Теория “Власти ученых”

«Если слово не убьет, то палка не поможет» (Сократ).

Введение

Роль идеологии в древнегреческой демократии играла религия и критика демократии часто её защитниками приравнивалась к критике богов и к атеизму. Анаксагор был обвинен в религиозной нечестивости и привлечен к суду. Процесс закончился осуждением и изгнанием философа из Афин. Протагора в афинском суде обвинили в атеизме и изгнали из города и сожгли его книги на площади (по другой версии приговорили к смерти, Протагор бежал, но утонул при побеге). Сократа осудили за неправильную философию и казнили. Платона не судили, его философия была настолько сложна, что судьям (обычно это были купцы и матросы) трудно было добраться до сути, хотя он и утверждал протагоровский тезис о невозможности познания богов. Зато его ученик Аристотель (противник демократии и аристократии), обсуждавший в своих работах философию Платона, сбежал из Афин, узнав, что против него готовится суд.

Понятно, что суд защищал демократию, но почему такую ненависть у судей вызвал Сократ? По этому поводу есть много мнений, но вот одно из них очень принципиальное. Спор об основах демократии. Судьи говорят, что демократия стоит на том, чтобы всякий гражданин имел доступ к власти: всюду, где можно, мы выбираем начальников по жребию, чтобы все были равны. А Сократ говорит, что это смешно — так же смешно, как выбирать кормчего на корабле по жребию, а не по знаниям и опыту. А так как возразить было нечего, в ход пошли эмоции и сила власти. Ученик Сократа Платон пошёл в своей критике дальше всех и создал первую теорию антидемократии – теорию «Власти учёных». Она опиралась на эмпирический материал античности и потому многие критики называли её утопической, хотя философские основы её пережили тысячелетия. В новое время теория стала опираться на новый опыт, но основной методологический её стержень «Власть профессионалов» сохранился. Поэтому она, как и прежде является основным антиподом демократии.

Демократия имеет долгую историю: демократии древней Греции, Римская демократия, Исландская демократия, Новгородская демократия, буржуазные демократия нового времени и др. Но её исторический опыт это череда кризисов. История повторяется. Мир опять на грани Великой депрессии. Впереди революции (неважно, какого цвета) и войны (неважно, локальные или мировые) и опять извечный вопрос: что делать, какова должна быть стратегия новой цивилизации? После Великой депрессии 30-х годов вектор повернулся в сторону кейнсианства, макроэкономики. Несколько десятилетий европейского пути в этом направлении и вот мы видим, чем всё заканчивается. Классический капитализм и социализм со всеми их недостатками не имеют будущего, хотя у некоторой части населения сохраняются ещё иллюзии по поводу этих систем. Особые надежды возлагают на реанимацию третьего пути. Кейнсианство – это всего лишь призыв обратить внимание на макроэкономику, которая в сущности, при полном объёме её реализации оказывается в противоречии с основными принципами существования капитализма. Это противоречие и стало причиной сворачивания макроэкономических программ и приблизило наступление финансового кризиса

Попытки противопоставить буржуазную демократию и социалистическое народовластие фактически сводятся к сравнению эффективности частнособственнического капитализма с государственным капитализмом. У них, действительно, разная экономическая эффективность, но оба приходят к кризису. Одни к кризису перепроизводства, другие к кризису недопроизводства (неэффективного производства). Буржуазная демократия, превосходя в экономической мощности и в технологиях, стала тем не менее причиной мирового финансового кризиса и во многом определила уже наступающий на пятки многоаспектный глобальный кризис. Но каким образом усиление демократических принципов и разного рода свобод для народа привело к прямо противоположным результатам – долговому рабству, к рабству ещё более изощрённому, чем силовое принуждение?

Народовластие, или непрямая представительная демократия, – обозначение власти, которая не соответствует своему названию. С самой древности и по наши дни народ никогда не мог ни непосредственно править, ни быть законодателем. Исполнительная власть, даже если она состояла из представителей народа, даже тогда, когда она была сменной, постоянно узурпировала право на власть. Именем народа совершались наказания народа, преступления и войны. Народ непрофессионален в политике и управлении, а тем более в экономике. Зачастую и представления не имеет, за кого голосует и выбор его оказывается подсказанным демагогами или СМИ. Народ требует свободы, а ему подсовывают суррогат реальной свободы в виде прав сексуальных меньшинств, психически больных, ювенальной юстиции и т.п. Зато для буржуазии режим либеральной демократии довольно выгоден, но без союзников во всех демократических странах, без глобализации власть транснациональных компаний была бы невозможна.

Сегодня идеологи системы ещё не могут поверить в то, что разразившийся глобальный финансовый кризис – это не просто очередная фаза цикла капиталистического производства, а финиш капиталистической цивилизации. Кризис демократии проявился практически во всех сферах государства, во всех государственных институтах (в управлении, политике, экономике, армии, науке, медицине и т.д.). Порою он принимает совершенно уродливые формы и одна из них – глобальный экономический кризис. Какими надо быть профессионалами, чтобы не предвидеть результатов своей деятельности. Сама атмосфера демократической толерантности порождает безответственность и вседозволенность. Акцентуированные на низших инстинктах личности пробивают себе дорогу во власть. И это всё выдаётся за норму.

Платон был автором первой критики политики государства и она была направлена против античной демократии, теоретики которой признавали за всяким гражданином полиса право быть избранным на все государственные должности независимо от его уровня знаний и профессиональной подготовки к делам по управлению государством (наивная точка зрения, будто править это проще всего), а он утверждал, что необходимо, чтобы каждый член общества «делал своё» и притом «только своё» дело. В противовес демократическому обществу Платон предлагал общество профессионалов (профессионально ориентированные институты государства) и власть учёных. Он считал справедливым деление (которое предполагает объединение) граждан не по классовому признаку, а по профессиональному. Развитие этой идеи в новое время определило такое государство как технократическое. Термин устойчиво закрепился после работ «отца» современной технократии Т. Веблена, однако, как равноправное с ним, можно употреблять и сциентократия, и профикратия. Речь по сути идёт о парламентской республике, но не с демократической, а с технократической структурой власти, с технократическим парламентом. Для технократической парламентской республики не нужен всенародно избранный президент и непрофессиональные всенародные выборы. Выборы перенесутся во внутрь институтов государства. Кажущийся парадокс состоит в том, что представитель каждой профессиональной группы граждан государства очень хорошо знает, кто им руководит и что требуется от его руководства, но когда все профессиональные группы объединены в общей избирательной компании и выбирают одного на всех руководителя возникает дезориентировка, их легко обмануть любому авантюристу, который может появиться из их же среды.

Каждый профессионально ориентированный Институт государства (военные, политологи, экономисты, экологи, медики и т.д. – все, чьи законы касаются всего государства) выбирает определённое число своих депутатов в парламент. Группы специалистов, которые не имеют статуса всеобщности, могут объединяться и выбирать своих депутатов. Каждый профессионально ориентированный институт технократического государства должен подчиняться соответствующему его профилю НИИ. Сеть профильных государственных НИИ и других учреждений, объединяемых по профессиональному признаку в соответствующий этому профилю Институт государства, во главе с выбранным на конкурсной основе и на определенный срок руководством – вот самая адекватная структурная единица технократической республики.

Технократическая структура государственной власти аполитична и ориентирована не на политику классов или отдельных социальных групп, а на благо государства. Конкуренция же при выборе руководства будет ориентирована исключительно на уровень профессионализма кандидатов. По Платону это не только разумно, но и высшая справедливость, и «Благо» для государства.

Гл. I. Похороны третьего пути.

Правильный путь таков: усвой то, что сделали твои предшественники, и иди дальше . (Лев Николаевич Толстой)

§ 1. Уроки капитализма и социализма

Если вы не знаете, куда вы идете, то вас туда приведет любая дорога. (Коран)

Мы живём в эпоху глобального социального кризиса, его называют финансовым, но по сути это кризис современной цивилизации, тех форм государственности, которые считались лидирующими в этом мире, и которые оказались причиной этого кризиса. И теоретики и практики сходятся сегодня в том, что необходима новая стратегия цивилизации, новая идеология государства. Принято считать, что в новое время сложились три идеологии, которые полагают фундаментальными. 1. Буржуазная либеральная. Требование свободной конкуренции и свободного предпринимательства было одним из движущих мотивов уже первых буржуазных революций, но лозунги выдвигались свобода, братство, равенство, народовластие. 2. Коммунистическая, или социалистическая. Идея эта тоже опиралась на те же лозунги, хотя требование народовластия гипертрофировалось и выходило на первый план и было направлено против частной собственности и капиталистического рынка. Справедливо отмечают, что восходит она к автократическим (аристократическим и коммунистическим) установкам пифагореизма (философия Пифагора). 3. Третий путь. Неудовлетворённость реализацией первого и второго подходов и одновременно желание сохранить всё положительное, что в них есть, породила искания какого-нибудь рационального синтеза. Увы, надежды пока не оправдались, по крайней мере почти всё, что пытались воплотить, хоть и казалось поначалу рациональным, но не выдерживало испытания временем.

Капитализм — это базирующаяся на рынке экономическая система производства и распределения, основанная на частной собственности на средства производства (возможен вариант основывающийся и на государственной собственности – государственный капитализм), использующая наёмный труд при всеобщем юридическом равенстве. Это также свобода предпринимательства, свобода конкуренции и свободный рынок капитала. Одной из важнейших характеристик буржуазной либеральной модели государственного устройства является наличие либеральной банковской системы. Имманентной чертой капитализма являются циклы перепроизводства. Вначале они касались перепроизводства товаров, а с появлением транснациональных компаний капиталистический рынок перешёл к новой фазе своего развития, к фазе глобализации финансовых рынков. Итогом интенсивной экспансии капитала явился мировой финансовый кризис. Система нашла эффективный способ производства аналогов денег в виде роста количества ценных бумаг и долговых обязательств в обход производства товаров. Возникло “перепроизводство” финансовых инструментов, призванных вроде бы обеспечивать экономический рост, но свободная конкуренция так устроена, что не даёт возможности остановить эту машину и она выезжает за рамки разумного. Страдает не только бизнес, ухудшаеся экономическое положение населения. Лучшая из известных систем по производству богатства превращается в производство нищеты.

Идеологи системы ещё не хотят верить в то, что разразившийся глобальный финансовый кризис – это не просто очередная фаза цикла капиталистического производства, а финиш капиталистической цивилизации. Весь предыдущий период капитализма имел циклы деловой активности от бума до экономического спада, вызванного перепроизводством товаров. Низшей точкой цикла было “дно”, после которого начинался подъём деловой производственной активности. Теперь на смену деловой производственной активности пришла безумная гонка надувания спекулятивных “мыльных” пузырей – рост богатства за счёт спекуляции на любой социально значимой потребности или зависимости. Пузырь долгов, пузыри на рынке ценных бумаг, ипотечный пузырь, сырьевой (нефтяной) пузырь, пузырь спекулятивно накаченного спроса, пузырь рынка высоких технологий, кредитные пузыри, накачиваемые государствами, пузырь американского превосходства и т.д. Сама глобализация рынка – это большой мыльный пузырь. Неважно, что пузырь лопнет, неважно как и с какими последствиями (уничтожается огромное количество капитала, депрессия, безработица, социальные конфликты, войны), а важно успеть заработать на самом процессе его надувания. Пузырится рынок либеральной демократии, как стихийное бедствие, которое пугает и производителей и потребителей и сделать с ним ничего не могут. Устоявшаяся схема выхода из кризиса (сокращение бюджетных расходов, особенно за счёт сокращения рабочих мест) в новых условиях стала напоминать процесс тушения пожара бензином.

Но даже при столь негативной оценке не стоит, однако, забывать, что какой бы ни был плохой капитализм, но свою историческую роль он сыграл неплохо по сравнению с предыдущими социальными системами. Он обеспечил НТР, на новый уровень вышли технологии, достижения в области науки, медицины и т.д.

Социализм. Это экономическая система, в которой средства производства находятся в общественной собственности. В качестве цели и идеала предполагается осуществление принципов социальной справедливости, свободы и социального равенства. Этим лозунги социалистической революции не отличаются от лозунгов ранних буржуазных революций. Но каковым должно быть государство, реализующее эти цели? Как полагают классики коммунизма, оно должно ликвидировать эксплуатацию человека человеком. Однако, интуитивно понятная и ощутимая на практике эксплуатация не поддаётся научному обоснованию и нередко сливается с необходимым для государства принципом иерархического управления. Маркс попробовал в центр доказательства поставить прибыль эксплуататора, которая формируется через прибавочную стоимость. Увы, доказательство этого в своих работах (всё-таки четыре объёмистых тома) до конца он так и не довёл, и не объяснил, да и возникшие после него альтернативные теории не дали исчерпывающего объяснения. Являясь фундаментальной экономической категорией, стоимость, тем не менее, крайне трудно поддаётся пониманию и анализу по той причине, что является сугубо эмпирическим, а потому вариабельным и субъективным показателем.

Видимо по этой причине акцент в объяснении феномена эксплуатации был сделан на наличии иерархии, препятствующей реализации народовластия и борьбе с нею, хотя народовластие трактовалось своеобразно. Государство должно быть общенародным, но переход от классового к общенародному должен быть осуществлён через переходный период – диктатуру пролетариата (эта последняя установка явилась главным различием между коммунистической и анархистской идеологией). Сегодня все неудачи с социалистическим строительством в странах социалистического лагеря и пытаются списать на эту диктатуру, т.е. партийную автократию или олигократию (Генеральный секретарь, Политбюро). Идея диктатуры для навязывания благих целей восходит к пифагорейскому коммунизму, который силой пытались насадить демократическим полисам “Великой Греции” (южная Италия). Но в те времена “благодарный” демос сжигал античных коммунистов в их собственных домах.

Директивно-репрессивные и идеологические способы интенсификации труда в подъёме экономики давали результаты, но отставали от скорости и интенсивности капиталистических методов. Успехи лежали в основном в тяжёлой промышленности, в военном и космическом производстве, а с товарами народного потребления отставание было катастрофическим. Ещё более катастрофическим оказалось отставание в новых технологиях. Отсутствие конкуренции, “уравниловка” в доходах, гарантированная занятость порождали иждивенчество и незаинтересованность в результатах своего труда и приводили к стабильному ухудшению качества товаров, технологической отсталости. Убыточные и неэффективные предприятия субсидировались государством за счет прибыльных. Такая система приводила к стабильному росту убыточных предприятий и неизбежно ослабляла экономическую мощь государства. Советский строй не вышел за пределы капитализма как способа производства, и по сути представлял собой государственно-монополистический капитализм (большинство средств производства принадлежит одному монопольному собственнику — государству). Эксплуатация человека человеком заменилась эксплуатацией человека государством. Отчуждение, которое, по Марксу, должно быть преодолено, при социализме достигло размеров, превосходящих капиталистические общества.

