрактного к конкретному ни в коем случае не ставится и не решается у Маркса как проблема отношения “мысленного” к “чувственно воспринимаемому” или “теоретического” к “эмпирическому”. Здесь…и абстрактное, и конкретное непосредственно понимаются как формы движения мысли, воспроизводящей некоторое объективно расчлененное целое».

В такой постановке вопроса получается разрыв, пропасть между мысленно-“теоретическим” описанием (воспроизведением) «объективной реальности» как«объективно расчлененного целого» («абстрактное» и «конкретное» в сфере субъективного мысленного) и «абстрактным» и «конкретным» в самой «объективной реальности». Автор из рассмотрения вопроса исключил связующий мост – чувственное восприятие, созерцание – между «объективной реальностью» и её мысленным описанием. Если мышление в описании «объективной реальности» не исходит из чувственно воспринимаемой эмпирии, то откуда мышление хоть что-нибудь знает об «объективной реальности» с её «объективно расчлененным целым», которая по классическому материалистическому определения дана сознанию человека в его ощущениях (в чувственном восприятии) и отсутствует в однородном нервном процессе физиологического механизма перцепции (стирающем качество «объективной реальности»)?

В результате Ильенков пришел к фактическому объявлению мышления спекулятивным по своей природе, оторванным от «объективной реальности», когда мистическим образом «движения мысли, воспроизводят некоторое объективно расчлененное целое».

«Здесь действует иная логика, исходным пунктом которой выступает конкретное как некоторое многообразно расчлененное внутри себя целое, данное созерцанию и представлению (воображению) и более или менее четко обрисованное в своих контурах предварительно разработанными понятиями, а не аморфное…”множество”…”атомарных фактов” и тому подобных эмпирических эрзацев конкретного, из коих затем стараются извлечь актом абстрагирования некоторые общие, одинаковые “признаки”.

«Здесь действует иная логика…», не отражающая природную реальность, а искусственная, произведенная мышлением человека, мысленно сконструированная и внедренная человеком реальность общественных товарно-денежных отношений. В этой реальности отсутствует чувственная эмпирия, поскольку это не «объективная реальность», а продукт мышления, реализованный в искусственной реальности, не имеющей чувственно-эмпирической основы.«Стоимость» невозможно воспринять в ощущениях, чувственном восприятии, созерцании, поскольку она имеет не природное происхождение, а есть продукт человеческого мышления, реализованный в общественных экономических отношениях. Исходная ступень этой реальности «предварительно разработанные понятия…», а не «объективная реальность», данная в ощущениях.

«Для человека, не знакомого с диалектической логикой, абстрактное – синоним мыслимого, синоним понятия; отсюда очень логично получается взгляд, будто над миром – по крайней мере над социальным миром – господствует Понятие, Идея, Мысль. Поэтому эмпирик, фыркающий на “гегельянщину” в логике, и оказывается в итоге рабом самых фундаментальных заблуждений идеализма сразу же, как только сталкивается с фактом зависимости частей и частностей в составе некоторого органического целого – с фактом «определяющей роли этого целого по отношению к своим частям»

Автор сам вполне подпадает под категорию «человека, не знакомого с диалектической логикой», поскольку использует метафизический метод в своих рассуждениях. Отрицая определяющую роль частей в бытии целого, автор утверждает диаметрально противоположное: об «определяющей роли этого целого по отношению к своим частям». Это утверждение явно недиалектическое, т.е. метафизическое, эклектическое и т.п. Диалектические отношения противоположностей – равноправные. Целое и часть либо взаимно определяют друг друга, взаимно порождают друг друга, переходят (меняются местами при сохранении отношения полярности), либо отношения противоположностей раскрываются не диалектически (например, в монизме односторонне одна противоположность принимается за «определяющую роль» по отношению к другой, что и продемонстрировал Ильенков).

Диалектическое отношение части и целого предполагает, что, с одной стороны, целое определяет, производит свои части как имеющие смысл «частей целого» в их структурном, функциональном значении лишь в составе целого (вне целого они не «части целого», а безотносительные к какой-либо целостности просто предметы мира), с другой же стороны, части определяют, производят своё целое как имеющее смысл «целостной совокупности частей» в его интегративном, холистическом значении лишь при наличии этих специфических, адекватных природе целого частей (вне наличия адекватных природе целого частей «целое» лишь пустая абстракция, у «целого» нет бытия – нечего интегрировать в целостность). Предмет мира в статусе «целое» при отсутствии хотя бы одной своей части (входящей в структуру целого), теряет статус «целостности» (ибо целое включает все свои части) и, следовательно, части (каждая из частей) определяют, производят своё целое.

Рассмотренный пример диалектики части и целого, показывает, как, вроде бы, просты правила диалектической логики, и, в то же время, как непросто придерживаться, не отступать от этих простых правил в их применении в качестве диалектического метода познания, что сплошь и рядом демонстрирует Ильенков – признанный мастер диалектики в рамках диалектического материализма. Да и, в самом деле, трудно соблюдать правила диалектики и оставаться на позициях монизма, несовместимого с правилами диалектики.

«Маркс и Энгельс…всегда были вынуждены популярно разъяснять, что стоимость — это не “абстрактный объект”, существующий отдельно от “эмпирически-очевидных фактов”, а абстрактная определенность конкретного объекта (т.е. всей совокупности производственных отношений между людьми, опосредствованных вещами)»

Вновь Ильенков не в состоянии понять различие логики природной реальности и «иной логики» товарно-стоимостных отношений. Производственные отношения между людьми – это не предмет чувственно воспринимаемой эмпирии, а “абстрактный объект” «предварительно разработанных понятий».Производственные отношения формируются не в эволюции природы, а в эволюции «второй природы», «неорганического тела человека», где источником развития этой «второй природы» выступает творческая мысль, сознание человечества, сперва формирующее в сфере сознания «предварительно разработанные понятия», а потом реализующее эти «иной логики» понятия в предметной реальности «второй природы».

Производственные отношения, товарно-стоимостные отношения выступают “абстрактным объектом”, существующим отдельно от “эмпирически-очевидных фактов”, именно по причине их принадлежности к иной предметной сфере – реальности «второй природы».

Диалектика не допускает признания одностороннего главенства одной из противоположностей противоречия. Вторая сторона «производственных отношений»есть их конкретность. Но в этой сфере конкретность выступает не “эмпирически-очевидными фактами”, а совокупностью абстрактно-логического конструкта«абстрактной определенности конкретного объекта». “Эмпирическая очевидность” наличествует и во «второй природе», но не в виде абстрактных «производственных отношений», а в виде чувственно воспринимаемых предметов «второй природы» (зданий, техники, орудий труда и т.д., то есть опредмеченных итогов сознательно-преобразующей деятельности человека, предваряемой мысленными замыслами, проектами из сферы сознания человека).

