Философия архитектуры – бытие в системе пространства

1. Бытие пространства в архитектуре. Художественная форма и математическая реальность.

Философия архитектуры – возможность взглянуть иначе на окружающие нас очертания домов, композиции улиц и планы городов. Возможность абстрагироваться от привычного восприятия зданий как помещений для проживания. Посмотреть на сооружения не только с точки зрения утилитарной пользы, а, приняв во внимание эстетическую составляющую зодчества, проследить мировоззренческие предпосылки возникновения того или иного архитектурного стиля. Иными словами, обратить внимание на существование художественной формы архитектуры. Проследить закономерности ее бытия как в пространственной среде, так и в сфере символических отношений.

Я апеллирую к  понятию “бытия” в широком смысле этого слова. Бытие – одна из главных категорий философского мышления. Предметом онтологии, составляющей центральное ядро философских учений, начиная с античности, было именно бытие. Вместе с тем, и восприятие архитектуры  в качестве художественной формы приходит в античную пору. Именно греческие мыслители начинают мыслить зодчество как искусство.

Конечно, в новой философии, особенно с XVIII века под влиянием скептицизма Юма и трансцендентализма Канта понятие бытия вытесняется на периферию философской мысли. И в системе Фихте, и в системе Гегеля бытию как таковому отводится весьма скромное место. “Чистое бытие, – писал Гегель, – есть чистая абстракция и, следовательно, абсолютно-отрицательное, которое, взятое так же непосредственно, есть ничто” [1]. Еще более емкая фраза: “Для мысли не может быть ничего более малозначащего по своему содержанию, чем бытие” [2]. “Под влиянием Гегеля и немецкого идеализма в целом, позднее – к концу XIX – началу XX века, неокантианства и неопозитивизма, устранивших онтологию, как предмет философского познания, понятие бытия почти совсем выпало из поля зрения философов” [3]. Однако в 20-30-е годы XX века вместе с реакцией на гносеологизм и методологизм неокантианских и позитивистских школ, а так же критикой субъективизма  немецкой идеалистической философии, возникает тенденция возврата к проблемам онтологии. Еще в конце XIX столетия у Франца Брентано, а затем у его ученика Эдмунда Гуссерля мы обнаруживаем именно ту тенденцию, которая затем получает более полное развитие в творчестве Макса Шелера, Николая Гартмана, Мартина Хайдеггера и других. “Тем не менее, “онтологический нигилизм” и в конце  века характеризует основное умонастроение философии. Его питательную почву составляет утопический активизм индустриально-технической цивилизации в двух его вариантах – социального революционаризма и технократической воли к переустройству человеком не только Земли, но и всего космоса, переустройству, угрожающему уничтожением всего живого” [4].

Однако, стоит заметить, что ни одна из перечисленных фаз не характеризуется полным отсутствием интереса к размышлениям о бытии. Если философы отходят от чистой онтологической спекуляции, они все равно не упускают из вида категории, составляющие суть науки о бытии. Проблема сущности и статуса пространства, как одной из этих категорий, пожалуй, всегда остается в зоне актуальности философского мышления. Одной из задач этой своей кандидатской работы я вижу рассмотрение понятия пространства в зависимости от развития философской картины мира. Через призму этой проблемы я исследую онтологические основания художественной формы в архитектуре.

Не стоит забывать, что архитектура это одновременно и техническая наука и художественное творчество. А потому и понятие пространства, без которого не мыслим разговор о зодчестве, стоит вести в двух направлениях. Пространство в математике – это “логически мыслимая форма (или структура), служащая средой, в которой осуществляются другие формы и те или иные конструкции. Например, в элементарной геометрии плоскость или пространство служат средой, где строятся разнообразные фигуры. В большинстве случаев в пространстве фиксируются отношения, сходные по формальным свойствам с обычными пространственными отношениями (расстояние между точками, равенство фигур и др.), так что о таких пространствах можно сказать, что они представляют логически мыслимые пространственно-подобные формы.” [5] Исторически первым и важнейшим математическим пространством является евклидово трехмерное. Если так можно выразиться, оно представляет собой приближенный абстрактный образ реального пространства. Собственно, именно о нем стоит вести речь, исследуя закономерности бытия архитектуры.

Общее понятие пространства в математике сложилось в результате постепенного, все более широкого обобщения и видоизменения понятий геометрии евклидова пространства. Понятия пространства, отличные от концепции Евклида, появились в первой половине 19 века. Это были пространство Лобачевского и евклидово пространство любого числа измерений. Общее понятие о математическом пространстве было выдвинуто в 1854 Б. Риманом. Со временем оно обобщалось, уточнялось и конкретизировалось в разных направлениях. Таковы, например, векторное пространство, гильбертово пространство, функциональное пространство, топологическое пространство.