Мир отверг большинство экономических идей Маркса. СССР проиграл и экономическую, и научно-технологическую гонку, не выдержал прямой конкуренции с системой рыночного капитализма. Можно, конечно, утверждать, что правильного социализма не получилось, что элементы тоталитаризма и административно-командной системы не обязательны для социализма. Что если бы страной управляло не Политбюро, а Совет министров и планированием занимались эксперты-экономисты, то мы имели бы совершенно иной результат. Ведь основное преимущество плановой экономики – научно обоснованное планирование просто не использовалось, мнения экспертов-экономистов не учитывались. Но экономика, это, прежде всего наука и определять ее на соответствие плановой или рыночной должны ученые и соответствующие институты. Однако исследования целых научных институтов в области экономики фактически выкидывались в корзину. Конечно, всё так, но, если бы всё было в руках экспертов, то это был бы уже не социализм, а технократическая республика, в которой бы избирался и Совет министров, и эксперты по всем вопросам и не нужен был бы ни генеральный секретарь, ни президент и никакие политические партии, в том числе и коммунистическая. Но нужно говорить о реалиях, ибо и о капитализме тоже можно сказать, что он не получился, ведь идеи его первых идеологов и защитников были совершенно иные и никак не предполагали того маразма, который мы сегодня наблюдаем.

А реалии таковы, что если бы не было диктатуры, не было бы и социализма, не было бы и общественной собственности на общественные средства производства. Свобода выборов для народа обернётся возвратом к частной собственности. СССР на этой призрачной свободе упокоился, а за ним и соцлагерь перестал быть лагерем. Поэтому и разговоры о парламентском пути к социализму есть утопия. Не случайно классики марксизма так держались за идею диктатуры пролетариата, а их наследники увековечили автократию партократии. Не было бы диктатуры, появились бы и буржуазные партии, и капиталистический способ производства и все следствия из этого вытекающие. И можно быть уверенным в том, что буржуазная партия не выпустила бы власть из своих рук.

В капитализме к власти попадают самые смелые, умные, активные, ну и, конечно, акцентуированные на жадности. Для данной системы это естественно. Неавтократическое представление о социализме предполагает, что рулить должны лучшие: умные альтруисты. А такие ради власти во власть не лезут. Вывод, к которому приходят защитники социализма: социализму как воздух нужен механизм отбора элиты. Демократические выборы, как показала практика, такой проблемы адекватно не решают, а без выборов опять автократия и все её издержки. Круг плотно замкнут, но иллюзии реализовать неавтократический социализм всё ещё существуют.

Сегодня в мире остались только две страны, которые продолжают путь классического социализма. Это КНДР и Куба – жёстко авторитарные государства и по сути нищие. В провинциальных нищих районах Китая условия для выживания лучше, чем в КНДР, но из Китая ещё можно бежать, например в Россию, чтобы работать гастербайтерами, а из КНДР не сбежишь. Режим поддерживает не только идеология, но ещё и милитаризм. Куба, отчаявшись наладить хоть какое-то производство, гонит на мировой рынок свой единственный актив – торгует врачами. Врачи работают уже в 66 странах мира. Так, бразильское правительство заказало себе сразу четыре тысячи человек для самых диких и отдаленных районов. ЮАР, например, платит за каждого кубинского медика по $7 тысяч в месяц. Бразилия будет платить Кубе по $4200 в месяц. Так что источник валюты для Кубы получается действительно ощутимый. Обычно врачам оставляют $250–300 в месяц, то есть 5–7% от реально заработанной ими суммы. На их кубинской родине кладут на специальный депозит еще по $50 в месяц. Для острова, где средняя зарплата после 50 лет социализма все никак не превысит $20 в месяц, деньги немалые, да и условия контракта таковы, что не сбежишь.

Как это ни наивно, но до сих пор, уже две с половиной тысячи лет в народном сознании демократия, или народовластие, ассоциируется с властью народа, властью, которая, если и возникала, то эпизодически в самые критические моменты существования государства, когда менялась конституция. На фоне затянувшегося финансового кризиса и тотальной деградации буржуазной демократии, казалось бы, можно и повторить опыт социалистического народовластия в СССР (к этому призывают некоторые политические лидеры), всё-таки была социальная защищённость и даже относительно высокая культура и строгие моральные нормы, но жутко осознавать временность происходящего, а потому и бессмысленность его. А главное уже маячит призрак глобального кризиса, существование в котором потребует огромных ресурсов, мощной экономики, науки и технологии, которые в соцлагере так сильно отставали от лагеря капиталистического и мысль о том, что этот последний рано или поздно влезет в очередной кризис нисколько не утешает.

§ 2. Исходы третьего пути

«Средний путь предпочитают… любители двойного обгона» (Евгений Кащеев).

Сегодня на фоне глобального кризиса ведётся постоянная пропаганда СМИ за облагораживание мифа о капитализме с “человеческим лицом”. Однако, если быть точным и касаться только сущности третьего пути, то существует два конкурирующих проекта: Капиталистическое социальное государство и Социалистическое рыночное государство.

Капиталистическое социа?льное госуда?рство – это политическая система капитализма и свободной рыночной экономики с различными элементами и с различной степенью развитости социальной защиты рядовых граждан. Такая политика государства способствует возникновению так называемого среднего класса, или слоя общества. Сре?дний класс (иногда его называют креативным) – социальная группа людей, имеющая устойчивые доходы, достаточные для удовлетворения широкого круга материальных и социальных потребностей. К среднему классу, как правило, относят людей, которые имеют высокий уровень образования и квалификации, и занимают в обществе промежуточное положение: между богатой небольшой частью и значительной – низкооплачиваемой частями населения. С появлением третьего класса уровень жизни значительного количества граждан повышается, а это в свою очередь создаёт защитную прослойку для высшего класса, сглаживает остроту социальных противоречий, поддерживает стабильность в обществе. Впервые понятие “средние слои” применительно к демократическому обществу использовал ещё Аристотель, который утверждал, что чем больше будет эта средняя часть общества, тем стабильнее будет и само общество. Правда, это утверждалась в противовес Платону, который предлагал сциентократическую, или технократическую, организацию общества (по тем временам ещё первую и несовершенную) для его стабильности и благополучия.

Социальное государство и рассчитано на средний класс, самый многочисленный на Западе. Именно от него идёт привнесение инноваций и воспроизводство квалифицированных кадров. Государственную направленность на становление среднего класса обычно связывают с появлением так называемого “Прусского социализма”. В конце XIX века давление рабочего и профсоюзного движения в Германии заставили её правительство инициировать разработку нормативных правовых актов об обязательном социальном страховании профессиональных групп работников, самоуправляемых товариществах взаимного страхования. Это позволяло аккумулировать финансовые ресурсы как гарантии качественной медицинской и реабилитационной помощи, высокий уровень страховых выплат. Такую интенцию поддержали и некоторые другие развитые страны.

Большой вклад в усиление роли социальной защиты государства внесли в США Д. Рузвельт в рамках “нового курса”, в Великобритании У. Беверидж (1942) и правительство лейбористов (с 1945г.). После Второй мировой войны в Европе наблюдается всплеск умеренного демократического социализма: национализация здравоохранения, транспорта, энергетики, тяжёлой и добывающей промышленности. Возник резкий интерес к кейнсианству в экономике. Д.М.Кейнс в 1936 г. опубликовал теорию макроэкономики – теорию по проблемам общим для экономики в целом (экономические циклы, безработица, цены, денежное обращение и уровень ставки процента, государственный бюджет, торговый баланс и др.). Естественно, что соблюдение целостной взаимосвязи законов макроэкономики сразу же дали толчок к восстановлению хозяйства и экономики государств, нарушенных второй мировой войной. На фоне восстановления возникли и следствия, которые в первую очередь ощутил капитал и особенно банки: стали выявляться факторы, ограничивающие свободу конкуренции и движения капитала, а, соответственно, и его рост. Нужно отдавать себе отчёт, что капитализм, как власть денег, в первую очередь нацелен на смычку капитала и государственной власти. Поэтому приход к власти социал-демократов (т.е. собственно выборы) в капиталистических государствах всегда находился под контролем капитала. Едва польза от социал-демократии для него исчерпала себя, возник и новый курс и новый идеологический миф, который СМИ обозначили, как неолиберализм. Этот новый курс давал большую свободу движению капитала и в сущности и ускорил наступление современного глобального финансового кризиса.

Неолиберализм (неограниченная свобода капитала) – это общая интенция в развитии капитала, но принято выделять два инициирующих и направляющих начала. Первое – это тетчеризм (1979 – 1990 г.г.), объявление монетаризма оздоровительным явлением в финансово-экономической сфере. Приватизация ранее национализированных областей хозяйства и экономики, коммерциализация социальных сфер образования и здравоохранения. Второе – рейганомика (1981 – 1989 г.г.). Перенос акцента с регулирования спроса на товары и услуги на стимулирование их производства. Последовало замедление роста правительственных расходов, сокращение вмешательства государства в экономику, наращивание расходов на вооружение. Начался рост дефицита государственного бюджета. Чтобы компенсировать дефицит социальной защиты, население стали приучать жить в долг, постоянно рефинансируя долговую задолжность. Разросшийся за прошедшее время глобальный пузырь финансового кризиса в большей степени был долговым и кризисом он стал, когда потребовал расплаты по долгам из-за возросшего падения спроса (финансовый пузырь лопнул!).

Российские социал-демократы равно, как и либерал-демократы, одним из ключевых положений своих политических программ делают стремление к созданию социального государства, естественно на основе того капиталистического основания, которое мы сегодня имеем. Гораздо лучшие примеры западной Европы не оставляют никаких надежд на продуктивный союз с капиталом да ещё на старой основе. Капитал с его свободной конкуренцией и рынком, с его либеральными банками повторит тот беспредел, против которого сегодня призывают людей положить свои головы.

Важно понять, что законы рынка в социальном государстве не изменяются, ибо от банков в нём больше зависит чем от государства. Поэтому все тяготы кризиса ложатся на граждан, жируют только финансисты. Возникший средний класс быстро размывается при кризисе. Он ещё не осознаёт всей глубины того положения в котором оказался, но хорошо ощущает своё состояние, т.е. потерю своего именно среднего социального уровня. Кризис политики глобализации сопровождается социальными протестами, но элита не может найти экономических рычагов, которые способствовали бы выходу из создавшейся ситуации. Пока она использует расслоение оппозиционного движения на правых и левых (на ориентированных национально и социально), пытаясь столкнуть их, не дать объединиться. Изгнание иммигрантов из Европы не решит социальных проблем, но наверняка подтолкнёт к созданию авторитарных режимов и история вновь повторится. И хотя история учит только тому, что она ничему не учит, но историческая ситуация такова, что уроки придётся вспоминать и хорошенько подвергать анализу, иначе кризис задушит, так и не разрешившись.

Главным объектом гнева граждан в Европе стали “финансисты”. Их незаслуженные богатства не имеют ничего общего с доходами предприятий. Финансовый сектор разросся сверх всякой меры. И сегодня одна из его главных задач – финансировать задолженность среднего класса (реструктуризация и рефинансирование долгов), который в нынешнюю эпоху глобализации способен сохранить уровень жизни лишь с помощью займов. Долги растут, банки душат средний класс. И это результат западного политического центризма с его свободой рынка и независимостью банков. Но наступает момент, когда и рефинансирование превращается в бессмыслицу: невозможно бесконечно давать в долг, когда долги не возвращаются. Получили долговое рабство, но как теперь с рабов ещё что-то можно получить? Мир ушёл от натурального рабовладения как крайне неэффективного способа труда и получения дохода, а в итоге пришёл к долговому рабству, которое ещё менее эффективно и менее долговечно. Понимание несправедливости и возмущение 75 лет назад вылилось во Вторую мировую войну, выдержит ли планета третью, когда и без войны экология оставляет желать лучшего, когда вопрос стоит уже о биологическом выживании популяции Homo sapiens.

Теоретики третьего пути полагали, что негативные социальные издержки рынка — в частности, безработицу и сильное неравенство — можно побороть при помощи активной деятельности государства на рынке труда, перераспределения части прибыли через налогообложение и использование госсектора, преимущественно включающего в себя инфраструктурные элементы и коллективные денежные фонды (а не предприятия). Однако смычка власти и капитала дала о себе знать и сила экономических кризисов только возросла.

Рыночные движения стихийны, реализуются без учёта социальных перспектив и ориентиров на благополучие населения и потому не приемлют сколь-нибудь стратегического планирования. Отсюда макронестабильность экономики с её кризисами, губящими окружающую среду и сводящими на нет социальные достижения. Свобода банковского капитала, свобода рынка и свобода конкуренции входит в противоречие и антагонизм с перспективным стратегическим планом, потому что он сам по себе директивен и ограничивает свободу капитала. Иллюзия мифа третьего пути на базе капиталистического государства становится уже очевидной.

Социалистическое рыночное государство . Автократический социализм с самого своего зарождения сталкивался с имманентными для него проблемами, и когда пытался решить их, обращался к рыночным механизмам оздоровления экономики. Таковой была, например, новая экономическая политика в Советской России в 1920-е годы и китайский опыт рыночной экономики последних 30-ти лет.

Советское государство ввело НЭП для создания экономики использующей рыночные механизмы и они быстро восстановили народное хозяйство, разрушенное Первой мировой и Гражданской войнами. НЭП обеспечил рост народного хозяйства, резкое снижение бюджетного дефицита, увеличение запасов золота и иностранной валюты, а также активный внешнеторговый баланс. Народное хозяйство было восстановлено, заметно улучшились условия жизни людей. В связи с введением НЭПа вводились определённые правовые гарантии для частной собственности. При нём отменялись государственные монополии на различ¬ные виды продукции и товаров, стали повсеместно возникать синдикаты — добровольные объединения трестов, которые занимались внутренними и внешнеторговыми операциями. Ряд предприятий был сдан в аренду иностранным фирмам в форме концессий. Коммерческие банки контролировали примерно 85 % объёма сделок по продаже товаров, регулировали размер коммерческого кредита, его направление, сроки и процентную ставку. Возникло внеплановое перераспределение средств в народном хозяйстве. ВСНХ, потерявший право вмешиваться в текущую деятельность предприятий и трестов, превратился в координационный центр.

Коммунистическое руководство государства вдруг увидело в этом не только конкуренцию, но и прямую угрозу реализации социалистической идеологии и вытекающим из неё хозяйственным идеям и в первую очередь перспективным (пятилетним) планам. Используя неутраченный контроль в экономике и применив директивные методы регулирования, оно пошло на свёртывание НЭПа, якобы мешающего реализации стратегического плана ГОЭЛРО. К 1928 году НЭП фактически свёртывается и страна вновь проваливается в пучину нищеты, начался голодомор (результат форсированной индустриализации, коллективизации и засухи). Мощным катализатором кризиса стала система закупок западных технологий. Продавая собранный урожай хлеба в Европу, охваченную “Великой депрессией”, по демпинговым ценам, Советское правительство спровоцировало крупнейший голод 1932-1933 гг. на всей территории страны. “Голодомор” стал, вероятно, самым ужасным следствием политики индустриализации, в её тесной связи с коллективизацией.

НЭП советской России был ориентирован на восстановление разрушенной экономики и поднятие жизненного уровня (благосостояния) граждан, и кто знает, если бы не директивное свёртывание этой политики, не заговорили бы о “русском чуде”, как сегодня говорят о китайском? И не мешал НЭП ни плану ГОЭЛРО, ни индустриализации, а только бы способствовал этим проектам, как в Китае. Но не наука и не разум определили судьбу государства, а тупая идеология, сохранившая своё торжество ценой десятков миллионов жизней, и рухнувшая в итоге под своей же тяжестью. Не было разумного основания, колосс действительно стоял на глиняных ногах.