«Уже в первой фазе эволюции форм стоимости Маркс обнаруживает диалектику абстрактного и конкретного, т.е. ситуацию, при которой “конкретный”, т.е. совершенно частный и частичный вид труда, является представителем “абстрактного труда”, труда вообще. Оказывается, что “абстрактный труд” представлен одним – частным и частичным – видом труда, например портняжеством, реализованным в его изделии – сюртуке. Абстрактность выступает здесь как синоним частности, т.е. особенности и даже единичности.

И дело принципиально не меняется, когда эту роль начинает исполнять золото, а стало быть, труд золотоискателя. И в этом случае совершенно “конкретный” вид труда со всеми его телесно-обусловленными особенностями начинает выступать как труд вообще, как “абстрактный труд”, не утрачивая при этом ни одного признака своей телесности, своей особенности. Золото и оказывается в итоге полномочным представителем абстракта, начинает представлять его именно через свою особенную конкретно-природную телесность, а представленный им абстракт (абстрактно-всеобщее) сливается (отождествляется) с одним «чувственно воспринимаемым, “конкретным” образом».

«”Конкретный”, т.е. совершенно частный и частичный вид труда…, например, портняжество…» не предстает «чувственно воспринимаемым, “конкретным” образом» со всеми «признаками своей телесности» по той причине, что конкретность вида труда здесь выступает не в предметной форме «объективного мира» с «признаками телесности», а в логической понятийной форме, когда диалектика абстрактного и конкретного дается не в отношении логического к чувственному, а исключительно в сфере логико-понятийного (абстрактный и конкретный труд, выраженный средствами логики – понятиями, а не в форме чувственных образов).

Чувственно воспринимаются предметы с «признаками телесности» в единстве их свойств без отвлечения, абстрагирования их статуса не просто природных предметов, а предметов «второй природы» с наличием особых свойств: включенность в товарно-стоимостные отношения в сфере человеческой деятельности. Эти товарно-стоимостные свойства предметов, вовлеченных в сферу «второй природы» человека, выявляются в природе предметов в абстрактно-понятийной форме при анализе «совокупности производственных отношений между людьми, опосредствованных вещами» как предмета «второй природы» человека.

В конкретно-понятийной форме свойства предметов «второй природы» выявляются в процессе логического синтеза понятийных схем, конструкций этих предметов «второй природы» в форме, статусе «конкретных видов труда». Конкретность здесь выражается не в чувственно выражаемых телесных свойствах предметов, а в совокупности абстрактных сторон, свойств, слагающих конкретное логико-понятийное описание (логический конструкт) разновидностей труда, предметов «второй природы».

«Наука как таковая сразу начинает с критического переосмысления всех этих (донаучных) абстрактных представлений, с их методической систематизации, классификации и т.д., т.е. ее заботой с самого начала становится выработка (научных) понятий. Понятие… есть нечто большее, нежели просто абстрактно-общее, зафиксированное термином, нежели значение общего термина.

Поэтому уже Гегель четко сформулировал важное положение диалектической логики, согласно которому абстрактная всеобщность (абстрактная одинаковость, тождество) – это лишь форма общего представления. Формой понятия Гегель назвал конкретную всеобщность, некоторое логически выраженное единство многих абстрактных определений. Материалистически интерпретируя этот взгляд, Маркс и установил, что только восхождение от абстрактного к конкретному есть специфичный для научно-теоретического мышления способ переработки материала созерцания и представления в понятия.

Логически переход от некритически-эмпирического (описания явлений, данных в созерцании, к их критически-теоретическому пониманию и выражается как переход от абстрактной всеобщности представления к конкретной всеобщности (т.е. к единству определений) понятия».

Автор здесь смешивает явления из разных сфер. Понятие приравнивается (сводится) к высшей его форме, к наиболее содержательной ступени его развертывания в«конкретно-общее понятие». Такому определению понятия противопоставляется «абстрактная всеобщность представления» и даже«материал… созерцания» (т.е. сфера уже не логического, а чувственного). Корректно будет включать в сферу понятий (логико-понятийного) как форму «конкретно-общее понятие», так и форму «представления», понимая под представлением начальный этап формирования понятия в его еще неразрывной связи с чувственным восприятием, но уже слагаемым из логических элементов. Логические элементы представления (простейшие понятия) связывают чувственные образы предметов мира из памяти субъекта в «абстрактную одинаковость, тождество» представления, или простейшего понятия.

«Необходимой предпосылкой такого движения мысли является непременное осознание – вначале очень общее и нерасчлененное – того целого, в рамках которого аналитически выделяются его абстрактные моменты. Этим логика Маркса – в качестве диалектической логики принципиально отличается от логики дурного эмпиризма. Абстрактно обрисованное целое (а не неопределенное море единичных фактов), постоянно витающее в представлении как предпосылка всех последовательно совершаемых актов анализа, в итоге предстает в сознании как внутренне расчлененное целое, т.е. как конкретно понятое целое, как верно отраженная конкретность».

Здесь «абстрактно обрисованное целое», или начальная ступень логического восхождения от абстрактного представления к конкретно-всеобщему понятию, явно выступает не в сфере чувственного созерцания, а изначально принадлежит сфере логического, понятийного, которое дано в мышлении в трактовке Ильенкова сперва размыто-абстрактно (в простейшей форме понятия ещё крайне бедной по своей структуре – в ней целое ещё нерасчлененное на логические элементы, ещё слишком абстрактное). Дальнейший процесс разработки структуры, содержания понятия (процесс анализа-синтеза) есть восхождение от сперва весьма абстрактного (малосодержательного по структуре) понятия к понятию конкретно-всеобщему с развернутой внутренней логической структурой множества входящих в конкретное понятие признаков, определений, логических связей, отношений и других элементов логического.

Суть же, сфера всего процесса восхождение от сперва весьма абстрактного понятия к понятию конкретно-всеобщему, одна – это область есть предмет логико-понятийного, а не отношение предмета в сфере чувственного созерцания к этому предмету в сфере логико-понятийного. В этих двух сферах конкретность предмета принципиально разная.

В сфере созерцания конкретность по природе чувственна, представлена синкретным образом. Разделение чувственно-синкретного образа на составные раздельные части разрушает синкретность образа и выводит восприятие из сферы конкретности чувственного в область дискретных ощущений безразличных конкретности чувственно-синкретного образа (ощущения вкусовые, цветовые, тактильные и т.д. абстрактны, сами по себе не составляют при механическом их сложении конкретность образа предмета мира). Единство ощущений и чувственных образов состоит в их принадлежности к сфере психического созерцательного (противоположного психическому рациональному).

