Аспекты частного бытия относительно автономных природных образований

Благодаря обоснованной в предыдущей работе [1] расширенной трактовке детерминизма (с добавлением концепции кольцевого или вихревого детерминизма) впервые появились достаточные онтологические основания для сбалансированного, лишенного масштабных принципиальных перекосов рассмотрения разнообразных аспектов частного существования, движения и развития отдельных природных образований. Согласно нашим наблюдениям, окружающий нас мир существует именно в виде множества таких отдельных, рассеянных в пространстве, квазиустойчивых материальных образований, развивающихся в соответствии со своими особыми внутренними закономерностями и способных вступать друг с другом в различного рода взаимодействия. Поэтому данное рассмотрение, следует особо подчеркнуть, имеет не просто какое-то локально-специальное значение. С его учетом впервые за всю многострадальную историю философии, наконец, становится возможным на месте массы разрозненных патологий – « – измов» положить начало возведению вполне здоровой всеобъемлющей философской системы, нацеленной на репрезентирование всего многообразия содержания человеческого бытия во всей его актуальной полноте и адекватности, насинтез крупиц рассеянного по множеству мудреных сочинений конструктивного философского знания. Как говорили древние, «в здоровом теле – здоровый дух». В нашем случае это означает, что лишь на базе здоровой онтологии возможно создание здоровой философии.

Автор планирует начать данное рассмотрение с наиболее общих для всех природных образований аспектов, а затем постепенно перейти к отдельным частностям, таким как живой организм, обладающее инстинктом и мышлением животное, человек и социум.

Принципиальным преимуществом предлагаемого подхода следует признать то, что нам теперь не надо впадать в крайность субъективизма для объяснения различных аспектов активности человека и факта его относительной автономии, обособленности от внешнего мира. С другой стороны, нет нужды впадать в крайность редуктивного материализма, чтобы признавать объективное существование внешнего мира и факт известной представляемости-презентируемости реальных свойств последнего во внутреннем мире человека, факт известной провоцируемости человеческих переживаний, восприятий и представлений событиями реального мира.

Все указанное вполне мирно уживается и гармонично сплетается в рамках предлагаемой единой, нацеленной на синтез концепции. Таким образом, данная концепция, кроме прочих преимуществ, о которых уже сказано и еще будет говориться, предоставляет чисто практические удобства: вся действительность помещается без ущемляющих и обезображивающих искажений в одном «флаконе».

Материалистические представления в синергетическую эпоху

Принятие на вооружение принципа вихревого детерминизма позволяет нам вполне аргументированно вести речь об относительной автономии существования, развития и движения отдельных материальных образований. Также мы теперь получаем возможность (и полное формальное право) рассматривать вопрос о нюансах взаимоотношений этих отдельных самостоятельных сущностей друг с другом и со всем остальным миром. При этом весь комплекс происходящих в нашем природном окружении событий целиком укладывается в рамки сопутствующей данному подходу методологии. Таким образом, впервые у нас имеются полные онтологические основания для фундаментального разговора о проблемах частного бытия слагающих этот миротдельных материальных образований.

Важно отметить, что представление о взаимной причинной автономии отдельного природного образования и внешнего по отношению к нему мира неизбежно способствует возникновению онтологического, а вслед за ним и глобально философскогопараллелизма. В самом деле, появляются оправданные основания рассматривать две эти автономные сущности в качестве самостоятельно развивающихся составных частей одного материального мира (нечто, напоминающее жизнь фреймов на WEB-странице). Элементы соответствующей этому методологии, можно припомнить, в свое время развивал еще Ф.Й. Шеллинг.

Наука страны, как уже отмечалось в предыдущей главе, в своем развитии достаточно близко подошла к рубежу перехода на рельсы синтезирующего философского учения. Об этом свидетельствуют довольно многочисленные публикации, часть из которых цитируется в данной работе.

В частности, у современных отечественных материалистов нынче в ходу понятие «материальной системы» [См. напр.: 2,С.231; 3,С.21]. Очевидно, в этом проглядывает объективное требование времени, эпохи, так что стремление не слишком отставать вполне понятно. Однако онтологический статус «материальной системы» в нынешнем материализме совершенно не определен, поэтому понятие это беспомощно повисает в воздухе в качестве некой внесистемной химеры, этакого «лирического отступления» от строгой теории. То же самое касается и нередких ныне в материалистической среде упоминаний о «субъективности» и отдельных субъективных свойствах. Это еще большая внесистемная ересь и химера. В итоге множества подобного рода «лирических отступлений» отечественный материализм сегодня настолько подвержен эклектическому размытию, что весьма далек от прежнего системного единства.

Поскольку эпоха насаждения диалектического материализма оставила в нашем общественном научном сознании весьма глубокие корни, нам от этой реальности никуда не деться: с необходимостью приходится учитывать эту традицию и обращать на это наше наследие повышенное внимание. Автор, в связи с этим, счел полезным параллельно с изложением собственной концепции делать частые сопоставления с диалектическим материализмом (далее – диаматом) и даже, может быть, посвятить детальному анализу данного наследия отдельную главу.

Есть необходимость остановиться на некоторых общих аспектах способа теоретического представления научной концепции.

Как известно, всякую новую теорию можно преподнести либо дедуктивно, либо индуктивно. В первом случае автор как бы выступает с предложением: я вот тут покумекал в тиши своего кабинета и накропал новую теоретическую конструкцию, по-моему, весьма красиво. Не угодно ли попользоваться? В случае отрицательной оценки по итогам практической проверки такой конструкции автор не будет слишком обескуражен: у него достаточно богатая фантазия, и он может еще много чего нового подобного насочинять.

Во втором случае автор максимально отталкивается от эмпирической реальности, и то теоретическое обобщение, с которым он выступает, является индуктивно выстраданным и потому имеет значительные шансы на признание высокой степени своей достоверности.

Френсис Бэкон убеждал, что «к крыльям ума надо подвешивать гири» [4] с тем, чтобы теоретическая мысль не слишком отрывалась в своем полете от грешной земли, от опытной действительности. Если при этом еще пользоваться определенными выстраданными наукой правилами теоретического задания новой концепции, может получиться вполне толковая вещь. Вот как, например, Евклид преподнес свою знаменитую геометрию. Вначале он выдвинул ряд бесспорных (для своего времени) очевидных положений-постулатов-аксиом в качестве фундамента, отправной точки всех последующих рассуждений. Затем обосновал методологию и аппарат исследования, после чего возвел всю теоретическую конструкцию.

Сходными методологическими соображениями руководствовался при создании своей философской системы и Декарт, считавший, что корректный метод исследования должен предполагать сначала усмотрение самых простых истин, потом сопоставление с ними прочих вещей и закономерностей. Это действительно нормальный общепринятый метод построения теории: сначала задается система наиболее простых и очевидных положений – аксиом или постулатов – а затем на ее основе возводится логическая конструкция. Коль скоро философия претендует считаться серьезной наукой, она должна строиться на обязательных для этого принципах: аксиоматика, аппарат, методология. Декарт попытался выстроить философскую систему, отталкиваясь от очевидного положения, каковым он считал принцип cogito ergo sum (мыслю – следовательно существую). И действительно, человек легко ловит себя на акте собственного мышления, и потому этот факт очевидного обнаружения может быть с достаточным основанием положен в фундамент философской теории в качестве исходной аксиомы. Выше мы сделали попытку расширить концепцию Декарта посредством включения в рамки факта очевидного обнаружения целого человеческого Переживания во всей его полноте (имеется в виду то, что принято подразумевать под комплексным психофизиологическим переживанием). Это позволило более полно задать исходную аксиоматику философской теории. Далее мы начали работать с этой постулированной сущностью, вычленять в ней компоненты, элементы и эффекты.

Следует признать, что в отличие от вышеуказанного случая, многие прочие философские концепции изначально базируются на положениях, которые нельзя признать бесспорными. А потому эти многие могут быть оспорены и даже с полным основанием отвергнуты с самого начала их изложения. Сегодня можно смело утверждать, что теории, не имеющие каких-либо существенных корней в феноменологии, лишены корректной аксиоматики и потому обречены влачить жалкое существование на периферийных задворках философского знания.

К интересным последствиям привела в свое время Акулова В.Л. попытка представить диалектический материализм в качестве системы [2]. Автор, как следует из его работы, столкнулся с весьма серьезными затруднениями. Выяснилось, в частности, что отцы диамата пытались строить систему, закладывая в ее основу догму о первичности материи по отношению к сознанию (так называемое материалистическое решение основного вопроса философии), хотя, по твердому убеждению самого Акулова, которое нельзя не разделить, это соотношение должно бы, наоборот, вытекать из системы, как следствие [Там же, С.11].

