Временной аспект генезиса сознания

Введение

Все что есть, имеет естественным образом основания для своего существования. Сознание, обнаруживая эти основания, переводит окружающий мир из хаотического состояния, в котором он пребывает как “мир в себе”, в состояние гармоническое, т.е. такое, в котором только и может сознание воспринимать действительность,

реализуя тем самым себя в бытии.

Именно такова, на мой взгляд, онтологическая сущность создания. Гармоничный мир, окружающий нас, мир, где всему есть начало и конец, где всякому явлению есть своя причина и есть нечто иное как результат появления и пребывания в бытии такой своеобразной субстанции как сознание; и есть ничто иное как оно само.

Как видно из названия работы, задача, которую я в ней себе ставлю, заключается в том, чтобы выявить и показать временную составляющую сознания в его возникновении, формировании и становлении т.е. генезисе.[1]

Понятно, что для того, чтобы выявить временную (или любую другую) составляющую сознания надо предварительно уяснить для себя, что представляет из себя само сознание. Понятно также, что логически объем понятия (временная составляющая) должен входить в объем (сознание) и следовательно, для того, чтобы иметь возможность рассуждать о временном аспекте генезиса сознания мы должны прежде иметь ясное понимание сущности самого сознания. Именно по этой причине я начал Введение с суждения, в котором в самом общем виде дается мое понимание сущности сознания как явления. Но понимание сущности какого-либо явления и его исследование не одно и то же. Понимание чего-либо есть субъективное чувство, которое не требует для себя никакого объясняющего текста. Исследование же переводит понимание или лучше сказать – делает возможным перевод этого субъективного чувства в объективное понимание – знание.

Я называю время одной из составляющих сознания по той причине, что считаю (и из чего исхожу в своих теоретических построениях), что время не является некой самостоятельной субстанцией, существующей в бытии наряду с природой, пространством и сознанием, а есть одна из форм проявления в бытии самого сознания. По этой причине исследование времени не может быть отделено от исследования сознания.

И хотя объем понятия (сознание) шире объема понятия “время”, оно, время, вместе с тем является для сознания одной из основных его структурных сознание образующих форм и поэтому исследуя происхождение времени, мы одновременно с этим можем прийти к пониманию происхождения и развития сознания.

В свете такого моего понимания специфичности феномена “время” и будет происходить его исследование в представленной работе, а именно: Размышляя над сущностью времени, я постоянно имею в виду, что исследую не субстанцию, находящуюся в объективном отношении к сознанию, а атрибут самого сознания.

Время как категория издавна является объектом пристального интереса как философов и ученых, так и людей, если можно так выразится “непосвященных”. Каждый, кто хоть раз задумывался о жизни и смерти (а таких подавляющее большинство если не все) неминуемо задумывался и о времени. Но если обыденное сознание вполне удовлетворяется выводами из своих размышлений в форме типа: время быстротечно; оно неумолимо; …стирает даже камни и т.д. , то результатом профессионального исследования упомянутой категории становятся многочисленные (по количеству философов, занимающихся этой проблемой) труды в которых каждый мыслитель излагает свой взгляд на этот предмет.

Я не намерен в этой работе делать историко-критический разбор этих трудов, но хочу выделить еще раз особенность, объединяющую эти работы и которая по моему мнению препятствует проникновению исследователей в сущность феномена “время”. Она выражается в следующем: Все философы, изучающие время: идеалисты и материалисты; рационалисты и сенсуалисты, феноменологи, экзистенциалисты и т. д. – все они в своих исследованиях подходили ко времени как к субстанции, существующей объективно по отношению к сознанию и которая есть объект познания для сознания.

Одни из них (материалисты) вводят время в состав природы, (я беру для сравнения крайности) другие (Кант) подводят время вплотную к сознанию, но при этом все же оставляют за ним свойство быть только функцией сознания, некоей категорией, которая помогает реализовать сознанию основной его атрибут – познание.

Понимание же сути времени должно было выразится, как это принято среди философов, в формулировании этой категории в понятии. Но поскольку время есть одна из форм существования самого сознания, то и попытки дать в понятии этот феномен оказывались безрезультатными.

Очень характерно в этом отношении высказывание П.Гассенди: “прежде всего ты полагаешь, что природа времени очевидна а между тем нельзя назвать ничего более темного. Доказательством этого, несомненно, может быть бесчисленное разнообразие мнений среди древних философов, разнообразие, которое продолжает существовать и теперь… Как ты облагодетельствуешь нас, как обяжешь весь ученый народ, если сделаешь очевидной и понятной природу времени… Что касается меня, то я честно сознаюсь, что не знаю природы времени; и хотя мне кажется, что я понимаю, что это такое, однако объяснить этого не могу, даже если бы и захотел, и мне тотчас вспоминаются знаменитые слова святого Августина: Так что такое время? Если никто меня об этом не спрашивает то я знаю; если же я захотел бы объяснить это спрашивающему, то не знаю”.

Время как сознание (наряду с причинностью” само участвует в осмыслении всего, что находится объективно по отношению к сознанию и закрепляет, соответственно, полученные знания в понятиях. Поэтому путь к пониманию времени находится в области исследования сознания.

Предложенные в этой работе три главы как раз и должны ответить на вопрос: Что такое время как форма сознания, Поэтому когда потребуется определить время в понятии, то предикатом субъекту “время” будут эти самые главы и как-нибудь иначе, короче выразить сущность этого феномена невозможно, поскольку в простых утвердительных суждениях можно дать только понятия явлений, находящихся вне сознания. Для определения самого же сознания, а значит и для времени таких понятий не существует.

Глава первая
Экзистенциальное время

Кант в своем исследовании сознания опирался на такие несомненно существующие для него сущности как трансцендентальная апперцепция; рассудочные и чувственные категории и познаваемаяприрода.
Нам же для понимания сути познания, как это очевидно следует из всего вышеизложенного, необходимо будет исследовать происхождения времени и причинности как форм сознания. Но в данной работе я остановлюсь только над временной составляющей сознания, оставив пока причинность в стороне, но постоянно, тем не менее, имея ее в виду.

Начать придется издалека, с тех времен, когда жизнь на земле только зарождалась.
Проблема возникновения жизни на Земле очень интересна сама по себе, и рассуждать о ней можно очень много и с большим вдохновением. Существует достаточное количество теорий и гипотез объясняющих нам как происходило это замечательное событие.[2]
Но нам важно не это. Для нашего исследования нам необходимо обратить внимание на то обстоятельство, что жизнь, каким бы способом она не зарождалась, возникла, развивалась, существовала и существует поныне в условиях постоянной смены света и тьмы.

Земля вращается вокруг своей оси и каждый участок на ее поверхности то воспринимает энергию Солнца и тогда жизнь на этом участке активизируется, то отдает эту энергию и активность жизни соответственно снижается.

Эту смену дня и ночи я называю пульсацией. Чтобы лучше понять ее суть, надо представить себе как выглядит Земля из космоса. Оттуда видно, что день и ночь для планеты в целом существуют одновременно, вместе. (Я вынужден пользоваться временными терминами еще до того как мы прояснили сущность времени. Но это нисколько не вредит сути, но делает изложение более ясным). Пульсация возникает при вращении Земли в зоне света и тьмы. Что здесь следует один за другим или сменяет друг друга свет тьму или тьма свет – сказать невозможно. Нет времени – нет и последовательности. Пульсация таким образом это смена света и тьмы без последовательности. Тьма и свет существуют вместе и раздельно.

Вместе сами по себе и раздельно для существ, находящихся на поверхности Земли.

Итак, жизнь на Земле зарождалась в пульсации и возникла она если и не в результате пульсации, то несомненно под ее воздействием.

По этому поводу можно высказать двоякое суждение. Или для возникновения жизни на земле недостаточно только наличия солнечной энергии, но и требуется ритмическая, прерывистая форма ее подачи; или же жизнь на земле существует именно в форме смены степени активности вследствие того, что Земля вращается вокруг своей оси.

Так или иначе, но много миллионов лет назад на Земле и скорее всего в толще воды возникла жизнь, Развивалась, усложнялась принимая все новые и новые формы пока, наконец на Земля не появилось существо, которое впоследствии стало человеком.

Это существо прошло свой путь от комбинации молекул до того, кем оно стало так же как все живое под воздействием и в условиях пульсации и могло существовать только в этом ритме.

Физическая пульсация – смена света и тьмы выразилась или лучше сказать перешла в животное, в том числе и человека в виде пульсации биологической – смены сна и бодрствования и стала совершенно необходимым условием его существования. У человека биологическая пульсация, в силу занимаемой им природной ниши совпадала практически полностью с пульсацией физической.

С наступлением темноты он засыпал и с рассветом просыпался и вставал. Поэтому видимо следует предположить, что человек, а точнее сознание появилось в районах близких к экватору, где день и ночь неизменны по своей длительности, т.к. по мере расселения человека в более высокие широты биологический ритм уже не всегда совпадал с физическим и мог отклоняться от него в значительных пределах.

Могут возразить, что сон может иметь иную природу нежели физическая пульсация, например: усталость, накопившаяся за день и вызвавшая определенные физиологические изменения в организме. Надо согласиться, что усталость предшествует сну. Но то, что она появляется периодически, независимо от того, чем человек занимался днем, и в целом совпадает с физическим ритмом, только доказывает, что биологический ритм является производным от физического. К подобному результату можно прийти и рассуждая от обратного, т.е. наблюдая за сном и сменой дня и ночи, необходимо следует прийти к их причинной связи. Но признать вторичность вращения Земли по отношению к засыпающему существу по меньшей мере неразумно. Может быть следует даже сказать так: Человек засыпает не потому, что устал, а устает потому, что ему пришла пора спать.

Животное существует, а человек существовал, если можно так выразиться

дискретно . Чем отличается один день от другого у животных или новорожденного? Ничем! Но не потому, что все дни одинаковы, а потому, что их, этих дней у него нет, они для него не существуют во множественном числе. Каждый день для него один единственный и в нем вся его жизнь. Он как бы рождается и умирает или лучше сказать появляется и исчезает с каждым новым днем и это всякий раз новый, другой человек. Вчерашний день для него исчезает бесследно, а о завтрашнем он и не подозревает. Он существует пульсируя как и все живое на земле. Он неизменен и одинаков для себя в этом каждом дне жизни. Он изменяется внешне, пройдя путь от рождения до смерти, но сам он при этом подобных изменений не замечает, т.к. не может сравнить себя с другим таким же “себя”, но в другом дне. Вид сородичей ему ни о чем не говорит, поскольку он их также воспринимает дискретно. Жизнь его может быть представлена как цепь жизней бабочек-однодневок, которые покидают кокон утром, порхают день и умирают вечером, не ведая о том, какими они были и куда ушли.

И этот момент следует подчеркнуть, как очень важный для понимания человека как части всего живого. Именно форма существования, при которой день от пробуждения до засыпания равен жизни и есть форма, в которой существуют все животные, в том числе и человек. Так он существовал , существует и будет существовать всегда, пока существует вообще, независимо от наличия у него сознания.

Это реликтовое, древнее чувство, что день, в котором он сейчас пребывает и есть вся его жизнь, прочно связывает человека со всем живым на Земле и является той его частью, которую мы называем животной. Наряду с другими природными свойствами, такими как потребность в пище, продолжении рода и т.д., это независимое от человека в своем существовании чувство, преломляясь через сознание участвует в формировании того, что мы называем характер человека.

Всем, наверно, знакомо чувство, получить все желаемое сразу, а не распределять его в туманном будущем. Когда ребенку дают конфету – он доволен. Когда же он видит кулек конфет из которого он получает часть со словами, что остальное он получит завтра, ребенок плачет, так как завтра для него еще не существует и конфета, не полученная сейчас исчезнет для него навсегда. Но именно ограничение указанного чувства и распределение желаемого в непонятном пока ребенку завтра и формирует у него время как одну из форм сознания и делает его в конце концов разумным. Впрочем ситуации, в которых конструируется время как сознание могут быть самыми различными.

Неконтролируемое желание получить максимальное в минимальные сроки, формирует известный тип людей. Известны также и способы удовлетворения такими людьми этого древнего чувства. Тюремное заключение, и связанное с этим распределение уже минимального в максимальные сроки призвано восполнить пробел в формировании сознания подобных типов, что, впрочем, вследствие своего запоздания не дает как правило ощутимого эффекта.

И так, человек или то существо, которое им станет (а зная это можно заранее назвать это существо человеком) живет в пульсации. Времени нет, есть только вращающаяся под лучами светила планета. Времени нет, наверное (как я уже говорил) потому, что просто нет того, чем оно по мысли некоторых философов в сущности и является т.е. последовательностью или очередностью и как следствие – изменением. Но на вопрос: Что такое последовательность, некоторые из тех же философов, за отсутствием других вариантов вынуждены отвечать, что это изменение, происходящее во времени. Изменение же, как смена состояний какого-либо предмета или явления (т.е. то, что мы понимаем под изменением) характеризуется последовательностью, очередностью. Выйти из этого круга понятий можно только на пути исследования происхождения в сознании самих элементов, конструирующих в сознании же понятие “время”.

Итак , можно ли обнаружить в пульсации что-либо похожее на последовательность и изменение. Очевидно что нет. Как я уже говорил, для планеты в целом день и ночь существуют одновременно. Это и есть собственно пульсация, т.е. существование света и тьмы вне временного сознания или, что то же самое – вне времени и сознания.

Не одномоментными, состояния дня и ночи являются для существа, находящегося на поверхности Земли и вращающегося вместе с ней под Солнцем. Но может ли обнаружить какую-либо последовательность в пульсации существо, само живущее в пульсации? Следует ли для него день за ночью или ночь за днем, а потом за этим днем другой день и т.д.? Очевидно – тоже нет. Для существа, живущего в пульсации, другого дня, отличного от предыдущего просто нет. Для участка на поверхности Земли день не следует за ночью, а сменяет ее, становится вместо ночи. Для человека же “пульсирующего” ночи вообще не существует, а есть только один день – жизнь.

Как же из всего этого возникло время? Как из пульсации, похожей на мерцающий в бесконечной ночи огонек, вытащить ниточку дней?

Для этого понадобилось сознание, которое появилось у определенного существа на определенной стадии его развития на основе врожденных способностей, присущих этому существу. Эти способности: первая – сохранять в веществе, расположенном в голове образы, ощущения событий прошедшего дня или (для нашего существа) – пока еще предшествующей жизни.

И второе – способность издавать сложные сочетания звуков как следствие особенности устройства (по всей вероятности) у этого существа гортани.

Но поскольку развитие речи следует за развитием сознания, то начинать рассмотрение формирования следует со способности сохранять в мозге впечатления, образы уже после того как человек проснется для новой жизни.

Вначале это были, наверное, смутные, непонятные видения, которые может быть и беспокоили человека, но в свою очередь и быстро исчезали и человек никак не связывал их с собой теперешним и тем более с собой бывшим в прежней жизни. Для того, чтобы произошло это важное событие т.е. соединение двух разных дней-жизней в одной, требовалось еще нечто, кроме указанной выше способности; такое, что могло бы быть общим для двух дней-жизней и кроме того это нечто должно было принадлежать и самому человеку, причем принадлежать абсолютно и несомненно.

Таким “нечто” на мой взгляд, могла быть пища, Но не плоды деревьев, которые человек съедал сразу по мере их добывания, а скорее всего мясо убитых или пока еще павших животных. Здесь вполне можно сделать умозаключение о том, что толчком, причиной, условием для возникновения сознания стало некое климатическое или природное изменение, результатом которого стало уменьшение количества естественной для человека растительной пищи и он вынужден был в целях выживания начать потреблять в пищу мясо.

Животные же могли быть достаточно крупными. И вот, проснувшись утром, (или появившись на свет) человек видит остатки недоеденного животного.

Впечатления от вчерашнего пиршества, сохранившиеся у него в голове, непосредственно связываются с находящейся перед ним едой. И после многократного повторения, видимо, этой ситуации, человек стал догадываться, что именно он начал есть это мясо, а не наткнулся на него только что.