В сфере логики конкретное и абстрактное едины по своей логической природе понятийного и, более того, в противопоставлении рационального мышления сфере созерцания логическое вообще (и абстрактные и конкретные понятия) выступает отношением абстрактной понятийной формы выражения содержания предметов мира к конкретной чувственной форме созерцания этих предметов мира.

Абстрактность логического вообще по отношению к чувственным образам, заключается в том, что логическое понятие (сколько бы оно ни было конкретным по своей логической структуре) выражает природу предметов, явлений мира через обозначение соответствующего ему содержания предметов, явлений мира, данных человеку в чувственно-конкретной форме. Именно, благодаря абстрактной природе понятия, оно может выступать в форме слова (в языке, в письменности). Именно таков механизм (абстрактно-знаковый) восприятия психикой предметов мира через нервно-физиологическое кодирование качества предметов мира.

(Предмет дальнейшего исследования: абстрактное в созерцании – абстрактность ощущений; несводимость понятийного к стороне обозначения чувственно-конкретного, знаковому аспекту природы понятийного; различие понятийного в сфере психики, сознания и в сфере слова – язык и письменность).

Соотношение между понятием (знанием) и пониманием

«Понять, т.е. отразить, воспроизвести внутреннее членение предмета в движении понятий, нельзя иным путем, кроме последовательного восхождения от абстрактного к конкретному, от анализа простых, небогатых определениями форм развития исследуемого целого к анализу сложных, производных, генетически вторичных образований.

Этот порядок восхождения, повторяем, диктуется вовсе не особенностями устройства мыслящей головы или сознания, а единственно тем реальным порядком последовательности, в котором развиваются одна за другой соответствующие формы конкретного целого. …

Вот почему способ восхождения от абстрактного к конкретному – это не субъективно-психологический прием, с помощью которого легче понять предмет, а та единственно возможная логическая последовательность (метод познания), которая только и позволяет отразить (воспроизвести, репродуцировать) в движении понятий объективный процесс саморазвития исследуемого объекта…

По этой причине способ восхождения от абстрактного к конкретному не только можно, но и непременно нужно рассматривать как универсальный метод мышления в науке вообще, т.е. как всеобщую форму (способ) развития понятий…

Только этот способ мышления, отправляющийся от абстрактно-всеобщего определения исследуемого объекта и последовательно, шаг за шагом прослеживающий все основные всеобщие зависимости, характеризующие в своей совокупности это целое уже конкретно, приводит в конце концов к развитой системе всеобще-теоретических понятий…(теории, научному знанию)»

Автор абсолютизирует метод «восхождения от абстрактного к конкретному». Процесс понимания знания Ильенков сводит к применению в мышлении «абсолютного» метода восхождения от абстрактного к конкретному. Ставить в прямую зависимость процесс понимания субъектом предмета познания от применения того или иного познавательного метода, мягко говоря, наивно.

Чтобы определить, в каком отношении между собой находятся процесс понимания и процесс формирования логических понятий (знания), нужно выявить их тождество и различие.

Из анализа Ильенковым предмета логики видно, что процесс формирования логических понятий (в конечном счете – научного знания) реализуется через применение субъектом научных методов (в трактовке автора – одного метода «восхождения от абстрактного к конкретному»). Причем автором эвристическая роль метода «восхождения от абстрактного к конкретному» возносится настолько высоко, что для него применение на практике данного метода подобно применению инструкции по эксплуатации при освоении какого-либо незнакомого механического аппарата («Этот порядок восхождения, повторяем, диктуется вовсе не особенностями устройства мыслящей головы или сознания, а единственно тем реальным порядком последовательности, в котором развиваются одна за другой соответствующие формы конкретного целого»). То есть «устройству мыслящей головы или сознания» отводится роль пунктуального исполнителя (лишь бы чего не перепутал при исполнении инструкции).

Такова ли роль субъекта в процессе выработки и понимания знания будет видно из анализа процесса понимания.

Какие признаки включает понятие понимания. Понимание явно принадлежит сфере субъекта. Понимание существа понятий, знаний возникает в индивидуальном сознании. Понимание – это индивидуальный процесс, в котором субъект познает мир через усвоение, присвоение знаний, понятий либо уже выработанных человечеством, либо новых знаний, вырабатываемых самим индивидуальным субъектом. То есть понимание неразрывно связано с познанием – это одна из сторон, аспект познания.

Усвоение знаний в индивидуальном сознании, ранее выработанных человечеством, есть переход знаний из надындивидуальной формы общечеловеческого знания в форму индивидуального понимания, усвоения знания субъектом.

Активная, творческая роль в этом процессе сознания субъекта (а не как у Ильенкова индивидуальный субъект – пассивный реконструктор «реального порядка последовательности, в котором развиваются одна за другой соответствующие формы конкретного целого») определяется наличием необходимых предпосылок для совершения процесса понимания. К ним относятся: а) достаточный уровень интеллектуальных способностей субъекта (способность приводить понятия, знания в упорядоченную систему, соблюдая законы логики; здесь отличие интеллекта от рассудка подразумевается как соотношение развитой и простой форм одной природы); б) достаточный объем эрудиции (общечеловеческие знания, представленные в сознании субъекта до их понимания, усвоения, как еще не индивидуальные знания, а информация, подлежащая усвоению, переработке в знания субъекта в процессе их понимания); в) интуиция – инструмент сознания, который, взаимодействуя с интеллектом и опираясь на эрудицию, обеспечивает как усвоение, понимание общечеловеческих знаний, так и выработку индивидуальным субъектом новых знаний, продвижение общечеловеческого познания вперёд. Если же перечисленных необходимых предпосылок успешного совершения процесса понимания у субъекта не имеется, то нет ни понимания понятий, знаний, ни их усвоения. Для субъекта не является знанием то, что им не понято.

«Все отличия логически-мыслительного процесса от процесса реально-исторического …ни в малой степени не колеблют того положения, что логическое есть не что иное, как верно понятое историческое. Или: историческое, схваченное и выраженное в понятии, и есть логически верное отражение реальности в мышлении»

Заметиь нарушение правил логики в печатном изложении своих мыслей нелегко. Ильенков объявил две формулировки соотношения исторического и логического тождественными. Он уравнял в отношениях логического и исторического «верно понятое» и «выраженное в понятии». Но логическое не равно«верно понятому», а «выраженное в понятии» не равно «логически верному отражению». А по сути второго утверждения из цитаты всякое историческое«схваченное и выраженное в понятии» равно «верному отражению». Таким образом, Ильенков впал в формально логическое противоречие: в первом предложении утверждается, что историческое есть лишь часть логического – та разновидность логического, которая есть «верно понятое»; во втором предложении утверждается, что историческое есть «выраженное в понятии», что равно любому логическому (ибо

«Выраженное в понятии , … есть логически верное», а «логически верное», или «верно понятое», есть логическое как таковое).