Далее, автор справедливо отмечает, что научная гносеология может строить свою систему только на основе онтологии, на основе исследования имманентных законов существования и развития материи [Там же, С.14], при этом онтология служит тем теоретическим фундаментом, на котором строит свою систему гносеология [Там же, С.32]. В диалектическом же материализме все сделано в точности наоборот. Здесь онтология, если выразиться языком его отцов-основателей, оказывается вторичной по отношению к одиозной изначальной гносеологической установке. Но, надо отдать должное этому учению, оно хоть пытается проложить какие-то мостики из гносеологии в онтологию, а также имеет в онтологии свой определенный задел. Есть немало других учений, которые онтологию вообще игнорируют. Что тут можно сказать? Философы, пытающиеся при построении своих концепций избегать базовых онтологических положений, по нашему мнению, напоминают избалованных детей: мы, мол, первого блюда есть не хотим, давайте сразу перейдем к сладкому. Автору тоже, если честно признаться, не терпится поскорее перейти к самому интересному – человеку, социальным отношениям, познанию, – однако он вынужден заставлять себя осуществлять последовательное и, в силу своих возможностей, упорядоченное изложение всей концепции, занимаясь на первых порах такими скучными фундаментальными онтологическими вопросами.

Что касается факта подчинения онтологии в диамате вышеуказанному спорному гносеологическому постулату, это не могло не привести к вопиющему нонсенсу. Получилось, что в диамате отсутствует, как таковой, субъект частного бытия. Однако при этом присутствует во всей красе субъект частного познания. Последний, таким образом, представляет собой некий загадочно-абстрактный «познающий дух-фантом», непонятно где витающий или мятущийся, не привязанный ни к чему определенному в онтологии.

Была в диамате, впрочем, попытка вовсе избавиться от этого вымученного, столь методологически уязвимого субъекта частного познания. Ойзерман Т.И. [5] и вслед за ним Ильенков Э.В.[6] пытались развивать идею о том, что, мол, это Материя сама себя познает (вроде гегелевской Абсолютной идеи) через посредство нас, людей, пользуясь для этого весьма ограниченными, можно даже сказать, откровенно хилыми в масштабе Вселенной человеческими возможностями и способами сбора ощущений. То есть материя, тем самым, признается этими авторами самообъемлющим субъектом самопознания, следующим принципу древних мудрецов “nosce te ipsum”(познай себя). В таком случае к ее атрибутам следовало бы добавить склонность к самокопанию, рефлексии, а также труднообъяснимую привязанность к человеку, через которую в ее познание неизбежно должны вползать человеческие ошибки-заблуждения, предрассудки и откровенно глупые суеверия. Представьте себе: Материя, следуя человеческому познанию, довольно продолжительное время считала, что Земля – это плоский блин, покоящийся на трех китах!

От субъекта частного познания, получается, убежали к субъекту всеобщего познания. Однако тут настолько явно проглядывает трудно совместимый с материализмом панпсихизм, что идея, к счастью, не смогла найти директивной поддержки у диаматовского начальства.

Далее, определение материи дается в диамате двумя разными способами: дедуктивно, в соответствии с субстанциальной традицией Парменида-Спинозы, и с элементом индуктивности, через посредство осмысления «наших ощущений». В первом случае постулируется наличие независимой от человека, но включающей его, бесконечной по протяженности, всеобъемлющей единой материи-субстанции, вместилища всего сущего, – что совершенно не бесспорно, поскольку этому нет очевидных прямых свидетельств и убедительных доказательств. В свое время эта идея, которую впервые высказал в своем учении о бытии Парменид, подверглась довольно меткой критике со стороны элеатов и Платона, в частности, справедливо заметившего, что «внутри того, что однородно, движения быть не может»[7], а также Аристотеля, заметившего, что единая субстанция не может «производить перемену в себе», и что нужно искать источник, начало движения [8]. Позднее, когда идея вылилась в солидное учение о самоопределяющейся субстанции Спинозы, она была жестко раскритикована Гегелем, называвшим субстанцию темной «бесформенной бездной», исключающей внутри себя какие-либо определенные устойчивые качества частей [9]. Так что к моменту создания диамата репутация данной идеи была уже сильно подпорчена. Вот и Акулов по поводу идеи единой субстанции, являющейся причиной самой себя (а значит, и следствием самой себя), резонно вопрошает: “Если следствие не содержит в себе ничего такого, чего не содержалось бы в причине, то не исключает ли это возможности всякого развития?” [2, С.111].

В рамках субстанциальной концепции, с сожалением констатирует Акулов, нет ясности в вопросе соотношения материи и единичной вещи. Действительно, в этом принципиальная слабость этой концепции, и пресловутое “единство материи в многообразии”, которым беззастенчиво жонглируют диаматовцы, на деле – не более, чем безответственное словоблудие, так как субстанциальная модель материи не предусматривает понятия и статуса отдельных частей-фрагментов, элементов или компонентов единого аморфного материального континуума, поэтому в диаматовской модели материи нет факторов-носителей индивидуального своеобразия и многообразия, отсутствует онтологическая “привязка” соответствующих категорий. Отсюда, кстати, и уничижительная трактовка отдельной вещи и индивидуума, каждый из которых “не существует иначе как в той связи, которая ведет к общему” [10, С.318, С.169-170].

В целом субстанциальное определение и соответствующая модель мира демонстрируют явную отдаленность от жизненных реалий, сухой абстрактный академизм, что вовсе не способствует их популярности.

Очевидно, понимая слабость подобного чрезмерно общего и абстрактного определения материи, отцы диамата решили дополнить его интригующими феноменологическими элементами. Так родилось другое определение, суть различных вариаций которого [См. напр.: 11, С.66] можно свести к следующему: мы верим, что нам в наших ощущениях дана материя. Вот такое «наивное убеждение человечества» в существование объективной природы кладут диалектические материалисты в фундамент своей концепции [Там же]. Такой вот феноменологический «мостик». Чисто по-житейски тут все понятно. Однако в качестве научной аксиомы такое определение никак не подходит, поскольку являет собой скорее теорему с несколькими неизвестными. Эти неизвестные – «мы», «наша вера», «наши ощущения» и «нам дана».

Прежде всего, в указанном определении бьет в глаза тот факт, что оно стопроцентно опосредовано откровенно субъективным началом «мы». Строго говоря, это начало следовало бы, в таком случае, предварительно раскрыть. У отцов же диамата оно, совершенно не будучи раскрытым, запросто предшествует определению материи, из чего можно заключить, что, выражаясь их же языком, материя является как бы «вторичной» по отношению к «нам». Такой вывод наверняка никак не входил в их планы, поэтому это, конечно, стоит отнести просто к их формулировочной неудаче, непредвиденному казусу. Стоит отметить, что эти самые «мы» в конечном итоге так и не получают в диамате сколько-нибудь определенного онтологического статуса, поэтому вышеуказанная опосредованность только основательно запутывает дело.

Со следующим неизвестным, «нашей верой», за пределами данного определения диаматовцы обычно работать не любят. Проявления веры относятся ими к категории фидеизма, к «поповщине» и ожесточенно поносятся. Только в данном определении чрезвычайно пафосно звучит наша вера (уверенность, убежденность) в то, что за нашими ощущениями стоит именно материя, а не, скажем, нечто мистическое или фокусы и воля какого-то могущественного закулисного кукловода или режиссера. Подкрепить чем-либо весомым и убедительным эту веру они и не пытаются – и так сойдет. Лишь ссылаются на якобы подтверждающую их позицию практику, при этом не указывая конкретного механизма такого подтверждения.

Фактически же речь идет о ситуации, когда представление о независимо от субъекта существующем объективном мире рождается в глубинах внутреннего субъективного мира человека в результате совершения этим человеком особого мыслительного акта – творческого акта трансценденции– воображаемого выхода за пределы, границы привычного эмпирического мира. Надо честно определять все аспекты данной ситуации, лишь тогда можно получить на выходе достаточно адекватно сбалансированную философскую систему.

Итак, вера в существование внешнего объективного мира – это компонент трансценденции – выхода-скачка вовне, за пределы очевидного и определенного внутреннего мира, мира человеческого Переживания, микромира, в предполагаемый мышлением внешний мир, макромир. Выход за пределы мира Переживания неизбежно сопряжен с утратой определенности, потому – гипотетичен. Это просто иной мир, поэтому описательные и объясняющие средства внутреннего мира здесь могут иметь лишь вероятностное значение. Что касается степени справедливости-обоснованности этих средств и полученных их посредством знаний и выводов, то об этом можно судить лишь косвенно: по тому, насколько эффективно, полезно и низкоущербно для человека протекает их использование на практике.

Ленин, как мы уже упоминали, попытался обойти необходимость разбираться с ненавистной ему верой посредством прямой апелляции к опыту: «…опыт создает наше убеждение в том, что вещи, мир, среда существуют независимо от нас» [11, С.65]. Здесь бы его мог существенно поправить Соловьев В.С.: «Так как мы можем знать об этом мире только по собственным своим ощущениям, по тому, что нами испытывается, так что все содержание нашего опыта и нашего знания суть наши собственные состояния и ничего более, то всякое утверждение внешнего бытия, соответствующего этим состояниям, является с логической точки зрения более или менее вероятным заключением» [12]. Действительное существование предметов вне нас, по Соловьеву, находится за пределами нашего опыта, поэтому это специальный акт духа, который называется верой.