Головокружительный экономический взлет социалистического Китая за последние 30 лет заставил многих говорить о “китайском чуде”, как о перспективном третьем пути развития на базе социалистического государства. И действительно, 80 – 90% экономики Китая – государственные, но в стране рыночная экономика. Где же тот заветный механизм, который позволил столь перспективно соединить социализм с рыночной экономикой? И какие выгоды получили от этого простые китайцы и как себя чувствует средний класс? Китай поднялся, но только не на конкуренции качества своих традиционных товаров внутри государства и на внешнем рынке. Определяющим оказалась низкая стоимость производства. И главный источник низкой стоимости дешёвая рабочая сила и её эксплуатация. По дешёвке продавался труд простых китайцев, а коммунистическая идеология сильнее дубинки держала в повиновении рабочую силу. Государство полностью диктует экономическую политику. Производителю все льготные условия (аренда, налоги, льготы, стимулы, совместные предприятия с государственными). Таким образом, государство защищает свои компании от внешней конкуренции и стимулирует рост экспортных прибылей. Идея, превращённая в реальность: две системы в одном государстве, правда, эти две системы разделены ещё и территориально: провинциальный нищий Китай и богатый приморский Юго-Восточный. И при этом 160 миллионов китайцев, выживает за гранью нищеты, и еще 700 миллионов балансирует на грани. 80% населения — крестьяне, населяющие бедные провинции. Нищета – норма в селах. Традиционно малое потребление на внутреннем рынке. У населения вообще самые низкие потребности в мире.

Цивилизации Древних Афин и Древнего Рима поднимались на схожих условиях: рабы и богатые серебряные рудники. Китай приобрёл более выгодный источник дохода, нежели серебряные рудники. Политика низких налогов для производителей и дешёвая рабочая сила привлекли размещение на его территории высокотехнологических производств со всего мира. Дешёвая рабочая сила делала выгодными для экспорта многие традиционные товары. Ещё А. Смит говорил, что страна богатеет, когда производит больше, чем тратит. Китай задействовал все свои возможности по максимуму, завалил весь мир дешёвой продукцией. В итоге китайская экономика стала претендовать на вторую по величине в мире после США.

Однако в условиях кризиса негативно начало сказываться то обстоятельство, что экономика Китая сильно зависит от состояния внешнего капиталистического рынка. А это значит, что с потерей экспортных рынков, он может просто рухнуть, захлебнувшись во внутренних проблемах, или, как предрекает антиглобалист Б.Кагарлицкий, погрузится в хаос очередной гражданской войны. И если экономисты западных стран ещё имеют какие-то надежды на то, что покупательная способность среднего класса может вытянуть из кризиса, то Китай таких иллюзий в отношении своего населения пока не питает. Он поздно спохватился, для формирования среднего класса нужно время, которого у него уже нет.

А проблемы у Китая довольно серьёзные. Он первым столкнулся с тем, с чем вскоре придётся столкнуться всему человечеству – демографическим взрывом. Ухудшение ситуации произойдёт и при росте населения, и при сокращении рождаемости. И подобная патовая ситуация характерна сегодня для его экономической политики.

Китайские компании активно брали западные кредиты. По данным финансовой группы ING, совокупный внешний долг КНР (государства и корпораций) достиг 2.4 трлн. долларов. Но при этом растет перепроизводство, особенно в сталелитейном, цементном и прочих секторах обрабатывающей промышленности. Растут фиксированные инвестиции в жилищный фонд, в избыточное строительство железных дорог, заводов, которые тут же консервируют (видимо в надежде, что когда-то они востребуются). Идёт рост безвозвратных накоплений в недвижимый фонд. Китай начинает тратить больше, чем производит. В настоящее время экономика Китая сильно перегрета и его почему-то не смущает, что со временем чрезмерное инвестирование приводит к формированию дефляционных процессов. Если Китай не будет стимулировать внутреннего потребления, то уже в ближайшие годы начнутся серьёзные проблемы.

Пузырь на рынке недвижимости КНР вырос до огромных размеров. Проблема эта всем очевидна (25% ВВП на рынке недвижимости – инвестиции в никуда). С другой стороны, усилия китайских властей не помешали широкому распространению дорогих теневых кредитов. Они тяжелым бременем лежат на усталой экономике страны.

В последнее время китайские банки и инвестиции в срочном порядке устремились на Запад. Снижаются процентные ставки рефинансирования, чтобы стимулировать рост экономики еврозоны и США. Темпы роста экономики Китая теперь замедлятся, что уже очевидно, а переход экономики КНР от замедления к спаду приведет к обвалу цен на нефть и металлы.

Спад потребления государств Северной Америки и Евросоюза продолжает оказывать на КНР негативное влияние. США в последнее время добились удешевления энергии и стали более привлекательными для инвестиций. Начался перенос высокотехнологических производств из Китая.

Проблема китайской модели состоит ещё и в том, что удорожание труда не сопровождается повышением его «качества» в плане роста квалификации, производительности и способности наладить массовое изготовление более сложных или технологически уникальных изделий.

Кризис требует удешевления производства товаров. Но Китай не может решить этой задачи за счет повышения нагрузки на рабочих: эксплуатация их доведена до предела. Нередкостью является занятость без выходных с продолжительностью рабочего дня свыше 12 часов. Многие работники настолько устают, что не могут добраться домой и спят на улице, что часто можно видеть в городах. На фабриках юга почасовая оплата зачастую не превышает 😯 центов. Периодически всплывает информация об использовании на предприятиях детского труда. Власти опасаются массовых выступлений протеста (их по официальной статистике уже от 10 до 15 тысяч в год), которые неизбежны при снижении темпов роста экономики.

Весь расчёт, все надежды возлагаются на оживление мировой экономики и усиление экспорта товаров. Руководство просто не знает, как вложить деньги внутри страны с адекватной отдачей. Повысить зарплаты, значит сделать товары менее конкурентоспособными на внешнем рынке (где они станут дороже). Сделать рывок по умному, с параллельным подъёмом благосостояния населения не получилось, ума не хватило или социалистические нормы не позволяли.

Движение в поддержку экспортных интенций усилило сращивание партийной верхушки и американского капитала, что де факто превращает китайскую экономику в капиталистическую и даже в диктаторский капитализм. Его будущее – судьба капиталисьического государства. Простому народу “китайское чудо” счастья не принесло. Китай отошёл от социалистической модели и существует она только номинально, а реально страна соответствует капиталистическому социальному государству. Это не просто государственный капитализм, опирающийся на государственную собственность и имеющий какой-то общественный контроль, а монополия власти определённой части элиты, заинтересованной в создании миллиардеров. В стране неудержимо продолжает расти разрыв между бедными и богатыми. На этом фоне не утихают дискуссии о целесообразности политических реформ. Ведутся дебаты относительно будущей политической системы. Теперь Китай во всех отношениях колосс на глиняных ногах, которые едва выдерживают нагрузку и вызывают страх у экономистов, проводящих анализ … Так что не напрасными были опасения большевиков советской России по поводу достижений НЭПа и возможности перерождения государственного строя.

Рывок Китая в экономике – это особая реальность, это экспортная модель, доведённая до абсурда. Руководство Китая активно привлекало учёных для решения различных тактических проблем развивающейся экономики. Но стратегическая глобальная направленность определялась политиками, а отсюда волна проблем. Автократизм (партократизм), использующий технократию, относительно хорош был для тактических ходов, но далеко не лучший вариант для стратегических решений. При научном стратегическом планировании новые проблемы можно было не только предвидеть, но и избежать. Только далёкие от реальности политизированные решения препятствуют полностью научному анализу.

Про автократию, или партократию, и характерный для социализма репрессивный аппарат в КНР можно говорить много, как и про репрессии против неугодных власти лиц и нарушении прав человека. Достаточно сказать, что Китай единственная страна в мире, в которой есть осуждённый на 11 лет лауреат Нобелевской премии мира (Лю Сяобо), за то, что подписал Хартию за права человека. Заодно осудили и его жену (жёны всегда виноваты, как в ситуации с Бо Силаем – одного из возможных кандидатов на пост генсека КПК).

Заключение. Сегодня элементы рыночного социализма пробуют ввести на Кубе, но до НЭПа тут ещё далеко. Предприниматели идут на это с осторожностью, постоянно поминая в разговорах горький опыт России. С другой стороны, некоторые страны Латинской Америки, например Никарагуа, пытаются строить рыночное (капиталистическое) социальное государство. Успехи на этом пути пока очень скромные. В России левые ревизионистские партии типа КПРФ и Справедливой России включают в свои программы пункты о построении социального государства. Только плохое знание истории и игнорирование действительного положения дел позволяет предлагать эту идеологию как перспективный выход из возникшего кризиса. Но история может повториться с другими названиями, в других формах, но с той же сущностью (circulus vitiosus – порочный круг).

Третий путь в том виде, в котором мы его имеем на сегодняшний день, по большому счёту не является таковым. И то, что сегодня предлагают политики, бесперспективно. Абстрактное представление о некой народной республике, некой демократии, где могут воплотиться все народные мечты о справедливости, является на самом деле самообманом, иллюзией, которую используют политики (хоть левой, хоть правой ориентации) одни из-за непонимания ситуации, другие для достижения своих корыстных целей.

Как совместить стратегическое планирование (без которого про модернизацию, например, можно забыть) и свободный рынок, как обуздать коммерческие банки, чтобы они не задушили и чтобы их не задушить, в какой пропорции должны находиться частные и государственные предприятия, приватизация, монополизация и национализация, как подняться над политикой партий, над их противоположными устремлениями и т.п.? Вопросы, увы, больше не практического, а теоретического порядка и никакими выборами их не разрешишь. Разрешают их специалисты и тут не обойтись без социальных экспериментов, проводить которые опять же должны специалисты, а непрофессиональный президент может только наломать дров. Правление должно быть технократическим однако сделать это при всех существующих экономических системах невозможно по той простой причине, что к власти приходит определённая партия, с определённой экономической идеологией. Но идеология должна строиться на научной теории, а в настоящее время всё перевёрнуто с ног на голову и потому теории строятся, исходя из идеологии. Парадокс, но действительно научная теория это уже своя, т.е. новая, идеология и потому будет воспринята враждебно, ибо обязательно будет задевать чьи-то интересы. Aurea mediocritas. Дословный перевод: Золотая середина. Иллюзия золотой середины

Гл. II. Миф народовластия.

«Демократия – это когда власти уже не назначаются безнравственным меньшинством, а выбираются безграмотным большинством» (Бернард Шоу).

§ 1. Иллюзии демократии

Сorpore validus, mente infirmus – лат. телом сильный, разумом слабый.

Критика народовластия. Первоначально идея демократии исходила из очень благих побуждений: воли народа, власти народа и управление народом во имя народа. Реализованная на этих побуждениях демократия декларирует, что она есть правовое государство, в котором общество и личность защищены законом. Она устанавливает право народа через посредство выборов исполнительной и законодательной власти принять конституцию государства и управлять им, т.е. решать свою собственную судьбу и реализовать социальное равенство индивидов. Казалось бы, идея народовластия (демократии) такая простая и подкупающая, так ясно выражена в самом термине. Но почему так обжигаются об неё народы в истории цивилизаций и почему так цепко держится за неё буржуазия, появление власти которой в новое время так связано с появлением демократических свобод?

Среди всех античных демократий греческая афинская демократия была самой значительной и тогда, и теперь наиболее известной и наиболее близкой к народовластию. Народовластие или прямая демократия – это форма правления, при которой в идеале политические решения принимают непосредственно все без исключения граждане. Однако такой идеал даже для древних Афин никогда не был реализован полностью. Гражданством обладало всё непорабощённое население, унаследовавшее его от родителей, но полноценными гражданами были только взрослые мужчины, хотя не все из них имели свободное время для посещений собраний, особенно небогатые и занятые трудом. Демократия с самого начала не могла в полной мере привести свои институты народовластия в соответствие с постоянно возрастающей численность своих граждан и с фактором их географической удаленности от центра народных собраний. Эти недостатки прямой демократии компенсировались представительными органами (право принять решение не лично, а через своих представителей, избранных народом и ответственных перед ними). В Афинах вопросы на голосование выставлялись Буле – высшим административным органом, состоявшим из представителей территориальных округов (демов), который осуществлял контроль и исполнял различные политические и административные функции. Формально власть осуществлялась «по решению Буле и народа», но уже с первых попыток реализации прямой демократии власть народа и правление им не очень-то совпадали и непрямая демократия с её исполнительной властью уже появлялась, как необходимое звено реализации власти. И на каждом этапе у исполнительной власти возможности влиять на мнение и решение народа или по-своему интерпретировать их всегда были. Сколько народы натерпелись от такой демократии, сколько с ней воевали, показывает история. Прямая демократия – это миф, такой же миф, как например, вечный двигатель или коммунизм. Реально существовала только представительная демократия, все последствия правления которой расхлёбываем сегодня и мы и весь западный мир.

Неудовлетворённость даже такой в какой-то степени прямой формой правления возникла сразу: народ был ненадёжной, подчинённой сиюминутным интересам толпой (охлосом), которой было легко манипулировать демагогам, а тем более профессионалам в каком-либо вопросе. Демократия нередко превращалась в анархию, спровоцированный произвол толпы, власть «сильного зверя». К тому же, как власть народа, она связана с властными притязаниями большинства иметь определенные преимущества над меньшинством, а этот принцип, как замечают критики, ничуть не лучше тоталитаризма. Как говорил по этому поводу самый известный римский историк Тит Ливий, «иногда бoльшая часть побеждает лучшую». Для истории демократия (власть народа, подчинённых) – миф, иллюзия, но законодательно принятая система сдержек и противовесов, установленная на пути движения к ней, есть достижение народа. Народ выбирает из народа, но он непрофессионален в этом вопросе, поэтому выбор получается неудачным, выбирают чаще всего тех, для кого сама власть самоцель или источник обогащения. Вот почему демократия – поле действия для авантюристов, особенно авантюристов финансовых.

Народное голосование даже по такому вопросу, как выбор личности президента или парламентариев чаще всего оказывается подсказанным, а потому нередко и ошибочным. Цицерон объяснял что правильное решение возникает тогда, когда «голоса взвешивают, а не считают». Все вместе не могут найти правильного решения, ибо все не могут быть профессионалами во всех вопросах. Но народ – это профессионалы каждый в своей области и решая свой профессиональный вопрос в сообществе профессионалов, те же люди ошибаются в разы меньше. Платон в диалоге «Государство» доказывал, что самым уязвимым местом народовластия является непрофессионализм в принятии решений, и утверждал, что для блага государства «каждый должен заниматься своим делом».

В эпоху ранних буржуазных революций теоретики демократии обосновывали возможность многих форм исполнительной власти для демократии. Так, Жан-Жак Руссо доказывал, что с верховенством народа могут быть совместимы различные формы государственной власти: и демократическая, и аристократическая, и монархическая. Т.е. власть может принадлежать народу, а формы правления могут быть разные. Народ оставляет за собой только законодательную власть (опосредованно, через право выбора депутатов в парламент), а исполнение передает монарху или ограниченному кругу лиц. Так представленную народную власть он называл «верховной» и признавал законным с точки зрения “народного суверенитета”. Конституция или выборы и были доказательством изъявления власти народа при любой форме государства. Однако иллюзия власти без правления в новое время постоянно рушилась и приводила к социальным конфликтам.