В результате этого формально логического противоречия «неверно понятое историческое» оказывается вообще за бортом логического (по логике первого утверждения). Критерий истины оказывается подразделяет логическое не на верное и ложное, а на логическое и нелогическое.

Во втором утверждении из цитаты дело обстоит не лучше. Критерий истинности знания оказывается теперь уже определяет истинность не по соответствию мыслимого логического предмету познания, а по форме выражения знания: если знание облечено в форму «выраженное в понятии», то оказывается, что сама по себе понятийная форма (когда «историческое» в форме «схваченное…в понятии») и есть гарантия истинности знания. А беспокоиться о ложном отражении предмета познания в логических понятиях нет смысла, ведь «неверно понятое историческое» – это совсем не из области логического, ибо логическое – непогрешимо. Ильенков, воистину, непревзойденный логик.

По разделу 12 «Диалектическая взаимосвязь логического и исторического»

Каждый исследователь идет в познании своим путем, хотя и по общей дороге

«Для материалиста логическое есть понятое (в понятиях выраженное)…»

Ильенков явно не понимает различия между «понятым» и «выраженным в понятиях». Непонимание сути процесса понимания у автора происходит от его перекоса в рассмотрении отношения индивидуального субъекта (человека) и надындивидуального субъекта (человечества) в пользу одностороннего преобладания, доминирования (антидиалектически-монистически понимаемой первичности) общественного над индивидуальным. Отсюда и представление Ильенкова о процессе понимания сводится к признанию понятым знания (понятий), уже совершившего переход из сферы достижения знания индивидуальными представителями науки (выдающимися учеными) в сферу надындивидуального субъекта (науки как достояния человечества).

«Для материалиста» (по крайней мере для Ильенкова) может быть понимание и сводится к механическому усвоению, заучиванию общечеловеческого знания, выраженного в понятиях, но для нормального ученого для понимания недостаточно того обстоятельства, что знание «в понятиях выраженное».Действительному ученому это знание, не им «в понятиях выраженное», необходимо еще усвоить, т.е. лично понять, включить в свою субъективно-индивидуальную систему познанного, усвоенного знания, в которой понятое знание получает особенные, индивидуализированные черты, присущие субъекту.

Так понимание Марксом разработанных им идей явно отличается от этих «в понятиях выраженых» идей, выраженных уже не самим Марксом, а его последователями – марксистами (одних течений марксизма наберется не один десяток). Аналогично, идеи Христа получили настолько разное понимание, что эти различия служили и служат основанием межконфессиональной вражды.

Процесс понимания отнюдь не механический, а индивидуально-творческий, с индивидуально неповторимой окраской казалось бы универсальных понятий (благодаря вхождению универсальных понятий в субъективно-индивидуально неповторимую систему знаний, понятий). Наличие индивидуального аспекта у процесса понимания делает его неповторимым, и справедливо выражение о том, что в познании, кроме общечеловеческой дороги, каждый исследователь обречен идти также и по своей неповторимо-индивидуальной тропинке. Диалектика познания такова, что, идя по дороге общечеловеческого познания, в то же время каждый ученый идет своим неповторимым индивидуальным путем.

По разделу 13 «Противоречие как категория диалектической логики»

«Формальная логика и абсолютизирующая ее метафизика знают только два пути разрешения противоречий в мышлении. … Второй путь заключается в том, чтобы представить внутреннее противоречие, выразившееся в мышлении в виде логического противоречия, как внешнее противоречие двух вещей, каждая из которых сама по себе непротиворечива. Эта процедура и называется сведением внутреннего противоречия к противоречию “в разных отношениях или в разное время”»

Автор здесь выказывает совершенное непонимание самой сути диалектической логики. То, что Ильенковым представляется как «внешнее противоречие двух вещей, каждая из которых сама по себе непротиворечива», есть рассмотрение предмета логического исследования сверх рамок формальной логики средствами логики диалектической.

Формальная логика останавливается на предельно абстрактном рассмотрении предмета логического исследования. Её описание предмета завершается на этапе формального тождества предмета (будь предметом логического выражения хоть одна вещь, две или совокупность вещей, объединенных в предмет исследования) с одним из принадлежащих ему определений, сведение тождества предмета к абстрактности его описания всего на всего в одном отношении (к одному свойству, одной стороне) природы субъекта. Абстрактность, формальность логики здесь и выражена в отвлечении от конкретности природы предмета, сведения всего многообразия сторон предмета всего к одной стороне, к одному отношению.

Последователь Ильенкова В.Кудрявцев приводит пример формально-логического описания предмета: «лебедь белый». В этом формально-логическом описании предмета взята одна сторона, отношение, свойство его природы – белый цвет. Первый шаг к получению конкретности в описании предмета, утверждение, что лебедь как белый, так и черный, выходит за рамки формальной логики, которая налагает запрет на подобные суждения.

Рассматривая природу лебедя еще только в двух отношениях, двух свойствах природы: и белый, и черный, мы уже вступили в сферу диалектической логики, которая подчиняет, «снимает» законы формальной логики, не отменяя их действия.

Включение в диалектическое многостороннее (во многих отношениях) описание предмета простых односторонних отношений типа «лебедь белый» (первое формально-логическое суждение) и «лебедь черный» (второе формально-логическое суждение) совсем не означает, как полагает Ильенков, формально-логического «разрешения противоречий в мышлении». Формальная логика не отменяет своих законов и не идет дальше сферы применения своих законов. Просто мы уже вступили в сферу действия законов диалектической логики. Диалектическая логика в противоположность формальной логике описывает предмет не односторонне-абстрактно, а многосторонне-конкретно, соблюдая при этом и правила формальной логики в качестве снятого внутреннего момента своей структуры.

В диалектической логике предмет описания выступает субстратом (носителем) и субстанцией (причиной, источником) своих свойств. Поскольку у конкретного предмета свойств числом более, чем одно (совокупность, множество), то предмет, будучи носителем свойств, образует с ними множество отношений. Задача диалектики выразить это множество различных отношений предмета (определяемых наличием у предмета множества различных свойств), как к самому себе (своим свойствам), так и к другим предметам (посредством свойств предмета) средствами логического описания.

Здесь диалектика, как элементы своей структуры, использует правила формальной логики (каждое отдельное отношение предмета выражается как формально-логическое суждение), а перевод абстрактного формально-логического описания предмета (по каждому отдельному – абстрактному – отношению предмета к своим свойствам или к другим предметам) в конкретно-логическое многостороннее системное, иерархическое описание предмета определяется правилами, законами диалектической логики.

Два формально-логических суждения о природе лебедя («лебедь белый» и «лебедь черный») переводятся в диалектическое суждение («лебедь и белый, и черный») через соотнесение их с природой лебедя как их общей субстанцией через два отношения: с одной стороны, «лебедь белый» в отношении его американского и евро-азиатского ареалов (мест обитания); с другой стороны, «лебедь черный» в отношении его австралийского ареала.