Опыт на самом деле может лишь наталкивать на вывод, побуждать к нему, а делает вывод (принимает решение совершить данный мыслительно-волевой акт) сам человек активно, поскольку он полноправный субъект-хозяин мира своего частного бытия и всех подобных актов. Другой человек, надо заметить, в данной ситуации может сделать для себя вывод, что всё это не более чем модусы божественного начала, а какой-нибудь шизофреник может таких выводов понаделать, что нормальному человеку просто и не понять. И каждый из них, что интересно, будет строить линию своего поведения в соответствии со своей концепцией, то есть по-своему организовывать сферу своего частного бытия, а заодно и часть окружающего его мира.

Так что «финт» с обходом веры и прямой апелляцией к опыту явно не проходит.

Что касается такого особого свойства «нас», как «наши ощущения», то оно вместе с «нами» тоже ясно не определено. Толком не прояснен механизм его работы, его связь со свойствами реальных предметов, с одной стороны, и связь с «нашими восприятиями-представлениями» с другой. Поэтому неясно, каким образом, в итоге какого конкретного процесса в мире нашего внутреннего переживания рождается представление о том или ином внешнем предмете или материальном мире в целом. В диамате этот процесс отсутствует как таковой: согласно «теории отражения», образ-представление возникает в сознании сразу в готовом виде и как бы автоматически, сам собой, как чертик из коробочки.

В подобных определениях подразумевается, что ощущения даются в готовом виде, то есть как бы кем-то или чем-то со стороны преподносятся нам на блюдечке с голубой каемочкой, а мы совершенно безропотно их принимаем, как есть, и относимся к этому, как к истине в последней инстанции. А ведь это совсем не так. Точнее будет сказать, что нужные ощущения бывают взяты, иногда весьма активно, с преодолением трудностей добыты нами, теми или иными конкретными людьми, в итоге определенной целенаправленной деятельности, при определенных сопутствующих обстоятельствах. Затем эти ощущения проходят стадию обработки образно-логическим мышлением, стадию «прописки» во внутреннем мире человека. Часть из них, вписывающаяся в текущую парадигму внутреннего мира, в обработанной форме обогащает мир восприятий и представлений, а другая, не вписавшаяся, неосознанно игнорируется либо осознанно отвергается с комментарием: «почудилось», «этого не может быть», «чертовщина какая-то», «это мне не нужно и не интересно». Лишь в редких критических случаях отдельные ощущения играют роль спускового механизма при смене людьми устаревшей системы представлений на новую.

Вся эта непростая ситуация с несколькими неизвестными фактически предшествует диаматовскому определению материи. По-видимому, еще до определения материи она как бы подразумевается уже вполне определенной и вполне исследованной. Это следует признать очень странным допущением, поскольку для сколько-нибудь полноценной интерпретации такого рода ситуации фактически требуется изложение доброй половины любой философской системы. Диамат же, получается, пропустив эту первую половину, начинает изложение своей системы с середины! Причем пытается выдать вышеупомянутую теорему за исходную аксиому или первичный постулат. Тут вполне очевидна вопиющая методологическая некорректность.

Оба вышеописанных определения материи и соответствующая им картина мира, как мы убедились, страдают чрезвычайными изъянами, которых, нельзя не подчеркнуть, легко удается избежать в нашей концепции.

В известную историческую эпоху диамат, по-видимому, являл собой нечто прогрессивное на фоне тогдашнего засилья метафизики. Но фактически он представляет собой шараханье в иную от метафизики крайность – безраздельную, разнузданнуюдиалектику, что тоже ничего хорошего не таит, ибо сопряжено с гипертрофированием элемента изменчивости, текучести, динамичности в ущерб элементу устойчивости, стабильности, статичности. Оба элемента слишком важны для нас, играют слишком важную фундаментальную роль, чтобы можно было хотя бы одним из них пренебречь. Сегодня вполне очевидна пагубность подобных шараханий: “…устойчивость играет фундаментальную роль в объективном мире, являясь общеонтологическим основанием всякого рода упорядоченности, структурности, организованности материи. Благодаря организованности, определенности, оформленности объективная реальность становится доступной рациональному познанию» [13]. Совершенно очевидно, что здоровая философия в наше не столь воинственное время должна быть лишена подобных вопиющих перекосов.

Гибель бытия единой материи-субстанции

Отказ материализма от признания отдельности-обособленности-активности какого-либо субъекта частного бытия заставляет философов, склонных к строгой трактовке теоретических положений, относить всё происходящее в мире исключительно на счетвсеобщего бытия единой материи-субстанции. Есть только оно, его причинно-замкнутое бытие (causa sui), его модусы-качества и… ничего больше. К этому выводу естественно подталкивает бескомпромиссно-строгое следование концепции единой материи-субстанции и принципу всеобщей взаимосвязи предметов и явлений, проповедуемым традиционным материализмом.

В рамках такого представления получается: чтобы привести в движение одно тело, вследствие всеобщей взаимосвязи придется приводить в движение не только связанные с ним ближайшие тела, но и, через посредство их связей с более дальними, а тех с еще более дальними, вообще весь континуум слагающих природу тел и прочих образований, то есть всю единую материю-субстанцию разом! Вывод: какое-либо локальное частное движение в такой субстанции просто не может возникнуть, двигаться может только вся материя как целое. А куда ей двигаться, если она и так заполняет все субстанциальное пространство? Значит, вообще не может быть никакого движения. Об этом, между прочим, довольно основательно порассуждали еще древние греки.

По этому поводу достаточно ясно высказывался уже цитировавшийся нами ранее С.Л. Рубинштейн, а также позднее Чусовитин А.Г.: «При наличии связи всего со всем невозможны процессы движения и развития. Требуется элемент закрытости систем. Обособленность, изоляция, автономность объектов – фундаментальное свойство наряду с взаимодействием»[14, С.45]. Таким образом, требуется иное модельное представление о мире, предусматривающее тот факт, что «объекты не только взаимосвязаны между собой, но и обособлены друг от друга» [Там же, С.71]. Развивая свою мысль, Чусовитин отмечает: «Любой материальный объект существует, с одной стороны, как нечто самостоятельное благодаря взаимодействию своих структурных элементов, а с другой – взаимодействует одновременно с множеством окружающих его объектов. Одни взаимодействия обуславливают его качественную определенность, (устойчивость), а другие – количественную изменчивость» [Там же, С.69]. В подтверждение он приводит пример с лишайником, наглядно демонстрирующим принцип симбиоза гриба и водоросли. Гриб и водоросль в этом альянсе сохраняют значительный элемент обособленности, автономии, самостоятельности в своем частном бытии и развитии и, одновременно, будучи включены в общую системную целостность, весьма существенно взаимосвязаны и взаимозависимы [Там же, С.70].

Согласно новому представлению, нет бытия вообще. Что-то сколько-нибудь определенное и конкретное можно утверждать лишь по поводу частного бытия тех или иных конкретных материальных образований и комплексов из них. В отношении любого отдельно взятого образования допустимо вести речь о частном бытии его самого и бытии внешнего по отношению к нему мира, причем под вторым следует подразумевать актуальный в отношении данного образования, непосредственно прилегающий к нему участок внешнего мира, в рамках которого может осуществляться обменное взаимодействие.

Вслед за Беркли и Локком подчеркнем, что бытие материи, субстанции или всего вообще внешнего мира – это чистая абстракция, такая же, как и сами эти понятия. Материя, субстанция, внешний мир – это не более чем продукты нашего логического мышления, фактически синонимы понятия «нечто» – самого общего человеческого понятия обо всем существующем (в случае понятия «внешний мир» – за вычетом рассматриваемого образования). «Нечто» – удобное для человека понятийное обозначение, в отношении которого более нельзя сказать ничего конкретного и определенного. Ведя речь о «нечто», мы подразумеваем, что искренне верим в существование чего-то реального, причем исключительно потому, что близлежащий участок этого «чего-то», как мы убеждены, может обнаруживаться нами в наших ощущениях.

Поскольку мы ничего не можем сказать конкретного и определенного о всеобщем бытии материи-субстанции, то в качестве темы обсуждения оно теряет для нас всякий смысл. Это сфера стопроцентно гипотетическая, и потому может являться местом приложения сил разве что писателей-фантастов.

Что же касается реальных качеств и свойств включающего нас участка этого мира, о которых мы можем судить по нашим ощущениям, то все они имеют отношение к частному бытию тех или иных конкретных относительно автономных материальных образований и их комплексов-систем. То есть, любое обнаруживаемое нами свойство или качество есть свойство или качество того или иного конкретного материального образования или комплекса-системы таких образований. Нет ни одного конкретного свойства или качества, которое можно было бы отнести ко всей необъятной материи-субстанции.