В современной математике пространство определяют как “множество каких-либо объектов, которые называются его точками. Ими могут быть геометрические фигуры, функции, состояния физической системы и т.д. Рассматривая их множество как пространство, отвлекаются от всяких их свойств и учитывают только те свойства их совокупности, которые определяются принятыми во внимание или введенными по определению отношениями. Эти отношения между точками и теми или иными фигурами, то есть множествами точек, определяют “геометрию” пространства.” [6]. Действие этого принципа как нельзя лучше иллюстрирует картина пространственных отношений в архитектуре. Строительные, функциональные элементы, несущие конструкции и декоративные детали здания – все вместе они формируют некое композиционное пространство. Все составляющие архитектурного произведения оказываются вовлеченными в своеобразные отношения, которые в равной степени определяются как строгим техническим расчетом, так и соответствием некому идеологическому принципу. Помимо физико-математических выкладок, в системе архитектуры действуют эстетические правила. При  том именно они определяют техническую сторону зодчества. В архитектуре философская составляющая становится принципиальной компонентой существования математического пространства. Исходя из этого, определим, какое место категория пространства занимает в системе онтологии.

Согласно “Малому энциклопедическому словарю” Броггауза и Ефрона, выпущенному в 1910 году, пространство, как философское понятие есть “необходимая форма, в которой располагаются все наши ощущения; оно всегда связано с ощущениями и не отделимо от них не только в восприятии, но и в представлениях. Следовательно, пространство – неизбежная форма сознания, возникающая одновременно с ним, почему и невозможны ни эмпирическое объяснение его происхождения, ни определение его сущности. Исследованию подлежат лишь наши представления о пространстве, их психологический состав и возникновение. Вопрос о сущности самого пространства отдельными философами решается различно; наибольшим распространением пользуются учение критической философии, по которому пространство, как мы его воспринимаем в опыте, есть наше представление, то есть вполне субъективно; оно не воспринимается извне, а налагается самим познающим субъектом на весь материал чувственного восприятия” [7]. С данным определением нельзя не согласиться. Попытки мыслителей различных эпох объяснить сущность этого явления и предпосылки его возникновения сводятся к изложению свойственной тому или иному времени системы взглядов, мировоззрения. В большей степени понимание категории пространства зависит от онтологических представлений эпохи, от трактовки категории бытия, что, собственно, вполне объяснимо: учение о пространстве, как уже было заявлено автором, – одна из главных составляющих онтологии.

Представления о пространстве – одни из самых консервативных, инертных представлений в философской науке, но вместе с тем они наиболее отчетливо выражают характер развития всей философии в целом и представлений о бытии в частности. В отличие от других философских категорий, эволюция взглядов на пространство кажется значительно богаче гипотезами, вариантами интерпретаций и дискуссиями, ведущимися вокруг нее.

Такая ситуация определяется, прежде всего особой ролью пространства в структуре мира: ” это та арена, на которой развертываются все события мирового действа и одновременно, как стало понятно только недавно, само пространство есть непосредственный участник этого действа, определяющий его ход. Кажущаяся очевидность истинности представлений о пространстве как вместилище всех вещей и событий длительное время затрудняла развитие учений о пространстве. Но со становлением современной науки, с эволюцией философских учений о пространстве проблем стало появляться больше, и появляются они быстрее, чем мы успеваем их решать” [8] Таким образом, возникает необходимость пересмотреть, казалось бы, устоявшиеся взгляды на те или иные проблемы, связанные с интерпретациями пространства.

Существует устоявшееся мнение, что в истории научного познания можно выделить лишь два представления о физическом пространстве. Одно из них – представление об абсолютном пространстве, другое – об относительном, или релятивистском. По мнению американского физика 20 столетия Роберта Дикке, согласно первому представлению “физическое пространство обладает самостоятельной структурой. С древних времен и до ХХ века это обычно понимали так, что пространство заполнено некоторого рода средой” [9]. К числу сторонников такой точки зрения Дикке причисляет, в частности, Декарта и Ньютона. Автором второго представления о пространстве он полагает Джорджа Беркли, предвосхитившего идею относительности, позднее независимо сформулированную Махом и получившую известность как принцип Маха. Согласно этому представлению, в физическом пространстве имеют смысл лишь те понятия, в которых положение одного объекта соотносится с положением другого объекта. Но если любое положение относительно, то относительно и любое движение, а пространство может обладать только такими свойствами, которые обусловлены наличием в нем материи.

Однако, на наш взгляд, Дикке существенно упрощает ситуацию, сужая тем самым проблемное поле исследований структуры и свойств физического пространства, сводя его преимущественно к проблеме распределения масс во Вселенной. Можно признать такой подход и согласиться с тем, что он обусловлен задачами, которые Дикке ставит перед собой. Но сведение представлений о пространстве только к двум и фактическое отождествление при этом представлений Декарта и Ньютона не только неверны содержательно и с точки зрения истории физики и философии, но и ограничены методологически. Последнее проявляется в том, что такой подход приводит к методологическому требованию, согласно которому исследование структуры пространства сводится к решению проблемы роли вещества и поля в формировании геометрии физического пространства. На самом же деле, и это очевидно, ситуация куда как сложнее и в методологическом, и в кон­кретно-научном плане, что можно заметить даже при беглом экскурсе в историю развития представлений о физическом пространстве.

2. Пространство с точки зрения реляционистов.