Таким образом, как это ни печально, Ильенков не понимает сути различия формальной и диалектической логики.

«…владелец холста абсолютно равноправен владельцу сюртука, а с позиции последнего рассматриваемое отношение оказывается прямо противоположным. Так что мы имеем вовсе не “два разных отношения”, а одно конкретное объективное отношение, взаимное отношение двух товаровладельцев. И сконкретной точки зрения каждый из двух товаров – и холст, и сюртук – взаимно измеряют друг в друге свою стоимость и взаимно же служат материалом, в котором она измеряется»

Ильенков, тщетно пытаясь выразить диалектичность во взаимоотношениях двух товаров через «одно конкретное объективное отношение, взаимное отношение двух товаровладельцев», совершенно не понимает, что «одно отношение» диалектическое складывается, существует не иначе, чем через «два отношения» формально-логических. Диалектическая форма отношения «с одной стороны и с другой стороны, в одном отношении и в другом отношении»показывает, что«конкретное… взаимное отношение» есть ни что иное, как наличие двух (или более) «односторонне абстрактных» отношений. «Взаимное отношение двух товаровладельцев» есть два отношения: первого товаровладельца ко второму и второго к первому. Два товара (холст и сюртук) «взаимно измеряют друг в друге свою стоимость», то есть образуют взаимоотношение из двух отношений простых (абстрактных) по стоимости и еще из двух – по материалу измерения стоимости. Диалектическое «взаимное отношение» двух товаров здесь уже выражено посредством четырёх простых (абстрактных) отношений: в диалектической совокупности «одного конкретного … отношения», сложенного четырьмя абстрактными отношениями.

Само взаимоотношение формальной и диалектической логики диалектично – оно представляет пример диалектического противоречия. Диалектическая логика не может себя выразить никак иначе, чем через переход, обращение в «своё другое» – логику формальную. Конкретно-логическая конструкция (логическое понятие, система понятий), создаваемая по правилам диалектической логики (выражающая противоречия природы предмета логического описания через многосторонние отношения предмета), состоит из формально-логических односторонне-абстрактных отношений.

С этой стороны диалектическая логика есть логика формальная. С противоположной стороны, в противоположном отношении уже логика формальная есть (переходит в «своё другое») диалектическая логика, поскольку формально-логические односторонне-абстрактные отношения здесь выступают выражением уже не формальных, абстрактных отношений (присущих предмету в сфере самой формальной логики, в отвлечении от конкретности природы предмета), а конкретной природы предмета через «снятие» их односторонности в сфере действия правил, законов диалектической логики.

Ильенков, обвиняя других в метафизичности мышления, по сути дела сам мыслит не диалектично (называть ли это метафизическим, эклектическим или каким другим способом мышления).

«Объективная реальность всегда развивается через возникновение внутри нее конкретного противоречия, которое и находит свое разрешение в порождении новой, более высокой и сложной формы развития. Внутри исходной формы развития противоречие неразрешимо. Будучи выражено в мышлении, оно, естественно, выступает как противоречие в определениях понятия, отражающего исходную стадию развития. И это не только правильная, но единственно правильная форма движения исследующей мысли, хотя в ней и имеется противоречие. Такого рода противоречие в определениях разрешается не путем уточнения понятия, отражающего данную форму развития, а…путем отыскания той…высшей формы развития, в которой исходное противоречие находит свое фактическое разрешение».

Автор сопоставляет противоречие в «объективная реальности» с противоречием в мысленном выражении противоречия из «объективной реальности» как два противоречия: реальное и отраженное в понятиях. Коль речь идет о двух противоречиях, то автор делает вывод: противоречива не только природа предмета (в «объективной реальности»), но противоречивым должно быть и логическое описание «объективного» противоречия. Логической противоречивости описания «объективного» противоречия невозможно избежать «путем уточнения понятия, отражающего данную форму развития», так как «мышление…выступает как противоречие в определениях понятия», отражающего «объективное» противоречие.

Логическая запутанность с выражением удвоенного противоречия предметов мира (Ильенков логически пытается выразить противоречие в предмете «самом по себе», или «объективном предмете», и в мысленном описании противоречивости предмета, или второе логическое описание противоречия предмета теперь уже не «объективного», а «субъективного предмета», или мысленно отраженного.

Это нагромождение логических описаний природы предмета проистекает вследствие материалистического удвоения природы мира: «объективный мир» и субъективный мир (мысленное описание, отражение «объективного мира»). На самом деле, исходя из позиции диалектического дуализма, не существует никакого двойного противоречия (в «объективной реальности» и в мысленном её отражении). Деление природы мира на полярность объекта и субъекта, материи и мышления касается способа, формы выражения одного единственного содержания мира (не удвоенного наличием полярных форм выражения природы мира).

Противоречие в «объективной реальности» и в мышлении («субъективной реальности») одно. Оно не принадлежит ни «объективной реальности», ни мышлению («субъективной реальности»). Оно принадлежит миру, предметам мира, которые дуальны лишь по форме выражения единой природы (содержания). Различия выражения противоречия в мышлении противоречию в «объективной реальности» нет, потому что это не два противоречия, могущие быть тождественными или нетождественными, а суть дела в том, что логическое выражение противоречия может в большей или в меньшей степени выражать содержание (природу) мира. «Объективного» противоречия самого по себе не существует. «Объективное» – это лишь сторона, форма полярная второй стороне, форме (мышления, сознания), через диалектическое взаимоотношение которых содержание мира (предметов мира) получает своё выражение, в том числе и выражение своей противоречивой природы. «Объективная реальность» всегда адекватна «субъективной реальности» – это показатель степени познания, усвоения человеком содержания природы мира.

Так, по определению Ленина материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них. Исходя из этого материалистического определения, «объективная реальность» есть то, что дано в ощущениях, что адекватно ощущениям («отображается нашими ощущениями»). Следовательно, то, что существует сверх «данности в ощущениях», если и имеет отношение к «существованию независимо от них», то это существование явно не подпадает под материалистическое определение объективной реальности, материи.

Этот очередной паралогизм материализма снимается в диалектико-дуалистическом понимании природы мира. Мир предстает дуальностью «объективной реальности» и «субъективной реальности» в природе человека в процессе познания человеком мира. Познанная часть природы мира выступает знанием в полярных формах выражения природы мира: того, что познано, познаётся, или «объективная реальность», и того, кто познал и познаёт, «субъективная реальность» человеческого мышления, сознания. По мере развития человека все большая часть содержания мира становится достоянием человеческого знания, при этом происходит расширение сознания человека («субъективной реальности») и адекватно расширяется сфера «объективной реальности», того содержания мира, которое стало усвоенным человеком в его деятельности (познания и преображения природы мира).