В связи с вышесказанным, недопустимо вести речь и о наличии какого-либо элемента системного единства в масштабе всей материи-субстанции-Вселенной-универсума. Человеку под силу обнаружить элемент системного единства лишь в непосредственно окружающем его опытном, эмпирически обнаруживаемом мире, в подвластном потенциальному освоению участке материального универсума. При этом следует отметить, что любой такой обнаруживаемый элемент имеет непосредственное отношение к тому или иному конкретному материальному образованию или комплексу образований. Это и понятно: системность есть неотъемлемый спутник феномена самоорганизации, который присутствует во всех отдельных материальных образованиях и их актуальном природном окружении. Можно сказать больше: нет проявлений организации и системности самих по себе, это всегда внутренние или внешние порождения в рамках конкретных относительно автономных самоорганизующихся (обладающих элементом самоорганизации) материальных образований. В полной пустоте, то есть вне поля действия любых материальных образований, никакой системности и организации обнаружить нельзя. Словом – Организация умерла, да здравствует Самоорганизация! Любое конкретное свойство или качество, которое современные ученые склонны приписывать всему Космосу, Материальному миру, Универсуму, всей Материи, Субстанции, Вселенной, на деле следует отнести к свидетельствам присутствия в нашем актуальном природном окружении тех или иных конкретных материальных образований или самоорганизующихся комплексов из них. Даже пресловутое «реликтовое излучение» надо признать свойством, характерным лишь для нашего участка мира, для некой не обнаруженной пока системной материальной целостности в рамках нашей метагалактики. Если «выехать» за пределы этой целостности, такого свойства уже не будет, зато может быть обнаружено нечто иное.

Обнаруживая в эмпирическом мире новый для себя элемент системной организованности, человек тем самым получает свидетельство присутствия ранее неизвестного ему материального образования (или самоорганизующегося комплекса образований). И наоборот.

В частности, именно так были обнаружены крайние планеты нашей Солнечной системы. Вначале внимание астрономов и космологов было привлечено систематическими гравитационными возмущениями в движении соседних планет. На основании их анализа был сделан вывод о присутствии ответственного за эти возмущения неизвестного космического тела. Был сделан расчет его примерного расположения, и, в конце концов, оно было визуально обнаружено в телескоп.

Вкупе с этим человеку дано также обнаружить в любой точке его эмпирического мира и элемент разобщенности, множественности форм и качеств, беспорядочности, хаотичности. Однако хаотичность следует при этом трактовать как отсутствие системности лишь на каком-то определенном уровне. Системность, представленная на одном уровне, может просто не поддаваться учету на другом. Например, хаотичность базарной толчеи на уровне всего базара оборачивается достаточно четким целеустремленным поведением каждого отдельного продавца или покупателя.

Между прочим, следует заметить, что поскольку речь отныне будет идти о массе наполняющих этот мир отдельных природных образований, появляются веские основания активно использовать в философских исследованиях классическую теорию множеств и математическую логику.

Два начала и две науки

Декарт настаивал на необходимости введения в философии ключевого разделения на “нас, способных познавать” и на независимый от нас объективный мир “самих вещей, которые могут быть познаны” [15]. В рамках рассматриваемой нами концепции это разделение получает вполне строгое обоснование. Оно более корректно, чем мировоззренческая установка диамата, в которой так или иначе тоже присутствуем “мы” (“наши” ощущения, восприятия, представления) или “наши органы чувств”, однако всё это хозяйство не имеет статуса онтологического равноправия с внешним миром и потому не обладает правом реального противопоставления последнему в каком-либо отношении, даже чисто познавательном.

Теперь имеются все основания согласиться с Г.Спенсером в том, что «основная задача философии – создание синтеза знания законов внешнего мира и субъективного бытия человека [16]. Ранее [См.: 17] мы уже касались этой темы, теперь стоит подробнее разобраться в способе создания такого синтеза.

Итак, как мы выяснили выше [1], в природе имеют место два типа детерминизма, и оба достаточно рельефно представлены в случае отдельного материального образования (ибо предмет привязки всякого детерминирующего вихря располагается в среде, в окружении прочих материальных образований и, ввиду своей неполной закрытости, вынужденно-неизбежно с ними взаимодействует-обменивается). Вихрь пытается распространить свою особую детерминацию вовне, получая при этом определенный отклик (пассивное или активное сопротивление) и одновременно воспринимает элементы детерминации извне – от внешних образований и их системных агрегатов разного уровня, также пассивно или активно реагируя на эти элементы. Имеют место, таким образом, имманентная внутренняя и обменная внешняя детерминации. В итоге суперпозиция полей внутренней и внешней детерминации [о применимости принципа суперпозиции в данной ситуации см. 18, С.193] приводит к тому, что развитие-движение-поведение нашего отдельного образования в каждый момент времени подчиняется итоговому результату их алгебраического сложения. Поэтому, например, так непросто порой вычленить в поведении конкретного человека внутренний и внешний, имманентный и привнесенный, субъективный и объективный элементы. Фактически речь идет о частном бытии отдельного образования в условиях двойной метрики. Ситуация с двумя детерминизмами неизбежно порождает биметрическую картину частного существования-бытия, требующую для своей корректной интерпретации согласованного использования двух разных методологий исследования, двух параллельных научных дисциплин. Речь идет о чем-то вроде шеллинговского “параллелизма” натурфилософии и трансцендентальной философии. В нашем случае это будет параллелизм частного имманентного бытия отдельного природного образования и общего бытия актуального внешнего природного окружения. По поводу методологии биметрического представления о мире мы уже писали ранее [См.: 17]. Разумеется, этот биметрический параллелизм должен быть согласован, и базой-центром согласования должно являться само рассматриваемое образование. Оно является связующим звеном двух таких разных миров, поскольку одновременно существует в обоих.

Особый случай имеет место, когда рассматриваемое материальное образование включено в качестве элемента, фрагмента или компонента в агрегатное системное образование, в котором действует свой особый системный вихревой детерминизм. В этом случае

развитие-движение-поведение нашего образования подчиняется итоговой суперпозиции трех полей: собственного внутреннего, общего системного и внешнего обменного по отношению к системе. При этом системное поле для нашего образования является просто разновидностью внешнего обменного, наделенного своей особой спецификой, особым образом трансформированного по сравнению с обычным нейтральным обменным полем. Порой у человека может складываться иллюзия, что он “работает” на чистом обменном поле, и он в своем поведении опрометчиво опирается на простую “биметрическую” методологию, а между тем вдруг оказывается, что поле-то трансформировано, там уже обнаруживается некое системное присутствие. И в итоге человек встает перед дилеммой: или менять методологию поведения на три – или более-метрическую, или вступать в конфликт с системой и получать шишки.

Почти все сюжеты современных кинобоевиков и детективных романов построены на факте обнаружения “хорошим парнем” поля “плохой системы”, с которой он смело вступает в единоборство и, как правило, героически побеждает. В реальности же индивидуум, напротив, почти всегда более покладист и готов, в зависимости от обстоятельств, корректировать методологию своего поведения, встраивать в нее все большее количество поправок с учетом присутствия различных системных полей. Между прочим, “продвинутого” столичного жителя отличает от захолустного провинциала как раз, прежде всего, способность функционировать в условиях более сложной многометрической обстановки, способность соизмерять-согласовывать свое поведение одновременно с большим множеством частных и разноуровневых системных интересов.

Жизнь человека в общественном окружении может быть достаточно адекватно описана и интерпретирована лишь на базе комплексного полиметрического представления, с учетом полей всех индивидуумов и социумов, в которые этот человек “погружен”. В этом плане следует признать досадно однобокими все концепции, гипертрофирующие роль одного из этих полей, скажем, только поля самого индивидуума или поля социальной общности государственного масштаба или «трансцендентального поля всего человечества». В наше время философам пора бы уж отходить от подобного юношеского максимализма и стараться быть ближе к жизненным реалиям.

Любопытно, что обычный рядовой гражданин порой и не догадывается о существовании и специфической роли некоторых таких полей, относя проявления соответствующей детерминации к случайности. Тем больший психический эффект способно произвести в нем неожиданное обнаружение присутствия такого рода поля. Например, некто вдруг узнает о факте измены своего супруга (своей супруги), и ранее считавшиеся случайными или вполне объективными факты и события в поведении неверного моментально выстраиваются в сознании обманутого в строго последовательную цепь свидетельств влияния чуждого поля «разлучницы» («разлучника»).

Теперь появились реальные онтологические основания под учением Канта о том, что человек живет в двух мирах. Он сам себе феномен и, в то же время, ноумен. В частном бытии и поведении человека реализуется связь между двумя соответствующими характерами.

В самом деле, человек осваивает и познает весь актуальный для себя участок материального мира, включающий не только прилегающий внешний мир, но и собственное природное начало, свой телесный носитель. При этом познание использует для воссоздания картины своего собственного природного (биологического-биофизического-биохимического) естества арсенал своего внутреннего психофизиологического мира: висцеральные ощущения, подсказки чувственной, волевой сферы, логические схемы-модели мышления.

Человеку вся эта ситуация видится прежде всего изнутри сферы своего частного материального бытия, еще до того, как он осмысливает сравнительные детерминистические свойства этой сферы и сферы бытия внешнего природного окружения, свое реальное место в онтологии мира. Можно сказать еще более точно: человек исследует себя и внешний мир, глядя из компактного мира своего образно-логического мышления. Именно этот мир является наипервейшей отправной точкой процесса концентрического расширения человеческого познания. Вполне оправданной, поэтому, следует признать попытку Декарта положить констатацию способности мышления во главу философской системы. Следует отметить, что вообще для многих людей, склонных к точности и упорядоченности, свойственно трактовать свои взаимоотношения с миром не иначе, как в виде прямого противопоставления своего мышления-сознания внешней природе. Настоящими певцами такого рода прямых взаимоотношений сознания с миром были в философии, если вспомнить, Сократ и Ж.П.Сартр.