Размышления о пространстве, претендующие на научность, впервые появляются в античности. Мысли о том, что представляет собой данное понятие и каков его онтологический статус, были представлены философами элейской школы. Собственно говоря, дискуссии на тему бытия, впервые находим тоже именно у них. Понятие бытия предстает у элеатов в “теоретически рефлектированной форме” [10], но оно составляет центр всего философского учения данной школы. Бытие есть, а небытия нет – провозглашает Парменид. Самое интересное, что основным критерием бытийности у мыслителя выступает именно пространство. С точки зрения Парменида, “все, о чем можно мыслить, разделяется на “бытие” и “небытие”. Бытие – пространственно, протяженно, небытие лишено пространственности и протяженности, оно не существует. <…> Бытие “в себе” пространственно, но оно вечно и неподвижно. Пространство, таким образом, рассматривается, как нечто объективное, но вместе с тем, оно лишено самостоятельного существования” [11]. Иными словами, пространство не мыслится представителями элейской школы без бытия, собственно, как и мысль о бытии не возникает у них без апелляции к понятию пространства. Пространство для элеатов – категория исключительно онтологическая.

Не будет ошибкой, если мы скажем, что размышления о пространстве не выходят за сферу онтологии на протяжении всей античной формации. Безусловно, идет пересмотр самого понятия пространства, но остается неизменной его взаимосвязь с категорией бытия. Так “переосмыслив тезис элеатов о том, что бытие едино, Левкипп и Демокрит объявляют бытием атомы, а небытием пустоту” [12]. Но атомы существуют не просто так. Они даны в “разделяющей их пустоте” [13], то есть в неком пространстве.

“Интерпретацию пространства как “пустоты”, тезис о невозможности движения без пространства, понимаемого, как пустота, многие философы и натурфилософы в течение последующих столетий воспринимали как необходимое и вполне естественное допущение” [14]. Последнее из таких четко сфорулировал Тит Лукреций Кар в своей поэме “О природе вещей”: “Если ж пространство иль место, что мы пустотой называем, не было б вовсе, тела не могли бы нигде находиться и не могли б никуда двигаться так же различно” [15].

Противоположный подход к решению проблемы обоснования возможности движения и, соответственно, к онтологической интерпретации категории пространства, был развит в учении Анаксагора. Он одним из первых предпринял попытку сформулировать те физические принципы, на основании которых можно было бы дать объяснения наблюдаемым явлениям. “Для него пространство – это пространственное бытие, тела, обладающее протяженностью. Пространство у Анаксагора оказывается неотделимым от особого рода “стихии” (материальной субстанции), которая везде проникает и все объемлет” [16]. Пространство для философа – не пустота. Оно есть причина материальной субстанции.

Интересный подход в своем творчестве демонстрирует Аристотель. Понятие пространства он анализирует через понятие места. Последнее же он определяет как то, что охвачено подвижной границей объемлющего тела: “Тело, снаружи которого находится какое-либо другое объемлющее его тело, находится в некотором месте. Тело, у которого этого нет – не находится” [17]. Таким образом, мы видим, что Аристотель придерживался концепции, впоследствии получившей название “реляционной”, при которой категория пространства интерпретировалась через понятия о взаимном расположении тел. Таким образом, он как бы расширяет границы узкого взгляда на проблему пространства. Понятие места он связывает с представлениями о двух телах, одно и которых (“объемлющее”) является необходимым условием для второго (“объемлимого”). Таким образом, определяя сущность места, пространства, Аристотель отвечает не только на вопрос “Существуют ли вещи?”. Он пытается ответить на вопрос “Как они существуют?”, “Относительно чего они существуют?”.

Реляционная концепция пространства была доминирующей в эпоху античности. Пространство мыслилось неотъемлемым компонентом идеи космоса – представления о Мире, как об упорядоченной и целостной структуре. Подобные взгляды особым образом выразились в философии Евклида. Переосмыслив реляционную концепцию пространства, он делает выводы о непрерывности неограниченности и трехмерности пространства. Для него “пространство – это то, что состоит из точек, прямых, плоскостей, геометрических фигур и геометрических тел. В пространстве самом по себе отсутствует какая-либо структура, какая-либо неэквивалентность различных точек ли различных направлений; свойства фигуры не изменяются, как бы мы не перемещали данную фигуру  пространстве” [18]. Таким образом, Евклид выводит понятие пространства из узко теоретических рамок. Пространство становится реально измеримым, а, следовательно, появляется попытка осмысления его искусственного конструирования. Пространство для греков становится реальным местом, средой жизни и существования. Научное познание было направлено в равной степени как на то, “чтобы постигнуть устройство всей природы, чтобы рациональным путем объяснить и понять ее во всей целостности, и на то, как провести тоннель, как правильно разделить землю на равные участки” [19]. Пространство есть не только способ существования бытия в чистом виде, но и бытия каждого отдельного индивида, бытия окружающих его предметов.

3. Пространство сотворенное.

Понятие бытия, как оно рассматривалось в  древнегреческой философии, оказало существенное влияние на средневековое мышление, в прочем, как и на мышление последующих эпох. Однако в Средние века, понимание бытия определялось не только античной философией, но и христианским откровением, восходившим к иной культурной традиции. В Ветхом и Новом Заветах совершеннейшее сущее – Бог, которые есть беспредельное всемогущество. Все философские категории интерпретируются исключительно через призму этого утверждения. Пространство больше не мыслится философами как первопричина существования всякой вещи. Бог есть причина всего. И пространства в первую очередь. Однако изучаемая автором категория не сдает лидирующих позиций  в структуре онтологических представлений. Пространство есть то, что в первую очередь сотворил Бог, созидая видимый мир: “После сотворения неба – невидимого, ангельского мира, Бог сотворил из ничего, одним Своим Словом, землю, то есть вещество (материю), из которого постепенно создал весь наш видимый, вещественный (материальный) мир: видимое небо, землю и все, что на них” [20]. Такие строки читаем мы еще до описания семи дней творения. Свет, воду, светила Бог создаст потом. Вначале он создает условие для возможности их существования. Этим условием и является пространство.