Вне логического выражения того, что есть «объективная реальность», то есть вне соотнесения с субъектом, с мысленным представлением, усвоенным наличным (актуальным) содержанием сознания, нет никакой «объективной реальности», а есть просто мир, который уже в объеме наличного содержания сознания познан человеком и будет познаваться и далее через диалектическое взаимоотношение полярных форм выражения содержания мира (объективное-субъективное, абстрактное-конкретное, низшее-высшее, потенциальное-актуальное и т.д.).

В мышлении само противоречие дано никак иначе чем в форме понятия, в логической форме. «Объективное противоречие» – это опять же логическая форма понятия. И когда материалист рассуждает о независимом от мышления «объективном противоречии», то речь может идти только о кантовской потусторонней и непознаваемой «вещи в себе». Что действительно противостоит противоречию, данному в понятиях, в логической форме, так это чувственное восприятие предметов мира. Однако психика, сознание узнает о противоречивости природы мира не из конкретно-чувственных образов предметов, а из логических понятий.

Мы чувственно воспринимаем мир, его предметы в их единстве, синкретности и делаем вывод о противоречивости природы мира, когда подвергаем его чувственный образ логическому анализу, разлагая единство мира на составляющие его отдельные стороны, свойства. Цельность, синкретность чувственного выражения природы мира в противоположности абстрактности разложения «по полочкам», схематичности логического великолепно выразил Гёте в строках: «Суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет». Парадоксы Зенона о неподвижной в полете стреле, о тихоходном Ахиллесе показывают отличие чувственного восприятия мира и его логического анализа.

Выводы логического выражения противоречий природы мира строятся не на удвоении противоречия в самих предметах и в логических конструкциях, а на том в какой степени логика выражает, выстраивает противоречие, насколько полно, глубоко природа предмета мира познана человеком, стала актуальным достоянием его знания о мире. При этом формы представления содержания мира (человеческого знания о мире) субъективное-объективное, материальное-духовное, внутреннее-внешнее, абстрактное-конкретное служат средствами достижения знания о мире.

Сведение диалектического выражения противоречивой природы предметов мира только к отношению развития есть односторонность, однобокость. Диалектическое выражение противоречивой природы предметов мира в логическом описании природы предмета требует использование соотношения правил формальной и диалектической логики как отношения низшего и высшего, простого и сложного – системного, иерархически организованного (наряду с использованием и отношения развития, отношения становления и отношений других универсальных категорий).

По разделу 14 «Проблема всеобщего в диалектике»

«Ситуацию диалектического отношения между всеобщим и особенным, индивидуальным, в силу которой всеобщее принципиально невозможно выявить в составе особенных индивидов путем формальной абстракции (путем выявления одинакового, тождественного в них), нагляднее всего можно продемонстрировать на примере теоретических трудностей, связанных с понятием “человек”, с определением сущности человека, решение которых было найдено Марксом, опиравшимся как раз на диалектическое понимание проблемы всеобщего. “…Сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений” m>, – афористически формулирует свое понимание Маркс в “Тезисах о Фейербахе”. ……

Отдельный индивид лишь постольку является человеком в точном и строгом смысле слова, поскольку он реализует – и именно своей индивидуальностью – ту или иную совокупность исторически развившихся способностей (специфически человеческих способов жизнедеятельности), тот или иной фрагмент до и независимо от него оформившейся культуры, усваиваемой им в процессе воспитания становления человеком). С такой точки зрения человеческую личность можно по праву рассматривать как единичное воплощение культуры, т.е. всеобщего в человеке».

Из данной цитаты видно насколько материализм разрушает диалектику взаимоотношения частного и общего, пытаясь выразить социальную природу человека. Следуя принципу монизма Маркс, а следом за ним марксисты, выносят сущность человека в одну полярную сторону диалектического противоречия природы человека – в «общее», в «… совокупность всех общественных отношений”.

Сторона природы человека «общее» объявляется односторонне первичной, доминирующей, а сторона «частное» (индивид, единичный человек) оказывается сугубо производным, односторонне зависимым от «общего». Человеческий индивид превратился в марксизме в безликий винтик «общественных отношений», удел которого рассматриваться «как единичное воплощение культуры, т.е. всеобщего в человеке», как «фрагмент до и независимо от него оформившейся культуры». Логика здесь, если и оригинальная, то уж никак не диалектическая. По марксистскому материализму природа (или часть материи, противостоящая человеку, как другой части материи) ставит человека в сформированную природой же«совокупность всех общественных отношений», в которых человек (по крайней мере человеческие индивиды) обретает свою социальную сущность «как единичное воплощение культуры, т.е. всеобщего в человеке».

Диалектико-дуалистическое понимание социальной сущности человека предполагает равноправное значение полярных сторон человеческой природы – частного и общего – в становлении и деятельности человека как социального существа. Формирование общественных отношений – это не автоматический природный процесс, а результат диалектического взаимоотношения частно-индивидуального и надындивидуально-общественного в человеке. Маркс выразил в природе человека одну сторону – роль общественных отношений. Нельзя сводить природу человека к общественным отношениям как социальной сущности природы человека. Необходимо показать в таком же значении индивидуальную сторону человека, то, как через индивидуальность формируются общественные отношения («своё другое» индивидуальности).

Я думаю, мало кто из ученых сомневается в том, что сама «культура, т.е. всеобщее в человеке» складывается усилиями, творческой деятельностью человеческих индивидов, что “… совокупность всех общественных отношений” производится разумной, целеполагающей деятельностью тех же человеческих индивидов. То, что «человеческую личность можно по праву рассматривать как единичное воплощение культуры, т.е. всеобщего в человеке», совершенно не исключает нелюбимой Ильенковым «другой стороны»: сама культура производится «человеческими личностями» и уж, конечно, не из числа «человеческих винтиков», а из выдающихся творцов, гениев рода человеческого.

По разделу 15 «Материализм воинствующий – значит диалектический»

Раздел посвящен апологетике принципа партийности в философии. Применяются всевозможные ярлыки от Ленина и от автора к инакомыслящим философам и их философским позициям во исполнение завещания Ленина о воинствующем материализме.

По разделу 16 «Диалектика и мировоззрение»

«Согласно Ленину, она состоит в том, что диалектика и есть логика и теория познания. И поскольку речь идет о том, чтобы изложить теорию диалектики в виде особой, отдельной науки, то – в полном согласии с Энгельсом формулирует Ленин – именно материализм обязывает понимать и разрабатывать эту теорию как логику развития всего научного мировоззрения…»

Казалось бы, вот достойная тема для автора работы с названием «Диалектическая логика», однако, никакого продвижения вперед в деле разработки теории диалектики здесь нет (если не считать достижением развития диалектики введение понятия «мыслящее тело»).