Впечатления, по которым он начал есть это, получают зримое подтверждение в виде недоеденных остатков. Этому способствовало еще и длительное чувство сытости, которое наступало после потребления мяса, столь непривычное в условиях принятия растительной пищи. Эта сытость давала возможность оторваться на довольно продолжительное время от еды и ее поисков и предаться безделью, во время которого, впечатления и ощущения приобретают особенную остроту.

Человек пока еще на уровне ощущений приходит к выводу о том, что та жизнь, в которой он начал есть это мясо, принадлежит ему так же как и эта, в которой он продолжает его есть.

Две разных до того жизни разных существ, соединяются в одном человеке и становятся днями. Сон, который был границей жизни стал границей дня.

И этот прорыв сна, как границы жизни и выход за ее пределы, стал тем что явилось основанием для возникновения самосознания. Я называю это ощущение себя “длящимся”, а значит и существующим экзистенциальным временем. Длительность существования рождается из соединения впечатлений по крайней мере двух дней – сегодняшнего, как ощущаемого непосредственно и прошедшего, присоединяемого к этому ощущению в форме сохранившихся впечатлений, подтвержденных реальностью непосредственного созерцания.

Длительность – это ощущение, что я не появился из небытия утром и не уйду в него, заснув, вечером. День сегодняшний, соединившись в человеке с предыдущим, приобрел свои границы, за которым оказался другой день (но следует заметить, что соединились эти дни только в голове человека. Сами же по себе, как пульсация они не имеют между собой ничего общего, да и просто днями не являются). Соединив в себе две пульсации, каждая из которых до этого соединялась только с вечностью, человек стал “длиться”, быть. Именно воспоминание о том, что он “был”, подтвержденное материальными свидетельствами дает человеку возможность ощутить себя, что он “есть”. Это ощущение и есть самосознание.

Это второе рождение – рождение человека из природного состояния не осмысляемой, а потому вечной пульсации, в осмысляемую, а потому краткую жизнь, выводит, сознание из природы и ставит его по отношение к ней в субъект – объектные отношения. Извергнутое природой как нечто совершенно ей чужеродное, сознание отныне и навсегда будет только сосуществовать с ней, используя природу для своих нужд, пытаясь при этом для лучшего ее использования разгадывать ее “загадки”.

“Нужда” же сознания заключается единственно в том, чтобы создать условия для существования единственно же возможного условия существования самого сознания; и это условие – человеческое тело.

Итак, человек уже не существует дискретно. День прожитый уже не проваливается в ничто вместе с ним. Он становится продолжением дня предыдущего и сливается с ним в ощущении существования. Вначале это робкое, неуверенное чувство; оно охватывает собой не более двух-трех дней. До этого как и прежде – пустота. Но человек уже не умирает и за границами этих дней. Они, эти дни перемещаясь постоянно в голове через границы сна, сохраняют человека в бытийности. Память не охватывает большое количество дней. Она слаба, но не по своей природной потенции, а потому, что нет еще ничего, находящегося вне человека, и несомненно принадлежащее ему, что бы объединяло большее количество дней.

Тем не менее, такая “зачаточная память”, которая заключается в наделении сохранившихся в мозгу образов реальности существования, дала возможность различать некоторые изменения, которые происходили с предметами за это небольшое количество дней, объединенных в самосознании. Это, в свою очередь дало возможность использовать эти изменения для нужд самого человека, что привело в конце концов к изготовлению орудий труда. Сами изменения могли возникнуть и возникли только после того как человек получил возможность сравнения в сохранившихся впечатлениях различные состояния одного и того же предмета. Изменения же в свою очередь укрепляли реальность самих впечатлений и, соответственно самосознания.

Начав с использования самых простых изменений, человек постепенно, шаг за шагом переходил к более сложным, развивая параллельно и свою память пока, наконец, не изготовил “каменный топор” – так можно обозначить пока все выходящее из рук человека.

Процесс изготовления топора связывает уже большее количество дней, а следовательно на такое же количество дней расширяется и память. Сам топор при этом становится наглядным подтверждением этой связи и длительностью своего существования подтверждал существование и самого человека. Человек укрепляется в бытийности. Дискретность существования окончательно переходит в его, существования, длительность или просто – жизнь. Окружающие предметы, которые до этого являлись человеку только в момент контакта с ним, с его зрением, слухом, осязанием – а после исчезали – тоже стали “быть”. Появляется окружающий мир. Происходит качественный скачек в развитии сознания, а значит (что нас интересует) и времени.

Дальнейший труд по изготовлению предметов быта, строительству жилища и т.д. развивает и закрепляет сознание (которое состоит не только из экзистенциального времени но и из причинности, ставшей основой мышления) Труд и его результаты приводят человека к тому, что он начинает различать и сами дни, а не только изменения, зафиксированные в впечатлениях . До этого слившиеся в ощущении длительности, в самосознании, они приобретают индивидуальность, становятся отличными друг от друга. У каждого дня появляются свои приметы и эти приметы являются общими для всего племени. Например, племенем начата какая-нибудь работа. На следующий день эта работа продолжается и т. д. Дни приобретают индивидуальность как для единичного сознания так и для всего данного сообщества, что делает это сообщество средой, способной рождать новое сознание на основе достигнутого им уровня.

Различение дней стало основополагающим условием для развития временного сознания и времени, которое выражается в переходе его из экзистенциальной формы как основы самосознания во время как форму уже непосредственно сознания. Но пока такой переход не совершился я буду продолжать называть время в котором еще находится сознание экзистенциальным.

Таким образом одновременно с различием дней стал различаться и окружающий мир. Человек может различать и фиксировать изменения в состоянии окружающей природы, охватываемой данным отрезком дней. Отсутствие изменений также отмечается как “отсутствие изменений”. Изменения и различия стали одной стороной медали по имени “время”, другую сторону которой образует последовательность или очередность.

Замечаемые изменения воздействовали на сознание так же живительно как воздействовала на Землю смена дня и ночи. Вырабатываемая способность связывать воедино различные дни становится сознанием во временной его форме. Сознание постепенно высвобождается из пульсации. Можно сказать так: Пульсация, неизменная в своем проявлении, (день – ночь, сон – жизнь) породила сознание, основывающееся на наблюдении за изменениями в качественном состоянии самих пульсов – дней и которые (изменения) стали возможны как результат деятельности самого человека. Сознание как бы приподнимается над природой и смотрит на нее со стороны. Оно охватывает собой несколько пульсов, различает их и переводит тем самым в дни.

День наполняется событиями, которые начинаются и заканчиваются внутри дня. Но что считать началом и что концом любого события, явления протяженного в дне? Для этого видимо нужно иметь общее направление, находясь внутри которого любое явление обретает начало и соответственно конец. Это можно сравнить с постоянным магнитным полем, где электроны в проводнике выстраиваются по направлению от плюса к минусу, и электрическая цепь, возникающая при этом будет иметь начало у “плюса” и, соответственно, конец у “минуса”.

Но что считать плюсом в той цепи дней, внутри которых происходят изменения? Что является несомненным началом в природным бытии человека?

Очевидно его рождение. Но существуя в пульсации, человек рождался с каждым новым пульсом и в месте с ним и умирал. Поэтому и границы жизни и смерти не осознавались таковыми и не могли, конечно, стать ни началом, ни концом. Только после того, как сознание поднялось над пульсацией и стало охватывать несколько дней, оно освободило утро от свойства быть началом жизни, оставив за ним функцию быть началом дня. Утро, сохранившееся в человеке в форме глубинного чувства начала жизни, стало осознаваться началом дня. Иными словами утро стало началом дня после того, как оно перестало быть началом жизни, а вечер стал его концом лишь после того как перестал быть смертью.

События внутри дня получили направление. Любые события, возникая после утра тем самым получают начало, а их прекращения, соответственно становятся концом. Жизнь человека становится рядом начинающихся и заканчивающихся действий.

Так возникает последовательность. Та последовательность, которую мы не могли выразить в понятии не использовав при этом временной категории. Теперь мы можем сказать, что последовательность – это изменения, происходящие в дне и следующие друг за другом от утра к вечеру (таким же изменением, является и переход стрелок часов с одной цифры на другую, показывая нам таким образом “ход времени, предопределяя тем самым логический круг понятий при определении как последовательности так и времени).

Последовательность возникает естественно – из соединения глубинного чувства начала дня как начала жизни и человеческой деятельности.

Причем сознанию не надо “осознавать” последовательность как явление постороннее ему, находящееся вне его. Последовательность, являясь временной структурой сама есть сознание и именно поэтому сознание воспринимает окружающий мир в последовательности явлений, во времени и это есть сознание.

Итак, экзистенциальное время есть основа самосознания, которое переходит в сознание вообще. Поэтому это время, как самосознание, не делится на часы и минуты. День – его наименьшая и неделимая величина. Внутри дня нет времени. Человек воспринимает день целиком с утра до вечера. В нем он совершает последовательные действия, направленные от утра к вечеру. И он знает, осознает себя существующим, потому, что знает и осознает, что этот день – часть его жизни, состоящей из таких же дней. И одновременно с ним существует природа, окружающий мир.

Экзистенциальное время сугубо индивидуальное и абсолютно в самом себе.

Оно не может быть больше или меньше экзистенциального времени другого человека. Оно таково, каково самосознание человека.

Конечно нельзя считать, что сознание, время формировались именно в такой последовательности. Изменения, длительность, последовательность, и самосознание (вкупе с причинностью, о которой сейчас речь не идет) возникали формируя сознание одновременно, и воздействия друг на друга сливались, образуя сознание.

Следует добавить, заканчивая этот раздел, что экзистенциальное время как это видно из текста временем в нашем его понимании по сути не является. Я называю самосознание экзистенциальным временем потому, что во-первых в нем заложена основа временного восприятия мира, а значит и сознания, во-вторых зарождение сознания (переход от пульсации к существованию) не может уже как бы мы не старались, быть описаны вне временных категорий; не может быть выведено за время, за сознание, а посему и становиться частью сознания, и следовательно и времени.

Глава вторая
Историческое (объективное) время

Итак есть человек. Он живет в экзистенциональном времени, а точнее в том, что я называю временем по указанным выше причинам, потому что того времени какое мы имеем в виду, когда представляем его себе нет.

Нет прошлого, нет будущего, нет настоящего как понятия. Нет вчера, сегодня, завтра. А ведь именно эти атрибуты мы имеем в виду, когда рассуждает о времени, мыслим о нем. При их же помощи образуется в сознании само понятие “время”, как его, сознания составляющая.

Эти же атрибуты мы используем, когда хотим описать жизнь, историю как отдельного человека, рода, так и всего человечества. Поэтому я предлагаю назвать это время “объективным” или “историческим” в отличие от экзистенциального – субъективного. При этом под термином “объективное” не следует понимать так, что это время существует вне человеческого сознания, представляя собой реально существующую субстанцию. “Объективное” в применении к времени означает во-первых, что оно существует для всего данного сообщества, которое в нем себя и осознает. Во-вторых объективность может быть синонимом независимости по отношению к времени по той причине, что объективное время, являясь элементом сознания принадлежит человеку независимо от его желания, его воли. Поскольку историческое время выражается в атрибутах, то и изучение сущности этой категории следует начать с исследования этих самых атрибутов. Начнем с будущего.

Итак человек знает, что он есть и это знание он получил из связи в памяти дня сегодняшнего и дня предыдущего, которые и стали днями вследствие их различия.

Но как возникло будущее? Как мог узнать человек, что после того как он уснет, он проснется и будет вновь существовать как существует сейчас. Ведь об этом, в отличие от дня прошедшего нет материальных свидетельств? Находясь в экзистенциальном времени человек прекращал какое-либо действие вечером не потому, что решал доделать его завтра, а потому, что просто засыпал. Проснувшись же и глядя на недоделанную работу, человек связывал дни именно с помощью этой работы и продолжал доделывать ее как недоделанную в предыдущем дне. Мысль о том, что работу можно отложить и вернуться к ней после того как сам человек вернется в этот день, эту жизнь, где находится оставленная работа; эта мысль возникла в сознании человека скорее всего в виде смутной догадки, которая стала следствием воздействия на сознание постоянного изменения в виде повторяющихся событий: Каждый раз просыпаясь, он обнаруживал себя, свою работу, окружение такими же как и в прошлом дне. Человек стал понимать, что он засыпает и поэтому существует и в промежутке между двумя днями. Возможно подобному пониманию способствовало, а может даже и имело решающее значение обстоятельство наверняка встречающееся в той полной тревог жизни первобытного человека. Это обстоятельство – бессонные ночи.

Можно представить, как дрожа от страха в темноте, спасаясь в каком-нибудь укрытии от хищников, и не имея возможности уснуть, люди видели как начинает светать и незнакомый ночной мир сменяется привычным днем. Этот новый, наступающий день со всей очевидностью соединяется в бодрствующем сознании с днем, который становится действительно прошедшим по отношению к видимому наступающему другому дню, который и становится днем настоящим. А поскольку сам человек находился все это время на одном месте, то новый день должен откуда-то приходить. Это “откуда-то” получает название “завтра”. Мысль – догадка о существовании где-то другого дня, которого еще нет, но который непременно будет, подтверждаемая постоянным повторением, переходит в уверенность, знание. Знание о том, что “завтра” существует, оно есть и всегда приходит после ночи в то место, где человек находится.

Если в экзистенциальном времени человек осознал себя существующим в сегодняшнем дне, то получив знание о “завтра”, он стал предполагать свое существование в днях, которых еще нет. Приход этих дней стал обозначаться понятием “будет”, а само существование этих дней с понятием “будущее”. Человек, зная о существовании “завтра” может уже оставить работу в любой момент дня с тем, чтобы доделать ее в “завтра”. Появляется возможность “планировать” работу, распределять ее по дням.

Итак, будущее возникает в данном случае в виде знания, полученного на основе наблюдений за постоянно повторяющимися природным изменением. В связи с этим знанием возникает знание о том, что завтра и в других днях будет существовать и то, что постоянно появляется вместе с “завтра”; а именно: Лес, солнце, река, небо и т.д., одним словом – окружающий мир. Появляется основание для понимания того, что природа существует в отличие от меняющихся дней неизменно и не зависит от человека.

Но исчерпывается ли этим знанием понятие “будущее”? Ведь будущее в нашем сознании связано все-таки с неизвестностью. А так мы все оказываемся в какой-то мере ясновидящими. Каждый из нас может предсказывать с достаточной долей уверенности, что есть в будущем и завтра будет Земля, Солнце, море и т.д. Можно также предсказать, правда с меньшей долей уверенности, что будет дом, в котором я живу, квартира, диван, на котором я лежу, наконец. Но что же тогда неизвестно? Что хочет узнать человек, пытаясь заглянуть в завтрашний день, о котором он точно знает, что тот будет? Себя и только себя, потому, что человек не знает, не видит именно себя в том дне, о котором он знает, что он есть. Завтрашний день существует где-то рядом с таким же лесом и такой же рекой и поэтому должен как-нибудь бы быть таким же как и этот. Но в нем нет человека и поэтому завтрашний день не такой как этот, он – неизвестность. Знание о том, что завтрашний день существует и незнание себя в этом дне и дает то ощущение дискомфорта, тревоги, которые человек пытается устранить посредством видения себя в “завтра”.

Знание о том, что будет “завтра” предполагает в свою очередь знание того, что будет вечер, также и другие промежуточные состояния дня.

День неделимый как самосознание, как единица экзистенциального времени начинает давать трещины. Появляется предпосылка возникновения “физического” времени (о чем ниже.)

Таким образом знание о том, что есть завтра становится причиной появления у человека желания, стремления заглянуть в него или в какую-нибудь часть дня, что, собственно и является причиной возникновения будущего как неизвестности т.е. того будущего, которое нас непосредственно интересует. Неизвестность, связанная с не видением себя в видимом завтра и есть будущее о котором мы, следуя логике языка говорим: “Неизвестное будущее”. Человек хочет видеть себя в завтрашнем дне так же отчетливо как и в настоящем. Хочет, но не может. Что-то препятствует этому. Он может только предположить, что будет существовать в этом дне, но “увидеть” себя, т.е. представить себя во всех своих взаимосвязях с природой, с обществом он не может. Почему?