И все-таки, философское осмысление категории пространства в эпоху средневековья заключалось в попытке согласовать представления, вытекающие из христианского мировоззрения и идеи античных философов. При том, необходимо заметить, что Средневековье, как и Античность рождает два подхода к понятию. Один из них представляет собою “теоретическое осмысление пространства на уровне теоретической рефлексии” [21], другой же – обыденное понимание данной категории, которое “складывается в непосредственной зависимости от социально-практической деятельности и определения социально-регулятивной функции” [22]. Господствующие в Средневековье феодальные общественные отношения жестко закрепили индивидов за определенным местом. Деятельность человека обычно протекала в рамках узкого пространственного горизонта, центром которого были деревня или город. Поэтому, в качестве пространственной схемы (модели), которая выступает средством ориентации в мире, принимается пространство, стянутое к единому центру. Подобно тому, как во Вселенной имеется центр, в то время мыслимый исключительно как Земля, так и на земле имеется центр, которым руководствуется человек, в своей пространственной ориентации.

Мыслители средневековья на первых порах теологии приняли мысль о конечности пространства, но в дальнейшем они приходят к выводу, “что пространственная конечность мира  как-то умаляет всемогущество Бога, ибо зачем Всемогущему творить ничтожное и конечное, если в его силах создать бесконечное” [23]. Значительную роль в дальнейшей замене концепции геоцентрического космоса на концепцию бесконечного мира сыграла мысль о пустом пространстве, заимствованная философами средних веков из античных трудов. Кстати, идеи пустого пространства в какой-то степени стали и прародителями идей Исаака Ньютона о пространстве абсолютном.

Одним из источников теологии является учение Блаженного Августина. В своем стремлении защищать чистоту христианкой веры от многочисленных искажений, он опирался не только на Священное писание, но, и как греческие отцы церкви, на античную философию. Прежде всего – на неоплатоников. В теологии Августина мы можем проследить спекуляцию понятиями греческой онтологии – бытие и сущность. Кроме того, вместе с идеей Божественного Всемогущества, благодаря философским склонностям Августина, в христианскую мысль входит идея бесконечности.Правда, заимствовав данное понятие у предыдущей эпохи, Августин совершенно иначе интерпретирует его. Созданный Богом мир – Земля, небо и все населяющие их существа – представляются Августину очень большим, но не безграничным. “Это “нечто” я представил себе огромным… и всюду ограниченным. Ты же, Господи, со всех сторон окружал и проникал его, оставаясь во всех отношениях бесконечным” [24]. Бесконечность, беспредельность (качества относящиеся к категории пространства) таким образом, оказываются важнейшим атрибутом Бога.

Многие “средневековые мыслители Европы рассматривали ряд концепций пространства, пытаясь согласовать аристотелевское представление о пространстве как месте и концепцию пространства-пустоты Демокрита” [25]. Такую же тенденцию можно проследить в арабо-язычной философии исследуемого периода. По существу арабо-язычные учения остаются на уровне аристотелевского понимания пространства как места, последнее же рассматривается как поверхность. Так Аль-Кинди пишет: “Место представляет собой не тело, а поверхность вне тела, которая объемлется местом. Если простая  материя имеет длину, ширину, глубину, то она называется телом, если же предположить материю имеющей длину и ширину без глубины, то в этом случае она будет называться поверхностью. Место же принадлежит не к той материи, которая имеет длину, ширину и глубину, а к той, которая имеет длину, ширину без глубины” [26].

Ограниченность знаний Средневековья о Земле и  вселенной жестко детерминировала понимание пространства как поверхности, как места. Это понимание пространства, в частности, диктовалось и развитием геометрии, науке о необъемных объектах, фигурах, находящихся в ограниченном пространстве. Эпоха Возрождения, пересмотрев онтологические постулаты Средневековья, провозглашает человека центром всего и отождествляет божественное начало с природной средой. Со сменой понимания бытия, меняется и интерпретация категории пространства. Средневековая точка зрения относительно сути этого понятия ниспровергается открытием факта шарообразности Земли. Однако поворот к научной картине мира был осуществлен отнюдь не на заре Ренессанса. Пройдет ни один год, прежде чем Коперник заявит: “Все-таки она вертится”.

Находясь под влиянием философии ранних эпох и строя большую часть своего учения на опровержении средневековых тезисов, Николай Кузанский утверждает бесконечность Вселенной и заявляет, что все ее части находятся во взаимодействии друг  другом. Эти слова, бесспорно, явились предпосылкой дальнейшего изучения астрономии, но вместе с этими утверждениями Кузанский настаивает на том, что Бог торазвертывается в мир, то мир свертывается в божественный абсолют (курсив мой – К.Р.). Отождествляя понятия “Бог” и “Мир”, Кузанский тем самым делает категорию пространства причастной к сфере сакрального.