«…диалектика и есть наука о процессе отражения предмета мира (природы и истории) в человеческом мышлении. Наука о законах превращения действительности в мысль (т.е. о законах познания, о законах высшей формы отражения), а мысли – в действительность (т.е. о законах практической реализации понятий, теоретических представлений – в естественно-природном материале и в истории)»

Ильенков не понимает, что в приведенной трактовке диалектического процесса «превращения действительности в мысль (т.е. о законах познания, о законах высшей формы отражения), а мысли – в действительность (т.е. о законах практической реализации понятий, теоретических представлений…)» законы диалектики вступают в неразрешимый антагонизм с принципом материалистического монизма. «Практическая реализация понятий… в естественно-природном материале и в истории» есть ни что иное, как выражение обратной зависимости, вторичности материи («в естественно-природном материале и в истории») по отношению к сознанию («реализация понятий», «мысли»). В «практической реализации понятий» материя и сознание, мышление поменялись своими местами:«Теоретические представления» обернулись объектом, который копируется, отражается субъектом «в естественно-природном материале и в истории», то есть выражается в идеальной форме.

Чтобы сохранить материю материальной, а мышление идеальным (избежать перехода в «своё другое») материализм прибегает к словоблудию «опережающего отражения»: это новое содержание сознания, мышления, которого еще нет в материальном бытии, что ещё только предстоит воплотить в «практическую реализацию понятий». Материализм сохраняет принцип монизма ценой отказа от следования законам диалектики.

Заключение. Сущность, «ядро» диалектики – выражение природы противоречия.

В последнем 16-том разделе своей работы, автор сформулировал задачи по дальнейшей разработке предмета диалектики:

«Может случиться (и это бывает довольно часто), что появляется необходимость не в “усовершенствовании” исторически разработанных категорий, а всего-навсего в грамотном “применении” их. Так, нередко приходится слышать, что категории классической диалектики устарели, что их нужно радикально переработать, привести в согласие с “новейшими достижениями науки”. А на поверку сплошь и рядом оказывается, что устарели не определения категорий, а то поверхностное представление о них, из которого в данном случае исходят.

Прежде чем “развивать” категории диалектики на основе “достижений современной науки” (сама по себе эта задача и благородная, и философски оправданная, и необходимая), следует сначала ясно понять, что именно нужно развивать, иначе говоря, уяснить то действительное содержание логических категорий, которое откристаллизовалось в результате более двухтысячелетнего развития философии как особой науки, специально занимавшейся этим делом».

Непонятно почему здравые и актуальные задачи поставлены автором в заключении своего труда, а не в его начале? Почему в работе автора мало внимания уделено исследованию «ядра» диалектики?

У Ильенкова предмет диалектической логики (её «ядро») приравнивается к процессу формирования в мышлении «конкретно-общего понятия» из простейших абстрактных представлений.

С этих позиций способ простейшего диалектического рассмотрения предмета исследования с двух сторон (минимальный формат диалектического отношения) у Ильенкова получает оценку не только недиалектического суждения, но и вообще выводится автором за рамки понятийного мышления:

«Простое – формальное – “единство”, выражаемое суждением: товар есть, с одной стороны, меновая стоимость, а с другой – потребительная стоимость, – еще ни на миллиметр не выводит нас за пределы ходячих абстрактных представлений. Формула “с одной стороны – с другой стороны” вообще еще не формула мышления в понятиях. Здесь всего-навсего поставлены в формальную – грамматическую – связь два по-прежнему абстрактных, т.е. никак по существу не увязанных между собой, общих представления»

Ильенков в простой формуле диалектической логики («с одной стороны – с другой стороны»), противостоящей правилу формальной логики запрета на противоречие в мышлении (верным может быть только одно из двух противоречивых суждений об одном и том же предмете), не «схватывает» саму диалектическую суть простейшей формулы диалектики. Эта слепота в понимании самой сути диалектики либо характеристика философских способностей автора, либо следствие «ослепления» профессионала, приобретшего профессиональную слепоту верного последователя принципа монизма, который (монизм) своей догматической установкой антидиалектического отношения материи и сознания, прививает философам-материалистам односторонний взгляд на доминирование вплоть до поглощения одной стороной противоречия (материей) другой стороны (духа, мышления).

Следующая цитата из «Диалектической логики» подтверждает мое предположение:

«В итоге и получается та мистическая ситуация, когда в теории сын порождает отца, дух порождает материю, а капитал производит стоимость. Чисто логически, без обращения к реальной временной последовательности эту мистику преодолеть невозможно. Чисто логически она построена безупречно: человека делает отцом именно рождение сына, стоимость делается реально-всеобщим (и именно поэтому абстрактно-простейшим определением всей системы, т.е. исходным понятием буржуазной экономики) именно и только в результате рождения капитала»

Автор способен рассуждать «чисто логически», но только не в вопросе об отношении духа и материи. Это отношение материалисту нельзя рассматривать по правилам диалектики – лучше просто обойти его молчанием. И уж совсем вне критики ленинские «ядовитые» вопросы партийного и воинствующего материалиста из работы «Материализм и эмпириокритицизм».

«Слепота» монизма проявляется в оценке трех «ядовитых» вопросов Ленина в «Материализме и эмпириокритицизме», которые построены на приеме паралогизма. В первом вопросе отношение материи и сознания подменяется отношением природы и человека, при этом не замечается, что и природа и человек входят в понятие материи. Получается, что до человеческого сознания существовала не материя, а только её часть – природа. Материя до сознания – это антидиалектический логический нонсенс (один в один диалектический пример, приведенная самим Ильенковым: «сын» порождает «отца» фактом своего рождения, т.е. до «сознания» не может быть и «материи», а есть природа до человека).

Во втором вопросе, допуская существование «объективного мира» вне сознания, материализм опровергает собственное утверждение природы сознания как отражения «объективного мира», в котором сознание тождественно воспроизводит содержание «объективного мира». Но в таком случае «объективный мир» находится в сознании как объективное содержание (содержание «объективного мира»). Заявляя же, что «объективный мир» находится вне сознания, материализм утверждает принцип агностицизма, и превращает природу сознания в бессодержательное ничто.

В третьем вопросе о независимости материи от сознания как оригинала от отраженной копии монизм отрицает обратную зависимость материи как «оригинала» от «копии» (опять те же неразлучные «сын» и «отец»). Если сознанию придается статус копии, то автоматически материя обретает статус оригинала, с которого снимается копия. Но статус оригинала производен, зависим от статуса копии в отношении «копия-оригинал». Нет оригинала вне его отношения к копии. Вне этого отношения есть два безотносительных друг к другу предмета. Если материя независима от сознания как от копии, она не может рассматриваться по отношению к сознанию в статусе оригинала, с которого снимается копия. В таком случае и само сознание теряет статус копии, то есть сознание не копирует, не отражает материю, или же придется признать взаимную зависимость материи и сознания как оригинала и копии (материя-оригиналзависит от сознания как от копии).