Однако не стоит слишком увлекаться указанным первым кругом. Нельзя забывать, что образно-логическое мышление гармонично включено, как уже было показано выше, в общность второго круга – человеческое Переживание, включающее, кроме мышления, мир желаний-влечений, мир воли, мир эмоций-чувств-аффектов и системно организованное координирующе-целевым центром. Здесь взгляд мышления на мир существенно обогащается посредством влияния перечисленных сфер и трансформируется-направляется организующим системным началом. Получается особым образом структурированное поле Переживания. В итоге оказывается весьма немало людей, склонных ограничиваться прямым противопоставлением объективному бытию внешнего мира именно субъективного внутреннего мира своего психофизиологического Переживания, как некоей «сугубо специфической человеческой реальности». На этом базируются феноменализм и экзистенциализм. На этом рубеже, надо отметить, до сих пор и происходило основное противоборство объективистской и субъективистской линий в философии.

Пользуясь багажом внутренней (висцеральной) составляющей Переживания, мышление познает свойства своего физического тела-носителя, человеческого организма. Также оно пополняет свои знания об этом, черпая извне, от других людей или из копилки общественного знания, информацию об аналогичных состояниях других сходных организмов. Исследуя же и упорядочивая внешнюю составляющую Переживания, мышление создает себе представление о внешнем природном мире. Таким образом, процесс изучения мышлением мира движется в двух направлениях: внутрь собственного природного естества и наружу – в актуальный внешний природный мир.

Относительность автономии и взаимосвязи

Как известно, физика воздушного или любого другого вихря не предусматривает полной автономии его тела от окружающего мира. Точно так же и детерминирующий вихрь, лежащий в основе возникновения, существования и развития любого отдельного материального образования, как показывает практика, не предусматривает полного, абсолютного вычленения этих образований из природного окружения. В каждом из возможных случаев остаются некие связующие обменные «мостики», через которые и осуществляется обменное взаимодействие: вещественно-полевое, энергетическое, силовое, информационное.

В итоге, если мы хотим вполне корректно интерпретировать ситуацию, следует вести речь не о полной автономии, обособленности отдельного материального образования от внешнего по отношению к нему мира, а лишь о частичной, относительнойпредставленности данного свойства. На данное обстоятельство обращали дотошное внимание цитировавшиеся выше М..Бунге и Б.С.Украинцев. Отдельное образование, таким образом, имеет элемент независимости по отношению к внешнему миру, и здесь мы радикально расходимся с ортодоксальными материалистами, считающими всякую отдельную вещь (в том числе организм и человека с его сознанием) слепой функцией окружающей среды, лишенным частно-бытийной свободы и активности послушным «винтиком» материи. Но в то же время любое такое образование даже при условии крайней своей системной закрытости остается связанным с остальным миром определенными узами-связями-зависимостями, наличие которых заставляет нас признавать элемент бытийного единства этого образования с матерью-природой, элемент зависимости от той части природы, которую мы называем внешним миром. И здесь уже мы решительно расходимся с теми философскими школами, которые настаивают на самодостаточности, замкнутости внутреннего мира бытия отдельных предметов, организмов, человека в целом, его психики или сознания.

Приходится констатировать, что, декларируя вышеизложенный фундаментальный подход, мы оказываемся фактически вне поля основных магистралей движения предшествовавшей философской мысли. Лишь редкие фамилии значительных мыслителей могут быть упомянуты нами в оправдание тех или иных тезисов нашей концепции. Тем более велик риск навлечь на себя неудовольствие массы поклонников утвердившихся авторитетных учений. Однако все это, тем не менее, не умаляет нашей решимости утвердить в общественном философском сознании нашу точку зрения, ибо мы убеждены в ее прямо-таки вопиющей актуальности и полезности.

Итак, мы признаем, что отдельное природное образование, обладающее, в нашем представлении, элементом причинной замкнутости, развивается в определяющей степени в соответствии с внутренними закономерностями собственного относительно обособленного природного естества и лишь в некоторой степени – под влиянием внешних обстоятельств. При этом влияние внешних обстоятельств находит свое проявление через посредство суммы конкретных взаимодействий рассматриваемого образования с иными отдельными образованиями окружающего мира. Данный момент, надо отметить, нашел довольно обстоятельное отражение в работе Чусовитина А.Г. [14].

Помимо прочего, следует отдавать себе отчет в том, что в природе не существует абсолютно односторонних воздействий какого-то одного образования на другое. Воздействующая сторона всегда, в свою очередь, испытывает ответное (пассивное или активное) воздействие со стороны объекта собственного воздействия, хотя бы в виде слабого сопротивления, например, через посредство демонстрации упругости или трения. По этой причине ножи и фрезы даже из самого твердого материала со временем затупляются. Так что любые наши рассуждения об односторонних воздействиях являются более или менее грубыми модельными упрощениями ситуации взаимодействия.

М.Бунге советовал обратить внимание на то обстоятельство, что внешний мир воздействует на процессы в самоорганизующейся системе опосредованно, через развязывание внутренних процессов в самой системе [18, С.207].

Если в ситуации противостояния внешнего и внутреннего миров встать на позиции и точку зрения объективного внешнего мира, то отдельное материальное образование может быть представлено, согласно известной методологии, в виде «черного ящика» со специфическими «входами» и «выходами» и должно исследоваться по соответствующей методологии.

Если же встать на позиции и точку зрения отдельного образования, в частности, обладающего развитым мышлением человека, то внешний мир представляется в виде пугающего своей бесконечной протяженностью и глубиной континуума, в котором возможно лишь поблизости обнаруживать кое-какие ориентиры и более или менее удачно расставлять кое-какие вехи.

Как правило, в любом акте внешнего взаимодействия участвует не все рассматриваемое образование целиком, а лишь какая-то отдельная его область, характерная только для данного акта. Когда непосредственно взаимодействуют между собой два отдельных образования (такой тип взаимодействий можно назвать бинарным), в акт соприкосновения вовлекается с каждой стороны своя область. Вместе две эти области (плюс, может быть, попутно вовлеченный сюда фрагмент окружающей среды или третьих тел, образований) образуют зону контакта. Через посредство полной суммы таких зон контакта данное отдельное образование и осуществляет, если разобраться, свою связь с внешним миром. Остальная же часть природного образования для «внешних сношений» остается закрытой. Данная ситуация может быть детально исследована с применением концепции «относительно обособленной системы», предложенной Г.Греневским [19]. Воздействие на такую систему со стороны остальной части Вселенной может осуществляться, согласно концепции, только через «входы» системы, а ее воздействие на Вселенную – только через «выходы» системы.

Констатации параллельного сосуществования двух миров – внешнего и внутреннего – мало. В бытии всякого отдельного образования реализуется та или иная специфическая связь между этими мирами. Поэтому необходимо рассматривать проблему взаимоотношений этих двух миров, проблему перехода из одного мира в другой. В связи с последним возникает догадка о наличии своего рода «шлюзов», через которые осуществляются данный переход и трансляция специфических обнаружений одних и тех же событий в двух разных мирах.

Понятно, что процессы в зоне контакта развиваются в строгом соответствии с особыми свойствами именно вовлеченных в зону контакта областей. Для адекватной интерпретации ситуации требуется безусловный учет этих особых свойств. Например, когда при столкновении двух тел вовлеченная область одного из них обладает достаточной твердостью, а другого достаточной пластичностью, происходит отпечатывание формы первого во втором.

Подобный пример, по-видимому, воодушевил творцов диалектического материализма при создании ими пресловутой теории «отражения». Однако они однобоко сконцентрировали свое внимание лишь на свойствах первого тела, совершенно проигнорировав свойства второго. Поэтому в итоге теория «отражения» и получилась такой ущербной. Но об этом мы будем подробно рассуждать ниже.

Вышесказанное справедливо и для особой ситуации, когда в зону контакта попадает сенсорная система человека. Ее особые свойства в известной степени определяют сущность чувственного контакта и его итоговые результаты, ложащиеся затем в основу акта познания.

Кроме того, так же, как и любой другой вихрь, детерминирующий может существовать лишь в течение определенного промежутка времени, обусловленного его природой и условиями. После этого его системное начало слабеет, тело вихря поглощается окружающей средой, сливается с ней, утрачивает вместе с этим свою автономию, прекращает противостояние среде в качестве основы отдельной самоорганизующейся системы. Таким образом, существование любого детерминирующего вихря, а вместе с ним и формируемого им материального тела (образования) всегда строго ограничено рамками того или иного временного промежутка.

Сегодня набрало весомую силу представление, что «история любого материального образования – его возникновения, развития и гибели – обусловлена единством внутренних и внешних взаимодействий» [14, С.117]. Это представление возникло не разом, оно подспудно развивалось в ХХ веке в недрах диамата [См.: 20; 21, С.11].

