С некоторых пор меня занимает вопрос, почему современные ученые пишут из рук вон плохо. Не все, но подавляющее большинство. Между тем в девятнадцатом веке, да и начале двадцатого историки, юристы, философы излагали свои идеи столь увлекательно, что их книги покупались, читались и обсуждались широкой публикой. А двадцатый век принес моду писать либо запредельно сложно, либо невыразимо скучно. Вряд ли от того, что наука стала сложнее (имеются в виду гуманитарные науки). Скорей уж потому, что наука перестала быть уделом избранных По данным ЮНЕСКО, объем научной деятельности удваивается примерно каждые 10-15 лет, и соответственно множится число тех, кто профессионально занимается наукой. Если население планеты, начиная с середины двадцатого века, прирастало ежегодно на 1,7 процента, число научных работников, увеличивалось на 7 процентов.
Армия ныне действующих научных работников составляет 90 процентов от общего числа ученых за всю историю науки.
В стране победившего пролетариата наука воплощала мощный интеллектуальный потенциал рабоче-крестьянской массы. Партийная элита, очевидно, чтобы не пребывать в гордом одиночестве, дозволила формирование научной элиты. Блага, конечно, не те, но все равно немалые. Особо отличившимся – дачи, квартиры, машины и поездки на международные научные конференции. В стране победившей демократии расцвели политическая элита и бизнес-элита, а вот научной элите места под солнцем не нашлось. Что это за элита в самом деле – без денег, без почестей, без благ. Самые талантливые уехали заграницу, самые ловкие подались в бизнес и менеджмент. Но свято место, прости, Господи, за банальность, пусто место не бывает, и полчища тех, кому еще десять лет назад ничего не светило, ринулись завоевывать высоты науки.
Главный астролог страны раскрыла секрет привлечения богатства и процветания для трех знаков зодиака, вы можете проверить себя Бесплатно ⇒ ⇒ ⇒ ЧИТАТЬ ПОДРОБНЕЕ….
А от того, что научных работников стало слишком много, экстраординарности, необычности в самом занятии наукой сильно поубавилось.
Занятие наукой ныне мало чем отличается от работы на производстве или в конторе.
И язык – это едва ли не единственное средство вернуть утраченную экстраординарность. Опасный путь. Ибо по-настоящему овладеть научным языком и впоследствии даже отвергнуть его можно, лишь располагая серьезным научным и культурным багажом, а вот имитировать язык науки легче легкого. Грех наукообразия, наверное, не самый страшный на свете, но беда в том, что грешащие им закосневают в грехе и никогда не раскаиваются. Большинство гуманитарных текстов адресовано узкому кругу посвященных, а на непосвященных они в лучшем случае наводят скуку. Мне возразят, что научные тексты на массового читателя не рассчитаны. Тогда вопрос: зачем заранее отваживать народ от того, что ему может быть полезно? В отличие от искусства и литературы, где критики худо ли бедно контролируют общий процесс, в науке подобные средства контроля отсутствуют. В прежние времена общий уровень науки определяла Академия, она и по сей день остается синонимом Высокой Науки, но ее реальное участие в научном процессе ныне исключительно формально. Академизм – явление более низкого порядка, ибо здесь бал правит догма. Противоположный полюс – мы академиев не кончали – подделка под нутряного человека, который нутром все чует и знает. Между двумя этими полюсами – наукообразие, подделка под науку. Ее отличительный признак-минимум мысли при максимуме слов. ****