Я подчеркивал в предыдущей главе, что состояние пульсации, которое является исконным, необходимым условием существования человека, как части всего живого и в котором вся его жизнь сосредоточивается только в одном данном дне – миге, это состояние остается с человеком до конца его дней.

Именно это обстоятельство не дает человеку перенести себя в завтрашний день. Завтрашний день не есть действительность. Он существует лишь в форме знания о нем в голове человека и в такой форме будет пребывать всегда, т.к. став “сегодня” он перестает быть “завтра” и следующее “завтра” опять предстает только как знание о себе, т.е. просто как мысль. Если, как я уже говорил, о существовании дня вчерашнего есть материальные свидетельства, то завтрашний день ими не обладает. Строго говоря “завтра” это иллюзия, понятие, для которого нет основания в действительности. И только в воле человека отождествлять знание о чем-то с его действительным существованием.

Но человек не иллюзия. Он существует реально и только в этом реальном дне. Перенести себя из этого дня в нечто иллюзорное, несуществующее и утвердиться там так же как и в этом дне он просто не может. Именно эта невозможность соединения реального с нереальным, действительного с недействительным и встает непроницаемой стеной между ним, существующим в этом дне и им же в дне завтрашнем.

То же происходит, когда человек старается перенести себя и внутри дня, пытаясь заглянуть из одной части дня в другую. День неделим, Но человек, зная, что есть полдень и есть вечер как – бы разделяет этим знанием день на части. И это же знание становится причиной появления желания “увидеть” себя в желаемом отрезке дня т.е. причиной появления будущего внутри дня.

Итак, мы имеем два вида будущего. Одно будущее существует в виде знания о том, что есть завтра, послезавтра и т.д. Другое будущее, являясь следствием первого предстает в форме желания заглянуть в это завтра о котором достоверно известно, что оно есть, но в котором тем не менее нет самого человека.

Будущее как знание присутствует в каждом доме в виде календаря (котором еще пойдет речь). Поэтому мы, оставив его висеть на стене обратимся к будущему как неизвестности.

Итак, увидеть себя в “завтра” человек не может как в силу своей природы так и природы вообще. Однако он берется, тем не менее, за такие дела, закончить которые он предполагает в том завтра о котором ему известно, что оно будет, но в котором неизвестно что будет с ним самим и соответственно с его начатой работой. Почему?

Дело, как мне представляется в том, что берясь за работу и планируя продолжить и закончить ее завтра, человек тем самым планирует как бы и себя в завтра, т.е. получается нечто вроде знания о том, что он будет делать в следующем дне или иными словами – что с ним завтра будет.

Таким образом полная неизвестность существования в завтрашнем дне становится неизвестной отчасти и о ней уже можно размышлять, строить планы на жизнь и соответственно желать видеть их воплощение. Конечно, реальность сегодняшнего дня часто отличается от того какой ей предполагалось быть, когда она была будущим, в планах. Но человек в соответствии с реальными обстоятельствами снова планирует, надеется и думает о будущем.

Таким образом будущее как неизвестность, которое собственно и интересует человека всегда связано с деятельностью и им порождается. Но поскольку вся жизнь человека представляет собой непрерывный ряд действий, результаты которых зависят не только от него, а точнее говоря не столько от него, как от действий окружающих людей, природы, то будущее всегда находится рядом с человеком до последнего его часа.

Попробую проиллюстрировать сказанное следующим примером.

Для узника, заключенного в одиночную камеру сроком, допустим на один год будущее как неизвестность, связанная с действием исчезает как раз на весь год заключения. Он отделен от общества. Оно представлено в его камере – мире только в лице надзирателя, подающего ему пищу в определенное время. Поэтому его действия, его поведение (узника) не зависят от действия и поведения общества. Его же собственные действия заключаются только в “сидении” и ему самому хорошо известны. Будущее как неизвестность переходит в будущее как знание. Желания узнать, что с ним будет в определенный день этого года узника не интересует. Жизнь его как бы замирает на этот год. Тревога, беспокойство, ожидание, весь его интерес к жизни переносится на день освобождения. Тот день когда он выйдет на свободу и мир обрушится на него всей неизвестностью и становится его будущим. Он не знает, что ждет его за порогом тюрьмы и это незнание будит в нем мысли, желания, поддерживает само стремление к жизни.

Но допустим узника приговорили к пожизненному заключению. В этом случае единственным неизвестным моментом становится сам факт смерти: день ее наступления и связанные с этим событием обстоятельства. Согласимся, что подобное будущее вряд ли может поддерживать у человека интерес к жизни. И узник, не желая превращать свою жизнь в ожидание смерти начинает подкоп.

Жизнь его сразу преображается. Действие по совершению подкопа порождает неизвестность. Неизвестность вызывает желание узнать конечный результат. Появляется будущее, которое из конца жизни переносится в ближайший день, принося с собой время и значит возвращая человеку его человеческую сущность. Неизвестность предпринятого узником действия порождается двумя факторами: Первый заключается в незнании заключенным толщены стены, которую он намеревается пробить. Второй фактор связан с действием общества, представленного надзирателем и который может в любой момент прекратить попытку подкопа. Если допустить, что действия надзирателя известны (договоренность, подкоп) и известна толщина стены, то возникает уникальная ситуация. Действие не порождает неизвестность, а вместе с ним и будущее. Оно выходит из ближайшего дня, вечера, утра и отодвигается на срок по которому ориентировочно стена будет пробита. Что будет с ним до этого момента узника не интересует – он просто это знает. Он спокоен. И опять жизнь отодвигается туда, где начинается будущее – за стены тюрьмы.

Но такая уникальная ситуация, когда исчезает будущее как неизвестность, возможна только гипотетически. В реальной жизни, в которой человек связан тысячами нитей с природой, с обществом практически всякое действие рождает будущее. И именно так, а не иначе. Результат какого-либо действия неизвестен не потому, что он “спрятан” в будущем, в каком то отрезке времени о котором известно, что он наступит. Нет. Неизвестность, а вместе с ним и будущее заключены в самом действии. Приведу в связи с этим утверждением еще один пример. Он взят из Ветхого завета.

Иисус Навин, в ходе завоевания Земли обетованной вступил в сражение с союзным войском пяти ханаанских царей. Сражение развивалось в благоприятном для этого полководца направлении. Но дело шло к вечеру. И вот Иисус Навин, желая закончить битву засветло, и не переносить ее на следующий день обратился с просьбой к Богу остановить Солнце. И Всевышний услышал этот призыв. Солнце остановилось. День замер. А вместе с ним остановилось и время, то время, которое в нашем сознании, так же как и в сознании древних (и, добавлю в сознании некоторых философов) неразрывно связано с ходом небесных тел и в первую очередь с Солнцем. Можно сказать, именно движение Солнца по небосклону и является для нас олицетворением времени.

И вот это время остановилось. Оно исчезло. А вместе с ним должно было исчезнуть и будущее как его атрибут, но битва продолжается. И исход ее так же неизвестен как если бы он находился в будущем, которого нет. Солнце стоит, а битва идет. И если для Иисуса Навина, обозревающего битву целиком, ее исход как будто ясен, то для воинов с обеих сторон этот факт совершенно не очевиден. Они видят, что Солнце стоит, но продолжают сражаться и результат их усилий для них и есть будущее. Результат действия каждого воина зависит не только от него, но и (часто в большой части) от действия других людей, его товарищей, врагов, полководцев и т.д. Будущее для них будет существовать всегда. Оно будет существовать в каждом дне. И в таком отношении с будущим находятся все люди, (за исключением выше описанной экстремальной ситуации). Если свою деятельность человек как-то еще пытается планировать, то действия окружающей его среды, от которой полностью зависит его жизнь ему совершенно неизвестна, даже если он полагает обратное.

Даже живя размеренной, спокойной жизнью человек не может знать, что с ним случиться не только завтра, но и в этот же самый день.

Жизнь отдельного человека связана со средой его обитания так же тесно, как его сознание связано с сознаниеобразующей средой. [3]Человек осознает сам себя в среде, но осознать в себе среду он не может. Жизнь человека – это его деятельность в любой форме и поэтому вся жизнь рождает будущее. Неизвестность, связанная с действием внутри дня рождает в нем будущее и создает таким образом иллюзию существования в дне времени. Именно этот факт вызывает у некоторых философов убежденность в том, что будущее перетекает в прошлое внутри дня, что в свою очередь порождает беспокойство, вызванное невозможностью ухватить в этом потоке неизменность человеческого бытия и большое количество основанной на этом незнании литературы.

Если мы мысленно исключим ночь и связанные с нею период без сознания и значит бездеятельности, то создастся ситуация, напоминающая битву Иисуса Навина. Будущего как знания не будет. Человек будет существовать как бы в одном экзистенциальном времени – дне. Но так как внутри этого сплошного дня человек не может себя перемещать, то в своей деятельности, которая останется как будущее-неизвестность он будет ориентироваться на определенные участки дня, которые будут связаны уже не с чем то временным (часы, минуты), а с чем-нибудь другим (явлениями природы, Жизнью самого человека) т.е. будущее как знание сохранится, но уже как следствие будущего-действия и вместе с ним сохранится и время т.к. без времени нет человека.

Итак сформулируем вывод.

Будущее как сущность, как субстанция не существует. Это лишь чувство, желание заглянуть в некоторый день, рожденное другим чувством – беспокойством, тревогой, которые возникли в результате полученного “знания” о том, что такой день существует. Я беру слово “знание” в кавычки потому, что само понятие “день” есть свойство становящегося сознания.

В действительности есть лишь пульсация, в которой и существует человек как живое и о том, будет ли следующая вспышка-день знает лишь тот, кто все это создал.

Но возвращаясь в такую “действительность”, лишившись этих иллюзий, человек возвращается в свое первоначальное, животное состояние. Значит для того, чтобы “быть”, человеку необходимы все эти иллюзии-категории: День, будущее и само время. Именно наличие их в сознании, убежденность в том, что все это существует и делает человека человеком. Он приступает к действиям, выходящим за пределы дня только будучи уверенным, что “завтра” существует. Эта уверенности рождает в нем желание увидеть результаты своего труда. Следствием этого желания становится беспокойство, вызванное неизвестностью порожденной самой деятельностью. Для того же, чтобы снять это беспокойство человек старается сделать само действие таким, чтобы результат его непременно соответствовал ожидаемому, и таким образом лишить действие его непредсказуемости, а значить лишить будущее его части, как чувства, порожденного незнанием и оставить только будущее как знание. Будущее таким образом приближается по своей предсказуемости к реальности, становится таким же очевидным как и оно. Стремление к деятельности подобного рода и отличает на мой взгляд цивилизованные народы.

О прошлом мы немного порассуждали, когда разбирали происхождение экзистенциального времени. Как мы установили, вчерашний день непосредственно участвует в процессе возникновения сознания или самого человека. В сущности можно сказать, что прошлое в определенной мере и есть сам человек. Но в процессе становления самосознания, прошлое, как мы его сейчас представляем, еще не осознавалось как “прошлое”. Дни, удержанные в памяти, объединялись в ощущении длительности, становились основой для существования сознания. День прожитый был необходимым условием для существования дня сегодняшнего и соответственно самосознания.

Когда же этот день отделился и стал “прошлым”? Скорее всего это произошло одновременно с появлением самосознания. Проснувшись утром человеку не нужно уже восстанавливать и связывать в памяти прошедший и нынешний день для того, чтобы осознать себя существующим. Он уже “есть”. Эти дни в их соединении и различии уже вошли в сознание или если говорить точнее стали сознанием человека, самосознанием.

Теперь проснувшись, человек просто вспоминает вчерашний день, уже зная, что он есть и принадлежит ему. Это знание и есть самосознание. В сознании человека вчерашний день уже может отделяться от дня сегодняшнего, в котором происходит процесс без ущерба для самосознания. Теперь человек действительно “вспоминает”. Его сознание выступает к событиям вчерашнего дня, сохранившимся в памяти в качестве, если можно так выразится, субъекта. Человек отделяет себя существующего от себя в воспоминании. Вчерашний день таким образом присутствует в дне сегодняшнем в форме мыслей, воображения. Но не весь день. Так же как человек не может перенести “увидеть” себя в дне завтрашнем, он не может перенести вчерашний день целиком в сегодня, со всеми своими взаимосвязями. Так же как будущее, возникающее в сознании в связи с действием, вчерашний день так же вспоминается только в связи с какими либо событиями. Проведем мысленный эксперимент. Для чего предлагаю вернуться обратно в тюрьму. Место, конечно мрачное, но зато весьма удобное в смысле создания необходимых условий для предлагаемого опыта. Тем более, что мы там будем находиться только мысленно.

Итак, представим опять узника в одиночной камере, осужденного, допустим на десять лет и отсидевшего половину этого срока. Как мы уже выяснили, будущее отодвигается от него на конец срока заключения, в данном случае на пять лет. Однако ведь и прошлое, как воспоминание отодвинулось на столько же лет. Каждое утро, просыпаясь, заключенный видит одну и ту же картину. Сам он также только “сидит”. Если он попытается вспомнить какой-нибудь день из прошедших пяти лет, то он сможет воссоздать в памяти такую же обстановку, которую он видит в данный момент. Прошлое полностью сливается с настоящим; т.е. его нет. Оно осталось за порогом тюрьмы. Именно туда уносится воспоминаниями узник, когда не думает о будущем, именно там была жизнь. Вспоминания, соединяя напрямую дотюремную жизнь с днем сегодняшним как – бы выключают ближайшие пять лет из жизни несчастного. То же происходит и с будущим. Таким образом нет ни ближайщего будущего, ни ближайшего прошлого. Есть лишь одно настоящее.

Человек оказывается в условиях экзистенциального времени. Он осознает сам себя, но и только. Этого вполне было достаточно для становящегося сознания, но для человека уже временного, исторического это состояние непереносимо. Человек, лишившись прошлого и будущего даже на короткий срок страдает. Он как – бы физически ощущает как у него отнимаются дни, находящиеся в промежутке между прошлым и будущим. И это тем более удивительно, что эти потерянные дни являются таковыми только в сознании человека. Ведь в действительности он проживает все эти якобы потерянные годы день за днем. Это еще раз подтверждает высказанную ранее мысль, что для ощущения себя не просто существующим, но существующим именно человеком временным, историческим, человеку совершенно необходимы подобные как я там же выразился иллюзии.[4]

Но вот опять, не выдержав такого вневременного состояния, узник начинает подкоп.

Что же происходит? Вместе с будущим к нему в камеру возвращается и прошлое, но уже не в виде воспоминаний пятилетней давности, а как воспоминание о проделанной за прошедший день работе. Так же как и в случае с будущим, день может дробиться на части проделанной работой. Человек вспоминает днем, что он сделал утром и вечером, что он сделал днем. Будущее входит в день сегодняшний т.е. сознание человека в виде чувства тревоги, беспокойства, ожидании вызванным неизвестностью, которая в свою очередь явилась следствием действия. Прошлое же входит в сознание как воспоминание об этом действии. Я говорю “входит” или “выходит” следуя сложившейся традиции по которой время представляется как перетекание будущего через настоящее в прошлое (и часто помимо сознания). В сущности же и прошлое и будущее возникают в сознании человека в виде различных чувств одновременно и сразу же с началом какого – либо действия, каковым является, собственно говоря, вся сознательная жизнь каждого человека. Эти чувства существуют вместе в сознании человека, или что тоже самое, в дне сегодняшнем и делают это сознание временным. Иначе говоря, сами чувства и создают будущее и прошлое т.е. время. Если даже использовать традиционный взгляд на время, то и тут надо сказать: Будущее не перетекает в прошлое через настоящее. И будущее и прошлое находятся в нем и исходят из него. Оно, настоящее, сознание и есть их источник и значить и источник времени.

Рассмотрим еще один пример, который как – бы графически подтверждает вышеизложенное суждение.