Шарль Секонда Монтескье в своём произведении «О духе законов» высказывал надежду, что исполнительная и законодательная власти будут равноправны и уравновесят друг друга. Тогда, в 17 веке казалось, что цивилизация далеко ушла от архаичных форм демократии. Увы, демократия по своей сущности не может меняться. Так как у исполнительной власти на значительный период времени оказывается в руках иерархическая власть, которой она, как показывает история, довольно нередко злоупотребляет и может доводить до абсолютной, была создана система сдержек и противовесов. Это дополнительные власти: судебная, контрольная, экзаменационная и др. Но исполнительная власть даже при таких ограничениях, как показывает история, чаще всего злоупотребляет властью и действует не в пользу народа. Чем больше сдержек и противовесов, тем больше возникает механизмов оболванивания народа: соответствующая идеология, государственные СМИ, властное давление на государственные и частные структуры и т.д. Но самое главное всё острее и острее давит на народ дефект демократии, против которого выступал ещё Платон: непрофессиональность и некомпетентность в вопросах управления государством.

Но тогда к чему это слово «демократия», которое не отвечает содержанию? Если оно производно от демов, т.е. избираемых в Древней Греции представителей демоса, то можно понять логику, но тогда нет повода говорить о народовластии. Автократ (монарх, генеральный секретарь, любой диктатор) правит, олигократы правят, а народу только внушают, что у него тоже есть такая возможность, однако реальное право даётся лишь для выборов правящего. Демократии (власти и правления народа) в принципе быть не может. Под нею понимается политический режим, при котором основным источником власти признается народ, но фактически управление государством поручается различным представительным органам, члены которых избираются гражданами. От этих органов в конечном счёте и зависит то, каким быть государству. А избираются представители в эти органы, как правило, не по принципу их профессиональной готовности к управлению.

Со времён древнегреческой афинской демократии, со времён её яростной и беспощадной критики Платоном по сути ничего не изменилось. Автократию тоже критиковал Платон, а к демократии вернулись, проклиная предыдущую форму правления. Тот же замкнутый круг, что и во времена Платона. К тому же возвращение к ней превращается в фарс и сравнительно быстрый бесславный финиш либерально-демократической цивилизации, захлебнувшейся в неуправляемом финансовом кризисе, тому подтверждение (сегодня только слепой не замечает, что мы входим в полосу глобального кризиса либерально-демократической системы).

Либерализм с изнанки . Демократия – это выборы, а если есть выбор, то есть и свобода выбора. Поэтому демократия и либерализм неразделимы. Демократия признаёт приоритет воли большинства, а либерализм – приоритет прав и свобод каждого гражданина, но противоречия в этом нет, ибо демократия фиктивна, а власть всегда требует свободы. Для буржуазии и её способа производства свобод всегда кажется недостаточно. Глобализация и усиление либерализации рынка потребовали нового социального мифа, оправдывающего новые свободы, и благодаря СМИ появилась либеральная демократия (затем и неолиберальная). Такой объём свобод необходим для реализации глобализации, для свободы действий ТНК. Естественно, что появилось больше свободы и у народа, особенно таких, как свобода и права сексуальных меньшинств, гражданские права детей (ювенальная юстиция), суд присяжных заседателей, права психически больных и т. д. И оказалось, что у людей с нарушенной психикой этих прав стало даже больше, чем у нормальных, а сексуальные меньшинства навязывают свою волю уже большинству. На самом деле это видимость свободы и суррогат свободы, её избыток действует разрушительно на общество. Суррогат свободы не распространяется на ограничение иерархической власти, у него совсем иные задачи. Демосу реальной свободы не прибавилось, а жизненно необходимые права себе он завоёвывает только в процессе конфликта с иерархией власти. Либеральная демократия – это общество со свободой действий для каждого и ограничением власти государства, но вот это ограничение власти государства не для демоса, а для монополий, транснациональных корпораций и реализуется оно через посредство смычки власти и капитала. Демократия – это способ, с помощью которого хорошо организованное меньшинство управляет неорганизованным большинством (Василий Розанов).

Формально демократия даёт равные права, однако реализация их для многих неосуществима. Прав, как известно, тот, у кого больше прав. Поэтому актуальным становится не столько наличие прав, сколько возможность их реализации, т.е. наличие денег и власти, которые являются гарантией для реализации прав. И права эти без гарантии их реализации – это только декларация о возможностях при конкретных условиях, т.е. опять же денег и власти, доступ к которым для демоса ограничен. Но такие гарантии всегда имеет элита. В итоге, элита, по своей сути, является главным узурпатором тех самых прав и свобод, за которые борются поборники демократии.

Формально имеется свобода выбора, но на самом деле за всех всё давно решили и провели «промывание мозгов» через посредство СМИ. История показывает, что в обществе наведённой идеей может быть не только акцентуация, но и чистая паранойя, поэтому свободы выбора как таковой попросту не существует. И теперь многим понятно, что выбор (конечно, не для благ демоса) определяет схватка хладнокровных профессионалов, а вовсе не миллионы «целеустремлённых» любителей с хорошо промытыми мозгами.

Свободна только рыночная (либеральная) экономика. Только она не ограничена законом, а ограничивается лишь результатами свободной конкуренции, например, экономическим или финансовым кризисом. Адаму Смиту, несмотря на его философское образование, в голову не приходило, что отрицательная обратная связь рыночной экономики (завязанной на банки) легко превращается в самоубийственную положительную обратную связь, едва эта экономика выходит из-под контроля институтов государства. В рыночную экономику, основанную на свободной конкуренции, изначально закладывался параметр неуправляемости и тупиковости развития.

Функция государственной либерально-демократической власти сводится к минимуму, необходимому для обеспечения рассмотренных нами демократических принципов. Если оправданно и не в ущерб большинству. Однако ущерб сразу же выявился в виде экономических и финансовых кризисов, в виде роста преступности, коррупции, социального неравенства, проституции и развращения детей, в виде экономического засилья слабых стран сильными, в виде уравнивания в правах и своём статусе нормы и патологии (разного рода мании, сумасшедшие, извращенцы, преступники и т.п.), что на практике превратилось во вседозволенность патологии. Капризы меньшинства навязываются большинству, и когда оно не согласно, его воспитывают СМИ. Свобода за пределами рамок необходимости государства сильно развращает и общество деградирует. А это означает, что победа либерализма – это победа эгоистического в человеке, победа животных инстинктов. «Свобода для волков означает смерть для овец» (Исайя Берлин). С философской точки зрения такое государство находится в процессе распада на его атомы – индивиды, т.е. части общества ли сообщества, в то время как частями государства должны являться институты государства, институты власти (более высшие образования).

Демократия и либерализм – это два механизма, которые загнали цивилизацию в безвыходное положение. С одной стороны, эти два принципа для современной цивилизации базовые и самоценные и при любой степени развала и даже угрозе выживания без боя она от них не откажется (аналогия с наркоманией). А с другой, элита хочет что-то изменить, но при этом не потерять свои привилегии, а это уже невозможно. Сохранение кризисной ситуации может закончиться катастрофой для всего человечества и кто тогда и перед кем ответит?

Иерархия. Странное желание у части населения подчиняться авторитаризму имеет простое объяснение: человек надеется больше не на свой разум (недостаток воспитания), а на стадный инстинкт, присущий общественным животным. Но автократия не выход из той кризисной ситуации, в которую вляпалась демократия. Кажущееся преимущество автократии в её жёсткой иерархической структуре, но это же преимущество в государственном управлении нередко оказывается самой уязвимой пятой государства. Вот несколько ярких примеров из истории. 1. Империя инков. В 1532 году Франциско Писсаро всего со 160 солдатами обманом взял императора инков Атауальпа в заложники. Империя рухнула в одно мгновение, от рук небольшой группы испанских авантюристов. Не помогла ей и огромная армия. 2. Выживший из ума французский король Людовик ХV разорял страну бесконечными поборами и без передышки закатывал дорогие шикарные балы, приговаривая: «После нас хоть потоп!». И таки спровоцировал кровавый потоп, утопив в нём наследника. 3. Крупнейшее государство ХХ века – СССР – с его абсолютной иерархией и автократией разрушил по сути один автократ и ни всенародный референдум, ни двадцатимиллионная армия коммунистов не могли противостоять этому.

В животном сообществе (прайд, стая, стадо, племя и т.п.) иерархическая власть вожака абсолютна и эта абсолютность необходимое условие внутренней организации сообщества и его благополучного существования. Возникновение такого качественно нового образования, как государство, связано с появлением государственных институтов, т.е. увеличивается количество властей и возникает их разделение. Тут важно уяснить, что исходная животная система (сообщество) состоит из элементов (членов этого сообщества). И человеческая популяция (племя) в догосударственном своём существовании являет собой такую, по сути биологическую систему. А государство это уже более высшая система – социальная – имеет сообщество в себе в снятом виде, а потому элементами её являются не граждане, а государственные институты: институт управления, армии, экономики, идеологии и т.д.

Эту диалектику учитывал уже Платон и игнорировали античные и современные защитники автократии и демократии. Биологическое в человеке никуда не исчезает и животная власть в ограниченном состоянии (ограниченном рамками власти государственных институтов) существует. Но власть государства – это качественно особая, неживотная власть, а результат конкуренции институтов государства, где на начальных этапах развития главенствующим остаётся институт управления. Отношение между государством и гражданином опосредовано через отношение между государством и его институтом, в который входит гражданин. Лидерство институтов может меняться, но если умаляется их равноценность, их равно необходимая власть, то государство может быть разрушено.

Уже Аристотель рассматривал разделение властей (законодательная власть, магистратура и суд), как проблему. Джон Локк предлагал их делить на независимые друг от друга (и контролируемые друг другом) ветви власти: законодательную, исполнительную и федеративную. Некоторые современные демократические государства расширяют количество властей, появляются власти: избирательная, контрольная, юридическая, учредительная и даже экзаменационная. Однако такое расширение скорее относится к системе сдержек и противовесов для исполнительной власти и является следствием несовершенства последней. Механизмы сдержки и противовесов в либеральной демократии подвержены коррупции, как железо ржавчине. А количество ветвей управляющей власти (хоть 10 и более ветвей) будут указывать лишь на несовершенство правления – Тришкин кафтан, который всегда будет с дефектом.

Жёсткая иерархия (при любой форме автократии) – по сути архаична, как пережитки животной догосударственной организации общества (подмена института управления отдельной личностью) и направлена и на институты государства, которые не воспринимаются, как самостоятельные власти государства, и на граждан. А это интуитивно воспринимается ими как несправедливость и неверное устройство государства. Отсюда же чисто животная конкуренция за жизненные ресурсы (бунты, революции, гражданские войны и т.д.). Альтернативой жёсткой иерархии (если исключить анархию) явилась идея демократии, или народовластия, которая требовала со-управления, как процесса, уравновешивающего жёсткость иерархии. Что сделал бунтующий демос (не зря его называли охлосом)? Вместо того, чтобы добиваться прав институтам государства, он добился этих прав себе в виде демократии. Но права оказались иллюзорными ввиду опосредствующих звеньев в системе. А так как статус институтов государства после революций при этом практически оставался прежним, архаичность структуры сохранялась. Жак Фреско об эволюции государства говорил, что меняется всё, «но наши политические и социальные институты не изменяются». Таким образом, система фактически выпадала в догосударственные отношения, не задевая сути прежнего государства и интересов новой элиты. Получился кентавр, урод, т.е. демократия. Правящая элита сразу поняла, что эту уродливую структуру можно использовать с выгодой. Со-управление оказалось фикцией, а название «демократия» увековечилось. Свобода же была только в пределах демоса: делать можно всё вплоть до извращений, психически больные имели равные права с психически нормальными. Гражданские свободы только тогда будут реальны, когда возникнут свободы институтов государства. Это будут свободы для всех, но в рамках необходимости государства.

Демократией также, как и автократией, игнорируется власть многих видов институтов: помимо управленческого (социально-политического) вида власти должны действовать не менее значимые власти: власть денег (экономическая власть), власть военная (защита государства и внутреннего порядка), власть идеологическая (сама идеология, духовная культура и т.п.), власть экологическая, власть здравоохранения и др. Это виды именно власти, ибо их влияние распространяется на всё государство, т.е. имеет статус всеобщности, несмотря на узкий профессионализм их требований. Разделение властей предполагает их равноправие, поэтому абсолютная иерархия с её архонтом во главе есть анахронизм и пережиток животного сообщества. Такое государство архаично, ибо сама сущность государства требует синархии (со-управления) властей, регулируемой законом, который и есть его субстанция, стоящая над волей отдельных личностей. Казалось бы, демократия это точка равновесия, синархия, соответствующая сущности государства, но абсолютная власть иерархии может оставаться абсолютной и без архонта во главе государства. Этот парадокс мы и наблюдаем в эволюции нынешней буржуазной цивилизации, в которой сохраняется жёсткая иерархическая вертикаль власти. И не случайно: демократия, или народовластие, только поначалу встречается народом с восторгом, который вскоре переходит в критику и неприятие этой формы правления.

Прямого влияния на исполнительную власть народ не имеет, не управляет ею. Нет у него такой власти, а главное выбирает чаще всего неподходящего руководителя. Зато есть борьба между различными группами народа (т.е. между партиями) за свою мифическую власть. А ведь для народа разница между демократией и автократией по сути небольшая. Автократы затыкают народу рты и делают, что хотят, а избранники народа затыкают себе уши и тоже делают, что хотят. Главное, что на ушах народа висит лапша по имени народовластие или демократия, кому какая лапша нравится.

§ 2. Кризис профессионально ориентированных институтов власти

«Профессионалы» строили “Титаник”, ещё бoльшие «профессионалы» сочинили про Ноев ковчег (Известные факты).

Об институте управления . Большинство ученых сходится во мнении, что цивилизация вступает в период глобального кризиса, который грозит существованию всего человечества. Это многоаспектный кризис, составные части которого тесно взаимосвязаны, но каждая из таких частей являет свою отдельную угрозу: социальную, демографическую, экологическую, энергетическую (вызванную истощением невосполнимых ресурсов планеты), продовольственную, популяционно-генетическую (негативный генетический груз человеческой популяции), биологический кризис (сокращение количества и числа видов растений и животных) и т.д. В одну кучу сваливаются все проблемы и разгребать их придется в этом, XXI веке. Уже ХХ век стал веком экспериментов, правда ничего кроме них не оставил. И это были лишь цветочки демократии.

Решение проблем сегодня требует гигантских материальных и людских ресурсов и это может быть реализовано только через объединение усилий всех государств. ООН не является демократическим органом, не обладает возможностью удерживать вошедшие в нее сильные страны от произвольных действий, а воли и желания сосредоточить ресурсы на решении общих глобальных проблем у них нет. И это зависит от специфики их государственных институтов и распределения внутренних ресурсов в либерально-демократическом обществе. В нем утверждаются принципы народовластия (через посредство выборов), свободы и равенства граждан, которые однако в реальности оборачиваются господством финансовой олигархии. Соответственно материальные и денежные ресурсы государства, капитал перераспределяются в ее пользу, что периодически ведёт к масштабным экономическим и финансовым кризисам и, как следствие, к большой потере материальных и трудовых ресурсов государства, а в конечном итоге и к потерям доходов самой олигархии.