Не опровергая существование Бога и его причастности к сотворению Вселенной, Коперник и Бруно все-таки выводят категорию пространства из сферы теологии. Бруно придает философское звучание идеям Коперника. Он делает вывод, что Вселенная, космос лишены каких-либо границ. Миры бесчисленны, пространство бесконечно: “Я настаиваю на бесконечном пространстве, и сама природа имеет бесконечное пространство не вследствие достоинства своих измерений или телесного объема, но вследствие достоинства самой природы и видов тел” [27].

4. Категория материи в рамках размышлений о пространстве.

Возрождение создало предпосылки для развития научной картины мира. Однако, несмотря ни на что, Новое время характеризуется двумя типами концепций, которые, как и в античности, имеют названия реляционной и субстанциальной. “Доминирующее положение занимала субстанциальная концепция. Это объясняется в первую очередь тем, что она отвечала духу механики. Объектом механики является движение материальной точки. Это движение представляет собой такое перемещение тела, которое происходит в пространстве и во времени, то есть пространстве и времени, существующих сами по себе, независимо от Божественных правил” [28]. Определения категории пространства, выдвигаемые философами Нового времени, все же претендуют на статус  теоретической рефлексии на научные открытия. Так, исходя из такого мировоззрения, пишет Томас Гоббс: “Никто не считает пространство чем-то фактически заполненным, но каждый считает его лишь чем-то, что может быть заполнено” [29], или “То же самое пространство заключает в  себя то одно, то другое тело” [30]. Такой же концепции придерживается и Джон Локк. С его точки зрения, покидаемое телом пространство “дает нам идею чистого пространства без плотности, в  которое другое тело может войти без всякого сопротивления” [31]. Таким образом, становится понятным, что главный аргумент субстанциалистов заключается в том, что движение доказывает существование отличного от движущегося тела пространства. Противоположный же взгляд Нового времени на проблему пространства представляют реляционисты, рассматривающие исследуемую автором категорию как протяженность тел и отрицающие идею пустого пространства, то есть, по существу, отождествляющие пространство и материю. Одним из первых этот подход развил Рене Декарт: “Все пространства, которые обычно считаются пустыми и в которых не чувствуется ничего, кроме воздуха, на самом деле так же наполнены, при том той же самой материей, как и те пространства, где мы чувствуем другие тела” [32]. Находим у Декарта и еще не менее любопытную цитату: “Я рассматриваю протяженность и свойство занимать пространство не как акциденцию, а как истинную форму и сущность” [33]. Подобные мысли может лицезреть и у Лейбница: “считаю пространство, как и время, чем-то относительным: пространство  – порядком существований, а время – порядком последовательностей. Ибо пространство, с точки зрения возможности, означает порядок одновременных вещей, поскольку они существуют совместно, не касаясь специфического способа бытия” [34]. Лейбниц отмечал, что абсолютность пространства противоречит положению, согласно которому “пространство – свойство вещей” [35].

Не одобрял идею абсолютного пространства, считая ее самой слабой стороной теории Ньютона, и Толанд. Он пытается доказать, что пространство – “лишь отвлеченное понятие… или отношение одной вещи к другим, находящимся от нее на некотором расстоянии безотносительно к тому, что лежит между ними, причем они все существуют одновременно” [36]. В реляционной концепции пространство становится свойством тел. Но само образуется телами. Для философов-реляционистов нет пустого пространства. Пространство отождествлено с материей, и оно непрерывно.

Философские взгляды на понятие пространства в Новое время не совпадают с естественнонаучными. Они универсальнее и представляют собой анализ существующих естественнонаучных концепций с помощью таких категорий, как “движение”, “покой”, “непрерывное”, “абсолютное” и “относительное”. Мыслители анализируют все возможные естественно-научные варианты, модели пространства, исходя из некоторых общих принципов, почерпнутых из истории культуры и социальной практики. При том, реляционная и субстанциальная концепции пространства опирались фактически на логические аргументы. Их можно назвать “логико-онтологическими” моделями. Однако, кроме этих моделей,  философии Нового времени “развивается концепция, которую можно назвать гносеологической. К ней можно отнести английских эмпириков. В их анализе происхождения категории пространства прослеживается попытка связать, объяснить те или иные его свойства с идеей познающего субъекта. Таким образом, проблема пространства оказывается втянутой в субъектно-объектные отношения. Поскольку в качестве субъекта в Новое время берется отдельный индивид в отрыве от общества и социальной практики, то сама проблема приобретала форму: “как возникают идеи пространства в сознании индивида?” [37].

Так Локк отличал плотность (материю, тело) от пространства (протяженности) на том основании, что они по-разному даны нашей чувственности: “Идею плотности мы получаем на основании осязания сопротивления, которое оказывают тела. Эта идея отличается от чистого пространства, которое не способно к сопротивлению” [38]. Философ разделяет ньютоновскую концепцию пространства как вместилище тел, но обосновывает ее на основе чувственных данных.

Отрицание абсолютного пространства находим в трудах Беркли. Абсолютное пространство для него не ощущаемо, а лишь умозрительно. “Философское рассмотрение движения не подразумевает существования абсолютного пространства, отличного от воспринимаемого в ощущении и относящегося к телам” [39].