Для этого предлагаю перенестись из мрачного застенка в космос и посмотреть оттуда на Землю. Что мы увидим? А увидим мы вращающийся шар, каковым является наша планета и на его поверхности световое пятно, которое для находящегося на этой поверхности человека является днем.

Сейчас он находится на неосвещенной, темной части поверхности Земли Он спит. Его сознание отсутствует, а вместе с ним отсутствует т весь мир. Но вот он приближается, находясь на вращающейся поверхности к границе света и тьмы. Вот он пересек ее и – просыпается. А, проснувшись, начал жить, т.е. действовать. Предложим ему для наглядности, какую – нибудь большую работу, например строительство пирамиды.

Человек таскает камни, пилит их или поднимает в компании таких же бедолаг. Место, где он находится вместе с пирамидой постепенно приближается к противоположному краю светового пятна. Движения его замедляются, члены костенеют, он прекращает работу и с пересечением границы света и тьмы засыпает. Земля делает оборот и человек снова просыпается. Он потягивается, зевает затем подходит к пирамиде и соображает с чего начать. Как же он осознает себя при этом во времени?

А осознает он себя следующим образом. Будущим для него является противоположная граница светового пятна. Но эта граница видна нам сверху. Сам человек ее не видит, но знает, что она есть и мысль его устремляется в том направлении. Что ж для него прошлое, когда он только что пересек границу дня и ночи? А прошлое для него мысль, воспоминание, которое направляется в противоположную от будущего сторону, проскакивает темную часть поверхности как небытие и выходит к той же границе, где находится будущее и дальше, в тот же день, где находится сам человек. Будущее и прошлое оказываются в одном сознании одновременно, поскольку световое пятно, день и есть форма его, сознания существование. Прошлое оказывается в настоящем. И это верно. Именно в настоящем оно должно и находиться. Прошлое и есть настоящее, но только измененное, а изменение является результатом человеческой деятельности.

После окончания строительства пирамиды прошлым станет начало ее постройки и другие этапы в ходе этой работы. Но вот все строители пирамиды скончались, а вместе с ними исчезли и запечатленные в сознании строителей изменения в днях, связанные с этой работой. Для кого же тогда она и ее строительство станут прошлым? И тут возможны варианты. Если строители записали свои мысли, воспоминания о ходе строительства, то тогда их прошлое как – бы переносится в настоящее следующих поколений входит в сознание, влияет на него и соответственно на их жизнь. Становится историей. Ели же никаких сведений о жизни современников постройки пирамиды не осталось, то существование неизвестно когда, и кем и для чего построенного сооружения становится символом вечности наряду с горами на которое оно походит и если и входит в сознание образующую среду поколений, то только в этом качестве и не оказывает на нее практически никакого влияния. Если представить себе абсурдную ситуацию, когда люди перестанут интересоваться своим прошлым или просто будут забывать все, что случилось с ними и с их предшественниками в этом мире, то можно предположить с достаточной долей уверенности, что постепенно сознание людей будут упрощаться пока не достигнет уровня в котором оно находилось в самом начале своего появления – в экзистенциальном времени.

Ведь именно изменения совершаемые в результате человеческой деятельности и зафиксированные сознанием как “изменения” и формируют и развивают само сознание, Именно непрерывная деятельность человека, дошедшая до нас в виде истории становится той базой, основой с которой сознание только и может пойти дальше по пути своего усложнения.

Собственно история – это прошлое, ставшее настоящим. Это результаты умственной и материальной деятельности умерших людей, закрепленные каким – либо способом и поэтому ставшие настоящими ныне живущих.

В сущности, вся история человечества должна быть нашим сознанием. И когда ученые бьются над разгадкой появления в настоящем какого – либо произведения человеческих рук, пытаются восстановить неизвестное прошлое т.е. сделать его историей: они тем самым стремятся восполнить пробел в сознаниеобразующей среде и сделать в идеале ее и, следовательно современное им сознание равным свей человеческой истории. А поскольку история, историческое время принадлежит нации (о чем речь пойдет ниже), то насколько нация, народ знает свою историю, настолько и сложнее, богаче его сознание, а запечатлевший в памяти опыт поколений дает ему, народу понимание самого себя.

Этот параграф должен быть по логике изложения посвящен настоящему.

Но мне кажется, что сущность этого понятия становится вполне ясной из предыдущих параграфов. Поэтому не останавливаясь специально на этой категории добавлю только два слова.

Настоящее как понятие существует при условии существования других понятий: Прошлого и будущего. Его отличие от этих понятий в том, что человек в нем так же реален как и окружающий мир. Для природы самой по себе нет ни прошлого ни будущего, нет времени. И для человека его настоящее не является временем. Его настоящее это он сам, от рождения до смерти, и окружающий мир становится таким же вместе с ним.

В “настоящем” человека живут и умирают другие люди, происходят войны, меняется климат. Настоящее становится атрибутом времени когда в сознании появляются чувства, создающие прошлое и будущее. Это настоящее можно назвать субъективным. Объективное же настоящее – это поверхность Земли и существующие на ней сознания – носители субъективного настоящего. Для планеты, как я уже говорил, времени не существует. Она всегда “настоящее” всегда данность, всегда реальна. Реальна настолько, насколько реальны мы со своим самосознанием и даже еще реальнее.

Теперь перейдем непосредственно к возникновению исторического времени. В предыдущей главе мы установили, что последовательность, чередование возникли в сознании человека и стали его частью, его элементами под влиянием (или вследствие) наличия у человека глубинного чувства утра как начала жизни и только после того как он осознал что это не так, и тем самым осознал себя.

Я говорю “вошло в сознание”, “стало частью” только вследствие косности языка . В действительности сознание, конечно же не состоит из частей. Все рассматриваемые нами элементы изменяют сознание, становятся им. Человеку с изменившимся соответствующим образом сознанием уже нет нужды определять начало какого – либо действия. Сознание само воспринимает действительность только в последовательности. Когда я выделяю элемент сознания, я тем самым отмечаю факт изменений сознания, после которого человек будет воспринимать мир иначе чем до этого изменения.

Итак события внутри дня получили направление от утра к вечеру. Но так как человек уже осознавал, что этот день не единственный (что собственно и послужило причиной возникновения последовательности), то изменившееся сознание переносило естественным путем последовательность за пределы дня. Сами дни стали чередоваться. Настоящий день уже был следующим после вчерашнего. Возникшее будущее ставило день, который “будет” в положении “следующего” за днем настоящим. Дни идут один за другим. Но времени еще нет. Та краткая цепочка дней, которой оказалось достаточно для возникновения экзистенционального времени и последовательности, сама по себе направления не имеет. Последние дни, удерживаемые в памяти при помощи трудовой деятельности, обрывались далее в пустоте бес сознания. Будущее как зарождавшееся чувство не проникало дальше следующего дня.

Эти дни как – бы повисают в пустоте. У них нет ни начала, ни конца. Они не имеют направления. Человек просто осознает себя существующим, но не осознает – как от существует. Он не знает как он появился и куда исчезнет.

Дни чередуются под влиянием изменившегося сознания. Но для самих дней последовательности нет, нет направления. Для последовательности нужно начало и, соответственно конец. Она и возникла вследствие природного начала – утра. Требуется опять какой – то “плюс” от которого могло бы получить направление дней. И таким “плюсом” стали годовые изменения. Не случайно, видимо, цивилизации возникли в районах с ярко выраженными годовыми изменениями: Долины рек Нила, Ганга, Междуречье (разливы рек); Средиземноморье (температурные и связанные с этим природные циклы). Зародившись в районах близких к экватору, вследствие равного чередования там дня и ночи, сознание получило свое развитие уже в районах с равным чередованием годовых изменений и одновременно с благоприятным климатом.

Если предположить, что процесс возникновения самосознания проходил в исторически сжатые сроки (правда не уточняя что это такое), то для развития сознания, которое смогло заключить в себе годовой цикл, наверняка понадобилось не одно и не десять поколений. А может быть все происходило не так. Может быть именно запомнившиеся годовые изменения замкнули собой, высветили находящиеся между этими изменениями и отсутствующие в сознании дни. Возможно люди обратили однажды внимание на повторяемость явлений разделенных большим количеством дней, во время которых происходило много разных событий: Рождения, смерти, войны, переходы и т.д. К тому же эти изменения часто достаточно сильно влияли на жизнь людей. Наблюдение и затем умозаключение о цикличности годовых изменений было результатом уже достаточно развитого сознания. Такое величайшее достижение человечества как земледелие, могло возникнуть только после убежденности, основанной на многолетнем наблюдении, в том, что зерно, посеянное в удобренную разлившейся рекой почву прорастает и даст урожай до того как воды снова поглотят это место. Нужно было иметь уже проницательный ум, чтобы догадаться, что если посеять зерно в прогретую землю, то до того как снова похолодает можно собрать хороший урожай и сделать запасы на зиму. Жизнь человека, само его существование стали связываться непосредственно с земледелием и соответственно с годовыми изменениями это земледелие породившие.(Я имею в виду только земледельческие цивилизации).

К тому времени появился, надо полагать и счет. Человек, посеяв зерно стал ждать урожая. Он знал, что день, когда зерно созреет существует, но когда этот день наступит и какой будет при этом урожай ему не было известно. Тревога, беспокойство, связанные с этим ожиданием, заставляли его считать дни, прошедшие с начала сева. Естественное, уже существующее чередование дней получило последовательность. Началом стал день сева (у других народов это был сбор урожая и т.д.) Цикл дней замкнулся. Образовался год. События, случившиеся внутри года получили естественное направление, свои начало и конец.

Кроме того, что процесс земледелия обозначил точки отсчета дням и тем самым дал им направление внутри года, сами непосредственные результаты земледелия стали приметой этих лет. Один год оказывался неурожайным и сохранился в памяти голодом, который сопутствовал этому. Другой год мог запомниться событием обратным этому т.е. хорошим урожаем и связанным с этим периодом благоденствия.

В не столь уж давние времена в истории нашей страны можно было крестьянина, из какой – ни будь глухой деревни поставить в тупик вопросом: В каком году у вас был сильный голод от которого померло много народу. Это то же самое, что спросить у него в каком году родился Иисус Христос. Само это событие – голод и является для него приметой, точкой отсчета другим событиям. На вопрос же: Когда, например, родился твой сын он вполне мог ответить: Через пять лет после страшного голода.

Итак годы стали различаться. Они подобно суточной пульсации, превратившейся в день, покидали лоно единообразного кругового цикла и влекомые своим разнообразием, связывались в цепь запомнившихся лет. Память человека расширилась необычайно. Она охватывала уже большие периоды существования рода, исчисляемые годами. Цепь годовых изменений могла охватить и охватывала в своей протяженности события, длительность которых выходила далеко за пределы года, и для которых годовые изменения стали естественным мерилом. Такими событиями были например длительные войны, строительство больших сооружений и конечно, сама человеческая жизнь. Человек уже смог охватить счетом лет и памятью жизнь другого человека от его рождения до смерти и поэтому понял, что и сам он смертен. Он понял, что смерть неизбежна. Что он все равно умрет, даже если сможет избежать все опасности жизни. Понял и ужаснулся. Страх смерти, ожидание ее, вселилось в человека определив во многом дальнейшее его бытие. Время, явившись причиной страха смерти стало платой за полученное сознание.

Годы, не отмеченные каким – либо особенностями, связанными с земледелием, получали мету какого – либо события, сопровождавшее жизнь рода.

Так возникло время, которое я обозначил (как уже говорилось) как объективное или историческое. В отличие от экзистенциального времени человек получил осознание самого себя, то в историческом времени себя осознал род. События, вследствие которых годы получили обозначения, и из которых возникло историческое время касались всех членов сообщества.

Дни имеют счет. Такая же потребность естественным образом переносится и на годовые изменения. Но в отличие от самого года цепь лет не замкнута (во всяком случае нам об этом ничего не известно).

Поэтому найти какое – ни будь повторяющееся изменение, от которого можно начать отсчет, не представляется возможным. Но так как потребность в счете была, то таким началом стало событие в прошлом, имеющее важное значение для всего сообщества и цепь лет до которого можно было проследить. Так годы получают направление – от прошлого, где находится это событие, к будущему. Точки отсчета лет у каждого народа были естественно связаны с различными событиями, имевшими значение только для данного народа: Сотворение мира у Иудеев; Первая олимпиада у Греков; Основание Рима и т.д.

Теперь проявляются все предпосылки для создания календаря, явления, значение которого трудно переоценить. Он стал последним штрихом в формировании исторического времени. Календарь стал зримой сущностью того, что мы имеем в виду, когда говорим “время” и размышляем о нем.

Прошлое, настоящее и будущее стали наглядно видимыми – для этого надо только полистать календарь. Каждый день, месяц, год получили в календаре свой номер, свое отличие. Основываясь на цикличности и повторяемости дней и лет как природных явлений, а так же используя особенность счета, человек мог обозначить, сделать отличным от других каждый день и год и сколь угодно отдаленном будущем, которое само по себе как “отдаленное” стало возможным лишь благодаря календарю. До этого дни и годы получали свое отличие и становились временем только как результат человеческой деятельности. С появлением же календаря они получают свое отличие там, где никакой деятельности еще не было – в будущем. Так же получили свое обозначение и годы, затерявшиеся в прошлом, вследствие отсутствия каких-либо событий их проявляющих. Время как -бы оторвалось от человека. Сделалось независимым от него. Уже не человек осознает себя в бытии, в истории как в результате своей деятельности, а время ставит свою печать в виде даты на каждый прожитый и не прожитый день. Календарь, развернутый от далекого прошлого к будущему в виде четко зафиксированной и пронумерованной цепочки дней и лет, создает иллюзию независимого от человека существования времени. Может создаться и создается впечатление, что если все люди на земле уснут в понедельник и проспят неделю, то все они благополучно проснутся в воскресенье.

Глава третья
Физическое время

Если экзистенциальное время индисидуально, а историческое – общее для всех членов данного сообщества, то физическое время о котором сейчас пойдет речь возникло как способ координации взаимодействия членов этого сообщества. Особенность его в том, что в отличие от экзистенциального времени, которое есть форма самосознания и атрибутов исторического времени, которые являются свойством сознания, физическое время есть результат этого сознания. Оно появляется, создается при возникновении в нем потребности и вместе с ней исчезает.

В начальной стадии своего, еще не усложненного опытом сознания, люди совершали ряд простых действий направленных на обеспечение условий для своего существования. Они выкапывали корни, ловили мелких животных, ели сами и кормили своих детей. Живя вместе, каждый из них тем не менее добывал пищу сам и подобная деятельность не нуждалась, разумеется, в какой-либо координации. Но по мере усложнения сознания усложнялись и формы существования рода. (А можно сказать и наоборот, т.к. усложнение сознания и трудовая деятельность взаимосвязаны). Охота на крупных животных, строительство жилища и т.д. потребовали одновременного участия большого количества людей, и, соответственно разделения труда.

Именно тогда возникает необходимость в появлении физического времени. Я называю это время “физическим” по той причине, что оно выражается величиной и ею и является в отличие от двух вышеописанных ипостасей, и к исконному значению этого слова – “природа” не имеет никакого отношения.

Физическое время появляется на вполне определенном этапе развития общества, когда его члены, выполняя каждый свою работу, одновременно с этим становятся участниками другого, объединяющего их процесса. Можно сказать, что время послужило условием для повышения эффективности труда в рамках данного сообщества. Если работа выполняемая индивидуально совершается как бы линейно, т.е. каждая следующая операция начинается после окончания предыдущей, то работа или комплекс работ, требующей большого количества людей, а то и всего сообщества – такая работа вызывает необходимость одновременного выполнения множества частных действий, которые нуждаются для успешного выполнения общей работы в своей координации.

Координация же заключается в определении длительности каждого действия, а поскольку всякое действие начинается и заканчивается в внутри дня, то длительность действия стала определятся частью дня ими занимаемого. Но так как день, как форма самосознания неделим и сугубо индивидуален, то общим для всего сообщества был принят так сказать день “физический”. Этот день начинается с восходом солнца и заканчивается с его заходом. Он постоянен (для данного времени года и для данной местности) и одинаков для всех.