В 1992 г. на Международной конференции ООН в Рио-де-Жанейро была сформулирована концепция устойчивого развития человеческой цивилизации. Идея хорошая, но в современных условиях она выглядит скорее утопией, а в лучшем случае благим пожеланием. Но на той же конференции прозвучала еще одна идея, вызвавшая довольно широкий резонанс. Излагая свои технократические взгляды, известный писатель Станислав Лем сказал: “Необходимость выбора между цивилизацией, как глобальным правлением знатоков-экспертов и цивилизацией, как правлением политических лидеров, демагогически обещающих все, а на деле не способных дать почти ничего, будет все более острой. … Ведь общая тенденция, заметная буквально повсюду, в том числе и в США, такова, что возрастающей сложности государственных, социальных, технических, наконец, глобальных проблем, сопутствует явное снижение уровня компетенции правящих”. За последнее столетие произошло настолько существенное усложнение задач управления государством, что стало невозможным принятие правильных решений лидером или группой таковых, и использование ими специалистов-консультантов проблемы не решает. Тем более не решает проблемы непрофилированный парламент. И все же правят. И глобальный кризис, и особенно кризис его социальной составляющей (особенно финансовый) – результат такого правления. Куда дальше? Прав был Лем, когда еще ранее заявлял: “Миром правит идиотизм”.

Демократические государства уже расписываются в своём бессилии разрешить конфликты, порождённые чисто иерархической организацией государства и его институтов. Конфликты существуют на всех уровнях иерархии, начиная с коллектива. «Административное руководство творческими людьми – это проблема, которая не решена до сих пор. Ни в каких условиях. Каждый год выходят килотонны литературы, которые просто лишний раз подтверждают, что никто не знает, как управлять этими людьми» (Делягин М.Г. – политолог, доктор экономических наук). Рассмотрим примеры разрешения конфликтов, возникающих под влиянием иерархии в институтах демократической цивилизации.

Кризис науки – составная часть кризиса либерально-демократической техноцивилизации. В наш век либерально-демократической идеологии и методологии учёные уже не воспитываются, а штампуются. Нынешний учёный живёт стереотипами, отработанными схемами. Он сегодня не ищет смысла и истины, от него и требуется лишь ограничиваясь условиями договора, сидеть в каком-нибудь НИИ и выдавать необходимый по плану результат своей деятельности в установленный срок. И если технологии ещё совершенствуются, то главным образом потому, что в них возникает практическая потребность в бизнесе. Нет больше настоящей науки. Говорят, что время гениев-одиночек кончилось, ибо на новые научные достижения требуются ресурсы, иногда весьма значительные, далеко выходящие за пределы возможностей одиночек. Но беда в том, что полученные при этом результаты иногда совершенно не оправдывают сделанных государством затрат по той простой причине, что идея не была рождена «гением-одиночкой» и направление исследования было заблуждением. Настоящее открытие рождается в одной голове, а не в «голове» коллектива. Современная академическая наука просто направлена на уничтожение этой категории учёных.

Официальная наука занимается делением бюджетных вливаний “в науку”. Соответственно, поведение “учёных” определяется именно борьбой за эти денежные потоки. Отсюда и клановость – кланам легче отбирать у конкурентов их “хлеб”. Так, в США активно соперничают еврейский, китайский и индийский кланы. А кроме кланов существуют научные школы с принципиальным расхождением по научным проблемам, которые тоже защищают статус кво. И те и другие стараются не допустить наверх неконтролируемую “молодую поросль” с новыми, оригинальными идеями, которые могли бы радикально изменить расклад сил и интересов. Какая уж тут объективная наука? Какие новые оригинальные идеи? Какие объективные ссылки? Конечно, не вся наука такова, но и такова она тоже.

Наука избрала циничный девиз: «Мы делаем то, за что платят!». Громадные средства, без пользы потрачены на содержание армии лжеучёных и финансирование уже изначально сомнительных проектов. Это и в области теоретической науки (преподавание в школах и институтах только одной из множества конкурирующих теорий), и в области медицины (чем больше врачей, тем больше пациентов), и даже вооружения. Об этом сегодня пишется уже открыто и приводятся обескураживающие цифры, составляющие немалую долю бюджета. Конечно, на всём этом наживаются и плутократы от либеральной демократии (элита демократии), но по сути и они бессильны перед армией учёных.

И не случайно мы видим крен общего интеллекта в техногенную сторону (менталитет техногенного общества) в ущерб духовной культуре: все шедевры в этой области остались уже в прошлом. Жизнь в демократии превращается в тейлоровский конвеер. И это более, чем серьёзно: усиливается тенденция глобальной деградации человека и биосферы, мир приближается к экотехнологической земной катастрофе.

Философия и методология . Пока классическая философия продвигалась вперёд отдельными личностями в их свободной конкуренции, она достигла определённых высот в методологии (платоно-гегелевская диалектика). Она доказала несостоятельность эмпирической философии, опирающейся на обобщения практики, неприемлемость её для объяснения объективных законов природы и социума (законов объективной реальности). 1. Ещё в античности заметили, что эмпирический мир изменчив и не имеет в себе источника самодвижения, т.е. причины существования. Это не истинный мир, а следствие ложного восприятия. Платон объяснял, что так понимаемый мир несамодостаточен, вечно возникающее и исчезающее – никогда не сущее [Тимей, 27d – 28a]. 2. Наше познание опосредовано. Мозг получает информацию от пяти органов чувств, т.е. непосредственно человек познаёт только качества своих органов чувств. И в качествах (свойствах) этих органов формируется образ окружающего мира, довольно субъективный образ, причём различный у разных представителей животного мира. 3. Существует неуловимость даже этого единичного образа. Каждое слово обобщает, а обобщающее абстрагирование отражает не объекты практики, а лишь общность (класс) неких признаков этих объектов. Чем больше слов для описания, тем выше абстрактность и оторванность даже от субъективно воспринятой реальности. Нет объективной логики в философии эмпиризма. Зенон – первый критик логики эмпиризма (сегодня её называют неклассической логикой) – с помощью математики опровергал очевидные эмпирические истины, которые с помощью математики же можно было и доказать.

Конкуренция диалектики и философии эмпиризма (псевдодиалектики, неклассической логики, «воинствующего» эмпиризма и т.п.) нашла своё «разрешение» с возникновением иерархической организации науки. В академической науке сконцентрировалось большинство методологов эмпиризма и на классической философии был поставлен крест, как на архаичном способе мышления. Под этим углом она и рассматривается в учебниках демократической цивилизации. Никакие серьёзные дискуссии по этому поводу в академических изданиях не появятся. Зато открывается поле деятельности для волюнтаризма.

Рассмотрим пример из теоретической физики с её эмпирической методологией. 4 июля 2012 года ЦЕРН объявил об открытии бозона Хиггса (своего рода гравитона) как об исключительном научном достижении. Вроде бы, нашли новую частицу по свойствам близкую к бозону Хиггса, но просят денег еще на два года исследований для доказательства того, что это действительно был Хиггс. Заметим, что на строительство и эксплуатацию детекторов БАКа ушло 18 млрд. евро (по более скромным подсчётам 6 – 10 млрд. евро). Однако где критерий, что это новая частица? – это может быть любая частица, которая под действием взаимодействующей энергии на некоторое время изменила свойство. Только свойство, но не сущность. Физики объявили, что открыли частицу с массой 125 ГэВ, но при столкновении протонов на встречных пучках рождается целый рой короткоживущих частиц с массой в очень широком диапазоне. Детекторы БАКа могут регистрировать только энергию этих частиц как эквивалент массы, однако к гравитации это не имеет никакого отношения. Считается, что вся материя состоит из стабильных элементарных частиц: протонов, электронов и обменных частиц (фотонов и, возможно, гипотетических нейтрино). Остальные, якобы элементарные частицы, а их около 400, являются виртуальными. Время их жизни от 10 в минус 18 степени до 10 в минус 8 степени секунды. Как могут проявить себя эти частицы за такое время жизни, как определить их физические свойства и что можно вообще о них сказать?

Почему так упорно ищут такую виртуальную частицу, как бозон Хиггса? Академическая наука чтит теорию гравитации Эйнштейна, которая определяет тяготение как результат искривления пространства-времени. Но в академической науке физике принята ещё и Стандартная модель, в которую никак не вписывается теория гравитации Эйнштейна. Чтобы объединить энштейновскую теорию с квантовой теорией, необходим теоретический посредник, «частица-переносчик гравитации». И бозон Хиггса был не единственным таким предложением на пути создания квантовой теории гравитации. Многие помнят такие термины, как гравитон и гравитино. Экспериментальные попытки их обнаружить, так же как и бозон Хиггса, не увенчались успехом. Параллельно с Хиггсом развивают теорию струн, М-теорию и другие, которые также не поддаются экспериментальной проверке. Существует восемь «корректных» (с точки зрения неклассической логики) интерпретаций квантовой механики, но академическая наука признаёт лишь копенгагенскую интерпретацию. Насчитывают тридцать теорий гравитации, но академическая наука признаёт лишь энштейновскую. Множество статей, монографий и конференций посвящено критике творчества Эйнштейна, но ни в одном академическом журнале это не отражено. Велика сила иерархии в академической науке и ни одному Зенону нынче её не преодолеть. Система не позволит. Конкуренция школ в науке – это закономерная реальность, но разрешение её проблем с опорой на иерархию – это анахронизм и к чему он приводит рассмотрим ещё на одном примере практического приложения физики.

Пример финансирования армии с целью её обеспечения сверхдорогим лазерным оружием. Проектирование его началось ещё в 70-годы, но ни тогда, ни сейчас во властных структурах желания слушать оппонентов не было, а выкладки их до примитивности просты. Излучение лазера всегда расходится с углом = длина волны/диаметр пучка = мощность в ваттах деленную на площадь воздействия. На дистанциях порядка метров его можно не учитывать. А дальше? Дальше плотность воздействия упадет пропорционально площади в 7 раз всего лишь на 100 метрах. А на километре плотность луча упадет уже в 300 раз. По этой причине «боевые лазеры» не способны в принципе никогда приблизиться по боевой эффективности к старым добрым пушкам или ракетам. Самый мощный на сегодня лазер ABL имеет мощность около 1 мегаватта. Для сравнения: мощность 76-мм дивизионной пушки Ф-22 образца 1936 года – порядка 150 мегаватт. В 150 раз больше! Один только выстрел из ABL стоит миллионы долларов, а по энергетике сравним он с очередью крупнокалиберного пулемёта.

Здравоохранение. Системный кризис, спровоцированный отсутствием реального разделения властей, затрагивает все государственные институты и сказывается на отношениях между ними и государственной властью. Рассмотрим кризис ещё одного крайне важного для нас института – здравоохранения. Результаты демократического правления тут лежат на поверхности, бросаются в глаза и следствием их является неэффективнось медицины и исчезновение взаимного доверия между врачом и пациентом.

Мнение демократической общественности непостоянно, она требовательна, склонна к поспешным оценкам и праведному негодованию. Совершенно нереально ожидать, что ее мнение по любой сложной проблеме (уж слишком их много) может быть сбалансировано и продумано. В то же время нереально также ожидать, что в период кризиса медицины общество будет доверять медикам-профессионалам настолько, что отдаст им на откуп все проблемы, связанные с лекарственными средствами. Лекарственные препараты представляют собой слишком серьезную вещь, чтобы целиком доверить ее профессионалам-медикам и фармацевтической индустрии.

В то же время общество желает получать выгоды без риска и не желает изменить свой нездоровый образ жизни; это крайне неразумная позиция. Сколько ни предупреждают профессионалы-медики о том, что медикаментозное лечение связано с риском даже при приеме наиболее разработанных препаратов, эти предупреждения игнорируются. Но вот происходит несчастный случай, связанный с приемом лекарственного средства, и независимо от того, действительно ли в этом есть виновный, «козел отпущения» должен быть найден. И все это, потому, что пострадал больной, но не врач. В итоге, 90% решений врача о том, что делать с пациентом, диктуется защитой от потенциального суда за медицинскую ошибку. Зачастую эта интенция идёт во вред больному. А о профессиональных медицинских судах можно только мечтать.

Несмотря на то, что технологии улучшились и наука изобрела много нового в диагностике и лечении, среднестатистическая смертность и заболеваемость не изменились. Медицина действительно стала лучше и ныне насчитывают более 80 медицинских специализаций, но ещё одна проблема низкой эффективности в том, что ее применение основано на принципах наживы.

Личность медицину, как систему не интересует, врачи заботятся прежде всего, о групповых интересах, а следовательно, и личном благополучии. От пациента требуют лишь одного — слепого, бездумного повиновения… и денег. Сам принцип медицинских страховок, так же как и принцип займа в банках, основан на выгоде, а не на заботе о том, кому предоставляются услуги. Все устроено так, чтобы люди платили деньги, но страховкой не пользовались. Пациент смотрит на доктора, как на машину по выкачиванию денег из пациента. А с другой стороны, прикидывает, как можно заработать на докторе… Вот так и стоят два противника в состоянии готовности нанести удар первым.

Здравоохранение в трудном положении. “Бесплатной медицине мы, будучи больными, не нужны, а платной медицине мы не нужны здоровыми”. Замкнутый круг медицины народовластия. Растет число хронических болезней и не последнюю роль играет в этом увеличение продолжительности жизни: чем больше успехи медицины, как науки, тем выше удельный вес людей, доживающих до преклонного возраста, но постоянно нуждающихся во врачах. Число последних же не поспевает за числом больных. И следствие это не столько самой медицины как науки и практики, сколько несовершенство её как государственного института таким образом организованного, несовершенство системы сотворившей современную цивилизацию. Медицина задыхается в проблемах, навязанных ей демократическим государством, проблемах, которые государство ни решить, ни понять не в состоянии. Её требования выходят далеко за пределы её влияния, но она лишена такой власти, чтобы их решить. Проблем накопилось очень много, современные же правительства ищут выход в удлинении сроков выхода на пенсию.

Институт экономики . Сильнейшим ударом по государству стал удар специалистов по денежному капиталу, тут извращение переросло в патологию, акцентуация стала причиной «самоубийства». Финансисты полностью подчинили своим законам государственную власть (без всяких намёков на со-управление) и спровоцировали мировой финансовый кризис, который, если затянется, погубит и цивилизацию, и самих горе-профессионалов. Одна из главных причин этой ситуации статус банков.

Центральные банки имеют немалую степень свободы и независимости от исполнительной власти и правительства в использовании без каких-либо ограничений имеющихся в их распоряжении инструментов денежно-кредитной политики, принятии оперативных решений при проведении этой политики. У исполнительной власти есть возможность влиять на деятельность банка, но не прямая, а через участие государства в капитале центрального банка и процедуре назначения (выбора) руководства банка. Например, Федеральная резервная система была создана как “независимый” от федерального правительства, самостоятельный финансовый орган. ФРС работает на собственную прибыль, а не на ассигнования Конгресса США. Члены же Совета управляющих назначаются на длительный срок с целью ограничения влияния текущих политических и конъюнктурных соображений. В итоге, банк являться кредитором правительства США и даже имеет монопольное право на эмиссию ключевой резервной валюты.