5. Существование и познание пространства.

Промежуточное положение между взглядами реляционистов и субстанциалистов занимала концепция атомарности протяженности. Подобный подход к исследуемой проблеме демонстрирует Юм. Он замечает, что “идею пространства мы получаем из расположения видимых и осязаемых объектов” [40]. Для него “невозможно представить пустое пространство, или протяжение без материи”[41], которая постигается благодаря познавательной деятельности субъекта. Можно без сомнений заявить, что Юм дал базис для рассуждений Иммануила Канта, провозгласившего примат гносеологического знания над онтологическим. Его высказывание: “Уму никогда не дано реально ничего, кроме его восприятий или идей и впечатлений. Мы не можем представить себе что-то или образовать идею чего-то, специфически отличного от идей и впечатлений” [42] спровоцировало ряд открытий в эпоху Немецкой классики, речь о которых пойдет далее.

Итак, как мы видим, эпоха Нового времени продемонстрировала нам разделение представлений о пространстве на онтологическую и гносеологическую. Однако, даже рассматривая последнюю, мы находим в ней отголоски соотношения “бытие-пространство”. В средние века, в эпоху Возрождения, в Новое время категория пространства не перестает доминировать в сфере онтологических представлений. Пространство остается основополагающим понятием размышлений о бытии, правда каждое время дает нам свою трактовку этой проблемы.

Наиболее полную и развернутую концепцию пространства находим в период классической немецкой философии. Рассматривая эту категорию, философы не только критикуют мысли предшественников, но и выдвигают собственные глубокие идеи на этот счет. Впервые в немецкой классике изоморфный характер пространства находит свое осмысление и оформление в философских работах. Понимание пространства как искусственного конструирования среды обитания (рассмотренное нами применительно к средневековой мысли) становится теперь не только обыденной точкой зрения на данное понятие. Изучая рассуждения о феномене пространства в трудах немецких классиков, мы найдем тут концепцию не только пространства самого по себе, пространства как такового, пространства в себе, нам откроется пространство в его реалиях – пространство данное в опыте, пространство жизни.

Материализм XVII-XVIII вв. при всей его прогрессивной исторической роли отличался тем недостатком, что рассматривал мир метафизически. В конце XVIII – начале ХIX вв. передовые представители естествознания и философии уже стали в той или иной мере преодолевать метафизический способ мышления. Все более пробивала себе дорогу идея развития природы и общества. В критике метафизических воззрений и в теоретической подготовке диалектического метода значительную роль сыграли представители классической немецкой философии. Осуществляя коренной поворот философской мысли от онтологического к гносеологическому типу мышления, немецкая классика все-таки не лишает категорию пространства связи с понятием бытия. Так для Канта бытие не есть свойство вещей, это общий способ связи наших понятий и суждений.  Исследуемая автором категория играет отнюдь не последнюю роль в процессе познания. При том, стоит отметить, что пространство Кант исследует практически только в его связи со временем. Именно две этих категории и есть априорные (доопытные) формы чувственности. Накладываясь на хаос ощущений, эти априорные формы упорядочивают их в пространстве и времени. Кроме того, в силу вечности существования материи, вечны пространство и время. Не может быть такого положения, когда материя существовала бы или до того, как появились пространство и время, как после того, как они уже исчезли. С точки зрения Канта, получается, что чуть ли не сама природа уготовила в пространственных и временных формах данности мира те элементарные предпосылки, без которых не мыслимо столь сложное с точки зрения содержания и столь простое с точки зрения гносеологической природы, математическое знание.

Характеризуя сугубо априорный гносеологический статус пространства, Кант писал: “Никогда нельзя представить отсутствие пространства, хотя нетрудно представить себе отсутствие предметов в нем”. Перелистнув страницу “Критики чистого разума” находим и другие не менее значимые характеристики этой категории: “Пространство в существе своем едино” и “пространство представляется как бесконечно данная величина” .

Пытаясь разрешить проблему Юма, вопрошающего о характере причинности, Кант находит свой ответ на этот вопрос. Если причинность Юма строится исключительно на ассоциативности, для Канта причинность есть некий момент явления, то есть – опыт.  Пространство и время, по Канту, являются не объективными формами существования материи, а всего лишь формами человеческого сознания, априорными формами чувственного созерцания: пространство лежит в  основе внешнего созерцания, а время – в основе внутреннего. “Пространство и время, вместе взятые, суть чистые формы всякого чувственного созерцания, и именно благодаря этому возможны априорные синтетические положения” [43],”Кроме пространства, нет ни одного другого объективного и относящегося к чему-то внешнему представления, которое могло бы считаться aprioriобъективным” [44]. Пространство и время, с точки зрения философа, есть те две категории, которые локализуют и упорядочивают всякий чувственный опыт. Однако при этом ясно, что невозможно вывести из опыта само пространство и само время. То есть эти категории – суть способы восприятия чувственных вещей. Они дают субъекту возможность познать окружающую его действительность, то есть они делают реальным познаваемое бытие для познающего человека. Таким образом у Канта категория пространства, переходя в сферу гносеологии, все равно остается неразрывно связанной с онтологическими посылками. “Пространство” и “бытие” не становятся по разные стороны  философской мысли.

6. Реальное пространство – базис бытия архитектуры.