Видимое перемещение Солнца по небосводу в этом дне дало возможность поделить небосвод и вместе с ним как бы и сам день на определенные участки. Теперь длительность всякого действия стала определяться количеством участков небосвода, которые прошло Солнце в процессе совершаемого действия. Так появляется физическое время.

Первоначально линейное перемещение Солнца по небу использовалось, для определения действия, связанного с перемещением человека по поверхности Земли на большие расстояния, т.е. тоже с линейным движением.

Это произошло, видимо после того, как человек осознал неудобство определения пути собственным физическим состоянием, выражаемым в количестве необходимых стоянок для отдыха.

К слову сказать, эскимосы и чукчи в некоторых местах и по сей день используют этот вид меры пути, поскольку в тех местах летом Солнце поднявшись не заходит, а зимой опустившись не поднимается.

Проекция небесного хода Солнца на Землю равнялась дневному переходу, поэтому проходя многократно какой-нибудь путь, человек по положению Солнца на небе мог довольно точно определить свое положение на этом пути, и наоборот – зная свой путь, можно определить когда (т.е. в какой точке на небе будет находится Солнце) человек прибудет в конечный путь.

Но в повседневной деятельности, не связанной с длительными переходами, линейное перемещение Солнца для определения длительности действия было не совсем удобно. И вот человек, обратив внимание на круговой ход тени в течение дня изобретает солнечные часы.

Так линейный ход Солнца по небу был преобразован в круговое движение. Позже это явление было использовано для создания механических часов. Причем если солнечные часы еще связывают физическое время с движением Солнца, то механические (а потом и всякие другие) стали “показывать” время и ночью, т.е. там, где его до этого не было. Стрелки часов, двигаясь днем и ночью, соединили “вчера” и “завтра”. Время стало непрерывным.

Рассмотренное выше деление дня прошлым и будущим, получило в часах свое как бы зримое подтверждение. Прошлое и будущее как бы сомкнулись в сегодня и только стрелка часов разделяет их.

Однако непрерывное, физическое время существует только в сознании и легко распадается если человек удаляется от общества. Нетрудно заметить (и это каждый может испытать на себе), что необходимость в таком “социальном времени” в этом случае отпадает. Сначала человек испытывает некоторое неудобство, но постепенно привыкает обходиться без всяких часов. Он будет просыпаться когда выспится и засыпать когда захочет спать. В промежутке между этими актами, т.е. существуя как сознание, человек будет что-то делать для того хотя бы, чтоб поддержать себя как организм существующим.

Но необходимость использовать ход Солнца для определения длительности своих действий у него в подобной ситуации вряд ли возникнет.

А поскольку физическое время возникает только в связи именно с этой необходимостью, то исчезает и оно само. Время снова распадается на вчера и сегодня; на прошлое и будущее.

Искусственность физического времени подчеркивает и тот факт, что дети учатся определять физическое время, т.е. пользоваться часами уже после того как они стали личностями и осознали себя живущими в сообществе. Необходимость же подобной науке возникает после того, как ребенок оказывается в регламентированных условиях (например в школе). т.е. тогда, когда он включается в жизнь социума.

Итак, физическое время – это линейное, видимое движение Солнца по небу, которое в силу своего постоянства и всеобщности стало мерой всякого другого движения или действия. Преобразование этого движения в круговое и создание различных устройств для определения времени не отменяет этого факта. Любые современные часы настраиваются именно по ходу Солнца.

Можно встретить выражение типа: Солнце опустится за горизонт через два часа, т.е. появляется и присутствует как бы независимая от хода Солнца мера времени и можно уже проверить атомными часами правильность хода Солнца.

Однако, когда обнаруживается расхождение в показаниях атомных часов и астрономических наблюдениях (вследствие замедления вращения Земли вокруг своей оси) то поправку все же делают в часах.

Но даже если использовать отличное от хода Солнца постоянное изменение или движение, то оно, это изменение или движение само по себе не будет временем как не есть время и сам ход Солнца. И это надо подчеркнуть особенно.

Если экзистенциальное и историческое время существует в сознании, вместе с сознанием и как сознание и в этом качестве являются неотделимой частью природы человека, то физическое время не существует ни в сознании, ни в природе вообще и поэтому соответственно не может быть и мерой чего бы то не было.

Действительно, метр как мера имеет в своем основании реальный отрезок какого-либо материала; килограмм так же имеется в наличии как определенного объема и качества предмет. Но для времени нет меры в действительности. Отрезок воображаемой небесной сферы или видоизмененная проекция его на циферблате часов не является мерой ни для чего. Движение Солнца через эти отрезки также само по себе не может быть мерой. Нельзя сказать: Солнце пересекло три отрезка небесной сферы (или часов три деления) за три часа поскольку сами эти отрезки и есть часы.

Это что касается меры времени при допущении существования самого времени. Но можно поставить вопрос и по другому: Если отрезок какого-либо материала может служить мерой реального участка поверхности земли, а материал определенного объема может быть мерой веса любого реального предмета, то чему есть мера час, день, год?

Примято считать, что они есть мера времени. Но где оно? Его нет в действительности. Но если мы вдумаемся и посмотрим на вещи непредвзято, то увидим, что и есть эти самые часы, дни и годы.

Измеритель и измеряемое – суть одно и то же. Получается так, что Земля, вращаясь генерирует некое излучение, которое мы называем временем, а секунды, минуты, часы и т.д. – различные частоты из которых состоит это самое излучение. Согласимся, что подобная картина весьма далека от той, которая представляется нам, когда мы думаем о времени. Однако ничего другого нам не остается если мы не переменим наш взгляд на сущность этого феномена.

Физическое время не существует само по себе ни в качестве меры чего-либо, ни в качестве того, что можно измерить.

Физическое время возникает и существует только в связи с явлением или действием, для которого можно определить начало, как его, явления или действия длительность. Сначала есть действие или явление, занимающее часть дня. Затем возникает потребность определить его длительность, для чего используется постоянный ход Солнца по небу. Именно в таком порядке. Для этого день – небосвод делается величиной – единицей. Затем эта единица делится на отрезки. Количество, сумма отрезков, которое пересекло Солнце от начала до конца действия становится мерой этого действия.

Таким образом действие, которое до этого не имело никакого своего определения для того, чтобы быть включенным в жизнь общества получило его в виде величины – длительности и эту величину мы называем (или лучше сказать – должны назвать) временем.

Таким образом физическое время, если сформулировать его в понятии есть мера действия. С ним оно появляется и с ним исчезает. Можно сказать обобщая: не время как природная субстанция определяет длительность событий, явлений и изменений в них происходящих, но сами эти изменения порождают в сознании феномен “время”, которое, вытесненное в природу начинает определять длительность этих самых явлений и событий

Итак, мы определили, что время есть сочетание трех своих ипостасей:

Первая – экзистенциальное время как одна из форм существования самосознания.

Вторая – историческое или объективное время как форма родового сознания.

Третья – физическое время как продукт общественного сознания.

Каждая из этих ипостасей, появляясь последовательно одна за другой по мере усложнения сознания существовали (и существуют поныне при формировании каждого нового сознания) относительно самостоятельно.

В экзистенциальном времени человек, в начальной стадии своего выделения из природы осознает себя существующим, но при этом не может еще осознать себя человеком, а свой род сообществом людей, поскольку не обладает исторической памятью. (Ребенок проходит подобную стадию формируясь как сознание в среде уже готовых сознаний где-то в первые месяцы своего существования.)

В историческом времени человек может без ущерба для сознания существовать индивидуально, уединенно т.к. осознает себя как личность и одновременно как часть сообщества личностей (что собственно говоря и дает эту возможность -” жить уединенно”.)

В физическом времени человек вынужден находится, если не намеревался вести жизнь отшельника, поскольку уже два человека, живя рядом вынуждены координировать свои действия и для этого им необходимо это время.

Однако все мы воспринимает время как нечто единое, цельное Мы знаем, что оно есть и не разделяем, живя, его ипостаси. Поэтому, если полагать разделение единого времени на составляющие соответствующим истине, то следует пояснить как это слияние произошло.

Причин, следствием которых время стало единым несколько и все они являются в свою очередь следствием особенностей самых вышеуказанных ипостасей.

Можно начать с того, что для “получения” физического времени, которое используется для нужд сообщества, а значить и самого сознания, оно, это сознание используется в качестве заменителя дня, как формы своего существования день в некотором роде искусственный , общий для всех. Этот день реальный и осязаемый воспринимается одинаково всеми. Небесный ход Солнца, как аналог этого дня, подменил собою день как форму индивидуального сознания и стал своего рода субстанцией в которой теперь существуют индивидуальные сознания, объединенные в социум и для которого этот день собственно и был “придуман”.

Физическое время, в свою очередь, являясь необходимым условием существования социума становится таким образом совершенно неотъемлемым условием любого сознания, находящегося в этом социуме.

Ведь если физическое время есть мера действия, то оно обязательно должно присутствовать постоянно в каждом обществе поскольку сообщество людей представляет собой непрерывный процесс из множества действий, направленных в конечном счете на поддержание существования общества как условия возникновения новых сознаний.

Выше я приводил пример исчезновения физического времени, когда необходимость в нем отпадает. Но живя уединенно, человек все же не считает, что времени нет вообще. Он знает, что есть прошлое и есть будущее, он знает что было “вчера” и будет “завтра”, и это знание и есть для него время, то историческое или объективное время о котором мы уже говорили. Живя постоянно в дне человек полагает тем не менее, что завтра отличается от сегодня и основанием для этого служит хотя бы другое название дня у него в календаре. Но как хорошо сказал У.Фолкнер устами своего героя – старого индейца в рассказе “красные листья”: “завтра – это только другое имя сегодня”. И действительно, “сегодня” и есть в сущности постоянное существование человека.

Но прерывистую форму этому “сегодня”, деля тем самым его на вчера и завтра придает сон.

Сон для человека это отсутствие сознания (что бы там не говорили специалисты по сновидениям). Спящий человек ничем не отличается от любого спящего животного. Во сне он сам просто животное. Человек он только в дне, в сознании. Поэтому “завтра” и “вчера” отделены от него сегодняшнего. Время для него было хоть и несомненным, но дискретным, прерывистым. Подобным характером время обладало и в обществе до появления в нем механических часов, для которых, как я уже говорил, время стало существовать и ночью.

Непрерывно вращающаяся стрелка часов соединила вчера с завтра, сделав таким образом время непрерывным. Постоянное присутствие физического времени слилось с очевидной реальностью и несомненностью существования исторического времени, и в сознании возникает единое, непрерывно текущее из прошлого в будущее, неумолимое время.

Время как мощный поток в котором мы все былинки.

Таким образом и получилось, что не время существует в обществе, как это есть в действительности, а сообщество существует во времени, как это люди себе полагают.

Описывая причины слияния отдельных форм времени в единое время, я хочу обратить внимание на следующее обстоятельство.

Для того , чтоб объединиться в сознании, каждая ипостась времени должна была до этого отделиться от самого сознания. Экзистенциальное время принимает общую, независимую от сознания форму физического дня; Физическое время для своего измерения в различных устройствах также приобретает независимое от общества и от хода солнца существование. Календарь, используя особенности счета делает отличными друг от друга каждый день и год, независимо от деятельности самого человека, превращая в независимую субстанцию прошлое и будущее, а с ними и историческое время.

Таким образом время как мысленная сущность “обречена” была стать независимой от сознания субстанцией уже в силу своего “сознательного” происхождения. Эта особенность мышления, которая заключается в том, что каждая мысленная сущность, идея, умозаключение должны быть выведены из сознания посредством воплощения в предмете, написания или, наконец, просто проговариванием для того, чтобы дать возможность сознанию “родить” из себя следующую идея, эта особенность мышления, это свойство сознания требует отдельного исследования.

Для нас пока достаточно сформулировать, что ипостаси времени, слившись в силу вышеуказанных причин воедино, вернулись в сознание как объективная по отношению к нему материя, как часть природы бытия и именно в таком качестве сознание и воспринимает время.

Поэтому указанное свойство мышления, являясь основанием для прогрессивного мышления (каждая новая мысль базируется на уже реально существующей предыдущей) становится в то же время причиной построения реального мира из мысленных сущностей, т.е. того, что миру не принадлежит – из иллюзий.

Сознание в этом отношении можно уподобить птице скрепляющей ветки своего гнезда жиром, выдавленным из собственного тела. Оно, сознание также соединяет чувственно воспринимаемый мир собственными мысленными сущностями, без которых этот мир оно воспринимать не может и без которых он просто развалится.

Но птенцы повзрослев покидают гнездо, а сознание так и продолжает жить в мире собственных сущностей и выходить из них судя по всему не намеревается.

Глава четвертая
Об особенностях физического времени

Восприятие времени как части бытия сформировались в сознании видимо в достаточно отдаленные времена. Это следует хотя бы из того, что апории Зенона основаны как раз на подобном понимании времени.

А для того, чтобы сознание Зенона сформировалось таким, каким оно есть, нужна была соответствующая сознание образующая среда, в которой время как реальная сущность уже существовало. Из этого можно сделать заключение, что выделение ипостасей времени из сознания и последующее восприятие их сознанием иже как единого времени следует отнести во времена весьма отдаленное предшествующие жизни Зенона, может быть 10-12в до нашей эры.

Апории Зенона впервые в истории мышления и очень ярко показали что происходит когда мысленная сущность, каковой является время воспринимается как реальная сущность, как часть бытия, природы.

Примерно также как мы воспринимаем воздух, которым дышим и который существует как-бы сам по себе и на который совсем необязательно ссылаться при описании каких-нибудь явлений жизни, поскольку связь жизни и воздуха просто подразумевается как совершенно естественная и не требует каких-либо специальных пояснений.

Как известно Апории явились следствием размышлений Зенона над сутью движения. И вот, полагая время существующим независимо от движения и связанным с ним только тем обстоятельством, что “в нем все существует” Зенон приходит к парадоксальным результатам, которые были изложены Аристотелем в его “Физике” и получили название “Апории”. Вот как Аристотель описывает одну из них: “Второе (рассуждение Зенона) – так называемый “Ахиллес” – оно состоит в том, что самое медленное существо никогда не сможет быть настигнуто в беге самым быстрым, ибо преследующему необходимо прежде прийти в место откуда уже двинулось убегающее, так что более медленное всегда должно будет на какое то расстояние преследующего как явствует из этого текста, само движение Зеноном только обозначается как “нечто движется” (в данном случае Ахиллес и черепаха) поскольку речь идет собственно не о самом движении, а о результатах. Но движение и его результат совсем не одно и то же.

Отождествив их, Зенон тем самым создает противоречие, которое не может разрешить ни он сам, ни другие мыслители, так же полагающие, что движение можно выразить через его результат.

_____________________

Действие, движение занимают часть дня, жизни и ими же и определяются. Результат же имеет свою меру, которая может быть совершенно различна при одинаковом количестве движения т.е. времени.

Отрезки поверхности, через которые Зенон пытается выразить движение различны для каждого из бегунов, при этом сами движения, выражаемые через длительность одинаковы у обоих. Если мы попробуем выразить движение через результат, то получим картину совершенно отличную от исходной.

Действительно, если мы будем считать делящиеся пополам (для удобства, как предполагает Аристотель) отрезки прямой результатом движения двух тел и попытаемся охарактеризовать по ним сами движения, то нам придется сказать следующее: Два тела движутся по прямой в одну сторону с одинаково пропорциональным замедлением (за одно действие – время каждое из них проходит расстояние равное половине предыдущего). При этом одно из тел отстояло в начале движения от другого на расстоянии равной пропорции (в два раза больше чем прошло другое тело или в два раза меньше чем предстоит пройти другому). Вследствие этого одно тело никогда не сможет настигнуть другое. И здесь нет никакого парадокса. Парадокс возникает когда мы узнаем, что одно из движущих тел черепаха, а другое – Ахиллес и бегут они не останавливаясь и не замедляясь изо всех сил.