Влияние на банки обязательно должно быть и влияние это должно иметь характер отрицательной обратной связи и такое динамическое равновесие вообще должно быть характерно для всех институтов государства. Однако демократическая практика в экономике заменяет такое равновесие явной или скрытой смычкой власти и капитала. Власть оказывается заинтересованной в участии деления доходов банков, а банки – во влиянии на власть. По этой же причине государственная власть выступает как гарант возврата займов экономическими субъектами, и в первую очередь банками, в деятельности которых заинтересованы конкретные государственные лица.

В глобальной системе все банки оказались иерархически взаимосвязанными. Но определяют ситуацию международные банки. Среди них особое место занимают организации в системе ООН: МВФ и группа Всемирного банка (МБРР) и три его филиала, а также неправительственные организации Парижский и Лондонский клубы. По декларируемой теории либеральной демократии глобализация мировой экономики создает условия для более эффективного перераспределения и использования в мировом масштабе производственно-технологических, финансовых и интеллектуальных ресурсов, открывает возможности для ускорения экономического роста, помогает менее развитым странам в определенной мере подтягиваться к экономическим лидерам. Но кризис показал, что это заведомая фикция. Достаточно разорения хотя бы одного крупного банка и это может привести к кризисной цепочке. Готовность ФРС США поддержать коммерческие банки в качестве кредитора последней инстанции – не надежная страховка от банковских и финансовых кризисов. Глобализация экономики реализуется без учёта того, что эти страны существуют с разными по сути экономическими, финансовыми и политическими задачами, с разной степенью коррупции и разной развитостью экономики. В итоге, долги не возвращаются, рефинансирование и реструктуризация долгов выливается в долговое рабство, но и это проблему возврата долгов не решает. Поэтому слабые звенья экономики, всегда могут вызвать распространяющийся кризис. А кризис в глобальном производстве бьёт по банкам и теперь уже по банкам метрополий. Метрополии, привыкшие жить за счёт должников-колоний, с бездумной лёгкостью занимали у банков, а с развитием кризиса и сами оказались перед проблемой платить по долгам.

Если первые кризисы непрерывно расширяющегося капиталистического производства были кризисами перепроизводства товаров (и падением спроса), то с усилением в экономике монополизации и глобализации они во всё большей степени становились финансовыми. Финансовые операции дают более лёгкую прибыль, нежели производство, и являются более конкурентоспособным (сверхрентабельным и суперприбыльным) капиталом, что обусловило его привлекательность и стало причиной его перепроизводства. Оно в свою очередь сопровождается потерей доверия к ценным бумагам, долгосрочным проектам. Цепная реакция недоверия пробуксовывает, порождает сбои и выливается в глобальный кризис. Производство останавливается.

Пионерами в реализации нынешнего кризиса были банки в силу их произвольно высокого ссудного процента и независимости (бесконтрольности) от государственного института экономики. Но любая неконтролируемая выдача кредитов, ориентированная на прибыль через процесс рефинансирования, есть втягивание заёмщиков в долговое рабство. Бесконтрольность и конкуренция выходят за рамки разумности, когда становится ясно, что должники никогда не расплатятся даже натуральным продуктом. Причём, контроль отсутствует, с одной стороны, в силу того, что его очень сложно выполнить центральному банку, а с другой – в силу отсутствия такого желания. Заметим, что инвесторы, которые всегда пристрастны, и те в период бума неверно оценивают ситуацию. Но если рыночные игроки, прекрасно разбирающиеся в конъюнктуре, ошибаются, то что можно говорить о регулирующих органах демократии, которые, по сравнению с участниками рынка, чаще всего малокомпетентны.

Именно благодаря колоссальной эмиссии резервных валют (прежде всего, американского доллара) и притока сверхдешевой финансовой ликвидности мы видим надувание пузырей во многих сегментах мировой финансовой системы. Мыльные пузыри – это чума экономики. Они характеризуются тремя составляющими: быстрым ростом цен на финансовые активы, расширением экономической деятельности и постоянным увеличением денежного предложения и кредита. Если раньше мыльные пузыри образовывались исключительно на рынке ценных бумаг, то теперь они могут рождаться на рынке любого финансового актива: облигаций, акций, кредитов, недвижимости. Пришла безумная гонка надувания спекулятивных мыльных пузырей – рост богатства за счёт спекуляции на любой социально значимой потребности или зависимости. Чем быстрее растут пузыри, тем больше займов. И чем больше займов, тем больше прибыль. Но надувание пузырей неминуемо приводит к падению спроса, в итоге, пузыри лопаются, имущественные активы дешевеют (тоже из-за падения спроса), а долги остаются прежние и все по уши в долгах, как в болоте. Но почему и в критической ситуации долги нельзя аннулировать и почему долговой кризис будет продолжаться? Потому что ростовщики (люди с особо выраженной акцентуацией) дают в долг не для того, чтобы долги прощать даже в критический для цивилизации момент (Radix malorum est cupiditas лат. жадность есть источник всего зла).

Заключение по институту экономики . Система нашла эффективный способ увеличения количества денег без их прямого печатания и в обход производства товаров. Это “перепроизводство” ценных бумаг долга, финансовых инструментов, призванных вроде бы обеспечивать экономический рост, но свободная конкуренция так устроена, что не даёт возможности остановить эту машину и она работает на инфляцию.

Банки и в первую очередь международные – это один из главных элементов чисто финансовой спекулятивной сферы капитала, но помимо этого есть фондовая игра, высокорискованные и краткосрочные операции с ценными бумагами и т.п. Перепроизводство ценных бумаг из проблемы банков? превратили в проблему государств. Мир столкнулся с качественно новым типом капиталистического перепроизводства, из которого он безуспешно пытается выбраться. И выбирался, пока постоянно расширяющееся капиталистическое производство не упёрлось в предел, очерченный глобализмом: исчезли свободные рынки сбыта. А инвестиции в технологии? В современной капиталистической системе этот путь захлёбывается. Ведь финансовый кризис — это верхушка айсберга, а поднимает эту верхушку в числе прочего и перепроизводство высокотехнологической продукции.

Мировой финансовый кризис – результат несовершенства системы, регулярно, циклически подвергающейся кризисам (социальные регуляторы не работают). Источник этого несовершенства кроется в животном начале человека, вернее в двух инстинктах. 1. В обычной жадности, которая при постоянной стимуляции имеет свойство акцентуироваться, в итоге жажда получения прибыли нередко доходит до патологии (А. Смит не учитывал этого момента). 2. Биологически в человеке заложено стремление к конкуренции, которая при чрезмерной акцентуации может вылиться и в непомерное желание неограниченной власти в экономической или социальной сфере. Обе акцентуации превращаются в патологию при такой свободе, которая выходит за рамки необходимости государства, и хотя в конечном итоге они ослабляют это государство, искушение получить такую свободу всегда остаётся. Исчезает благополучие государства, или «Благо», по Платону. Причём, тенденция игнорирования рамок необходимости государства возникает и в жёстко иерархической организации государства (автократия, олигократия), и в демократической (народовластие) организации. Институт управления и псевдогосударственный институт финансов постоянно выходят из под контроля общества (конституции, законов), теряется отрицательная обратная связь, Они подчиняют себе власть извращённо, в ущерб остальным. В итоге провоцируются кризисы, революции и войны.

Рынок регулирует экономику через посредство банков. Банки – необходимый элемент развивающейся экономики, через посредство займов и ссудный процент они осуществляют как бы заём у будущего. Развитие экономики ускоряется или технологически совершенствуется. Сам механизм финансового вливания необходимый элемент рынка, он стимулирует экономику, ускоряет процесс производства (рост богатства государства) и технологический прогресс (совершенство). Появившиеся при этом ненаполненные товаром деньги, за определённый промежуток времени наполняются им и спекулятивный компонент исчезает. Отказ от этого механизма равносилен отказу от технологического прогресса. Поэтому, появившись, он уже не исчезнет, конкуренция не позволит реализоваться неэффективным способам производства (abusus non tollit usum лат. злоупотребление не отменяет употребления). Поэтому все призывы покончить с конкуренцией и спекулятивным капиталом – обман или самообман. Другое дело, что существующая система не имеет способов эффективной регуляции процесса и он переходит в чисто спекулятивную сферу, напрочь отрываясь от наполнения денег товаром и проваливаясь в кризис.

В то же время просчитать риск перепроизводства такого рода денег и товаров в этом случае способен только специальный институт экономики государства при условии, что банковская система должна сама являться частью этого института. Независимость банковской системы ведёт к экспансии виртуальных денег и превращению их в спекулятивный капитал, что может спровоцировать обрушение всей государственной экономики. Государство целостная (слитная, тотальная) система государственных институтов, но коммерческие банки (денежное сердце экономики) находятся с ней в особых отношениях: то выступают в роли взаимовыгодного симбиоза, который может сменяться комменсализмом, а в либерально-демократической системе при соответствующих условиях дело доходит и до паразитизма. И что самое неприятное в этом деле, система устроена так, что она «сама в себе» лишена тех рычагов, которые могут включить банки в отношение слитности с государством, сделать их частью его институтов, а не временным симбиозом. Дело не столько в том, что контроль коммерческой деятельности, бизнеса сложен, сколько это упирается в желание получить сверхприбыль, и потому любые попытки контроля встречают яростное сопротивление. Ведь в сущности это государственный переворот – встроить банковскую систему в институт экономики государства, заставить её беспокоится о результатах своей деятельности. Это уже не буржуазная демократия и совсем не демократия с её непрофессиональной безответственностью, а власть реальных профессионалов, способных предвидеть негативные результаты своей деятельности.

Нынешний финансовый кризис прогрессирует из-за падения спроса и из-за растущих долгов. Это уже положительная обратная связь, нечто схожее с состоянием наркомана, когда приём наркотиков уже не вызывает кайфа, но не приём наркотика крайне мучителен. Только в США с их неимоверно огромным долгом уже за время правления Обамы государственный долг увеличился в два раза. А его необходимо ещё и обслужить (погасить эту вспышку абстиненции). Но и это будет иметь конец. США, ЕС и Китай сегодня находятся, как на пороховых бочках. Взорвётся одна и волна взрыва охватит весь цивилизованный мир.

Последние экономические изменения капиталистической системы и те размахи кризиса, к которому она привела, впечатляют своей бессмысленностью и количеством денежных ресурсов выброшенных фактически не на то, чтобы хоть как-то сгладить негативные последствия разрушений экономики. Нерегулируемый либеральный рынок без конкуренции (взаимовлияния) с другими институтами государства ни к чему хорошему привести не мог. Чисто спекулятивный рынок себя исчерпал, но рыночная конкуренция лишает его возможности измениться и вернуть хоть какое-то подобие механизмов саморегуляции, существовавших в начальном этапе его развития. Всё, приехали, господа демократы! Иллюзии народовластия растоптаны вашими сапогами.

Заключение к разделу «Кризис профессионально ориентированных институтов демократии»

«Когда от человека требуют идиотизма, его всегда называют профессионалом» (Юмор).

Институты узких специалистов, влияние которых сказывается на всём обществе, пробуют демонстрировать свою силу и сопротивляться государственной иерархии с целью решить назревшие проблемы или усилить своё влияние и власть. Однако в современной политической ситуации реализуется это через посредство их внутренней иерархии, а в итоге извращённо, нередко деньги из государства выкачиваются на цели далёкие от нужд общества, а то и на надуманные. Какой области социальной жизни ни коснись, везде требуется изменение государственных институтов. Сами основы институтов власти должны измениться радикально. При обсуждении проектов должна быть здоровая конкуренция, подавляющая саму возможность финансирования сомнительных проектов.

Государство – система, элементами (частями) которой являются институты государства. В этой диалектике они равноправны, но в эмпирической жизни, в истории может меняться их лидерство. В начале истории цивилизации институт управления был лидирующим. Развитие цивилизации подошло к этапу, когда экономика стала важнее остальных институтов. Однако демократическая власть направила её силу против граждан государства. В итоге, мы расхлёбываем сегодня социальный кризис. Уже очевидно, что на новом этапе истории лидирующим станет государственный институт информации. «Кто владеет информацией, тот владеет миром». Хотя значение этого института для общества до конца ещё им не осознаётся.

Благодаря победе так называемой демократии мир скатился к финансовому кризису и без остановки войдёт в глобальный кризис. Речь идёт даже не о том, кто выживет и какая будет политическая власть, а о том выживет ли кто? Ну, а если жить по принципу, что после нас хоть потоп, так он и будет после нас. Акцентуация на деньгах и власти не паранойя, но именно акцентуированные на этом люди пустили в ход такое выражение. Демократия на глазах разваливается, создавая завалы глобального кризиса. Фактически мы все уже на помойке истории, но не все это понимают и вместо того, чтобы двигаться вперёд, пытаются идти по кругу.

Ситуацию с кризисом демократических институтов власти достаточно серьёзна и разрешить её необходимо до наступления глобального кризиса, в противном случае популяция Homo sapiens будет обречена. То, что ещё 200, 100 лет назад терпела планета, теперь она не выдержит. Сверхразросшаяся популяция, не сумевшая вовремя сократить свою численность и застопорить процессы разрушения экологического равновесия спровоцирует природу рассчитаться с ней через посредство напряжённых до предела механизмов обратной связи.

«Эпоху можно считать законченной, когда истощились ее основополагающие иллюзии» (Артур Миллер). Здравомыслящей части населения уже ясно, что обозначение «либеральная демократия» не имеет отношения к сущности обозначаемого явления. Очередной экономический и финансовый кризис перерос в социальный: верхи не могут уже жить по старому, а низы не хотят. Нужна новая стратегия, стратегия разумной цивилизации и те, кто опасается при смене власти впасть в «новое варварство», должны понять, что большего варварства, чем представляет собой либеральная демократия, нет.

Гл. III. Власть профессионалов.

«Профессионализм умение оценить меру своей некомпетентности» (Александр Михеев).

§ 1. Непрофессиональность народовластия.

«Дайте мне хорошую политику, и я вам дам хорошие финансы» (А. Тюрго).

Пример Исландии . В 2008 году в начале финансового кризиса Исландия в буквальном смысле обанкротилась. Пять лет чистого неолиберального режима сделали Исландию одной из самых богатых стран в мире. В 2003 году все банки страны были приватизированы, и в целях привлечения иностранных инвесторов они предложили онлайн-банкинг, Но по мере роста инвестиций рос и внешний долг банков. В 2003 году долг Исландии равнялся 200 процентам от ВВП, а в 2007 году составлял 900 процентов. 2008 год стал смертельным ударом. Три главных исландских банка – Landbanki, Kapthing и Glitnir, всплыли вверх брюхом и были национализированы, а крона потеряла 85 процентов своей стоимости по отношению к евро. В конце года Исландия объявила банкротство. Вопреки тому, что следовало ожидать, в процессе непосредственного применения демократии кризис привёл исландцев к восстановлению их суверенных прав, что в итоге привело к новой конституции.

Протесты и беспорядки заставили правительство уйти в отставку. К власти пришла левая коалиция, которая осудила неолиберальную экономическую систему, но сразу же сдалась требованиям к Исландии погасить в общей сложности три с половиной миллиарда евро. Известие о том, что граждане должны платить за ошибки финансовой монополии, что целая страна должна быть обложена данью, чтобы погасить частные долги, было воспринято, как издевательство над демократией.