Неоднородность категории пространства нетрудно проследить в философии Гегеля. С точки зрения философа, пространство и время выступают в качестве внешних форм по отношению к понятию, но они внутренне присущи самой природе. Категории пространства и времени, поставленные Кантом на одну ступень априорного бытия, выступают у Гегеля формами, в которых Дух являет себя вовне. Чем дальше входит дух вовнутрь своего чисто логического развития, чтобы в финале выразиться в адекватном виде, в форме понятия, тем больше он освобождается от времени и пространства. Таким образом, Гегель показывает нам внешний характер пространства по отношению к понятию.

Пространство, с его точки зрения, есть “совершено идеальная рядоположенность, потому что оно есть вне себя бытие; оно есть просто непрерывно, потому что эта внеположенность совершенно абстрактна и не имеет в себе никакого определенного различия” [45]. Следуя диалектическому методу, Гегель заявляет, что “Все действительное содержит внутри себя противоположные определения, и, следовательно, познание, а точнее, определение предмета в понятиях означает познание его как конкретного единства противоположных определений” [46]. Пытаясь проникнуть в суть категории пространства Гегель рассматривает ее, исходя из противоположных моментов этого понятия.Неоднозначность пространства связана в первую очередь с феноменом места (категории родственной пространству, но в то же время отличной от него). Место, по Гегелю,  “представляет собой пространственную и, следовательно, равнодушную единичность и оно является таковой лишь в качестве пространственного “теперь”. [47]Таким образом, пространство как таковое включает в себя множество теперь-пространств. В категории пространства фиксируется на уровне созерцания абстрактная всеобщность бытия в непосредственной внешности, в голой форме, несвязанная, безразличная рядоположенность бытия, которая представляет собой абстрактное, чистое количество, лишенное качественной определенности. “В пространстве (и его границе) как наличном количестве все устойчиво, все покоится. В этом и состоит его главное отличие от времени. Однако для пространства характерно противоречие. Оно отрицает себя, распадаясь на множество нейтральных по отношению друг к другу покоящихся бытий. Противоречивость пространства состоит в том, что оно, с одной стороны, представляет рядоположенность множества бытия, а с другой – предстает непосредственностью абстрактно-тождественного себе бытия” [48]

Как уже было сказано, на категорию пространства философия немецкой классики обращает внимание, как на жизненное пространство, место бытия человека как физического тела. Благодаря немецкой классической философии, пространство принимает форму не только вещи в себе. Оно – непременное условие всякой жизненной конкретики. Как писал в своих “Предварительных тезисах к реформе философии” Людвиг Фейербах: “Пространство и время составляют формы бытия всего сущего. Только существование в пространстве и времени есть существование”. Пространство становится залогом бытия человеческой деятельности. Рассматривая искусство как “художественное творчество” [49], как один из аспектов человеческой деятельности, мы представляем себе пространство в качестве способа его бытия. Феномен искусства включает в себя, таким образом, одно из множества теперь-пространств. Таким образом, можно смело утверждать, что пространство составляет онтологический базис для существования архитектуры, искусственного конструирования среды.

Тому, что пространство является основополагающей онтологической единицей архитектуры, не противоречит даже концепция диалектического материализма. “Основные формы всякого бытия, – поучает Энгельс Дюринга, – суть пространство и время”. Однако, между тем взгляд диалектических материалистов расставляет несколько другие акценты в данном вопросе. Так, по Энгельсу, находиться в пространстве –  значит быть в форме расположения одного возле другого, существовать во времени – значит быть в форме последовательности одного после другого. Энгельс подчеркивал, что “… обе эти формы существования материи без материи суть ничто, пустые представления, абстракции, существующие только в нашей голове” [50] Согласно этому утверждению мы можем сделать вывод, что не только архитектура существует за счет пространства, но и пространство заявляет о себе с помощью архитектуры. Получается, что зодчество есть конкретный способ бытия абстрактной категории пространства.

В конце 19 – начале 20 вв. произошло глубокое изменение научных представлений о материи и, соответственно, радикальное изменение понятия пространства. В физическую картину мира вошла концепция поля  как формы материальной связи между частицами вещества, как особой формы материи. Относительность пространственно-временных характеристик тел была полностью подтверждена опытом. Отсюда был сделан вывод, что представления об абсолютном пространстве просто несостоятельны. Теперь пространство, как впрочем и время, являются именно общими формами координации материальных явлений, а не самостоятельно существующими (независимо от материи) началами бытия. Теория относительности исключает представление о пустых пространствах, имеющих собственные размеры. “Таким образом развитие физики и астрономии доказало несостоятельность как априоризма Канта, то есть понимания пространства как априорных форм человеческого восприятия, природа которых неизменна и независима от материи, так и ньютоновой догматической концепции пространства. Связь пространства с материей выражается теперь не только в зависимости законов пространства от общих закономерностей, определяющих взаимодействия материальных объектов. Она проявляется и в наличии характерного ритма существования материальных объектов и процессов” [51]. Показательным примером данному утверждению опять же служит система архитектуры. Материализуясь в ней, пространство приобретает новые характеристики. В сравнении с качествами пространства как абстракции, “реальное” пространство архитектуры имеет свои концептуальные особенности. Пространство зодчества – символично. Его возникающая идеологическая составляющая делает его причастным к сфере художественного.  Пространство становится залогом бытия художественной формы в архитектуре.