Следствием понимания Зеноном времени как независимой субстанции состоящей из множества неделимых “теперь” является и другая его апория – “стрела”. А поскольку (далее по Аристотелю) “всякое тело покоится, когда оно находится в равном себе месте, а перемещающееся тело в момент “теперь” всегда находится в равном себе месте, то летящая стрела неподвижна. Но это неверно, потому что время не слагается из неделимых “теперь”….

Вывод о невозможности движения является совершенно логическим следствием существования времени в такой форме, в какой оно представляется Зенону. И опровергнуть эту (и предыдущую) апорию понимая время также как Зенон – невозможно.

Действительно, если время существует независимо и делимо (а это так поскольку имеет свою меру), то для любого движущегося тела всегда найдется такой отрезок времени как бы он не назывался (“теперь”, секунда или еще как-нибудь) в котором он будет находиться “в равном себе месте” и в котором он не будет двигаться.

Придя к таким парадоксальным выводам Зенон тем не менее усомнился не в своем понимании времени, а предпочел подвергнуть сомнению существование самого движения, Незримое время таким образом становится для Зенона более очевидным и несомненным чем видимое движение.

Опровержение Аристотелем этой (как впрочем и другой, описанной выше) носит чисто схоластический характер т не затрагивает существа проблемы. В частности он полагает неделимое у Зенона “теперь” состоящим из “моментов теперь” т.е. из более мелких частей времени, каждая из которых “обнимает” только часть движущегося тела. В сумме же они покажут его движение.

Таким образом можно заключить, что отсутствие движения у Зенона заключается в невозможности его определения для введения в “научный” обиход. Время же как форма выражения движения Зеноном во внимание не принималось.

“Решение”, если можно так выразится, апории “стрела” оче5видно:

Само движение стрелы, ее полет и являются сами по себе источниками времени как меры движения и вследствие этого она не может находиться ни в каких “теперь” никакого существующего отдельно от нее времени.

С апорией “Ахиллес” дело обстоит несколько иначе. Здесь для того, чтобы сравнить два движения не используя при этом относительные понятия “быстрее” и “медленнее”, требуется численное выражение этих движений. Использование одного только времени для этого недостаточно поскольку оно одинаково для обоих действий. Использование же результатов движения как средства для его, движения характеристики, как можно было убедиться, приводит к искажению объективной картины.

Выход из подобного затруднительного положения заключается в ведении еще одной, кроме времени величины движения. Она образуется путем соединения результата действия (в данном случае с действием по преодолению пути) с его длительностью – с временем и называется скоростью.

Использование этой величины устраняет условия для возникновения подобных апорий, однако следует ясно представлять себе всю ее особенность, которая необходимо вытекает из соединения “мысленной сущности”,каковой является время с вполне реальными результатами действия, в чем бы оно не выражалось – в метрах пути, кубометрах земли или еще в чем-нибудь.

Время (здесь и далее речь будут идти о физической его составляющей) как выражение длительности действия имеет так сказать идеальный характер. Движение Солнца, принятое за меру всякого другого движения, совершенно равномерно и совершенно постоянно в этой своей равномерности. Однако движения подобному солнечному на Земле не наблюдается (во всяком случае в отрезках времени имеющих практическое применение), вследствие отсутствия на Земле условий для такого движения. Поэтому в понятии “скорость” под измеряемым подразумевается равномерное движение которое в свою очередь подразумевает соответствующие условия, в которых это движение может происходить. Таким образом скорость принимает такой же умозрительный характер как и время. Оно так же условно и та кже уязвимо (о чем ниже) в своей претензии на природную реальность. Поэтому, когда используя понятие “скорость” для того, чтобы показать как Ахиллес догоняет черепаху, мы должны иметь в виду, что ставим обоих бегунов в идеальные условия: и Ахиллес и черепаха бегут равномерно, что подразумевает и соответствующую поверхность по которой они бегут, потому что в реальности, на земле Ахиллес и в самом деле может не догнать черепаху. (если предположить, что он попал в болото или песок).

Время как умственная сущность создана сообществом для его же сообщества существования и в том своем качестве не вызывает никаких возражений. То же относится и к скорости. Но ситуация меняется когда эти категории начинают использоваться для научных описаний природы. Необоснованность, зыбкость их в качестве неких научных понятий становится очевидной.

Действительно, суточная проекция небесного хода Солнца равна длине окружности Земли. Значить 1 час, который есть 1/24 часть этой окружности и является “мерой времени”. Теперь, к примеру, для того, чтобы определить скорость вращения Земли вокруг своей оси нам следует разделить окружность, поделенную на сорок тысяч частей километров (что означает ее длину и в данном случае расстояние) на эту же окружность но поделенную на 24 части (что означает время). Причем к самому вращению Земли вокруг своей оси эта мера движения отношения не имеет, поскольку как-бы быстро Земля не вращалась, указанное отношение различных частей одной окружности будет неизменно, а значить будет неизменна и сама скорость.

Как можно увидеть из этого примера, и время и скорость имеют в своем происхождении одну реальную сущность – поверхность Земли и должны, следовательно и ограничиваться ею в своем применении.

Но если физическое время не зависит от скорости вращения Земли вокруг своей оси, то историческое время не остается неизменным, поскольку в году окажется большое (или меньшее) количество дней.

И здесь лежит сущностное различие между физическим и историческим временем, несмотря на -их соединенность в сознании.

Историческое время в основе своей меры имеет человеческую жизнь поделенную на годы и дни. И в этом отношении оно гораздо реальнее физического времени несмотря на явную (описанную выше) иллюзорность, чувственность как прошлого так и будущего и такую явную очевидность вращения Земли и как следствие хода Солнца.

Однако скорость как мера движения, действия (хотя бы идеального) совершенно необходима обществу на определенном этапе его развития. А всякая мера движения должна выражаться числом и скоростью вращения Земли вокруг своей оси здесь не исключение. И сознание, несмотря на указанное выше соотношение величин и понятий находит таки достойный выход для этого, чтобы выразить вращение Земли величиной отделенной от самой Земли.

Для этого окружность Земли, поделенная на 24 части как бы отделяется от той же окружности, но поделенной на 40 000 частей и закрепляется затем намертво в пространстве, утверждая тем самым независимость времени от чего бы то ни было. Уменьшенная копия такой окружности изображена на наших часах в виде циферблата. Это есть “мера времени”. Стрелка на часах соответствует точке на поверхности Земли, где мы в данный момент находимся.

Теперь, посмотрев на часы, мы можем наглядно убедиться, что точка на поверхности Земли за один час проходит расстояние равное 1/24 длине окружности Земли.

Таким образом физическое время вынуждено разделяется на два если так можно выразится “подвида”: На непосредственный ход солнца, который можно назвать астрономическим временем и на время определяемое по часам, которое я бы назвал часовым или собственным временем и которое определяется для точки на поверхности Земли.

Если с помощью астрономического времени как мы убедились нельзя определить скорость вращения Земли вокруг своей оси, то используя часовое время это вполне можно сделать, но только при условии неподвижности точки на поверхности Земли для которой скорость и определяется. Если же мы захотим измерить скорость вращения Земли с движущейся точки а так же и скорость передвижения самой точки по поверхности Земли, то столкнемся в этом случае с определенными трудностями. Поясню на примере.

Представим, что мы едем на поезде с большой скоростью без остановки с востока на запад из одного города в другой расположенных на расстоянии, допустим, 2000км. Один от другого. Выехали мы ровно в полдень. Прибыв в нужный город посмотрели на свои часы и обнаружили, что были в пути ровно сутки. Сделав несложный подсчет определяем скорость движения поезда. Однако, посмотрев на вокзальные часы видим, что местное время, которое на неподвижном вокзале совпадает с астрономическим не 12 часов, а 11 часов 55 минут (Я не делаю никаких расчетов и беру величины произвольно, сохраняя

только суть).Если мы поделим расстояние на это время, то окажется, что поезд с несколько большой скоростью. Какие отсюда можно сделать выводы, если полагать время единой реальной сущностью.

Думаю что следующие: Во первых сойдя с самолета в пункте назначения, нам не придет в голову сдвигать Солнце для того, чтобы привести время в данном месте в соответствии с нашими часами. Это мы, (как всегда в таких случаях) переведем стрелки своих часов на пять минут назад и тем самым мы признаем астрономическое время первичным и значит истинным для данной местности. Но тогда получается, что Земля за время нашего путешествия слегка “ужалась” в своих объемах и это обстоятельство и позволило нам прибыть в этот город на 5 минут раньше. Если отбросить такую мысль как вздорную остается предположить другое: пока мы ехали на поезде каким-то образом замедлилось вращение Земли. А поскольку и это предположение не менее вздорное чем первое, то остается сделать один вывод: Само наше передвижение на поезде сжимает время.

С этим единственно возможным выводом скрепя сердце можно было бы и смириться если б движение поезда в обратном направлении не привело к обратному результату, конечным итогом которого стало бы “расширение” времени на эту же величину. Скорость передвижения самого поезда для решения этой, своего рода задачи мы использовать не можем, считая ее просто постоянной, поскольку не имеем никаких критериев для ее определения. Из описанной ситуации совершенно невозможно понять каким временем пользоваться для ее подсчета. Если астрономическими, то оказывается, что время сжимается; если часовым, то мы должны находиться еще в пяти минутах езды от конечного пункта. Совпадение часового и астрономического времени не будет нарушено, если движение будет происходить в пределах одного часового пояса, но это при условии использовании часа, как минимальной меры астрономического времени часового пояса) При использовании меньших его величин область совпадения астрономического и часового времени будет сужаться пока не достигнет нуля т.е. полной неподвижности объекта, и любое малейшее движение его приведет к раздвоению физического времени.

В обычной жизни люди выходят из этого положения просто. Они измеряют время в пути (а соответственно и скорость передвижения) по своим часам а возникшую разницу устраняют простым переводом стрелок не задумываясь особенно о причине подобного действия.

Глава пятая
“Апории” Эйштейна

Совмещение в сознании исторического и физического времени и само существование его в такой форме может служить причиной совершенно неожиданных суждений. Например: Люди на противоположном полушарии Земли находятся друг к другу в отношении прошлого и будущего. Или если лететь на самолете по направлению вращения Земли с той же скоростью, то можно остановить время и т.д. и т.п.

Понимая время в сущности так же как и во времена Зенина можно вполне добавить к его апориям несколько новых и такими “апориями” могут служить положения известной всем нам теории относительности А.Эйнштейна.

Рассуждая о времени в наше просвещенное время никак нельзя обойтись без того, чтобы не упомянуть труды означенного мыслителя, поскольку его теория прямо вытекает из его же понимания времени как такового еще до того, как он произвел в этом самом понимании “революционный” переворот.

Я не буду заниматься критикой непосредственно самой теории относительности “специальной” по той причине, что сама по себе теория (как эта так впрочем и всякая другая) как система доказательств является следствием изначального знания, понимания того, что предстоит доказать. Самому автору эти доказательства не нужны. Он и так “знает”. Но свое это знание, откровение он не может передать непосредственно и поэтому вынужден прибегать к разъяснениям, в форме доказательства для того, чтобы придать своей теории всеобщность (по возможности) и перевести ее тем самым из состояния субъективной истины – озарения в состояние истины объективной – знания.

Сами же доказательства для того, чтобы таковыми быть, должны иметь логическую форму т.е. жестко и непротиворечиво связывать цепью суждений новое знание, т.е. то, что знает один его автор и обладатель и старое знание, т.е. то, что знают все остальные и что называется “современный уровень понимания” того или иного явления.

Поэтому если принять исходные посылки критикуемого автора или, что тоже самое, принять (или просто быть на одном с ним уровне понимания) его взгляд на основополагающие понятия, являющиеся условиями для возникновения его новых идей, то вся критика будет представлять собой ряд более или менее сложных логических и математических работ имеющих себе целью доказать несостоятельность других таких же работ, не затрагивая при этом сути осмысляемых явлений

Хотя следует заметить, что при всей бесплодности подобного рода критические работы имеют и определенный положительный результат. Они показывают в частности место и роль в установлении истины логики и математики, а точнее их вторичность в этом процессе, их в некотором роде “подсобность”. Ведь если заранее соединить в сознании исходные знания с новыми знаниями, что собственно говоря является сутью всякого прозрения), то построение цепочки логических суждений или математических формул является, как говорят в таких случаях, делом техники, а их сложность зависит от математических задатков каждого автора.

Поэтому, в соответствии во всем вышесказанным я полагаю будет лучше если мы ограничимся разбором общих положений теории относительности, которые являются следствием уровня понимания самим Эйнштейном тех категорий на которых строится вся его теория.

Я не зря ранее сравниваю Апории Зенона и теорию Эйнштейна. Если внимательно присмотреться, то они оказываются двумя сторонами одной медали по имени “время” или, говоря точнее – его непонимание. И у Зенона и у Эйнштейна время и движение существуют как две самостоятельные субстанции, которые находятся по отношению друг к другу в своеобразной зависимости: Если одна из них принимает форму абсолюта т.е. существует постоянно, неизменно и всеобъемлюще, то другая исчезает. У Эйнштейна таким абсолютом является движение в форме скорости света, у Зенона соответственно, время.

Если в апории Зенона “стрела”. Часть времени или “теперь” в котором стрела находится в “равном себе месте” и в следствии этого не движется, если это, повторяю “теперь” увеличивать, то все, что попадет в эту область увеличивающегося “теперь” так же “теперь” также должно перестать двигаться. В идеале в “теперь”, достигнувшего времени “вообще” всякое движение исчезнет. У Эйнштейна все с точностью наоборот. Всякое движение при приближении к абсолюту – скорости света сокращает время.

Зенон своими апориями ставил проблему определения движения и исчезновение его в этих апориях вовсе не означало это то же самое происходит в действительности. Ход его мыслей мы немного разобрали. Эйнштейн же, формулируя свою идею в самом деле полагал, судя по всему, что время существует как категория и исчезает по мере увеличения движения (в одной системе координат), а не отсутствует вообще как таковое. Основываясь на таком понимании времени, он создает картину вселенной основными компонентами которой являются пространство, время, движение и энергия. Причем все они совершенно взаимосвязаны между собой через скорость света. Поэтому достаточно опровергнуть истинность (не только существования но и просто понимания) одного из этих элементов, чтобы вся картина мироздания, созданная Эйнштейном развалилась. Теперь посмотрим ход его мыслей.

Для того, чтобы понять в каком виде находятся в сознании Эйнштейна основополагающие понятия, на которых строится его теория, сразу приведем цитату из его работы “Сущность теории относительности”. “Чтобы измерить (!- авт.) время, мы вводим часы U, покоящиеся где-либо в системе координат К. Однако при помощи этих часов мы не можем определить время событий, расстояниями которых до часов нельзя пренебречь, ибо нет никаких “мгновенных сигналов”, которые мы могли бы употребить, чтобы сравнить время события с показаниями часов. Чтобы завершить определение времени, можно воспользоваться принципом постоянства скорости света и пустоте. Пусть мы разместили в различных точках системы К одинаковые часы, находящиеся в покое относительно нее. Будем выверять их по следующей схеме. В тот момент, когда часы Um показывают время Tm, от них посылается луч света, который распространяется в пустоте на расстояние Чmп до часов Uп В тот момент, когда луч света достигает часов Uп их устанавливают так, чтобы они показывали время …”

Кокой вывод модно сделать из прочитанного. Со всей очевидности можно сказать, что время для Эйнштейна так же как и для Зенона есть некая субстанция, существующая не только вне сознания, но и вне Земли вообще. (Достаточно уже того, что Эйнштейн “измеряет” время т.е. то, что само является мерой). Но что же заставило Эйнштейна усомнится абсолютности времени, каким оно было на протяжении многих веков до него.

Чтобы понять ход его мыслей вспомним время, предшествующее созданию теории относительности – 1905г. Тогда, как мы помним, на высшей существующей скоростью передвижения была скорость паровоза, передвигавшего немногим быстрее лошади. Поэтому никакого расхождения во времени, как результата перемещения в пространстве (т.е. того, с чем мы сегодня сталкиваемся повсеместно) не было. Человек возил время с тобой (собственное время) и оно было таким же в любом месте, куда бы он ни прибыл (совпадение, если не придираться, часового времени и астрономического). Существовало единое, абсолютное физического время, переходящее в историческое.