В мартовском референдуме 2010 года 93 процента проголосовали против выплаты долгов. В ответ МВФ немедленно заморозил кредитование. Но революцию было не запугать. При поддержке разгневанных граждан правительство инициировало гражданские и уголовные расследования в отношении лиц, ответственных за финансовый кризис. Интерпол выдал международный ордер на арест бывшего президента банка Kaupthing Сигурдура Эйнарссона, а другие банкиры, также причастные к краху, бежали из страны. Уверенность в том, что «настоящее народовластие» способно куда более эффективно изменить ситуацию в стране, чем прогнившие и коррумпированные политические элиты, продержалась несколько месяцев.

Экономический кризис в Исландии, начавшийся с крушения банковской системы, отягощенной «чужими» деньгами, привел к краху традиционных политических партий страны. Тогдашнего премьер-министра Исландии, лидера Партии независимости Гейра Хорде не просто лишили должности, а еще и отдали под суд, специально сформированный по этому случаю. К власти пришли левые, заявившие, что страной должны управлять сами граждане – и сами граждане, учитывая непростой исторический опыт, должны написать новую Конституцию страны. Конституцию писали, обсуждали в СМИ статью за статьей, потом одобрили на референдуме. Исландские социал-демократы должны были бы торжествовать. Но этот референдум, символизировавший торжество народовластия, одновременно стал и его окончанием.

Через несколько месяцев к моменту принятия Конституции популярность левой власти в Исландии сильно пошатнулась. Оказалось, что одно дело – обещать равные шансы, а другое – искать выход из экономического тупика. Суд, который должен был понять масштаб преступлений бывшего премьера, полностью его оправдал. А парламентские выборы вернули власть консерваторам. За Партию независимости, которую еще несколько лет назад называли виновницей всех исландских бед, проголосовало почти 27% избирателей, а почти 25% отдали голоса ее традиционному партнеру – Прогрессивной партии. Социал-демократы оказались лишь на третьем месте и их лидер, премьер Йохана Сигурдардоттир заявила об уходе из политики.

Новому большинству пришлось заново принимать Конституцию, которая не действует без парламентского одобрения. Так что у консерваторов была великолепная возможность подправить Основной закон в духе новых старых настроений избирателей. В любом случае ясно, что страна возвратилась к традиционной политической системе и традиционным партиям. Исландское народовластие оказалось относительно эффективным лишь в кризисных условиях.

Возмущаться бездарностью решений профессиональных политиков и менеджеров очень легко, особенно, когда понимаешь, что за многими их действиями скрывается и личная выгода, что шли они по скользкому пути, втягивая страну в долговую зависимость и что основой их действий было убеждение в безнаказанности. Но вот наказали и вдруг выяснилось, что причиной именно таких действий профессионалов является система, частью которой является и их страна, и есть желание выскочить из этой системы, но нет понимания куда. И нет понимания, как заставить профессионалов работать с полной отдачей. А они либо выгоду ищут, либо делают всё формально, т.е. всё правильно, но без души. Зарплата оказывается не тот стимул.

Победа народовластия сразу обнажает и все его недостатки. Оказывается, что нужно что-то делать, разговоры и обещания не помогают. Исландские социал-демократы действительно были искренними сторонниками расширения базиса власти. И их взгляды не только совпали с настроениями населения, но и дали возможность воспользоваться механизмом референдума для того, чтобы не отдавать долги зарубежным вкладчикам лопнувших исландских банков. Однако оказалось, что для решения экономических проблем страны этого недостаточно. И долги тоже никуда не делись: проблему их наличия должны решать профессионалы. Именно поэтому большинству исландских избирателей и пришло в голову проголосовать за тех, кого они еще вчера проклинали. Теперь избиратели, скорее всего, будут наблюдать за политикой, а не участвовать в ней.

Какая удивительная параллель с прямой демократией и с решениями народа в древних Афинах! Там тоже голосовали, принимали решения большинством голосов, затем, убедившись, что решение было неверным, наказывали тех, кто за него голосовал. Только в отличие от народа Исландии, ошибки не останавливали и подобная практика продолжалась почти двести лет. Опыт истории убеждает, что профессионалам нет альтернативы даже, если они воры. Однако, если хорошенько в этом опыте разобраться, то можно обнаружить, что выход из ситуации с воровской демократией предлагали ещё тогда, когда она возникла.

§ 2. Пролегомены к технократии

«Мы не можем спасти мир, не изменив его». (Гарри Эмерсон Фосдик, американский писатель)

Большинство ученых сходится во мнении, что цивилизация вступает в период глобального кризиса, который грозит существованию всего человечества. Это многоаспектный кризис, составные части которого тесно взаимосвязаны, но каждая из таких частей являет свою отдельную угрозу: социальную, демографическую, экологическую, энергетическую (вызванную истощением невосполнимых ресурсов планеты), продовольственную, популяционно-генетическую (генетический груз человеческой популяции), биологический кризис (сокращение количества и числа видов растений и животных) и т.д. В одну кучу сваливаются все проблемы и разгребать их придется в этом, XXI веке. Уже ХХ век стал веком экспериментов, правда ничего кроме них не оставил. И это были лишь цветочки.

Решение проблем сегодня требует гигантских материальных и людских ресурсов и это может быть реализовано только через объединение усилий всех государств. ООН не обладает возможностью удерживать вошедшие в нее сильные страны от произвольных действий, а воли и желания сосредоточить ресурсы на решении общих глобальных проблем у них нет. И это зависит от специфики их государственных институтов и распределения внутренних ресурсов. В принципе все упирается в самую прогрессивную из всех существовавших ещё в совсем недавнем прошлом форму государства – буржуазную демократию. Но, как любая демократия, она изживает себя. Цивилизация на грани уничтожения жизни от “продуктивной” деятельности человека. Капитализм не смог бы этого добиться без демократии (народовластия), в основе которой лежит свобода, доведённая до вседозволенности. Он и возник как мировая система только на фоне демократии. Но капитализм со всеми его кризисами оказался более мощной экономической системой, чем СССР, поэтому СССР и исчез. Нужна новая стратегия цивилизации – это власть профессионалов (технократия, профикратия, сциентократия). Истоки этого учения восходят к античности и оно всегда было противоположностью демократическому либерализму. Глобальный кризис, если ему не противопоставить власть специалистов и не ограничить власть обезумевших от прибылей и денег людей, похоронит всех и нормальных и обезумевших. Известно, что различие между параноей и чрезмерно выраженной акцентуацией становится едва различимым.

Есть древняя китайская сказка о жадном драконе, стерегущем сокровища. Народные богатыри пытались вернуть сокровища людям, но убив дракона, сами превращались в драконов. Власть и богатство развращают. Сколько ни выбирай руководителя честного, без пристрастий к богатству и власти и, если не ошибёшься, нет никаких гарантий, что следующий будет такой же (та же проблема, что и в автократическом социализме). Нужна иная государственная система, которая не зависит от склонностей людей и её обосновывал Платон.

Круг мог бы показаться замкнутым, если бы история не знала попыток из него выйти. Так как первенствующее значение для рационально устроенного государства имеет наука, то и править им должны учёные. Теория восходит к Платону и разработки её активизировались в новое время в различных технократических движениях. Тут она претерпела серьёзную эволюцию, хотя большинством политизированных обывателей она отвергается с порога. Представителями правящей элиты она не принимается как претендующая на её власть, а левыми движениями – как посягающая на самое святое – на власть народа (народовластие), на право самим решать свою судьбу. Каждый имеет право быть избранным на руководящую должность, ну как же этим поступиться? На этом играли демагоги, обещая власть любой кухарке. Но кухарки давно уже правят миром и от того, что они получили высшее образование, ничего в их мировосприятии не изменилось, не всегда высшее образование переходит в культуру.

О либеральной демократии говорят, что это стремительно уходящая в прошлое, отмирающая форма общественно-политических отношений, политическая архаика ХХ века. Её хоронит политика, экономика и в немалой степени развитие информационных технологий. Заявляют о новой эре – эре постдемократии, постлиберализма. Но это не более, чем полемическое выражение и что за ним кроется, непонятно даже самим авторам. А ситуация с кризисом демократических институтов пока только продолжает затягивается и усугубляется.

У партии новой цивилизации должна быть не только программа обещаний улучшения, а программа качественного изменения государственных институтов. Большевики за время революции и гражданской войны обещали «Всем Всё» и ни одного обещания не выполнили. Конечно, всегда есть контингент верящий, что можно подновить и улучшить обанкротившиеся политические системы, без изменения их основы. В наше время уже мало верить, люди стали грамотнее, да и история кое-чему научила. Нужны не пустые обещания улучшить жизнь, а обоснование и предложение новых институтов власти, которые должны гарантировать преодоление недостатков предыдущих государственных институтов. Граждане должны быть защищены от любых негативных влияний руководства, если таковые возникнут. И одной конституцией тут не отделаться, профессиональные сферы она не охватывает, не регулирует их. Государство не искусственно созданный организм и, что показал ещё Платон, как у любого естественного образования, у него должна быть своя самодвижущаяся сущность, а без неё оно неустойчиво. Это не связано с политическими партиями (партия, как часть, претендует на всеобщую власть). Но беспартийная власть, обычно, лидеров партий не устраивает.

§ 3. Власть учёных по Платону

Quod quisquis norit in hoc se exerceat лат. пусть каждый занимается тем, в чём он разбирается (латинская пословица).

Философии Платона более двух тысяч лет. Его метод – диалектический субстанциализм – превосходит все виды эмпирического анализа и теорий на этом анализе построенных. Метод этот более чем актуален, но его выводы всегда были неприемлемы для правящей элиты и на сегодняшний день ему противостоят либеральные методологические концепции философии, в основу которых положен эмпиризм, плюрализм и игнорирование самых важных достижений истории классической философии. Как установил Платон, диалектическая логика касается только субстанциальности, самодвижущейся сущности. Последняя, как целое, представлена частями, но это такие части (противоположные силы), каждая из которых охватывает собой полностью всю субстанцию (см. в развёрнутом виде у Гегеля в «Феноменологии духа»). С позиций субстанциальности Платон рассматривал и государство. Он дал критику всем существовавшим видам государственного устройства и пытался выявить в этом эмпирическом образовании то, что сокрыто от глаз, – обнаружить его субстанцию и дать наиболее объективное толкование сущности государственного устройства. Идея была созвучна с мифами о правлении богов, когда каждый бог управлял отдельной областью общественной жизни, создавая в ней гармонию, благоприятные условия для всех членов сообщества в этой области. Каждая отдельная профессиональная область общественной жизни государства была освящена божественным законом. Именно этим областям государственного жизнеустройства уделено главное внимание в работе Платона, без них с их законами государство неполноценно и фактически являет собой не одно, а “два государства враждебные друг другу: одно государство бедных, другое богатых” [Платон. Государство. – Кн. IV. 422e – 423a]. Эти два государства – источник противоречий и смут, причина постоянно сменяющихся и повторяющихся форм его правления от автократии до демократии, причина появления конфликтующих партий и фактическое отсутствие общенациональных интересов. Все формы правления отвратительны по своим последствиям, но, пожалуй, самой худшей является демократия, которая к тому же порождает тиранию.

Большинство критиков платоновского “Государства” довольно упрощённо трактуют его принцип разделения общества на конкретные профессиональные сферы, которые он выделяет в противоположность классовому делению. Они полагают, что Платон на самом деле описывает не что иное, как сословия, классы или даже касты общества (трактовка Маркса, например), необходимые для придуманного им нового типа государства. Но тут возникают сразу четыре серьёзных возражения. 1. Классы или сословия существовали задолго до древнегреческой цивилизации и не было никакого смысла выдумывать их заново, представляя как нечто новое. 2. Деление на классы или сословия осуществляется по имущественному принципу и наследству имущества, а платоновское разделение опиралось исключительно только на индивидуальные способности, благодаря которым ребёнок или взрослый попадал в соответствующую ему профессиональную сферу общества. 3. Описывая разделение государства на два враждебных, Платон уже определил их как классы или сословия и в противоположность этому предлагал делить общество по профессиональному принципу, чтобы противостоять разделению государства на две враждебные части и его ослаблению. 4. Классические классы или сословия ориентированы только на свои интересы, а предлагаемое Платоном разделение сфер государства преследовало цель удовлетворения потребностей всего государства и должно было быть ориентированно исключительно на интересы потребителей и их благополучие (диалектический принцип всеобщности каждой части и тождества противоположностей). Понятно, что сферы эти разделены по принципу профессиональной ориентации.

Интенция Платона была направлена против античной демократии, теоретики которой признавали за всяким гражданином полиса право быть избранным на все государственные должности независимо от его уровня знаний и профессиональной подготовки к делам по управлению государством (наивная точка зрения, будто править это проще всего), а он утверждал, что необходимо, чтобы каждый член общества «делал своё» и притом «только своё» дело. По Платону даже государством должна править довольно узкопрофессиональная группа учёных (по античным меркам это философы – «племя философов»), которые не принадлежат элите, а становятся ею уже в зрелом возрасте, освоив громадный объём необходимых для управления знаний. Лишь тогда восторжествует «идея Блага», а государственная власть будет соответствовать своей субстанциальной сущности, законы тогда будут истинны, объективны и, следовательно, справедливы. Гибелью грозит государству даже просто смешение его профессионально разделённых областей [Платон. Государство. – Кн. IV. 434a – b]. Платон считает справедливым деление (которое предполагает объединение) граждан не по классовому признаку, а по профессиональному. Поэтому анализ его касается не классов, как некоторые полагают, а именно Институтов государства. Институты эти должны игнорировать классовое деление и даже отменить его, по крайней мере, как влияние узких интересов партий и интересов этих классов на всеобщность интересов государственных (от власти классов к власти профессиональных институтов). Влияние классов на иерархию власти – это пережитки чисто иерархических отношений, существовавших в животных сообществах и в родо-племенных организациях ранней эволюции человека.

Вот почему государство Платона и является воплощением справедливости, которую его противники никак не могут обнаружить, зато концентрируют своё внимание на критике некоторых пифагорейских (коммунистических) моментах общежития. Концепция «власти учёных» всегда вызывала неприятие со стороны правящих классов. Платон, как политик, отвечал на это: «Или их все еще приводят в ярость наши слова, что ни для государства, ни для граждан не будет конца несчастьям, пока владыкой государства не станет племя философов или пока не осуществится на деле тот государственный строй, который мы словесно обрисовали?» [Платон. Государство. Кн. VI. 501е].

§ 4. Технократическая республика

«Голоса взвешивают, а не считают» (Цицерон).

«Нет ничего отвратительнее большинства» (Гёте).

Идея «власти учёных», власти профессионалов, технократии (технократия – от греч. ?????, «мастерство» + греч. ??????, «власть»), во времена Платона была нереализуема, потому что не существовало ещё учёных, ориентированных на профессиональные группы населения, да и глубоких (мудрых) философов можно было по пальцам перечесть. Власть учёных для античности явление вряд ли осуществимое, но для цивилизации далеко не утопия. Времена меняются, работники умственного труда давно уже составляют целый класс общества и обслуживают все сферы и институты государства, а проблему технократии обсуждают не одно столетие и политически активные технократические движения возникают уже с начала ХХ века. Государство власти учёных в новое время стали называть технократическим. Термин устойчиво закрепился после работ «отца» современной технократии Т. Веблена, однако, как равноправное с ним, можно употреблять и сциентократия, и профикратия.