Сноски.

[1] Гегель ГВФ. Энциклопедия философских наук / Соч., I 1,М.-Л., 1929, С. 148.

[2] Там же. С. 104.

[3] Гайденко. Бытие и разум // Вопросы философии. – М.: Наука, 1997 №7 – С. 114.

[4] Гайденко. Бытие и разум // Вопросы философии. – М.: Наука, 1997 №7 – С. 114.

[5] Большая советская энциклопедия

[6] Большая советская энциклопедия

[7] Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.

[8] Корухов В.В., Симанов А.Л., Шарыпов О.В. Методологические проблемы исследования структуры пространства//

[9] Дикке Р. Многоликий Мах // Гравитация и относительность. – М., 1965. – С. 221.

[10] Гайденко. Бытие и разум // Вопросы философии. – М.: Наука, 1997 №7 – С. 115.

[11] Пространство и время /под. ред. М.А. Парнюк/. – Киев: Наукова думка, 1984. – стр. 23-24.

[12] Гайденко П.П.. Бытие и разум // Вопросы философии. – М.: Наука, 1997 №7 – С. 117.

[13] Там же.

[14] Пространство и время /под. ред. М.А. Парнюк/. – Киев: Наукова думка, 1984. – С. 25.

[15] Кар Т.Л. О природе вещей. – М.: 1958. – С.37.

[16] Пространство и время /под. ред. М.А. Парнюк/. – Киев: Наукова думка, 1984. – С. 26.

[17] Аристотель. Категории. /Собр. соч. – Мн.: Литература, 1998. – С. 1153.

[18] Пространство и время /под. ред. М.А. Парнюк/. – Киев: Наукова думка, 1984. – С. 30.

[19] Волков Г.Н. У колыбели науки. – М.: Молодая гвардия, 1971. – С. 194.

[20] Ветхий Завет/ Закон Божий, VI репринтное издание, М.: Молодая гвардия, 1990. –  С. 106.

[21] Пространство и время /под. ред. М.А. Парнюк. – Киев: Наукова думка, 1984. – С. 32.

[22] Там же.

[23] Ахундов Н.Д. Концепции пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы. – М.: Наука, 1983. – С. 126.

[24] Августин А. Исповедь, VII, 5. //Цит. по Гайденко П.П.. Бытие и разум // Вопросы философии. – М.: Наука, 1997 №7 – С. 129.

[25] Пространство и время /под. ред. М.А. Парнюк. – Киев: Наукова думка, 1984. – С. 33.

[26] Аль-Кинди. Книга о пяти сущностях.//Избранные произведения мыслителей стран Ближнего и Среднего Востока. – М.: Искусство, 1971. – С. 114.

[27] Бруно Дж. Диалоги. –М.: Просвещение, 1949. – С.311-312.

[28] Пространство и время /под. ред. М.А. Парнюк. – Киев: Наукова думка, 1984. – С. 42.

[29] Гоббс Т. О теле. / Избранные произведения в2-х тт. – М.: Наука, 1964. – Т.1, С. 126.

[30] Там же. С. 126-127.

[31] Локк Дж. Опыт о человеческом разуме. – М., Просвещение, 1988. С. 99-100.

[32] Декарт Р. Трактат о свете. /Избранные произведения. – М.: Наука, 1950. – С. 183-184.

[33] Там же. С. 196.

[34] Лейбниц. Переписка с Киарком. /Соч. в 4-х тт. – М.: Наука, 1982. – Т.1, С. 441.

[35] Там же. С. 451.

[36] Толанд Дж. Письма к Серене. /В кн.: Английские материалисты XVIII века./ Собр. произведений в3-х тт. – М.: Наука, 1967. – Т.1, С.164.

[37]Пространство и время /под. ред. М.А. Парнюк. – Киев: Наукова думка, 1984. – С. 48.

[38] Локк Дж. Опыт о человеческом разуме. – М., Просвещение, 1988. С. 99-100.

[39] Беркли Дж. Трактат о принципах человеческого знания. /Сочинения. – М.: Просвещение, 1987. – С. 216.

[40] Юм Д. Тракта о человеческой природе. – Сочинения в 2-х тт. – М.: Наука, 1966. – Т.1, С. 127.

[41] Там же. С. 132.

[42] Юм Д. Тракта о человеческой природе. /Цит. по Таранов П.С. Философия изнутри. – М.: Остожье, 1996. – С.309.

[43] Кант И. Критика чистого разума. – Соч., Т.3, С.142

[44] Кант И. Критика чистого разума. – Соч., Т.3, С.134

[45] Гегель Ф.-В.-Г. Философия природы. / Энциклопедия философских наук. – М.: Мысль, 1977. – Т.2, С. 45

[46] Гегель. Феноменология духа./ Цит. по П.С. Таранов. Философия изнутри С. 371

[47] Там же. С. 60.

[48] Пространство и время /под. ред. М.А. Парнюк/. – Киев: Наукова думка, 1984. – С. 89

[49] Гегель. Эстетика. Соч., Т 1,М.-Л., 1929, С. 7.

[50] Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 20, с. 550

[51] Большая советская энциклопедия.