В отношении отдельного обладающего элементом самоорганизации природного образования можно утверждать, что здесь действует «принцип суперпозиции причин» [18, С.193]. Внешние и внутренние причины складывают свои усилия специфическим образом. В итоге получается, что “самоуправляемые системы могут функционировать при условии “согласования” своего поведения с особенностями внешней среды”[22, С.81]. Для адекватного описания такого рода ситуации приходится прибегать к специальным представлениям, например, таким: “Относительно активным объект (вещь, процесс, результат процесса) становится в том случае, если он взаимодействует с другими объектами в качестве самостоятельного образования, противопоставляющего себя другим образованиям как предметам своей деятельности”[Там же].

Вопрос об абсолютном характере автономии и активности отдельного природного образования, таким образом, вообще не возникает. Речь нужно вести лишь об относительной автономии и относительной активности. Причем это может касаться взаимоотношений между двумя отдельными образованиями или самоорганизующимися агрегатами образований, либо взаимоотношений между одним отдельным образованием и актуальным внешним миром в целом. По поводу характера взаимосвязанности отдельного образования с другим или с внешним миром, характера их взаимозависимости тоже нельзя вести речь об абсолютных величинах: полная зависимость несовместима со статусом отдельности-обособленности. Таким образом, здесь тоже должны фигурировать лишь относительная взаимосвязь, относительная зависимость. Причем степень зависимости или автономии в каждом конкретном случае может варьироваться в весьма широких пределах, так что имеются основания говорить о присущем каждому случаю специфическом балансе относительной зависимости и относительной самостоятельности. Даже в рамках одного вида организмов, например, в среде людей одни демонстрируют весьма высокую степень независимости, самостоятельности в своем поведении и мышлении, другие же, напротив, весьма склонны к конформизму.

Одним из проявлений относительной автономии является феномен метастабильности – стабильности ряда параметров – свойство обладающего элементом самоорганизации отдельного природного образования в условиях изменяющейся среды. Сюда следует отнести, например, способность теплокровных животных удерживать постоянную температуру тела вне зависимости от температуры окружающего воздуха – одно из свойств гомеостаза.

Немного о свойстве «отражения» в природе

В запале публицистической полемики В.И.Ленин как-то выдвинул смелое предположение: “…Логично предположить, что вся материя обладает свойством, по существу родственным с ощущением, свойством отражения…”[11, С.91]. Восприняв мнение вождя как приказ, многие ретиво бросились искать свойство отражения в природе. Однако несмотря на все старания, последнее найдено не было. И в этом вина не столько «бездарных» последователей вождя, сколько самого автора идеи, поставившего их своим неудачным предположением в неловкое положение. Так что же теперь делать с этим «отражением»? Что думают по этому поводу ученые?

Даже известные авторитеты марксизма-ленинизма были вынуждены признать, что предположение Ленина об отражении, как всеобщем свойстве материи, привело “к серьезным затруднениям” в диамате [См.:23; 24; 25].

Чусовитин А.Г. по этому поводу с озабоченностью констатировал, что теория отражения так и не была толком разработана для неживой материи [14, С.108].

Силясь увязать вышеуказанную идею с общепринятыми представлениями, Айдинян Р.М. обнаружил: «Свойство отражения (как всеобщее свойство материи) сродни просто реакции одного предмета неживой природы на внешнее воздействие со стороны другого» [26, С.14]. Однако, по его мнению, остается “проблема логики перехода от отражения (материального) к отображению (ощущению) как свойству субъективной психической реальности” [Там же, С.15].

«Теория отражения» предполагает, что все изменения в «отражающем» теле обусловлены целиком и полностью лишь свойствами «отражаемого» тела. При этом игнорируются свойства самого «отражающего» тела, такие как твердость-пластичность, упругость, прозрачность, зеркальность покрытия и т.д. Это предположение, нельзя не заметить, существенно противоречит действительности. Очевидно, подобный вопиюще объективистский взгляд мог быть оправдан лишь в особых исторических условиях воинственного противостояния натиску субъективистов, пытавшихся ограничиться чисто внутренними средствами для интерпретации происхождения субъективного образа.

Тюхтин В.С. в связи с этим отметил, что об отражении можно говорить, только абстрагируясь от свойства отражающей системы [27]. Чусовитин развил эту мысль: «Отражение получается, если элиминировать из результата взаимодействия субъекта с объектом все то, что связано с деятельностью субъекта» [14, C.126]. Здесь следует честно признать, что ни «абстрагироваться», ни «элиминировать» на практике оказывается совершенно невозможным, поскольку невозможно четко разделить, что в конечном результате «от бога», а что от «лукавого». Такое «отражение» можно просто «держать в уме» и при этом свято верить в его существование. Тьфу, опять эта вера!

Рубинштейн С.Л. попытался творчески переработать концепцию: “Отражение надо толковать не как дублирование, копирование, а как рефлектирование в другое, то есть явление другому”[28]. Однако это будет уже нечто совсем иное, и об этом мы будем говорить позже.

Украинцев Б.С. обратил внимание: «Отражение зависит как от отражающей системы, так и от оригинала, а также от их взаимодействия» [29, C.77]. Кроме того, «Любое отражение характеризуется избирательностью: отображаются только те свойства и особенности отображаемого объекта, которые отвечают данным условиям, механизмам и законам взаимодействия отображаемой и отражающей систем» [Там же, C.63]. Более того, он сформулировал весьма важное утверждение: «Вне взаимодействия процесс отображения и само отображение не существуют» [Там же]. С этим согласился Урсул А.Д. [30]. В том же духе высказался и Петрушенко Л.А.: «Отражение есть лишь одна из многочисленных сторон универсального взаимодействия» [31].

Итог можно подвести выводом, сделанным Губановым Н.И.: “Взаимодействие и причинная связь между оригиналом и носителем отображения служат исходной материальной основой адекватности отражения” [32].

Словом, следует признать, что веских оснований для признания «отражения» в качестве сколько-нибудь важного самостоятельного свойства природы нет. В лучшем случае оно может обозначать нечто трудновыразимое и невычленяемое, возникающее в результате взаимодействия двух отдельных природных образований или состоящих из них систем.

Зададимся вопросом: насколько вообще методологически оправданной была попытка Ленина утвердить «отражение» в качестве всеобщего свойства материи? Если принять во внимание утверждение Ленина о том, что противопоставление сознания и материи имеет смысл только в рамках гносеологической проблематики, точнее, при определении специфической гносеологической «первичности-вторичности» [11, С.259], то и всю концепцию «отражения», базирующуюся на этом противопоставлении, также, получается, нельзя было выносить за пределы выяснения этого сугубо локального, специально-гносеологического отношения.

А это значит, что предположение Ленина о существовании в природе всеобщего свойства, сходного с ощущением – отражения – также может иметь какую-то актуальность и справедливость только в указанных узких рамках, и, строго говоря, никак не может быть отнесено к онтологии в целом. Таким образом, в природе искать «свойство отражения» или близкое ему вовсе не следовало, и усилия, потраченные на его поиски большой когортой ученых, следует признать напрасными.

По-видимому, Ленин понимал, что разговоры о специфических свойствах сознания неизбежно должны будут привести диаматовцев к обсуждению специфики частного бытия его носителя – человека. Чтобы избежать этой угрозы, Ленин постарался запутать ситуацию посредством отрыва сознания от человека и «размазывания» его по всей материи-субстанции. Однако напрямую натягивать на всю материю свойство сознания он не решился («нелогично объявлять всю материю сознательной» [Там же]), так как это сразу привело бы к панпсихизму. Фактически он предпочел оригинальный вариант неогилозоизма, предусматривающий, что сознание человека – это лишь частное, «местное» проявление некоего «всеобщего» свойства материи.

Если понимать под «отражением» след, оставляемый в результате происшедшего контакта одним материальным образованием в другом, то, в принципе, можно признать это (способность к взаимному следообразованию) всеобщим свойством отдельных контактирующих друг с другом материальных образований. Об этом мы специально будем вести речь ниже.

Здесь же, немного забегая вперед, считаем необходимым отметить, что след, являющийся итогом происшедшего акта взаимодействия, соответственно, и свойствами своими обязан обеим участвовавшим во взаимодействии сторонам. Есть основания полагать, что материалисты понимают под «отражением» лишь свойства, инициированные одной из сторон. В таком случае «отражение» следует признать весьма специальным понятием, имеющим отношение к сугубо локальному аспекту ситуации, а не к ситуации в целом. Для адекватной полноты отображения акта взаимодействия, области контакта и полученного в итоге следа примитивной концепции «отражения» недостаточно.

Важно также иметь в виду, что в итоге бинарного взаимодействия след остается в обоих участвовавших телах (образованиях). Имеют место, таким образом, два следа. На практике мы стремимся акцентировать внимание, как правило, лишь на одной из сторон взаимодействия, лишь на одном из следов. Однако совсем исключить из поля внимания другой след не удается. Например, разрезая продукты, мы рассчитываем на односторонний эффект воздействия на их мягкую ткань со стороны твердого полотна ножа. Однако с течением времени полотно ножа, испытывающее на себе обратное воздействие со стороны продуктов, затупляется, утрачивает прежнюю остроту и требует заточки.