Технократическое государство – это меритократия, где правят избранные на выборах профессионально ориентированные кандидаты. И не просто ориентированные, а всей своей жизнью подтвердившие свою подготовленность к руководству, люди с соответствующей жизненной и профессиональной школой. Это обстоятельство позволяет ответить на вопрос, кто их должен избирать? Так как главный социальный принцип платоновской меритократии профессиональная ориентация и уровень профессионализма, то избирать должна соответствующая этому принципу профессионально ориентированная группа людей (у Платона «племя философов», у Ф. Бэкона мудрецы-учёные из «Соломонова дома», у Т. Веблена и последующих теоретиков технократии – специалисты от технических до гуманитариев). Теперь несложно сопоставить платоновскую модель с существующими сегодня типами государственного правления. Речь идёт о парламентской республике, но не с демократической, а с технократической структурой власти, с технократическим парламентом. (идея, которую по-своему и не очень удачно пытался в ХХ веке реализовать “отец современной технократии” Т. Веблен и которую в наше время пытается возродить в проекте “Венера” Жак Фреско). Для технократической парламентской республики не нужен всенародно избранный президент и непрофессиональные всенародные выборы. Выборы переносятся во внутрь государственных институтов. Каждый профессионально ориентированный институт государства (военные, политологи, экономисты, экологи, медики и т.д. – все, чьи законы касаются всего государства) выбирают своих депутатов в парламент. Группы специалистов, которые не имеют статуса всеобщности, могут объединяться и выбирать своих депутатов. С исчезновением всенародных выборов (некомпетентности электората) исчезнут главные пороки буржуазной республики, исчезнут механизмы связи власти и капитала, а с ними и некомпетентность и коррумпированность власти, банки будут включены в экономический институт государства и у них появится заинтересованность в его благополучии.

Кажущийся парадокс состоит в том, что представитель каждой профессиональной группы граждан государства очень хорошо знает, что требуется от его руководства, но когда все профессиональные группы объединены в общей избирательной компании, они кажутся стадом баранов, их легко обмануть любому авантюристу, который может появиться из их же среды. Вот над разрешением какой проблемы бился Платон и вот почему технократические поползновения так ненавистны правящему классу.

Народ не лишается права на выборы и в этом смысле народовластия. Каждый будет иметь право голосовать в той профессиональной области (в том Институте государства), в которой он работает, в которой он разбирается, за того кандидата, который ему известен по линии его профессиональной деятельности. Народ – это профессионалы каждый в своей области и решая свой профессиональный вопрос в сообществе профессионалов, те же люди ошибаются в разы меньше. Выбирать будут лучших, тех, кто практическими или теоретическими работами показал и подтвердил свой профессионализм (профессионалы выбирают профессионалов). Такие выборы дадут положительный результат только при свободной конкуренции в профессиональном сообществе, власть в каждом Институте государства у тех, у кого больший профессионализм, от кого больше польза государству. От характера личности (хороша она или плоха) не будет зависеть власть, ибо любое решение должно быть одобрено профессионалами (депутатами, избранными от соответствующего профессионально ориентированного Института).

Нереально в существующей политической системе разрешить эту ситуацию. Система должна измениться радикально и дать возможность решать рассматриваемые нами проблемы самим профессиональным институтам и не в той извращённой форме, в какой идёт процесс их стихийного сопротивления иерархии, а в синархической, в со-управлении, в прямом диалоге различных специалистов с соответствующими решениями, в прямом диалоге специалистов всех уровней, в диалоге с конкурирующими точками зрения.

Сегодня проблемы государства и мирового кризиса возникают настолько сложные, что решать их необходимо не просто в НИИ, а дать возможность НИИ издавать соответствующие законы. А для этого придётся перестроить всю систему властной иерархии, превратить парламент в некое подобие НИИ. Никаким контролем не решить проблему нарушений и извращений в работе специалистов, необходимо обратиться к самоконтролю, принципы которого известны и несложны для внедрения в работу институтов. Главное понять, что абсолютная иерархия – тупик для цивилизации и от реального разделения властей никуда не уйти.

Если довести идею до логического её завершения, то речь идёт о беспартийном государстве (и соответствующей идеологии), править которым должны представители его профессиональных институтов. Приходит время технократии, интеллект человека в цивилизованных странах меняется на глазах и насущной необходимостью становится всеобщее высшее образование, о котором уже ведутся споры.

Конечно, нужна реформа институтов государства, сформированных либерально-демократической властью. Каждый государственный Институт в технократическом государстве должен подчиняться соответствующему его профилю НИИ. Сеть профильных государственных НИИ и других учреждений, объединяемых по профессиональному признаку в соответствующий этому профилю Институт государства, во главе с выбранным на конкурсной основе и на определенный срок руководством – вот самая адекватная структурная единица технократической республики. Институты должны быть наделены властью (законодательной, исполнительной и судебной – суды должны быть профессионально ориентированными), а их положения (всеобщие законы) должны быть научно обоснованы и приняты советом этих институтов. Приходит время технократии, в цивилизованных странах технологии и интеллект человека меняются на глазах и насущной необходимостью становится всеобщее высшее образование, о котором уже ведутся споры.

Бессмысленно совсем отказываться от иерархии, однако нужно дополнять её синархией (со-управлением). А она возможна только в гос. институтах. Ни один частный банк не отвечает и не хочет отвечать за экономические последствия своих инвестиций. А будучи включённым в Институт экономики, он будет получать соответствующие расчёты и рекомендации устраивающие государство. Можно рисковать, полная свобода в рамках необходимости государства. И в расчётах и в реализации инвестиций должны быть представлены конкуренты. Начинать могут одни, а в случае неудачи их сменят конкуренты. Спекулятивный капитал в рамках необходимости государства поневоле станет разумным.

Более всего соответствующей сущности государства, как целостного образования, является диалектическая синархия. Она не просто со-управление, но и конкуренция. И такая конкуренция в сфере профессионализма должна быть свободной и альтернативной и законодательно поддерживаться на уровне любого Института государства, где только она является гарантом от тех диких финансовых издержек государства, которые при непрофессиональности власти выбрасывались на совершенно бесперспективные проекты, защищаемые заинтересованными в финансировании группами высшего звена специалистов. Рационально сделать конкурентную борьбу способом существования в любой профессиональной сфере, как основной принцип существования любой организации (формально существующие элементы синархии превратить в активные, действующие). Продвижение по службе не только по инициативе и оценке непосредственного руководителя, но и по принципу профессиональной конкуренции с ним через посредство объективной оценки со стороны профессионального сообщества, формы и способы которой следует разработать применительно к каждой профессиональной сфере с учётом её специфики (виды и формы синархии эмпирически выведенные и закреплённые законодательно). Синархия в форме конкуренции всегда сама в себе содержит ограничители в виде отрицательной обратной связи. Конституционно, законодательно закреплённая синархия любую профессионально ориентированную иерархию делает не жёсткой и место руководителя в ней всегда будет принадлежать наиболее профессиональному из конкурирующих за него. Это по сути и механизм самой жёсткой производственной дисциплины, или самодисциплины (не иерархия, не анархия, а синархия – мать порядка). Синархия – законодательно охраняемая свободная конкуренция, распространяемая не только на область профессиональной деятельности, но и на отношения между Институтами государства (для чего и нужен парламент).

Капитализм – это свободная конкуренция, но только на рынке, следовательно, это однобокость во внутренней политике. Конкуренция должна быть во всех сферах социальной жизни, в каждом профессионально ориентированном институте, а не изолированную в частном секторе производства и финансов. И чего нет при капитализме, так это действительно научного подхода, нет нормальной макроэкономики, т.е. всеобщей экономики, которая реально охватывала бы все сферы государства, а это возможно только через взаимовлияние (конкуренцию) всех профессионально ориентированных институтов. Такая конкуренция учитывает не только рыночные механизмы, которые для неё не всегда будут главными.

Конкуренция – великая вещь, без неё нет совершенства. Вся эволюция от обезьяны до человека обязана конкуренции (борьбе за существование). Несовершенное должно отсеиваться. Должна быть и эволюция власти, конкуренция как синархия. Конкуренция за профессионализм формально и сейчас существует, но номинально. Всенародные выборы, конкурсы на вакантные места, все конкуренции в институтах, да и сама защита диссертаций – всё это сегодня скорее пародия на конкуренцию. Сегодня реальна только рыночная конкуренция, но она в своём развитии уже далеко зашла за рамки разумного.

И все пороки капиталистического общества заключались в том, что свободная конкуренция была лишь пародией на свободную конкуренцию, так как распространялась только на очень узкую сферу общественной жизни, финансово-экономическую сферу, сводилась к одному узкому интересу – материальному. “Стремление человека к обладанию представляет выражение животного инстинкта” (Р. Арди), а как составная часть социальной политики оно является проявлением пережитка родового строя. Свобода рыночной экономики вовсе не означает, что она должна выходить за рамки необходимости, она должна соотноситься с интересами других институтов государства. И это тоже конкуренция. Причём, механическое внесение в демократические институты власти элементов синархии порождает чистую формальность, потому что в реальности они либо не работают, либо работают частично, наталкиваясь на сопротивление иерархической власти.

Правоту определяет профессиональное сообщество не количеством голосов, а обсуждением и не в последнюю очередь обсуждением печатных работ. В демократии решает большинство, в технократии научный аргумент и его последствия («голоса не подсчитываются, а взвешиваются»). Подсчитывать не столько количество голосов, сколько количество конкурирующих точек зрения. Выявляются конкурирующие точки зрения, а конституция гарантирует право соревнования Должна быть введена ответственность победителя за ошибочную концепцию или отстаиваемую точку зрения. В итоге, кто-то повысит свой статус в профессионализме и, соответственно, в иерархии, а кто-то понизит. Критерий один – объективность. То же относится и к выявлению профессиональных недостатков в работе. Существовала же свободная рыночная конкуренция (до монополий). Вот аналогия её и должна быть внесена во все институты государства с учётом их профессиональных особенностей. Конкурс должен быть не формальным и учитывать следует только аргументы, а не прошлые заслуги. Такова должна быть сциентократическая психология нового человека. Под влиянием свободной рыночной конкуренции психология личности сложилась гораздо более жёсткая, чем она может быть при профессиональной конкуренции.

Со-управление. Это тоже иерархия, но динамическая, тут доказывать руководителю свой профессионализм придётся постоянно: конкуренция и в дискуссиях, и в практических результатах. Свободная конкуренция – великая вещь и соответствующая её реализации конституция могла бы исправить то плачевное положение, в которое загнала сегодня демократия (народовластие) все институты государства, включая и финансовые. Чистая иерархия власти – это животное наследство.

Заключение к технократической республике . Наступление глобального кризиса поставило человечество перед дилеммой, либо идти до конца по пути биологических законов и подобно динозаврам исчезнуть, как биологическому виду, либо выбрать новую стратегию цивилизации – рациональное государство. Проблема достаточно ясна, кто перетянет умнейшие или сильнейшие. Попытки изменить систему всегда требуют лидера, который становится вождём и автократом, а победа превращается в поражение. Выход из этого порочного круга показал пока только Платон, предложив модель государства, в которой свойства конкретных личностей не будут сказываться ни на законы государства, ни на его решения. Время меняет многое. Со времён Платона и даже со времён “Технократического альянса” из прошлого века изменилась и концепция технократии, хотя субстанциальное ядро её остаётся прежним. Эволюция форм государства, которую предвидел Платон, должна отбросить все архаичные формы государственного устройства.

В технократическом государстве коммунизм и полная неограниченная свобода капитала канут в прошлое. Политические партии отомрут, ибо защищать интересы различных социальных групп должно нормальное (здоровое) государство без каких-либо политических перекосов. Технократическая республика будет заинтересована в решении глобальных проблем как своих собственных, внутренних. Технократия не ущемляет прав граждан – профессионалами при желании могут быть все желающие. С введением всеобщего бесплатного высшего образования стартовые условия для всех будут равны гарантированно. Дальше только конкуренция, соревнование способностей без ущемления их реализации, что закреплено должно быть конституционно.

Согласно Естественному праву, человек обязан быть социально защищен государством от проявлений социального каннибализма. Но при этом следует чётко разграничивать биологические и социальные свойства и потребности человека. Государство должно обеспечить защищённость в минимуме биологических потребностей. Питание, жилье, одежда, и можно добавить информация (обучение, опыт, образование) – это не абстрактно выдуманный минимум, это то, с чем человеческое племя пришло в государство и что не имеет права отобрать у человека государство. Максимума человек добиваться должен сам. Конечно, люди биологически разные, с разным уровнем способностей, поэтому и в государстве при равных правах они не могут быть равны, но ребенок, приходящий в этот мир, не должен быть обманутым. Это безнравственно с человеческих позиций и не существует даже в животном сообществе. Можно быть и довольно богатым и довольно бедным, но есть разумные пределы и тому и другому, пределы, за которыми стоит уже патология и заниматься ею должна медицина (психиатрия). Чрезмерная скупость – это такое же ненормальное и болезненное явление, как и легкомысленное расточительство, как любая, идущая за пределы разумного, акцентуация. Каждому по способностям и более или менее объективно оцениваются они именно в научной среде.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Преступно промедленье, если путь великий ждет (Шота Руставели).

Глобальный кризис и его составная часть финансовый кризис это явления, порождённые нынешней социальной системой. Современная демократия, а равно и все предшествующие экономические и политические режимы исчерпали свои возможности, никакая их комбинация уже не даст положительных результатов.

Народ не верит власти ни той, что есть, ни той, что может появиться. Не верит, что может быть что-то принципиально новое и лучшее. И верит, что смена власти ничего не меняет. Партий много, но все борются за свой личный авторитет и за ту часть населения, которую «защищают» их программы (партия – это часть). Обещают много без гарантий, и не гарантируют власти профессионалов. Пора учёным создать свою партию, партию профессионалов, партию креативного класса и это будет самой верной и адекватной гражданской позицией. “Вся власть учёным!” – более 2000 лет назад провозгласил Платон, а сегодня вся надежда на то, что только они могут исправить всё, что натворили политики, доведя цивилизацию до финансового кризиса, а планету до глобального.

Вся эволюция цивилизации есть трудный и сложный процесс перехода от чисто иерархического догосударственного устройства человеческого сообщества к отношениям синархии, отражающими появление новых институтов государства, профессионально ориентированных институтов власти. Демократическая государственная власть только внешне напоминает синархию, ибо односторонне, иерархически подчиняет себе все профессионально ориентированные институты государства.

Отношения финансовые и производственные в том виде, в каком они сейчас представлены, рано или поздно уйдут. На смену одному креативному классу (буржуазному) придёт другой (технократия, сциентократия) и если он не проявит достаточной воли к власти, цивилизация рухнет, канут в лету её достижения. История ничему не учит новые поколения и потому повторяется. Эти гегелевские слова превратились уже в банальность и жутко становится от понимания того, что люди привыкли к повторяющемуся их одурачиванию. Современная свобода превращается во вседозволенность, отношения в обществе порой переходят на уровень инстинктов. А переход этот опасен, природа тут же начнёт восстанавливать своё равновесие, а человек-то у неё в большом долгу. Пока она нас ещё терпит.