Сумятицу в сознание сначала физиков, а затем и остального заинтересованного человечества внесли опыты Майкельсона и Морфи по определению скорости света и в дальнейшем их же попытки зафиксировать ее изменение при прохождении света через эфир. Но в то время как другие физики были заняты проблемой отсутствия такого изменения, предлагая для объяснения этого “феномена” ряд оригинальнейших гипотез (сокращение длины тела; замедление хода часов и т.д. ), Эйнштейн размышлял над другим. В результате этих размышлений был сделан вывод о том, что никакого эфира нет, а скорость света не меняется просто от того, что такова его, света природа.(это заявление было затем “научно” подтверждено) Но нас в данном случае интересует не эта “догадка”. Интересен дальнейший ход рассуждений Эйнштейна.

Представив мысленно перемещение какого-либо тела с большей скоростью, Эйнштейн пришел к выводу, что определить время события и точке достаточно удаленной от наблюдателя – невозможно. И тут с ним следует согласиться. Но для того, чтобы прийти к подобному выводу совершенно необязательно (с высоты, конечно нашего времени) наличие таких идеальных условий, долженствующих видимо подтвердить чистоту опыта, как абсолютная пустота и абсолютное движение т.е. скорость света Для этого вполне достаточно реактивного самолета и двух городов, расположенных хотя бы в двух часах лета друг от друга. Действительно, нельзя сказать в какое время происходит некое событие в Москве – в 10 часов, как это у наблюдателя в Екатеринбурге или в 12 часов как это у событий в Москве. Никакого “общего” времени для наблюдателя и события не существует. Гениальность Эйнштейна заключается видимо в том, что он усомнился в абсолютности времени, не имея никаких оснований для этого в реальной действительности. Но этим его переворот в сознании в общем, то и ограничивается. Его критика “абсолютного” времени немного напоминает действия небезызвестного рыцаря печального образа. Как и он, Эйнштейн опровергает то, чего в действительности вообще не существует, но если следствием заблуждений благородного идальго стали раны на его теле, то Эйнштейн, получив признание, нанес своей теорией, не желая этого, немалый ущерб сознанию. Ущерб этот выражается в том, что придав, как он сам выражается, “понятию времени физический смысл”, он еще больше закрепил его в таком понимании в сознании отдалив тем самым действительное понимание сути познания.

Совершив для своего времени может быть действительно вышеуказанную гениальную догадку, во всем остальном Эйнштейн остался полностью в плену обыденного понимания времени. Об этом можно судить хотя по следующему высказыванию: “Имеются, говорил Эйнштейн, только местные времена. На земле, например, каждый летит в пространстве с одной и той же скоростью; следовательно, все часы показывают одно и то же “земное время” Местное время такого типа движущихся объектов, подобных Земле, называется “собственным временем” данного объекта.

Все еще имеются абсолютные “до” и “после” … но когда события разделены большими расстояниями – имеются продолжительные временные (!-авт) интервалы в пределах которых невозможно сказать какое из двух событий произошло раньше или позже другого” Какое же “собственное” время есть у Земли? И какое такое ” земное время” показывают все часы? Эйнштейн, как мы видим, искренне убежден, что существует некое время вне Земли, но оно не “абсолютное” как это думали до него, а относительное, как должны теперь считать мы все, ознакомившись с его теорией.

Эйнштейн воспринимает время так же как Зенон воспринимал движение: Оно очевидно, проблема только в том, как его выразить. Вот что он пишет по этому поводу: “Чтобы придать понятию времени физический смысл, нужны какие-то процессы, которые дали бы возможность установить связь между различными точками пространства. Какого рода процессы выбираются при таком определении времени, несущественно. Для теории выгодно, конечно, выбирать только те процессы, относительно которых мы знаем что-то определенное. Распространение света в пустоте, благодаря исследованием Максвелла и Лоренца, подходит для этой цели в гораздо большей степени, чем любой другой процесс, который мог бы стать объектом рассмотрения. Из всего вышеизложенного следует, что пространственные и временные данные имеют не фиктивное, а физически реальное (!?-авт) значение.”

Подобные рассуждения Эйнштейна напоминают метод схоластов-мистиков, когда в какой-то реальный предмет вкладывают смысл чего-то невидимого, неощутимого и этот предмет своей реальностью должен доказывать реальность того, смысл чего в него вложен. В данном случае такими реальными предметами у Эйнштейна служат видимое пространство и видимый свет, очевидно существование которых, непременно должно подразумевать и существование времени.

Придя к своим умозаключениям, Эйнштейн переходит к их разъяснениям, доказательству, которое, как я уже говорил, должно быть и будет логически непротиворечивым (в противном случае эта теория, как и всякая другая, никак не могла бы стать достоянием научной общественности.) Но прежде чем говорить о доказательствах – небольшое отступление.

Есть детская математическая загадка – шутка. Суть ее в следующем:

Предлагается доказать, например, что вес слона равен весу комара. Вы заинтересованно соглашаетесь. Тогда вам предлагают исходные условия: Допустим вес слона = а, а вес комара =б, и допустим, что а=б. Если вы сказали “допустим”, то шутка может считаться удавшейся, поскольку теперь обе части этого уравнения можно делить, умножать и вообще производить с ними любые действия, которые могут привести к самым неожиданным результатам, но при этом исходное тождество всегда будет сохранено.

Нечто подобное происходит и у Эйнштейна с той лишь разницей, что он шутить не намерен. Процитируем:…”Представим себе пространство и время определенными физическими по отношению к двум инерциальным системам К и К и К¹ указанным выше способом. Пусть далее луч света идет в пустоте от точки Р1 к другой точке Р2 в системе К. Если R – измеренное расстояние между двумя точками, то распространение света должно удовлетворять условию:

r = c ^ t

Возводя это уравнение в квадрат и выражая r2 через разность координат ^ху мы можем записать:

Е(^ху) – С2^t2 = 0

Этим уравнением формулируется принцип постоянства скорости света в системе К. Оно должно выполняться, каким бы ни было движение источника, испускающего луч света.”

Итак, исходное тождество у Эйнштейна r = c^t или, что то же самое, всем со школьной скамьи известное s=yt. Как быдто бы ничего нового. Но в этой формуле очень четко проявляется сущность математики как системы доказательств и ее взаимоотношение при этом с тем, что она должна бы доказывать т.е. соотношения величин явлений реального мира.

Поэтому предлагаю рассмотреть это тождество, но так, чтобы постараться увидеть при этом за символами и цифрами эти самые реальные явления.

Итак, величина Y – скорость, здесь должна обозначать движение, действие. Но это не просто действие, которое можно выразить через длительность, такое как например копание ямы или даже просто сидение на одном месте, а равномерное, прямолинейное движение. О том, что такое движение существует в действительности, занимая часть дня, часть нашей жизни, говорит присоединение к скорости времени – t.

Далее. Если некое тело движется, то оно перемещается в пространстве. В результате тело преодолевает какой-то путь и, соответственно – если нет движения, то нет и пути. Если под символ Y подставить любое, движущееся с известной нам скоростью тело, то путь будет определяться временем. Так мы говорим, что до Владивостока пути 6 дней на поезде или 5 часов на самолете. Таким образом путь всегда вторичен по отношению к движению, он его следствие. Поэтому мы поставим в уравнении s=yt первым именно движение – yt Для математики такая перестановка не имеет смысла. Но не для нас. Выражение yt=s теперь должно пониматься так: Тело, перемещаясь в пространстве со скоростью Y преодолевает путь =t (если под S понимать не расстояние, а путь.) И здесь нет никакого противоречия между символами и реалиями.

Однако ситуация в корне меняется, если исходными данными становится расстояние, как у Эйнштейна – r есть “измеренное расстояние между двумя точками”. Начнем с того, что выражение “измеренное расстояние” – тавтология наподобие “измеренному времени”. Расстояние и есть измеренный путь, но не во времени, что необходимо связывает его с движением, а в собственных единицах. Расстояние есть сумма произвольно взятых равных отрезков на которые поделена некая прямая, т.е. число, существующее независимо от какого-либо движения. Когда мы говорим: До Владивостока 6 дней пути на поезде, то мы подразумеваем, под этим, что если мы сядем на поезд и будем двигаться на нем 6 дней, то прибудем в конце концов во Владивосток. Информация же о том, до Владивостока 8 тыс. километров так и остается просто информацией, которую можно использовать для чего угодно

Поэтому, когда Эйнштейн начинает с того, что есть r – измеренное расстояние, то выражение r=c^t не только, мягко говоря, некорректно, но и просто неверно. Расстояние не тождественно движению. Расстояние существует независимо от того движется “по нему” что-либо или нет. Формула становится просто абсурдной с точки зрения философии, когда принимает вид r-c^t=0 Я не повторяю преобразований, которые проделывает Эйнштейн с цифрами (и цену которым знаем) когда он пропорционально увеличивает все члены уравнения или заменяет одни величины другими, якобы совершенно тождественными).

Во-первых как может быть движение со знаком (-). Ведь речь, слава Богу, пока не идет об “антимире”. Движение или есть или его нет и тогда оно =0. Во-вторых, если движения нет, то это совсем не значить, что исчезает и расстояние. Если нет движения, то исчезает не расстояние; а путь, который имеет ту же меру, что и движение – время. Однако с точки зрения математики здесь все правильно: Эйнштейн отождествляет абстрактные числа с реальными явлениями, переносит на тих математические законы. Но тождество двух чисел совсем необязательно доказывает и тождество явлений, обозначаемых цифрами. Два яблока не тождественны двум ударам сердца. Расстояние совсем не тоже самое, что и движение, хотя цифры их обозначающие и могут быть равны. К тому же и равенство величин здесь навязываются уравнением: Понятие “скорость” связывает в жесткой пропорции расстояние и время. Если скорость постоянна (как у Эйнштейна), то заданное расстояние всегда будет задавать прямо пропорционально и время. И наоборот.

Математика, как можно видеть, не создает истины, но умея подтверждать любые исходные тождества, вполне может их выдумать.

Как я уже говорил, в теории Эйнштейна масса, пространство, энергия и время жестко связанны между собой через скорость света и поэтому достаточно опровергнуть истинность понимания одной из этих категорий, как под сомнение будет поставлена и вся картина мироздания построенная Эйнштейном и его последователями.

Поэтому в принципе можно было ограничиться и выявлением сущности временной категории (что было проделано, надеюсь, достаточно убедительно в трех главах данной работы) для того, чтобы вполне обоснованно говорить о неправомерности подхода в познавании мира основанном на этой, хотя и “умственной реальности”, но все же по своей сути природной иллюзии. Однако наш критический подход к познанию, происходящему в форме передачи природе свойств самого сознания позволяет так же критически присмотреться и к основополагающему постулату специальной теории относительности – скорости света.

Догадка Эйнштейна о постоянстве скорости света возникла под влиянием опытов Майкельсона и Морфи. Таким образом Эйнштейн в своих умственных построениях уже исходил из “доказанной” опытным путем наличия у света скорости, или иными словами он не сомневался в том, что свет – есть движение, как не сомневались в этом естественно и Майкельсон с Морфи. Тем более, что постоянство скорости света было позже “доказано” другими физиками.

Здесь налицо исходное тождество: Свет = движение, которое требуется доказать. И Майкельсон, используя вместо математики данные физических приборов, доказывает это установив для света как для движения скорость

= 3000 000 км/сек. Но дальше происходит непонятное: Скорость света не желает изменяться при изменении направлении движения света – параллельно движению Земли через эфир или против его (существование же эфира представляет собой еще одно исходное тождество, исходное состояние сознания, поскольку никому не приходило в голову это доказывать).

Предлагались различные объяснения этому феномену, самым остроумным из которых принадлежит Фитцеральду и Лоренцу. Они предположили, что, двигаясь в направлении противоположному движению эфирного ветра, тело сокращает свою длину вследствие чего измеренная скорость света остается неизменной. Они же предложили и формулу на которую следует умножать длину тела, находящегося в состоянии покоя, для того, чтобы определить ее же, но уже тела движущегося: 1 – Y2\c2. Понятно, что для хорошего математика подобрать формулу, долженствующую доказать необходимый посыл, не составляет труда. Так и в этом случае. Придуманное соотношение величин должно показать, что приближении к скорости света любое тело уменьшает свою длину вплоть до полного ее исчезновения. Но мысль упомянутых физиков на этом не остановилась. Они предположили также, что и часы, движущиеся в противоположном движению эфира направлении, замедляют свой ход, что опять таки приводит измерение скорости к тому же результату, т.е. она не изменяется. Причем формула для определения изменения длины тела при его движении пригодна также и для определения величины замедления времени, что означает, что при приближении скорости движения тела к скорости света исчезает и время.

Эйнштейн разрубил гордиев узел вышеописанной проблемы заявив, что никакого эфира нет и что скорость света неизменна в силу его, света природы. Однако математические изыскания Фицеральда и Лоренца привели его к еще одной догадке. Скорость, стал утверждать он не только постоянна и не зависит от скорости движения своего источника, но и абсолютна. Поэтому формула Фитцеральта-Лоренца справедлива для любого движения. Дальше – больше. “относительности” времени потребовала создания четырехмерного пространственного-временного континуума и т.д. и т.п. “Раскрепощенной” мысли нет предела в познании, а мир уже перестал удивляться “открытиям”.

Но что лежит в основе всего этого научного переворота, на что опирается сознание в своем познании окружающего мира и в частности тех его атрибутов которые являются предметом исследования рассматриваемой нами теории относительности. Как можно заключить из всего вышеизложенного – на убеждении, что свет есть движение.

Но подобное убеждение, исходное тождество, не есть следствие как-либо опыта или наблюдения. Это укорененное в сознании представление о свете как о движении есть следствие природы самого сознания. Сознание, как причинно-следственное и временное восприятие мира не может не полагать, что свет появляется, передвигается, а затем воспринимается глазом или прибором. В любом природном явлении (представляется сознание) должен быть исходный пункт – причина; пункт назначения – следствие и связь между ними в форме движения чегобытам ни было: волн, частиц или еще чего-нибудь.

Только так в природных связях можно выявить какой-то смысл, только таким образом мир становиться понятным, гармоничным, только так и может существовать сознание.

Но что если попытаться представить себе свет существующим в иной форме, нежели навязанной ему нашим сознанием форме движения и посмотреть, что из этого выйдет .

__________________________

Свет, как известно не возникает в пустоте и из “ничего”. Он всегда связан с материальным телом. Не вдаваясь в сущность категории “энергия” (это проблема для другой работы), можно понятие “свет” попробовать раскрыть в следующем рассуждении.

Материя может переходить в состояние свечения, когда она или становится проводником приложенной извне энергии или сама выделяет ее при переходе из одной формы в другую. В любом случае свечение материи не приводит к уменьшению ее исходной массы. Поэтому можно сказать и по другому: Свечение – это форма, в которую необходимо перейти материи для того, чтобы пропустить через себя энергию или выделить ее самой. Иными словами свет – это материя в особой своей форме.

Другие тела реагируют на это состояние материи в форме определенного рода изменения в своей структуре (фотосинтез в живой материи, изменение формы белка в сетчатке глаза; “движение” электронов в фотоэлементе и т.д.) Но поскольку такие изменения, как всякое действие занимает часть дня и значить имеет длительность – время, то следовательно нельзя говорить о мгновенной, т.е. вневременной реакции какой-либо материи на светящуюся субстанцию.

Время, которое Майкельсон считал затраченным на движение света есть на самом деле время реакции на свет прибора его регистрирующего. Быстрота такой реакции должна зависеть от интенсивности свечения тела (при неизменности степени чувствительности регистрирующего прибора). Но сам по себе свет не движется. Постоянство скорости света есть следствие ее отсутствия вообще. Именно по этой причине: “Независимо от движения своего источника свет всегда движется через пустое пространство с одной и той же скоростью” (второй постулат теории относительности).