Любопытная ситуация, в этой связи, сложилась в настоящее время в физике микромира, где любая попытка измерения параметров той или иной микрочастицы сопряжена с актом ее взаимодействия с другими микрочастицами, движение которых контролируется экспериментатором. В итоге акта взаимодействия получается, что обе частицы (и исследуемая, и измеряющая) оставляют друг в друге взаимные следы. Нас в данном случае интересует ситуация, когда в качестве следа выступают определенные искажения исходного движения. Что касается искажения движения измеряющей частицы, то оно используется-определяется исследователем в соответствующем приборе, из чего делается косвенный вывод о той или иной характеристике (массе, координате, скорости, импульсе, энергии, заряде, спине и т.д.) исследуемой частицы. Такая вот методика. Все бы хорошо, но, как ни досадно, первый же акт подобного измерения (измеряющего взаимодействия) искажает исходное движение исследуемой частицы. И если мы хотим определить какую-либо сложную ее характеристику, требующую двух или более актов измерения, мы сталкиваемся с непреодолимой проблемой.

Следует еще заметить, что стремление сделать первое измерение возможно более точным заставляет исследователя использовать в качестве измеряющего материала частицы больших энергий, что неизбежно приводит и к большим искажениям исходного движения исследуемой частицы после первого измерения. Получается: чем выше точность первого измерения, тем ниже шансы у последующих. Это обстоятельство приводит к тому, в частности, что исследователи сталкиваются с невозможностью в требуемой степени точно зафиксировать траекторию движения микрочастицы. Здесь без второго акта измерения просто не обойтись: либо надо два раза измерить координату (с тем, чтобы провести отрезок), либо надо измерить сначала координату и потом импульс (с тем, чтобы провести вектор). Вот и получается, что точная фиксация траектории и ряда других вещей из жизни микромира, требующих измерения определенных наборов параметров микрочастиц, становится для нас, представителей макромира, принципиально невозможной. Данная проблема (фактически – проблема «последующего измерения») нашла отражение в «принципе неопределенности» Гейзенберга, однако интерпретируется она пока, к сожалению, на чисто абстрактно-схематическом, кинематическом уровне, без углубления в онтологические динамико-статические основы (в соответствии, впрочем, с общей позитивистской мировоззренческой платформой, довлеющей ныне в науке о микромире). Позитивисты в отношении данного вопроса просто пытаются свалить боль с больной головы на здоровую, навязать проблему субъективного плана объективной природе: мол, природа не допускает таких состояний, в которых вышеупомянутые наборы параметров принимают одновременно точное значение. Почему не допускает, что ей мешает – этот вопрос они оставляют открытым. Это «объяснение», если разобраться, ничуть не лучше таких ранее пройденных наукой, как «природа не терпит пустоты». Поэтому современную науку о микромире назвать физикой в полноценном смысле этого слова пока нельзя. Это пока всего лишь поверхностная кинематика микромира, ждущая своего Ньютона.

В ряду подобных проблем стоит назвать следующую: мы в принципе не можем узнать, что в данный момент происходит в отдаленных районах космоса, например, на другом конце нашей галактики. Дело в том, что для получения информации об этом мы должны исследовать след, оставляемый в наших органах чувств актом взаимодействия с прилетевшими оттуда частицами (фотонами, нейтрино и пр.). А частицы, как установлено наукой, не могут двигаться быстрее скорости света. Так что те частицы, которые могли бы нам «сообщить» об отдаленном событии, смогут прилететь к нам лишь через многие миллионы лет, когда нас самих уже не будет. Получается, что всё, что мы ныне наблюдаем в телескоп, произошло на самом деле давным-давно.

Таким образом, напрашивается вывод, что потенциал нашего познания мира природы как вширь, так и вглубь оказывается принципиально ограниченным.

Концепция бинарного взаимодействия

Как мы уже констатировали выше, вихревая форма детерминизма обеспечивает в природе элемент устойчивости, автономности существования и развития отдельных образований. На фундаментальной роли устойчивости в объективном мире мы уже останавливались.

В условиях внешнего активного или даже агрессивного окружения устойчивость приобретает смысл сопротивляемости внешним воздействиям. В неживой природе последняя проявляется в виде пассивной сопротивляемости, в живой же природе она имеет вид активного противодействия или избегания контакта.

Устойчивость может быть как статической, когда образование сохраняет свою структуру, форму, содержание, системную целостность, так и динамической, когда образование сохраняет параметры своего исходного движения-развития. В качестве примера последнего Петрушенко Л.А. [33, C.143] и Чусовитин А.Г. [14, С.78] вслед за великим физиком И.Ньютоном приводят инерцию – «стремление удерживать свое состояние», «простейший вид самодвижения материи» [в частно-локальном исполнении – Р.К.]. Подобно тому, как покой считают в физике частным случаем движения (движением с нулевой скоростью), Петрушенко вслед за цитировавшимся ранее Рубинштейном С.Л. предлагает трактовать сохранение как частный случай самодвижения [33, C146].

В термодинамическом аспекте вихревая форма детерминизма обеспечивает возникновение и существование негэнтропийного фактора во Вселенной, что, собственно говоря, и спасает Вселенную от термодинамической смерти, которую предрекали некоторые теоретики.

Стоит заметить, что определенная устойчивость характерна и для прилегающих к данному образованию областей окружающего мира. Особенно это характерно для живых организмов, обустраивающих свое жилое место и ареал своего обитания. Но в непревзойденной степени это характерно для человека, выделившегося из остального животного мира способностью активно трансформировать внешнюю среду под свои задачи и интересы. При этом человек образует расширенную систему с окультуренной частью прилегающего внешнего мира, и его взаимоотношения с включенными с эту систему внешними образованиями строятся по принципу прямой и обратной связи. Вообще-то наличие такого рода связи характерно и для неживой природы. Она реализуется в каждом случае, когда «контур связи образуется двумя потоками энергии, противодействие и взаимокомпенсация которых придают системе черты

самоуправляемого гомеостата» [34]. Но в случае человека она играет особую роль: воздействуя на предмет посредством прямой связи, этот преобразователь корректирует свои последующие действия посредством учета обратной связи. В итоге получается последовательная цепь уточняющих шагов-действий, приближающих человека-преобразователя к запланированному результату.

Обычная же, до этого абсолютизировавшаяся форма линейно-поступательного детерминизма ответственна за элемент взаимодействия, взаимосвязи, взаимозависимости между отдельными образованиями. В термодинамическом аспекте она обеспечивает наличие фактора энтропии, борьба которого с фактором негэнтропии составляет основу бурлящего термодинамического бытия нашего мира.

Выше, при выяснении своего отношения к свойству «отражения», мы подошли к пониманию необычайной важности категории «взаимодействие» в деле описания и интерпретации внешней составляющей частного бытия отдельных природных образований. Надо добавить, что это особенно важно в деле исследования процесса обеспечения жизнедеятельности организмов, процесса освоения человеком окружающей природы и процесса познания последней. К этим вещам мы постепенно подойдем, пока же наше внимание будет сконцентрировано на общих свойствах вступающих во взаимодействие образований.

В отличие от прежнего материализма, рассматривавшего категорию «взаимодействие» весьма размыто, лишь в контексте принципа «универсального взаимодействия», который предполагал, ввиду неделимости единой самоопределяющейся субстанции, приложимость данной категории лишь к ней самой, мы сконцентрируем свое внимание на элементарном представленном в природе случае – бинарном (между двумя) взаимодействии. Более сложные ситуации можно будет впоследствии исследовать с привлечением принципа суперпозиции и с переходом к методологии теории систем. Здесь мы рассмотрим несколько простейших случаев бинарных взаимоотношений, достаточно детально раскрывающих существо интересующей нас проблематики. Вот эти случаи:

1. Бинарное отношение между двумя отдельными образованиями. Здесь, в частности, вскрываются аспекты взаимоотношений человека и какого-либо предмета в его окружении, межличностных взаимоотношений;
2. Бинарное отношение между отдельным образованием и целостным комплексом-системой образований. Здесь кроется ключ к адекватному выявлению нюансов взаимоотношений таких сущностей, как человек и включающая его система образований близлежащего внешнего мира, индивидуум и социум. Если затем принять во внимание весь суммарный комплекс взаимоотношений индивидуума со всеми актуальными для него различными системными социальными общностями, получим возможность адекватно отразить все богатство оттенков жизни индивидуума в реальном социальном окружении;
3. Бинарное отношение между целостными комплексами-системами образований.

Рубинштейн С.Л. справедливо отмечал: «Эффект всякого внешнего воздействия зависит не только от тела, от которого это воздействие исходит, но и от того тела, которое этому воздействию подвергается» [21, С.10]. Чтобы лучше осмыслить существо данной ситуации, в целях его наглядного образного представления полезно обратиться к такому средству аппарата научной логики, как диаграммы Венна. Ниже приведена серия таких диаграмм, иллюстрирующих акт взаимодействия двух образований.

На Рис.1 кругами изображены два образования А и В: 1) до акта взаимодействия; 2) во время акта взаимодействия; 3) после акта взаимодействия.

Здесь показано, что в акт непосредственного взаимодействия вступают фактически не целиком А и В, а их определенные обращенные друг к другу области, которые во время акта взаимодействия вместе образуют зону контакта С. После акта взаимодействия в каждом из образований остается след контакта (а и в).