Эта аберрация взгляда мониста на отношение противоположностей в противоречии исключает допущение диалектики в отношение противоположностей. Монист в отношении всяких противоположностей будет видеть одностороннее превосходство одной стороны противоречия над другой вопреки природе диалектики этих отношений. Так отношение материи и сознания есть одностороннее (т.е. монистическое) превосходство, первичность материи над сознанием (материализм), либо, наоборот (идеализм). Отношение конечного и бесконечного – одностороннее превосходство, первичность бесконечного над конечным (позиция Энгельса в «Диалектике природы»). Отношение целого и части – одностороннее превосходство, первичность целого по отношению к своим частям (позиция Ильенкова в «Диалектической логике») и т.д.

Научный метод восхождения от абстрактного к конкретному – это не «ядро» диалектической логики. Это одна из областей применения диалектики. Диалектика универсальна по сфере применения, по своему вхождению в качестве аспекта исследования, метода исследования во все области познания. Благодаря универсальности области применения диалектики можно заявлять о множестве диалектических учений по типу: диалектика – это учение о развитии, учение о познании, учение о становлении, учение о мере (переходе количества в качество) и т.д.

Важно понимать и четко выделять специфический предмет диалектики, выступающий инвариантом в любой сфере применения диалектики. Это словами Ленина есть «ядро» диалектики – исследование (и применение во всех областях научного познания через свой статус метода, методологии) природы, структуры противоречия, принципов отношения сторон в противоречии. Специфический предмет диалектики входит частью, стороной в предмет логики.

В своем специфическом предмете сама диалектика выступает полярной стороной, противоположностью другой стороне логики – формальной логике с её (формальной логики) специфическим предметом. В рамках логики специфичность диалектического раскрытия природы противоречия выражается в описании природы противоречия средствами формальной логикой, выступающими простыми элементами диалектической логики. Разрешением противоречия диалектической и формальной логики как высшей и низшей формами логики выступает интегральная природа диалектической логики, включающая в свой состав, в свою основу в «снятом» виде правила формальной логики.

Таким образом, диалектическая логика не отменяет правил формальной логики, а отводит им подчиненное место в своей интегральной структуре. Требования логики к мышлению включают и соблюдение правил формальной логики (с одной стороны, в одном отношении: мышление «в отношении к себе» должно быть непротиворечивым), и соблюдение правил диалектической логики (с другой стороны, в другом отношении уже не «к себе», а «к другому»: мышление должно выражать противоречивость предмета исследования и объяснять, как разрешаются противоречия природы исследуемого предмета).

Диалектический дуализм о диалектическом противоречии. Представление о диалектическом противоречии в диалектическом материализме

Принципиальное отличие понимания природы диалектического противоречия диалектическим дуализмом (ДД) от диалектического материализма (ДМ) заключается в том, что полярные стороны противоречия в ДД равноправны, а в ДМ – неравноправны. По ДМ одна из сторон диалектического противоречия является ведущей, первичной, определяющей, а другая, соответственно, ведомой, вторичной, производной, зависимой. Сущностная ошибка ДМ в том, что он описанное отношение сторон в противоречии абсолютизирует, делает это отношение односторонним.

Один из выдающихся представителей ДМ В.В.Орлов (Пермский классический госуниверситет), обосновывая позицию диалектико-материалистического утверждения одностороннего превосходства одной противоположности в противоречии над второй, ссылается на ситуацию «буриданова осла», выражающую (по его мнению) отношение равенства противоположностей в противоречии. Ошибка глубоко уважаемого мной профессора Орлова заключается в том, что противоположности в противоречии не равновесны и не односторонне неравновесны, а взаимно неравновесны.

По ДД противоположности в диалектическом противоречии равноправны, но ни в коем случае не равновесны. Их равноправие заключено во взаимном неравенстве, во взаимной зависимости, производности друг от друга, взаимной первичности и взаимной вторичности. Это взаимное неравенство реализуется в бесконечных переходах противоположностей друг в друга, в «своё другое», когда первичность одной полярной стороны противоречия сменяется на её уже вторичность, статус ведущего на статус зависимого, ведомого и т.д. Статус противоположностей попеременно меняется на полярный (первичность на вторичность, статус ведущего на статус зависимого, ведомого) и при этом противоположности никогда не сливаются, не теряют отношение полярности.

Самые простые и наглядные примеры диалектического отношения противоположностей – это маятник, качели, двуручная пила («дружба-2»). В состоянии равновесия сторон – качели не движутся (пила не пилит). В состоянии односторонней первичности-втроичности – качели не движутся, т.к. первичная, сильная сторона одолела вторичную, зависимую сторону и в итоге качели встали – одно плечо качелей на земле, а второе – в воздухе (пила в крайнем положении – один пильщик перетянул пилу от второго пильщика). В состоянии взаимной первичности-вторичности – качели работают, т.к. противоположности попеременно переходят в «своё другое» – то одно плечо качели сильнее второго, то наоборот (пила пилит, т.к. попеременно то один пильщик сильнее второго, то, наоборот).

Такие логически и наглядно элементарные вещи не умещаются в мышлении материалистических философов, мне кажется, по единственной причине – партийной зашоренности взгляда на мир, догматичности стиля мышления. Ильенков привык извлекать свои взгляды на макрсистскую диалектику из «Капитала» и не видит самой элементарной диалектики (даже элементарно диалектическое отношение «сына», порождающего «отца», недоступно пониманию Ильенкова, потому что «исторически» «отец» есть односторонне первичное, а «сын» – односторонне вторичное – торжествует догма ДМ).

Литература:

1. Ильенков Э.В. Диалектическая логика. Очерки истории и теории. Второе издание, дополненное. М.”Политиздат”, 1984.
2. Кудрявцев В.Т. Что такое диалектическая логика? Душа и дух. Философия и психология. www.tovievich.ru/book/8/340/1.htm
3. Левченко Юрий. Азы диалектического дуализма. Гайдпарк. gidepark.ru/user/1566294312/content/510430
4. Ленин В.И. К вопросу о диалектике. Полное собрание сочинений, т.29.
5. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм. Полное собрание сочинений, т.18.
6. Леонович В.Н. Концепции физической модели квантовой гравитации. Интернет, сайт. SciTecLibrary-Новости Науки и Техники.
7. Орлов В.В. Материя, развитие, человек. Издательство ПГУ. Пермь, 1974.
8. Фредди А. Ромм. Философия Диалектического Дуализма и Вечные Вопросы Бытия. Хайфа, 1998.
9. Эверетт Хью. everettica.org/art/K260311.pdf
10. Энгельс. Диалектика природы. Том 20. М.Издательство политической литературы, 1961