Тело может двигаться в пространстве с любой скоростью, но поскольку сам по себе свет не материален и не обладает поэтому инерцией, то момент возникновения у тела состояния свечения или момент его обнаружения есть одновременно момент, с которого он “предлагает” себя для восприятия. Образно говоря, свет в момент своего возникновения как – бы отрывается от тела и “зависает” в пространстве, в которой находилось тело в момент начала свечения и есть та точка от которой следует отсчитывать расстояние до прибора регистрирующего это свечение. Тело уносится, а точка в которой началось свечение остается.

Всегда можно найти границу, находящуюся на определенном расстоянии от источника света, далее которой свет не воспринимается ни глазом ни прибором. Что происходит со светом в такой ситуации?

Если он движение, то должен на этой границе остановиться. Или его движение должно замедлиться настолько, что его невозможно зафиксировать. Что предлагают в таком случае последователи Майкельсона и Эйнштейна. Очевидно, что они отвергнут высказанные мною предположения как абсурдные и скажут, что интенсивность света в данном месте настолько мала, что на нее не может среагировать ни один прибор.

Но изменение любого движения любой субстанции может выражаться только в изменении его скорости (и направления движения, пока во внимание не принимаемого).

В оптике есть такие понятия, характеризующие свет – как яркость и сила света. Есть также и меры для выражения этих понятий: Люмены и люксы. Но что характерно, их величины никак не связаны с движением света, хотя именно движение света, (если таковое бы существовало) и должно определять эти физические величины. Но нет. Яркость и сила света сами по себе; движение (чего бы там ни было) само по себе, как будто бы речь идет о совершенно не связанных между собой категориях.

Сказанное означает, что для того, чтобы свет можно было все- таки увидеть, и далее указанной границы надо или увеличить мощность источника или создать более чуткий прибор, но никак не увеличить его, света скорость. Однако при этом можно все – таки и далее предполагать, что свет есть движение.

Очевидно, что такое положение вещей есть следствие особенности понимания сущности света, которое, в свою очередь является следствием структуры самого сознания. Здесь же лежит причина невозможности однозначного определения света как движения волнового или корпускулярного. Соединения этих форм движения в одном свете есть всего лишь вынужденный компромисс сознания с самим собой.

Граница света и тьмы, которую сознание бессильно объяснить, становится, таким образом границей, рубежом, на котором сознание должно решить для себя: Или оно, сознание, будет и дальше, следуя своей природе переносить ее же, природу, на окружающий мир, создавая тем самым разного рода апории и нелепости и которые оно, тем не менее склонно считать истинной картиной мира, лишь бы сохранить для себя удобную форму познания или же оно, осознав свою природу, будет поверять полученные знания об окружающем мире и человеческом сообществе в том числе знанием о природе самих этих знаний.

Итак, нет скорости света, нет абсолютного движения, нет и времени как “Физической реальности”, наконец. Что же остается? Не так уж и мало. Остается мир в тои его состоянии каким он был до “открытий” Майкельсона, Морфи, Фитцжеральда, Лоренца и, наконец самого Эйнштейна. Можно продолжать постижение мира прямо от Ньютона.

Если уж мы начали исследовать такие умственные сущности как скорость света, то полезно будет вернуться еще раз к скорости как таковой, поскольку более точное понимание этой категории позволит нам лучше понять ход мыслей Энштейна, а соответственно понять и само сознание как исследуемую сущность.

Как мы смогли убедиться на примере определения скорости вращения Земли вокруг своей оси, в таком ее виде величина чисто условная, поскольку остается неизменной независимо от того, с какой скоростью Земля вращается в действительности. (Я вынужденно употребляю слово “скорость” для обозначения скорости как математической величины, так и для обозначения ее как степени быстроты движения). Такое “постоянство” как мы также установили, есть следствие того, что скорость вращения Земли вокруг своей оси определяется отношением двух постоянных величин, к самому движению никакого отношения не имеющих. Эти величины: Окружность Земли, поделенная на 40 000 частей (расстоя-

ние) и та же окружность, но поделенная на 24 части (время). Исходя из этого мы пришли к заключению, что время и скорость имеют пределом своего использования поверхности Земли, поскольку для Земли в целом понятие “скорость” как определение движения теряет свой смысл. Этот же факт может служить прекрасной иллюстрацией для понимания сути

времени, скорости и расстояния (как составляющей скорости) т.е. их происхождения и области применения: Все эти категории возникли в сознании человека, пребывающего в неподвижности (относительно вращения Земли) на клочке земли, для удобства его существования и этим же клочком, таким же существованием и должны быть ограничены. Но и определение скорости движения предмета по поверхности Земли связано с соответствующими допущениями (как это уже было видно из примера с поездом). Одно допущение – скорость постоянна, другое – использование только часового времени, потому что если учитывать и астрономическое время, которое, по сути, является первичным по отношению к часовому, то окажется, что скорость движущегося по поверхности земли тела определить нельзя.

Эйнштейн, исходя из наличия абсолютности скорости света и не понимая сущности света (в данном случае его физической ипостаси) придает скорости “вообще” реальную и однозначно определяемую величину. Поэтому у него становиться невозможным определение не скорости движущегося предмета, а его длины (В данном примере длины поезда). Несовпадение астрономического и часового (собственного) времени, при любом движении, переносится Эйнштейном на несовпадение по времени движения начала поезда и его конца. Таким образом, в теории относительности становится относительным не только время, но и длина движущегося предмета, вследствие невозможности его объективного (по Эйнштейну) способа определения.

Нам остается выбрать одну из предлагаемых двух истин: Если скорость абсолютна, то длина движущегося материального тела относительна и наоборот. Думаю, здравый смысл подскажет правильный выбор. Ведь поезд можно остановить и измерить абсолютно. Но как абсолютно определить скорость. Для этого надо остановить вращение Земли и определять время движения поезда только по часам. Но тогда возникает другая проблема: Как установить эти часы!

Скорость как понятие есть условность и как определение движения – относительна. В нем возникает необходимость только при сравнении двух и более однотипных движений. Но и здесь часто вполне достаточно таких выражений движений как: быстрее и медленнее. Как величина скорость нужна для математических (а значит абстрактных) вычислений. Но и здесь ее условность всегда имеется в виду.

Штурман корабля измерил расстояние до порта назначения пол карте и поделив его на скорость движения, прекрасно осознает приближенность полученного результата, его условность и понимает, что время прибытия в порт, вычисленное математически вряд ли когда-нибудь совпадет с реальным временем плавания в изменчивой стихии.

Скорость как условность в своей относительности становится абсурдом, когда ей придается статус абсолютности (как скорости света). Если для тела, приближающегося в своем движении к скорости света время сжимается, то как тогда определить его для скорости самого света как движения – то самое время, которое необходимо входит в состав этой величины.

Предвижу возражения: Но как же так нет скорости света. Ведь с ее помощью мы определяем расстояния звезд и отдаленных планет т.к. скорость радиоволн почему-то также определена равной скорости света (видимо вследствие одинаковости понимания этих явлений. На это будет такой ответ: Мы не “определяем” расстояние. Такого понятия, такой сущности в природе не существует. Мы расстояния создаем.

Как я уже говорил, расстояние есть сумма равных отрезков, на которые совершенно произвольно поделена прямая между двумя точками. Точно такая же мера заложена и в скорости. Когда мы посылаем луч или радиоволну и определяем время его “движения” до объекта, то мы получаем математическое число, как результат умножения одной условности – скорости на другую условность – время, величина которого зависит только от чуткости приборов. Это математическое число – расстояние есть то, с помощью чего сознание соединяет между собой планеты и звезды как того требует природа сознания и вследствие этого является умственной сущностью, которую нельзя ничем проверить.

“Но ведь – могут снова возразить – полеты на Луну подтверждают измеренное таким образом расстояние до нее”

Ответ будет тот же:

Если мы измерим расстояние до Луны с помощью часов, по которым мы определяли скорость света ( а, следовательно, и радиоволн) и по этим же часам замерим время космонавтов в пути, для того, чтобы определить скорость космического корабля, то расстояние до Луны, полученное в результате умножения этой скорости на время в пути, несомненно, совпадает с расстоянием “измеренным” с помощью радиоволны вследствие использования одних и тех же мер. Физическое время, используемое здесь, такая же математическая величина, как и расстояние и проверить “правильность” его каким-либо иным способом невозможно. Мы не можем сказать, сколько в действительности времени находились в пути космонавты, вследствие того, что, выйдя за пределы Земли они вышли и из области действия физического времени, которое определяется вращением Земли вокруг своей оси относительно Солнца. Часы, находящиеся в корабле являются в данной ситуации всего лишь механизмом, отсчитывающим определенные интервалы. Часы на Земле ограничены в своем использовании ее поверхностью. Вращение Земли вокруг своей оси, чем, в сущности, и является физическое время, в нашем понимании не может служить для него, времени, критерием, поскольку, как мы убедились выше, час, как мера физического времени не зависит от скорости вращения Земли. Если поделить окружность Земли не на 24, а на другое количество частей, то изменится и физическое время, а вместе с ним изменяется и скорость и расстояния. Таким образом, произвольно взятые отрезки поверхности Земли, по сути, и являются тем, что мы полагаем “правильно” измеренным и реально существующим : скорости света, движения космических аппаратов, планет и соответственно и расстояния между ними.

Но кроме физического времени, как мы знаем, есть и историческое или объективное время. Оно, как я уже упоминал, отличается от физического тем, что непосредственно связано с жизнью людей и по этой причине имеет вне себя в некотором роде критерий. Жизнь человека, как и любого другого организма, заключается в появлении зародышевой клетки, ее развития до взрослого организма и затем, после того, как зачата новая жизнь организма, постепенное (по мере взросления потомства) старение и, наконец – распада. Весь этот процесс имеет видимые внешние изменения. Наложенные на сетку равномерных календарныхгодовых изменений они, эти природные изменения могут подтвердить (или опровергнуть) правильность объективного времени. Например, если человек впал в кому, то после того, как он пришел в себя и услышал, что поспал 20 или 30 лет, правильность этого он будет проверять не по календарю, а вглядываясь в лица близких ему людей, которых он знал до того как уснул и которых он запомнил такими, какими они были.

Вот это историческое время может только и быть использовано для исчисления времени пребывания космонавтов в полете. Но как это представляется очевидным, правильность подобных подсчетов может быть подвержена только при очень длительных путешествиях. (Хотя в принципе вполне возможно определять возрастные изменения в организме и в достаточно небольшие промежутки времени).

Прекрасным способом для того, чтобы показать различия пребывания в бытии умственных сущностей (в данном случае – расчетов, основанных на теории относительности) и природы (в данном случае – человеческого организма) может служить популярный пример с “близнецами” (я думаю всем известный и используемый, что также понятно, с совсем другой целью).

Если следовать теории относительности “подтвержденной” математическими расчетами, то близнец, улетевший, когда то в космос и блуждавший там со скоростью близкой к скорости света, возвратившись на Землю, должен застать своего брата близнеца, находящимся уже при смерти, вследствие его преклонного возраста, хотя сам при этом путешественник еще будет вполне крепким мужчиной (если летал лет двадцать – тридцать).

Но поскольку организм развивается и изменяется независимо от развития и изменения сознания, по своим собственным законам, не связанных с законами мышления, то следует предположить, что оба близнеца при встрече будут в одном и том же возрасте (конечно при прочих равных условиях) и возраст этот будет подтвержден не математическими изысканиями, а внешностью обоих братьев.

Однако сознание полагает возможным изменять естественный ход вещей в природе “внедряя” в нее свои собственные сущности ничего общего с природой не имеющие, (в данном случае время) причем придавая времени такой же реальный характер, как и природе, забывая при этом о его истинном происхождении и поэтому, не понимая и его сути. Вот ход рассуждений Эйнштейна:

“… Чем больше расстояние между событиями – тем труднее решить вопрос об их одновременности. Дело не в том, что мы просто не способны узнать истинное положение дела. Не существует реального истинного положения дела. Нет абсолютного времени для Вселенной, которым можно было бы измерить абсолютную одновременность. Абсолютная одновременность событий, происходящих в разных точках пространства, является лишенным смысла понятием”.

Но если все же сознание попытается вникнуть в суть собственной мысленной сущности, то лишенными смысла окажутся именно эти рассуждения Эйнштейна.

Время – продукт сознания, а не реальной природы. Именно в сознании искривляется пространство и сжимается время. Природа, организм ничего про это не знают.

Времени нет в реальности и именно поэтому все, что существует вместе с сознанием,

этот факт осознающим, существует одновременно с ним.

___________________

Я существую в каждой интенции одновременно со всем на что направлено мое сознание. Человек, находящийся на противоположном полушарии, существует одновременно со мной (а если не нравится термин “одновременно”, то можно сказать – одномоментно). Я могу убедиться в этом сняв трубку телефона и разбудив его, поговорить с ним об относительности времени, хотя по часам, по времени, у него ночь следующего по календарю дня, а у меня еще день сегодняшний, и мы поэтому, следуя Эйнштейну не можем как два события находиться одновременно. “Запаздывание” же звука от его произношения до восприятия говорит только об инерционности передающих и принимаемых приборов, а не о смещении во времени двух событий.

Я существую одновременно со всем, что входит в мое сознание; со звездами и галактиками, а также со всеми живыми существами, которые быть может там обитают и если у них есть сознание, то я для них существую одновременно с их сознанием.

Гарднер в своей книге пишет, что Эйнштейн в конце жизни публично, через два столетия принес извинения Ньютону за то, что он, Эйнштейн разрушил Ньютоновскую картину мироздания. Ну что ж. Извинения в свете нашего понимания теории относительности выглядят вполне уместно, (хотя понятно, что Гарднер приводит тот случай в подтверждение совсем противоположной мысли).

В конце же главы, посвященной специальной теории относительности, Гарднер пишет, что почти все крупные философы нашего времени с восторгом приняли теорию Эйнштейна (далее идет перечень этих философов). “Это разрушение классического понятия абсолютной одновременности – восторгается Гарднер – является без сомнения самым “прекрасным неожиданным” аспектом специальной теории относительности”.

Далее Гарднер с сожалением упоминает о том, что нашлись все же ученые, которые не приняли теорию Эйнштейна, не сумев преодолеть догматизм своего мышления и приводит в подтверждение этого высказывания своего профессора в бытность его, Гарднера студентом университета:

“Мы, современное поколение слишком нетерпеливы, чтобы чего-нибудь дождаться” – писал Макмиллан в 1927 г. (этот профессор-авт) “За сорок лет, прошедших после попытки Майкельсона обнаружить ожидавшееся движение Земли относительно эфира, мы отказались от всего, чему нас учили раньше, создали постулат, самый бессмысленный из всех, который мы только смогли придумать и создали Ньютоновскую механику, согласующуюся с этим постулатом. Достигнутый успех – превосходная дань нашей умственной активности и нашему остроумию, но нет уверенности, что нашему здравому смыслу”.

И я склонен согласиться, но не с “современно” мыслящими философами, а с этим мудрым “отсталым” профессором.

[1] Вторую составляющщую сознания, а именно: причино-следственное восприятие действительности я разобрал (насколько возможно) в статье “О сущности сознания и познания”.

[2] Эта работа написана раньше, чем “Космологические идеи сверхсознания”, где я предложил свою теорию возникновения жизни на Земле.

[3] О сознаниеобразующей среде подробно в работе ” К вопросу о происхождении понятий”

[4] Хотя, ради справедливости, следует заметить, что для некоторых паталогических личностей такое “животное”, вневременное существование является полне комфортным.

Оглавление

Введение

Глава первая Экзистенциальное время

Глава вторая Историческое (объективное) время

Глава третья Физическое время

Глава четвертая Об особенностях физического времени

Глава пятая “Апории” Эйштейна

Глава первая
Экзистенциальное время

Глава вторая
Историческое (объективное) время

Глава третья
Физическое время

Глава четвертая
Об особенностях физического времени

Глава пятая
“Апории” Эйштейна