Из диаграммы явно вырисовываются несколько важных моментов, характеризующих ситуацию взаимодействия.

Во-первых, образования взаимодействуют лишь через посредство особой зоны контакта, в которой, собственно, и происходит основной обмен взаимными влияниями. Эта зона должна стать объектом пристального внимания для философов, поскольку от ее особых свойств-качеств во многом зависит сам итог-эффект взаимодействия. Например, если в качестве образований выступают движущиеся бильярдные шары, то от выбора точки их соприкосновения весьма существенно зависят направление и скорость их дальнейшего (после удара) движения. Если это человек и объект познания, важен учет соотношения исследуемых свойств объекта и соответствующих возможностей контактирующих с ним органов чувств человека. Если в указанном качестве выступают два человека, то для оценки степени согласованности их действий важен учет их потенциальных возможностей по эффективному обмену информацией, в частности, возможностей языка их общения.

Во-вторых, след, остающийся в каждом образовании после акта взаимодействия, нельзя признать результатом одностороннего воздействия одного образования на другое. Это вовсе не след внешнего тела, а именно след акта взаимодействия, и в его формировании принимают участие обе стороны. Таким образом, у любого следа есть субъективное и объективное содержание, внутренний и внешний компоненты. Вычленить в следе чисто внутреннее или чисто внешнее содержание невозможно. Об их присутствии можно только догадываться и выносить косвенные суждения. В связи с этим сразу становится очевидной некорректность «теории отражения», фактически абсолютизирующей объективное содержание следа.

Если шлепать молотком по нескольким предметам из разного материала, следы-вмятины получаются тоже разными: здесь играют роль отличия в свойствах материалов. Однако в массе этих вмятин можно угадать наличие чего-то для них всех общего, инвариантного. Это как раз и будет некое объективное содержание следа, имеющее отношение к объективным свойствам-качествам нашего молотка (в общем случае – образования, провоцирующего акт взаимодействия и возникновение в его итоге данного следа). Выявить в чистом виде, повторяем, это объективное содержание нельзя, но можно, обобщив совокупность разных следов, составить себе приближенное косвенное представление об этом. Сопоставляя следы разных предметов, оставляемых в одном и том же материале, можно так же косвенно проводить сравнительный анализ объективных свойств этих предметов.

След, по своей природе, есть неотъемлемая внутренняя часть претерпевающего тела. Поэтому имеются основания говорить о внутренней для претерпевающего тела (субъективной) природе (содержании) следа. Однако, с другой стороны, факт рождения следа и его форма спровоцированы присутствием в акте взаимодействия внешнего предмета. Участие в акте взаимодействия внешнего предмета с иными свойствами ведет к тому, что в итоговом следе появляется элемент качественной новизны. Таким образом, имеет место механизм переноса ряда качеств с одного тела на другое в результате обменного характера взаимодействия. В общем же случае взаимодействие может сопровождаться обменом и переносом вещества, поля, энергии, импульса, формы, информации, что обеспечивает появление в следе элементов как качественной, так и количественной новизны.

Соотношение масштабов А и а является характеристикой устойчивости-изменчивости частного бытия данного образования. Чем меньшее место в А занимает а, тем образование устойчивее, инертнее, менее подвержено внешнему влиянию, более ориентировано на внутренние имманентные механизмы развития-движения.

Если образование А вступило в контакт с другим образованием В (например, измерительным прибором) лишь своей областью а, то выносить суждения по результатам косвенного анализа следа в можно лишь об этой области а, а не обо всем А, которое в данном контакте многими другими своими областями не участвовало, а потому и не проявило их, в целом оставшись для В (измерительного прибора и исследовательской системы) неизведанным. В связи с этим, в частности, придется во многом соглашаться с Кантом, достаточно глубоко изучившим данную ситуацию применительно к человеческому познанию. А его учение о «вещи в себе» и «феномене» имеются основания расширить с ситуации познания на общий случай ситуации взаимодействия любых образований, когда последние, по выше цитировавшемуся выражению Рубинштейна, «рефлектируются» или «являются» друг другу своими отдельными областями.

Если в качестве А выступает живой организм, то под В можно подразумевать не только любое образование, попавшее в поле жизнедеятельности организма, но и полную совокупность всех образований, составляющих его актуальное внешнее окружение. В этом случае совокупность всех следов в можно трактовать, как характеристику среды обитания данного организма. Если же в той же ситуации рассматривать полную совокупность следов а от взаимодействий с актуальным внешним окружением, то ее можно трактовать как след суммарного воздействия среды, как связь организма со средой обитания, а также как исходную базу для выработки арсенала приспособительных средств-качеств организма. В случае, когда таким живым организмом является человек, появляются основания вести речь об окультуренной среде его обитания и базе для окультуривания самого человека, а также базе для его познания. Следует подчеркнуть, что познание базируется именно на исследовании совокупности следов от взаимодействий с образованиями, слагающими среду обитания человека. Здесь важно уяснить, что прежде чем новое образование (или новая сторона уже известного образования) становится объектом познания, человеком принимается решение рассмотреть возможность включения его в состав среды своего обитания. Познание рассматривается в этой связи не как нечто отдельное и независимое, а как составной компонент процесса освоения человеком актуальной части окружающего мира. При этом оно утрачивает приписываемые ему прежним материализмом произвол и беззаботность, становится компонентом системы.

Данная трактовка приводит к подтверждаемому практикой выводу, что на деле познание достаточно строго ограничено рамками задачи освоения, имеет поэтому тот же вектор развития и те же прагматические человеческие цели. Таким образом, ответственной за осуществление познания части разума отводится при такой постановке проблемы вполне заслуженное конкретное место в структуре человеческого бытия: не во главе его, не в стороне от него, а в недрах механизма освоения новых областей среды обитания. Но подробнее об этом мы будем говорить в следующих наших работах, когда остановимся на том, что позитивного привносит концепция расширенного детерминизма в представления о живом организме, человеке, социуме и механизме познания.

Литература

1. Калмыков Р.Б. О содержании человеческого переживания./ Вестник научно-промышленного общества. Москва, изд-во АЛЕВ-В, 2002, Выпуск 4, С.100-128, см. также в Интернете №№ 6804, 3986, 3987 в библиотеке Ихтика http://ihtik.lib.ru/philosarticles_21dec2006/.
2. Акулов В.Л. Диалектический материализм как система (опыт теоретического анализа). Минск, 1986.
3. Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М.1980.
4. Ф.Бэкон. Соч. в 2-х т. 2-е изд. М.Т.2, 1978, С.21.
5. Ойзерман Т.И. Формирование философии марксизма. М.1974, С.295.
6. Ильенков Э.В. Субстанция./Философская энциклопедия. Т.5,М.,1970,С.152.
7. Платон. Соч., Т.3, Ч.1, М.1971, С.500.
8. Аристотель. Соч., Т.1,М.1976,С.72.
9. Гегель. Соч., Т.1, М-Л.1929,С.255.
10. Ленин В.И. Философские тетради. Полн.собр.соч.Т.29.
11. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм. Полн.собр.соч.Т.18.
12. Соловьев В.С. Чтения о богочеловечестве./ Сочинения в 2-х т.М., 1989,Т.2,С.32.
13. Алексеев Б.Т. Философские проблемы формализации знания. Л.1981,С.16.
14. Чусовитин А.Г. Диалектика взаимодействия и отражения. Новосибирск. 1985.
15. Декарт Р. Избранные произведения. М.1950, С.110.
16. Спенсер Г. Соч.Т.5,СПб.1899,С.2-3.
17. Калмыков Р.Б. Между субъективизмом и объективизмом: в поисках «золотой середины»./Философские исследования. М.1994,№2,С.277-283.
18. Бунге М. Причинность. Место принципа причинности в современной науке. М.1962.
19. Г.Греневский. Кибернетика без математики. (Пер. с польск.). М.1964,С.22-23.
20. Павлов Т. Теория отражения. М.1936, С.614
21. Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. О месте психического во всеобщей взаимосвязи явлений материального мира. М.1957.
22. Украинцев Б.С. Проблема активности отображения./Вопросы философии. 1972,№11.
23. Тугаринов В.П. Философия сознания. М.1971.
24. Тюхтин В.С. Отражение, системы, кибернетика. М.1972.
25. Афанасьев В.Г. Социальная информация и управление обществом. М.1975, С.27.
26. Айдинян Р.М. Система понятий и принципов гносеологии. Л.1991.
27. Тюхтин В.С.Клеточка отражения и отражение как свойство материи./Вопросы философии. 1964,№2,С.29-30.
28. Рубинштейн С.Л. Человек и мир./Вопросы философии. 1969,№8,С.133.
29. Украинцев Б.С. Отображение в неживой природе. М.1969.
30. Урсул А.Д. Отражение и информация. М.1973,С.18.
31. Петрушенко Л.А. Единство системности, организованности и самодвижения. М.1975,С.31.
32. Губанов Н.И. Чувственное отражение. М.1986,С.128.
33. Петрушенко Л.А. Самодвижение материи в свете кибернетики. М.1971.
34. Щербаков А.С. Самоорганизация материи в неживой природе. Изд. МГУ.1990,С.10-11.